Под его взором

Бутхилл лежит на чужих коленях, уткнувшись в тонкий шёлк одежд Сандея затылком, пачкая приятную на ощупь ткань в алую кровь. Сандей смотрит на него сверху вниз с долей некого сожаления,прежде чем и вовсе отвести взгляд. В последние тянущиеся минуты чужой обрывающийся жизни прижимая его к себе. Руки Сандея как всегда холодные в качестве свидетельства об отсутствии даже капли жизни в людском представлении в его бледном теле. Ангел, сошедший с небес на грешные, не раз политые кровью земли, Ангел, что сейчас разделяет чужие последние минуты. Бутхилл не выделялся праведностью как и не сейчас, как и никогда в своей короткой жизни,когда мимолётное детство осталось далеко позади. Самый обычный грешник,не более, не менее. Не больше чем обычный мусор на пути у слишком сострадательного к Бутхиллу Сандею. Несмотря на холод конечностей мужчины, если вообще Бутхилл в праве называть его таковым, он так или иначе отчаянно продолжает внушать себе их тепло, как будто бы это могло бы что-то исправить. Свободной рукой Сандей всё ещё держит вероятно горячий чай в фарфоровой посуде. Бутхилл никогда не спрашивал, имеет ли людская еда вкус для него, но сейчас хотелось чтобы тот чувствовал это и мог запечатлеть этот момент в своей памяти во всей красе. До ужаса эгоистично, но это более никогда не будет иметь какого-либо значения. Имеет ли вообще что-то значение в этот чёртов момент кроме того,что он сейчас не один? Сандей как всегда спокоен, но во взгляде читается еле заметная тревога, когда очи Бутхилла закрываются,а из его уст издаётся удручающий кашель,когда Бутхилл захлёбывается в собственном дыхании. Это заставляет Сандея всё же прервать молчание,желая хотя бы постараться своим говором успокоить его затуманенный волнением разум. Бутхилл вероятно заслуживает это, в отличие от Сандея. Бутхилл вряд-ли заслуживает даже взора Сандея, и он вполне осознаёт это с самого начала их.. отношений? Бутхилл искренне желает сделать что-то или хотя бы произнести что-то, хотя бы в качестве прощания с нависающим над ним божественным существом. Хотелось бы приподняться, крепко сковывая Ангела в прощальные объятия, но не может даже элементарно сдвинуться с места. Каждое движение отдаётся неприятной болью,дышать с каждым мгновением всё невозможнее, как будто бы в знак его полной обречённости сейчас. Даже самый короткий вдох также приносит мучения настолько, что выговорить что-то кажется чем-то недосягаемым. Остаётся лишь задыхаться в попытке вдоха, где-то внутри имея осознание того, что ему это уже вряд-ли сможет помочь. Страх с каждым мгновением отпускает душу. С ним ему больше не страшно. Он может быть спокойным, когда ангел здесь, рядом. С ним он в наигранной безопасности даже сейчас и этого хватает для чего-то около счастья. Сандей зачитывает ему лекцию об его неосторожности, о том, что у него были шансы жить. Уже поздно. Уже слишком поздно. Бутхилл мог бы прожить целую жизнь под чужим томным взглядом, если бы сейчас не истекал собственной кровью. Всему приходит конец, чужому говору - тоже. Сандей затихает. Они могли бы насладиться долгожданной тишиной, если бы не отчаянные попытки Бутхилла, заранее обречённые на неудачу. Они оба заведомо знали, что это их истинно последняя встреча. Ожидание... Слишком тягостное. —Душа моя, Я бы пожелал разделить с тобой этот чай, однако... — слова Сандея резко обрываются, отрывая руку от затылка возлюбленного. Бутхилл хотел бы запечатлеть каждое слово, срывающиеся с чужих уст, но вряд-ли уже когда-либо сможет. Слыша затихающую речь, Бутхилл в последний момент осознаёт, что это и есть конец его жизни. Неизвестность стягивает его подсознание в конечные секунды его существования. Жалеть теперь уже нет времени.