Всё напоминает о тебе
А ты нигде
Остался мир
Который вместе видел нас
В последний раз
Дождь хлещет по щекам, тяжелыми каплями ударяя в лицо и смешиваясь со слезами. Дима быстро идет, а после и вовсе бежит как можно дальше от места, где более не хотел находиться ни секунды. Дыхание перехватывало от бега, легкие горели, а в боку нещадно кололо. Переходя на шаг, начал останавливаться под одиноким фонарным столбом, а перед глазами только яркий свет, стена дождя, а дальше вытянутой руки и вовсе ничего не видно, как минимум потому, что очки остались где-то позади. В старых проводных наушниках (новомодные беспроводные остались покоиться примерно там же, где и очки) играет музыка, старающаяся заглушить его боль, при этом расковыривая рану еще больше.
Комната с балконом и окно
Светла сейчас
Чиста как день
Который вместе видел нас
В последний раз
Становится плохо от быстрого бега с сумкой наперевес, хоть в ней всего один красивый немецкий скетчбук в кожаном переплете, почти без чистых листов, потому что большую часть него занимают портреты все еще любимого оружейного магната – Августа ван дер Хольта. Дубин сел прямо на мокрый асфальт, опираясь спиной на холодный фонарный столб. А причиной всему этому послужило лишь то, что Август полностью хотел ограничить Диму от работы в полиции, бесконечно его оберегая
(гиперопекая) практически во всем. По мнению самого Августа, это была очень глупая причина для разногласий, но дело в том, что разговор на тему того, что Дима не бросит свою работу, которой он живет, не в первый, не в десятый и, кажется, даже не в сотый раз. И Дима просто вспыхнул, как спичка. С треском, разрезая окружающую тишину своим криком, обжигая Хольта своими словами, а потом и быстро потухая, захватывая свою сумку и выбегая на улицу.
Время пройдёт, и ты забудешь, всё что было
С тобой у нас, с тобой у нас
Где-то справа мелькали молнии, а через пару секунд слышался и гром. Дима грустно усмехается, проводя параллель с молниями Августа.
— Даже здесь, сука, напоминаешь о себе... – слова тонут в звуках дождя.
Телефон в кармане промокших брюк длительное время вибрирует от приходящих на него звонков и сообщений, Дима смотрит в чересчур яркий экран, ставит песню на повтор и замечает количество пропущенных звонков от Хольта и своих друзей, некоторые из них «Dima, ты где??!», «Otto has already gone to look for you, Dima, don't go anywhere!!», «Дим, че мне твой электровеник звонит? Че у вас случилось?», «Дима, Игорь беспокоится, ответь хотя бы ему! Я буду ждать твоего сообщения! Если понадобится, я на него столько всего накопаю, одним видеороликом ему всю репутацию подпорчу, а Игорь лицо подправит!». Пелена слез в глазах становилась все мутнее, а сам Дмитрий уже перестал чувствовать, как они стекают по его замерзшим щекам, а на лице появилась какая-то вымученная грустно-веселая улыбка, в следующий момент искажающая его лицо в беззвучный крик. В горле встает ком, что даже кричать уже нет сил, и так сорвал голос в крике на Августа и его головорезов, которые поначалу не выпускали его из места, которое он мог называть домом ровно до сегодняшнего дня.
Нет, я не жду тебя
Но знай, что я любила
В последний раз
В последний раз
Дима, ковыляя до своей крохотной квартиры, подумал, что при взгляде на нее Август бы точно сказал «Oh mein Gott, sunshine, в моей резиденции один гардероб стоит в five раз больше, чем весь этот дом», от этих мыслей останавливается, а из дрожащих рук безвольно падают ключи, звоном отражаясь от пустых стен. Нет, домой он точно не пойдет.
Дни пройдут, не знаю сколько зим
И сколько лет
Быть может, я смогу быть счастлива с другим
А, может, нет
Взбираясь по скользкой лестнице на крышу, Дима уже и сам не понимал,
боится он оступиться или нет. Здесь он всегда находит душевное спокойствие и вдохновение. Яркие ночные огни Петербурга в его глазах размываются, превращаются в пляшущие мутные огоньки, но даже так вид перехватывал дыхание, а город был как на ладошке. Вот зажигались и угасали теплые светящиеся пятнышки окон многоэтажек, вот никогда не угасающие офисы, вот машины звуком колес по мокрой дороге не давали городу затихнуть ни на минуту. А вот Дима. Дима, промокший до нитки под дождем, сидит на крыше, а легкий ветер обдает его приятным запахом уже закончившегося ливня.
Пусть ничто не вечно под луной
Но ни на час
Я не забуду дня, когда ты был со мной
В последний раз
Димины мысли сейчас целиком и полностью занимает лишь один точеный профиль и явно искривший от эмоций позвоночник Августа. Был бы здесь Игорь, сказал бы «Диман, да ну его, вентилятора этого, не парься. Сам виноват, павлин, все перья ему выщипаю», была бы здесь Юля, сначала бы наругалась на Грома, а потом «Дим, не стоит он того, чтобы ты сейчас вот так сидел и плакал из-за него. Ты правильно все сказал и поступил», а потом отвела бы его в квартиру и отпоила горячим чаем, а потом долго ругалась на то, что он заболел. Ругалась, но потом через Игоря бы интересовалась состоянием его здоровья и передавала свежие фрукты. А если бы здесь был Август, то...
«То что? – пронеслось в мыслях Димы, когда закончилась музыка, снова давая разрывающим душу мыслям шуметь в голове пчелиным ульем, – Стоял бы рядом, а в паре шагов от нас снова его миньоны в смокингах, а внизу еще несколько? Снова бы не оставляли нас ни на минуту, а он постоянно говорил, что такие посиделки могут быть “very dangerous” и в такой же бронированной тачке повез меня домой?»
Дима ударил себя сначала по коленке, а затем и дал себе пару пощечин за непрекращающиеся мысли лишь о нем. Подходит почти к самому краю скользкой крыши, найдя опору в виде шатких, ненадежных, но придающих мнимую уверенность в собственной безопасности перил. В голове в один момент все затихает и становится так... легко и спокойно? Последствия истерики дали знать о себе только сейчас, когда лицо горит от своих же пощечин, глаза сушит от слез и чуть-чуть побаливают из-за длительных попыток сфокусировать свой взгляд на зданиях вдалеке, а рука, оказывается, тоже болит. Сначала он ранил руку, когда выбегал из огороженной территории, а потом поранился об заржавевшую старую дверь, ведущую на крышу.
— Да кого я обманываю, – разочарованный вздох, а на слезы уже не остается сил.
Взгляд вниз и по всему телу пробегает мелкая дрожь, а в животе завязывается узел страха, а в голове промелькивают тревожные мысли. Перевешивается через край перил, что трясутся, но выдерживают. Как там называется это чувство? Кажется «зов пустоты»? Дима о чем-то таком читал, а потом с горящими глазами рассказывал о своем небольшом расследовании на эту тему вечно занятому Августу. Потом тот в ответ на «Тебе вообще хоть интересно?» посмотрел на него своими красивыми темными глазами и «Конечно интересно, meine Sonne, но надеюсь, ты ничего подобного не испытывал?» и опять бесконечное переживание. С одной стороны, можно было его понять. Было видно, что сердце самого Августа ван дер Хольта целиком и полностью захватил самый обычный Дмитрий Дубин, всего лишь младший лейтенант из Питера. Дима чувствовал себя рядом с Августом... лишним? Безусловно, он его любит, любит безумно, но так надоело это все. «Dimochka, сегодня поедем на деловую встречу, my assistant скоро принесет тебе костюм» (он даже не понимал, что забыл в этом обществе. Все равно все мероприятие сидел в сторонке), «Dima, уже поздно, не едь домой один, я отправлю за тобой человека. И вообще, не пора бы тебе взять выходной? Ты слишком много работаешь, i don't like it» и много-много чего. Дима проще. У Димы деловая встреча — это максимум приезд родственников к матери, а ему необходимо приехать и выслушать, как он вырос и “каким женихом стал”. Диме хотелось просто чтобы они побыли с Августом вдвоем, без его телохранителей, его помощников и деловых встреч. Вот так же сидеть на крыше и есть шаверму, к которой у Августа были не самые лучшие чувства, но он ее даже не решался попробовать, «Игорь Гром явно влияет на тебя не самым лучшим образом, что ты можешь есть... вот это», а потом «Вечером тебе будет подана самая лучшая shaverma от моего повара». Но это все было не то! Дубин даже сам кофе не может заварить, потому что у мистера Хольта обязательно найдется человек, который варит кофе лучше всех в этом городе, а сам он не позволит Диме пить
“эту дрянь” обыкновенный 3 в 1.
Ветер колышет уже высохшие светлые волосы Димы, взгляд прикован к дороге внизу, туда-сюда снуют темные пятнышки – видимо, люди, которые были загнаны надвигающимся ливнем в ближайшие укрытия. Дубин слышит только гул машин и ветра, мерные постукивания стекающей с крыши воды по карнизам ниже и больше
ни-че-го и ни-ко-го.
Внезапно идиллия нарушается резким криком на каком-то иностранном языке и крепкими руками, обнимающими вокруг талии и оттаскивающими Дмитрия от края крыши, от тех старых перил, которые заскрипели так, будто выдохнули от того, что ответственность за жизнь светловолосого парня была для них титаническим грузом на их шатких перекладинах. Дубин словно очнулся ото сна, его вытащили со дна его успокоения, подняв наверх водной глади весь песок, вновь оказавшись в сидячем положении на холодной крыше. Он видит перед собой ошарашенное лицо Августа и думает, что ему это просто кажется. Август прислал бы любого из своих людей, но ни за что не пошел бы сам искать его и уж тем более не сунулся бы на крышу питерской многоэтажки. Но Август был совершенно настоящим, не галлюцинацией, не предсмертным видением, не сном.
— Дима, Дим, ты с ума сошел? – голос Хольта затрясся, и он еле подбирал слова на русском языке, даже в темноте было видно, что он побледнел, а глаза блестели от страха и слез.
— Ты как сюда попал? И даже удосужился вылезти на крышу. Слишком рискованно, мистер Хольт, – Дима грустно ухмыльнулся, отодвигаясь и утыкаясь лицом в свои подогнутые колени. – Можете возвращаться к своим телохранителям внизу и спокойно ехать домой. Не беспокойтесь.
— Дима! Ben je een idioot? – Август не понимал, что сейчас крылось в душе его любимого Дубина, почему тот обращался к нему на вы, почему он нашел его на крыше в таком положении. – Объясни мне хоть что-нибудь! Что это только что было?!
— Мистер Хольт, что вам объяснить? – сказал Дубин, лениво поднимая на Хольта опустошенный взгляд. Хольт был в полурасстегнутой промокшей от недавнего дождя рубашке и брюках, на голове нет привычной укладки, покрытой лаком и гелем, волосы растрепаны и слегка закручивались к концам. Это на пару секунд лишило Димы дара речи, – Что я заебался? Натурально заебался, извините за такие резкие выражения, мистер. Меня заебали твои вечные телохранители, меня заебало то, что я ни шага не могу сделать самостоятельно, Август, я не ты, я обыкновенный человек и я хотя бы хочу выбирать, какие мне трусы надеть, а не надевать то, что мне принесут очередные твои помощники! Я не могу так. Я хочу просто жить, я хочу нормально работать, чтоб ты не трясся за меня, не надоедал со своими уговорами оставить мою профессию! Август, я понимаю, что ты переживаешь за меня, но не когда ты буквально запираешь меня дома, не давая пойти на очередное расследование, хотя мы говорили об этом сто тысяч раз! – Его голос срывался на крик, а на глазах предательски выступили слезы.
— Dima, выслушай, – твердо произнес Хольт, хоть в душе нарастала паника, а голос вот-вот задрожит. – Начнем с того, что я приехал сюда один, я приехал сюда на одной из машин, на которых не уехали искать тебя. Я здесь абсолютно один, все мои люди уехали искать тебя во все части города, а я решил сам наведаться к тебе в квартиру, но увидел ключи, а потом и мокрые следы до этой лестницы. Sunshine, я... Я правда беспокоюсь за тебя, но я прошу, извини меня за все. Я люблю тебя, zon. Я больше никогда не буду препятствовать твоей работе, если ты просто будешь думать о себе в первую очередь. Ты прав, мы разные люди, но я хочу дать тебе все самое лучшее от жизни. Давай вернемся домой и обсудим, как можно сделать так, чтобы нам было комфортно жить вместе.
— Август, я не... – голос дрожал, а по щекам текли соленые слезы. Он понимал, что будет все, как и было, изменится все лишь на пару дней, недель, но не более, – Август, я больше не верю в эти сказки. Хватит с меня уже всего этого. Мы разные и это было понятно с самого начала. Я хочу обычной спокойной жизни. Ты мне уже столько раз затирал, что все изменится, мне это все уже осточертело.
— Dimochka, я абсолютно честен с тобой, – Август почувствовал, словно его сердце распадается на тысячи частей, когда он видит состояние Дубина.
— По-моему, ты всегда так говоришь, но в итоге оказывается с точностью да наоборот, – руки начинают дрожать, а в душе Димы смешивается столько противоречивых эмоций, что хочется ударить Хольта. Он злился, ненавидел, хотел ударить, убежать, разрыдаться и жить счастливо. Но будет ли он счастлив без Августа? Дима понимал, что скорее всего нет. – Просто уйди и оставь меня. Забудь все что было с тобой у нас. Найди себе, блять, кого-нибудь другого, хотя бы равного по статусу.
— Мне не нужен никто, кроме тебя, Dmitry Dubin, я прошу тебя, - Август хотел протянуть руку к такому уставшему и родному лицу Димы, но тот лишь резко отдернулся, как от огня. - Я клянусь своей жизнью, что все будет иначе. Пойми, что я переживаю за твою жизнь больше, чем за свою. Мне не хочется терять тебя, my treasure. Мне осталось не так много, но я просто хочу прожить свой остаток жизни именно с тобой.
Что-то внутри Димы сломалось окончательно. Вся та стойкость распалась как стеклянная ваза, мелкими и большими осколками, ранящими, не щадящими, впивающимися глубоко под кожу. Истерика передавливала горло с новой силой. Душила, мешала издать хоть звук, заставляя тело сильно содрогаться от рыданий.
Август медленно пододвигается к Диме, сгребая его в крепкие объятия, не желая отпускать ни на секунду. Оказавшись в теплых руках Хольта, словно птица в прочной клетке, пытается вырваться, бьет мужчину в грудь, царапает руки, держащие его, рычит от злости что-то невнятное, но иногда слышится «Я ненавижу тебя! Ненавижу!». Август знал, что это все сказано в порыве эмоций, знал, что на самом деле это не так, но удары выбивали из его груди судорожные вздохи, даже несмотря на это он продолжал гладить его по светлым волосам, шептать что-то на разных языках, прерываясь на поцелуи в макушку и новые вздохи от боли. Удары были далеко не слабыми, но Хольт терпел. Стерпел бы удары любой силы, главное, чтобы Дубин был в порядке. Вскоре Дима устал и ослаб, с его стороны слышались лишь всхлипы, а Августу самому было так паршиво на душе от того, что это именно он довел его до такого состояния.
— Ich liebe dich, Dima. Я не позволю себе разрушить все еще раз. Я неизмеримо виноват перед тобой, sunshine.
Дубин лишь цепляется пальчиками за рубашку Августа, слабо пахнущую одеколоном, чувствуя, как сильно и быстро бьется сердце мужчины, поглаживающего его по волосам.
— Let's go home? – Прошептал Август, когда всхлипы совсем стихли, а Дима окончательно обмяк в его руках. Пару минут назад Хольт дал распоряжение своим людям, чтобы они возвращались домой и не искали ни его, ни Дубина, они вернутся сами. Те запротестовали, но одно длинное сообщение о том, что он их всех поувольняет к херам, если они ослушаются его приказа, заставило их заткнуться и все же исполнить приказ.
— Нет, – послышалось по стороны Димы хриплым голосом, что, кажется, он сам удивился своему голосу. Кажется, голос будет восстанавливаться несколько дней. Почувствовав, как расслабленный Август вновь напрягся, поспешил добавить, – Сначала мы встретим рассвет прямо здесь.
Дима вынырнул из крепких рук, поднял голову и увидел, как небо постепенно окрашивается в малиново-красные тона, а где-то вдалеке первые лучи освещают дома. Август смог расслабленно и счастливо выдохнуть, улыбнулся и лег на крышу, совсем не беспокоясь о своей белой рубашке и о своем здоровье, лишь утянул за собой Дубина, укладывая его на свою грудь. Дима понял, что Август сделает ради него все, что только пожелает его душа. Именно поэтому он здесь. А Август понимал, что все, что ему нужно – улыбка Димы и его счастье.
Август поймал на себе взгляд Дубина. Уставший, сонный и чуть припухший от продолжительных слез, но наполненный необъятной любовью. Август мягко поцеловал его в лоб и потрепал по макушке, что в первых лучах солнца казалась совсем похожей на одуванчик, а Дима тем временем залюбовался Хольтом, прижавшись поближе. Таким расслабленным, тоже не менее уставшим и просто совершенным в любом своем состоянии. За все это они и любили друг друга. Да, бывали сложности, ну а куда без них сегодня? Но они все решат и останутся друг с другом на столько, сколько им времени отведено самой судьбой.
