You are this force in my life that I can't live without

«Oh, all my emotions Feel like explosions when you are around»

      – Что это? – Мальчишка задумчиво склонил голову набок, проводил взглядом желтоватый свернутый вчетверо листок. Тот выскользнул из книги, когда порыв ветра прошелся легким стаккато по страницам, словно по клавишам фортепиано.       Глаза, некогда вмещавшие в себя изумрудную зелень ирландских лугов, и от которых теперь во все стороны лучиками разбегались морщины, озадаченно шарили по земле в поисках пропажи. Листок затерялся в выжженной горячим июльским солнцем траве, и даже очки не помогали его обнаружить. Смекнув, в чем дело, Гэвин подобрал листок и протянул его миссис О'Брайен. Узловатые, плохо сгибающиеся пальцы развернули бумагу и поднесли к лицу, после чего его осветила такая теплая улыбка, что мальчишка замер на месте. Он почти слышал, как слова тихонько крадутся по тропкам, сбиваясь в стайки образов. Так захотелось позвать Стиви, но тогда он наверняка спугнет слетающиеся со всех сторон бескрайнего леса памяти миссис О’Брайен воспоминания. «Тсс, – приказал он сам себе, – слушай в оба уха. Да и вообще, быть не может, чтоб Стиви не знал, это ж его бабушка!»       – Это было так давно, но я помню. Чудесный стоял вечер. Майский. Я заканчивала колледж, и перед летними каникулами традиционно устроили танцы. Мама помогла сшить красивое-красивое платье – дядя Джек когда-то привез ей в подарок настоящее кимоно из самой Японии, и матушка вдохнула в него новую жизнь. Ах, как кружилась юбка с цветами сакуры! Я была похожа на героиню Луизы Мэй – оставалось только, чтобы к дому подъехал джентльмен в двуколке, запряженной статным скакуном. Но и тут меня ждал сюрприз. Мой дорогой Хьюго и без того был настоящий джентльмен. Он забрал меня из дома, усадил в отцовский ровер и увез праздновать. Мы танцевали весь вечер, пили апельсиновую шипучку, шутили и считали звёзды. А потом он вытащил из внутреннего кармана что-то и протянул мне. Это было стихотворение. Его собственное, посвященное мне. – Слегка дрожащая рука заправила за ухо пепельно-белый локон. – Когда я оторвала взгляд от старательно выведенных строк, Хьюго опустился на одно колено и спросил, окажу ли я ему честь стать миссис О'Брайен. – Сухая ладонь с резко выделяющимися венами погладила обложку книжного тома в потертом кожаном переплете. – С того дня он не раз дарил мне стихи. Свои и других поэтов. Погоди-ка, было у меня одно... – Старушка неспешно просматривала книгу, пока не нашла то, что искала. – Возьмите, молодой человек. И помните, какой бы век ни был на дворе, поэзия никогда не выйдет из моды. А сейчас нам пора в дом. Сегодня непременно будет гроза, надо успеть все убрать с улицы.       Гэвин неуверенно взял подарок и сунул в карман.       ***       – Слушай, твоя бабушка дала мне это. – Он помахал бумажкой у Стиви перед носом. – Ты у нас умник, а мне это ни к чему.       Стиви энергично замотал головой.       – Ну нет, раз бабуля дала тебе это, пусть у тебя и остается. Уверен, что в перерывах между драками и хулиганством, читать ты все же научился. Надо же хотя бы иногда делать вид, что ты человек. Да и вообще, девчонкам такое нравится. – Стиви многозначительно поправил указательным пальцем очки на переносице.       Гэвин лишь фыркнул.       – Ничего тупее не придумал? Ладно уж, пусть остается. Чтоб читать не разучиться.       Стивен усмехнулся и пихнул друга в плечо. Ему бабушка тоже подарила стихотворение, где-то год назад. Сказала, что однажды он захочет показать его самому особенному человеку. Осталось его только найти.       ***       – Ты чего такой недовольный, кто тебя так? – Стиви открыл дверь, пропуская Гэвина в дом.       – Он порвал его. – Гэвина трясло от ярости. Разбитая скула опухла и наливалась сливовой синевой. – Этот тупой ублюдок его порвал!       Вечно чумазые и исцарапанные пальцы потянулись за табаком, но самокрутка никак не выходила, отчего Рид бесился еще больше.       Стиви вытащил из морозилки сверток замороженных ягод, вернулся на крыльцо и протянул Гэвину.       – Что порвал-то? – Когда друг отмахнулся от предлагаемой помощи, Стивен подошел ближе и сам приложил холод к разбитому лицу, не обращая внимания на раздавшееся шипение.       – Стихи. – Через какое-то время буркнул Гэвин, но сверток все-таки забрал. – Они выпали из учебника, когда этот осел Пол несся по коридору.       – Ха, стихи! Тебе ж они до одного места. Пропали и пропали, тоже мне проблема. – Деловито скручивая сигарету, пожал плечами Стиви. Протянув ее Гэвину, он чиркнул спичкой. – Бабушка сделала блины на завтрак, есть будешь?       Зеленющие глаза загорелись голодным огнем. Блины звучали как пища богов – его мать таким не баловала – что нашел, тем и прокормился. Желудок призывно заурчал, говоря за своего хозяина.       – Конечно будешь, кого я спрашиваю. – Стиви снова исчез в доме, ставя на плиту сковородку и чайник, после чего подсел на ступеньку с облупившейся белой краской рядом с Гэвином. – Ты правда из-за стихов расстроился? – Осторожно поинтересовался он, сняв очки.       – Нет, конечно. Просто их подарила твоя бабушка, и это был один из тех дней, когда все было... ну... нормально. Не так, как сейчас.       Стиви протер очки рукавом свитера, аккуратно вернул их на привычное место и бросил:       – Жди здесь, я сейчас.       Он побежал в свою комнату и вытащил жестяную коробку из-под печенья, где хранил всякие нужные мелочи, и вытряхнул на кровать. Среди нескольких фотографий, вырезок из научных журналов и скромных сбережений он нашел выцветший листок бумаги и вернулся на крыльцо.       – Держи.       Гэвин уставился на протянутую ему бумажку.       – Что это?       – Бабушкины стихи. Только другие.       – А как же ты?       – А я их наизусть выучил, уже не забуду. Бери давай, обед сгорит. Гэвин забрал листок и пошел помогать Стиви расправляться с блинами.       ***       Глядя, как на пол прихожей с них ручьями стекает вода, Гэвин выругался. Ему было мокро и холодно, хотелось в горячий душ и курить. Руки и лицо неприятно саднило от колючих кустов, через которые они продирались в погоне за любителем ботаники. Той ее области, за которую в большинстве стран вместо сомнительных фантазий о прибавке к стипендии можно было получить срок и весьма реальный. Остервенело скинув пропитавшуюся влагой одежду, детектив направился в ванную, оставляя за собой мокрые отпечатки босых ног.       Пока Ричард ставил вариться кофе и готовил сэндвичи, Гэвин отогревался под горячей водой.       – Черт, тостер! – Ричард поставил на стол кружку и вскинул взгляд на вышедшего из ванной. – В моем шкафу есть сухая одежда и чистые полотенца. Давай сюда кофейник и вперёд, пока наша квартира окончательно не превратилась в болото.       – Наша? – Ричард передал кофейник, вопросительно изогнув бровь. – Вы имеете ввиду себя и свои психические расстройства?       – Иди уже. – Поднося ко рту сигарету и следя за тем как разгорается красная точка на конце от огня зажигалки, проворчал Рид.       Он прислонился к подоконнику и закурил, пряча в сизых клубах тень улыбки. «Наша квартира» – он определенно не испытывал привычной гложущей тревоги, произнося это. Зато было какое-то отстраненное спокойствие, как в далеком детстве, когда все свои немногочисленные радости он делил со Стиви, зависая в его доме. Так часто, что, пожалуй, считал его семью куда больше своей, чем ту, что ему досталась. И вот теперь с ним рядом снова был тот, кому было на него не наплевать, в отличие от всех остальных. Кроме, может быть, Тины и старины Фаулера. Но Ричард сумел стать ему еще ближе. Рид не всегда знал, как это показать, но впервые за очень, очень долгое время чувствовал себя счастливым. Ричард не пытался его исправить, и всё же делал лучше, возвращал целостность. Рядом с ним Гэвин не чувствовал себя раздробленным, склеенным из кусочков.       – Я нашел это, когда убирал вещи в стирку. Совсем промокло. – Ричард появился на кухне в черной рубашке Рида и в его джинсах, протягивая то, что некогда было сложенным листом бумаги.       – Вот дерьмо. – Гэвин шумно выдохнув сквозь стиснутые зубы, он бросил лист на стол и зарылся пальцами в волосы.       – Гэвин? – RK900 невесомо коснулся его плеча. Диод тревожно мигнул желтым. – Это было что-то важное?       Детектив устало сполз по стене на пол.       – Да. Я таскал его с собой больше двадцати лет, да так ни разу и не развернул. – Ричард опустился на пол рядом и не решался нарушить повисшее молчание. Закурив новую сигарету, Гэвин ещё какое-то время помолчал, а потом выпалил: – Это стихи. Друг подарил, когда мы еще в младшей школе учились.       – Стивен? – Диод вспыхнул красным.       – Он самый. За месяц до того, как на него напал этот ублюдочный торчок.       – Ты бы хотел узнать, что там написано?       Гэвин затянулся так, что фильтр обжог пальцы и, запрокинув голову, выдохнул дым в потолок.       – Да.       Ричард бережно взял в руки истрепавшийся лист. Мокрая бумага рвалась по линиям сгибов и выцветшие, размытые дождем чернила были едва видны. В отличие от ярких бурых брызг, местами въевшихся в поверхность. Это было не просто стихотворение, это была живая история. Если бы бумага хранила прошлое, Ричард как на старой киноленте увидел бы прокручиваемые моменты из жизни детектива. Так часто пальцы касались нагрудного кармана – Рид находил в этой хрупкой вещи успокоение для истерзанного духа, в какую бы глубокую яму его не сталкивала судьба. Всегда. Зрительный модуль RK900 выявил даже голубоватые потеки тириума в одном из углов. Тириума своей модели. Это был единственный раз, когда вперемешку с матом с губ детектива сорвалось что-то похожее на молитву, пока он прижимал к груди поврежденный корпус: «Господи, пожалуйста... Не смей умирать».       Стремительно анализируя надписи и делая множество параллельных запросов, Ричард вскоре нашел то, что искал и вывел на внутренний интерфейс.       – Могу я прочесть? – Осторожно спросил он, возвращая рассыпающийся листок Гэвину. Тот, помедлив, кивнул, зажигая очередную сигарету.       – «Нет, мне ни в чем не надо половины!» – Мягкий тембр RK900 зазвучал в тишине, с каждой строкой поднимая целый ворох воспоминаний. Волнуя и заставляя детектива прикрыть глаза. Смывая боль подобно ласковому дождю из любимого Стиви рассказа Брэдбери и принося пусть небольшое, но облегчение.       Телефон отозвался уведомлением о новом сообщении. Ричард разблокировал экран, привлекая внимание детектива. Он отправил ему текст. Гэвин скользнул взглядом по успевшим отпечататься в самом сердце словам и срывающимся на шепот голосом повторил вслед за RK900 последнюю строфу.       – «Хочу лишь половину той подушки,       Где, бережно прижатое к щеке,       Беспомощной звездой, звездой падучей       Кольцо мерцает на твоей руке»       Гэвин ощутил, что губы дрогнули в улыбке. Стоило двадцать лет носить на груди стихи, которые помогли ему понять, чего он хочет, оформив это в такое простое и бесконечно много вмещающее в себя слово.       Семья.       RK900 считывал стремительное падение уровня стресса и увеличение уровня эндорфинов. Недокуренная сигарета была решительно затушена о край пепельницы.       – Хорошо сказано. И знаешь, что? Я хочу это увидеть, Ричи.       С ладони Ричарда уже таким привычно родным мерцанием исчезал скин. Переплетая пальцы с пальцами своего самого главного человека, он поднес их к своей груди и тихо произнес, склоняясь к Гэвину:       – Я только что пережил девиацию во второй раз.