Солнце взойдет

Последнее, что мог вспомнить Симон, это как они с Вильгельмом, ехали в машине поздно вечером. Как они проезжали по дороге сквозь густой и темный лес. Как тяжелые ветви сосен и лиственниц свисали над дорогой, мешая хоть какому-то свету проникнуть в глубину леса к трассе. И как сквозь открытый люк машины сверху, в ноздри забивался резкий, но приятный запах мокрого асфальта, из-за совсем недавно пройденного дождя. Также в асфальте отражался свет фар, которые освещали темную дорогу. Без них совсем бы не было видно дорогу. Помнил, насколько громким был треск сверчков и цикад, который еще больше дополняли их атмосферу. В салоне машины было достаточно тепло, такое же тепло как было в душе, когда Эрикссон видел сонную улыбку, сидящего за водительским сидением с ним парня. Играла легкая музыка, совсем не надоедающая, спокойная одним словом. Они не ехали слишком быстро, просто наслаждаясь поездкой, но вдруг, где-то на середине поворота, Вилли что-то выкрикнул. Он помнил как резко поднял свои глубокие карие глаза в зеркало дальнего вида, встречаясь в точности с такими же. «Закрой глаза», тихо, еле слышно произнес бывший принц и парень послушно прикрыл веки. Толпы мурашек пробегаются по телу, заставляя кожу неприятно чесаться и чувствовать себя некомфортно. Затем последовал звук рвущихся тормозов, битых стекол, такой если кинуть тяжелый камень в окно и запах горелой резины. Дальше темнота. Пугающая, душащая тишина. Гробовая тишина. Казалось, что мир просто исчез в одну секунду. Или же обратил время вспять, на события большого взрыва. Как говорили учебники, пылящиеся на полках библиотеки Хиллерска, тогда была лишь сплошная пустота. Но потом брюнет услышал, как его кто-то зовет. Симон открыл тяжелые, налитые свинцом веки, пытаясь сфокусировать взгляд. Вокруг было очень светло, даже слишком. Все вокруг походило на рай с картин, так его изображали художники. Все белое, как будто тебя закрыли в белой комнате и включили мягкий, слегка желтый свет. Парень обернулся и увидел перед собой Вильгельма. Он стоял улыбаясь. Весь в белом. Хотя когда они ехали в машине, на нем были черные брюки и такого же цвета футболка. «Вилли? Что произошло? Где мы?..», хотел спросить Симон, но он не мог. Было такое чувство, что он не мог говорить, лишь мычать. Парень, чьи волосы отдавали рыжим, подошел к Эрикссону. «Не волнуйся, Симон», тихо произнес он, положив руку на смуглую щеку. «Все хорошо, правда», глаза Вильгельма были наполнены слезами и казались красными. «Милый, прости меня. Я не хочу тебя оставлять, но я всегда буду тут», рука Вилли опустилась к груди брюнета, на область где должно биться сердце. «Скорее всего ты видишь меня в последний раз, ведь я видел, как в операционной носятся врачи. Видимо меня не успеют спасти. Помни меня, пожалуйста. Не забывай. Это самое главное. Иначе мы больше не встретимся. А также запомни, то что ночь пройдет, наступит утро ясное. Я знаю, счастье нас с тобой ждет, когда-нибудь. Ночь пройдет, пройдет пора ненастная. Запомни, что солнце взойдет!» с каждым словом голос бывшего принца становился все тише, пока совсем не пропал. Пропал, как силуэт парня, который медленно растворился, прямо на глазах Симона. А затем снова темнота… Эрикссон открыл глаза. Он резко поднялся со скрипящей больничной койки. Взгляд упал на бинты, обвязанные вокруг худого дела. На капельницу. На катетер, игла которого, впивалась в кожу, подавая прямо в вену неизвестный препарат. Аппарат рядом громко запищал, в палату забежала удивленная медсестра. «Мистер Эрикссон. Как вы? Все в порядке?», спросила невысокая девушка, глядя обеспокоено. «Где Вильгельм? Где он?», сухим и хриплым голос, после несколько дней, а может и недель молчания, ведь он не знал сколько времени он провел в отключке, прошептал Симон. «Принц Вильгельм? Приношу свои соболезнования, мы не смогли его спасти», медсестра потупила взгляд в пол, а позже добавила: «Вам скоро на процедуры, вы ведь совсем недавно очнулись, оставлю вас на некоторое время», и шаркающими по плитке шагами покинула комнату. Резкий, отчетливо устремившийся взгляд, метался по всем углам помещения, стараясь найти точку отвлечения, дыхание участилось, став отрывистым, а затем и вовсе сбилось. Потеря осела тяжелым камнем в груди, не давая сделать полноценный вдох. «Не смогли спасти», эта фраза давила на уши, повторяясь сотни тысяч раз, как обратная мантра, которая наоборот ранит, а не исцеляет. Легкие сдавила паника и тревога, но вдруг взгляд Симона привлек луч солнца падающий прямо в окно, слегка освещая своим золотым светом белые стены палаты. Казалось, что само солнце решило взглянуть на его страдания. Глаза болезненно защипали. По смуглой щеке, на которой осталось фантомное прикосновение руки Вильгельма, скатилась слеза. Солнце взойдет…