Часть первая
2027 год
Арсений сидел на мягком чёрном диване в своём кабинете и смотрел на сгорбленную худощавую фигуру парня, сидевшего прямо напротив него. — Слышь, парень, ты там вообще живой?! — в привычной манере сквозь зубы рявкает Арс. Не дождавшись ответа, Попов встаёт со своего места, обходит юношу с левой стороны и тянется рукой к мягким кудряшкам светлых волос. — Т… Ты? Но как такое возможно? — Ну я, что дальше, а? И хватит глаза пучить так, будто бы ты увидел призрака, — смеётся Шастун, отчего его бледные веки дрожат, а из глаз по щекам стекают горькие слёзы. Отсев подальше от протянутой ему ладони и клацая зубами, как волк из сказки про Красную Шапочку, парень вновь опускает свою голову вниз. — Я смотрю, у тебя жизнь наладилась с моим уходом: добился, чего так долго желал, и деньги, наверное, немалые такие поднял на «белой радости». Да? Не отвечай. По твоим глазам всё ясно. Всегда ясно, бля — Антон, хватит. Почему ты не ушёл, когда был момент? Почему ты решил остаться тут? Неужели тебе так понравилось быть со мной, что ты решил повторить этот горький опыт, малыш?! — Не льсти себе, Арс. Я не мог уйти, и мы оба знаем почему. И не трогай меня… — слёзы вновь отражаются в зелёных глазах, а страх смешивается с тихим, усталым шёпотом. Арсений возвращается на своё место, смотря украдкой на младшего, как побитый жизнью цепной пёс. Затем ложится на диван и, вытянув вперёд затёкшие за день ноги, закрывает глаза. — Это не то, чего я добивался все десять лет. Эта жизнь не для меня. Я здесь чужой, Тош. Чужой среди своих, и свой среди чужих. Этот город, эти узкие злачные и холодные улицы… Без тебя это всё потеряло смысл. Если бы я тогда знал, как всё выйдет, то никогда бы не влюблялся в тебя, чтобы потом сломать и выкинуть, как грязный мусор на улицу. Если бы я тогда знал… — Но ты не знал, Арс. Ты привык всегда всё и вся контролировать. Но то, что тогда произошло, ты не смог взять в кольцо контроля. Хотя очень старался. Ты человек слова, который ничего не знал, чёрт возьми! Или делал умелый вид, что ничего не знаешь и не понимаешь. Ты никого и ничего, кроме себя, никогда не слышишь вокруг… У тебя тогда было полно проблем. А тут ещё я неожиданно появился в твоей тихой, спокойной, размеренной жизни, как снег на голову. Тебе были противны мои взгляды на жизнь, шутки, встречи с друзьями, впрочем, как и я сам. А теперь, увидев меня вновь, ты начинаешь просить прощения за все когда-то совершённые тобой грехи. Или как это называется, м?! Не нужно отвечать. Это риторический вопрос, Попов. Правду-то мы знаем. Проблема лишь в том, что её знаем только мы вдвоём, — шепчет устало молодой человек и исподлобья смотрит на утомившегося мужчину. — Хочешь расскажу историю нашей с тобой любви? В ней найдётся место для драмы, романтики, недоверия, измен и вечного контроля одного из партнёров, даже секса. А ты потом, по завершении моего рассказа, соединишь весь пазл в единую чёткую картинку и поймёшь смысл моих слов. Только если действительно захочешь меня выслушать, запоминай все детали. Так потом будет проще составлять логические звенья в цепь хронологии событий десятилетней давности — Эм… Ладно, расскажи. Мне всегда было интересно, почему мы перестали понимать друг друга. Но, если меня вдруг что-то будет интересовать по ходу твоего рассказа, можно я буду задавать вопросы? — Да, конечно — Тогда рассказывай, — слабо улыбнувшись, произносит брюнет и садится удобнее на диване, поджав под себя ноги, как йог.2017 год
𝗣𝗼𝘃: -𝗔-𝗻-𝘁-𝗼-𝗻-
Выйдя из душного класса, нервно поправляя спадающую с плеча голубую ленту выпускника, я поднимаю голову вверх к пасмурному летнему небу и прикрываю глаза, пытаясь насладиться тишиной. Но наслаждаться прохладой и тишиной удаётся лишь первые пять минут. — Ну что, куда пойдём, Тох? — весело смеётся парень того же возраста, что и я, а затем медленно кладёт свою ладонь мне на правое плечо. От неожиданности я издаю негромкий писк. Шёлковая лента под тяжестью руки тут же теряет свою цену и неприятно щекочет оголённую шею. — Дим, ты совсем ахуел, а? Разве я тебе не говорил, чтобы ты так ко мне больше никогда не подкрадывался,— рычу я и смотрю на бедного одноклассника серьёзным взглядом. Поняв, что со мной такие шутки в конечном итоге закончатся плохо, Позов поднимает свои ладони вверх. — Всё-всё, тише. Прости, друг, я не хотел пересечь твои личные границы, — ехидно улыбается тот, а я пытаюсь понять, шутит он сейчас или реально в его мозгах что-то да поменялось за эти короткие две минуты. — Ладно, всё хорошо. Правда. Просто не трогай меня больше, ладно? Мне неприятно — Странный ты, конечно, тип, Антон. Но если не хочешь, чтобы я к тебе прикасался, нет проблем. Ты лучше мне на вопрос ответь. Куда мы двинем? Школа закончилась, экзамены все сданы, аттестаты получены. О! А погнали к Матвиенко? У него как раз сегодня вечеринка намечается по случаю окончания этого ада. Даю слово — тебя никто там не тронет, друг — Обычный я, — бурча это себе под нос, как повседневную молитву, я спускаюсь вниз по лестнице и замираю на месте, когда встречаюсь с глазами парня напротив. Тот лишь презрительно осматривает мой внешний вид, потом скользит холодным взглядом по дрожащему телу и, морщась, будто бы от кислого лимона, поднимает с земли мою ленту. — Забавно. Я здесь учусь с первого класса, а тебя вижу только сейчас Молча вырвав из его руки ткань, ускорив шаг, почти что бегу к Позову, который во время этого столкновения решил свинтить куда подальше.***
2027 год
— Подожди. По твоим словам, выходит так, что наша первая встреча, мягко говоря, прошла неудачно? Ладно, допустим. Но почему я сказал, что никогда не видел тебя раньше, хотя проучился в той же школе, что и ты, от звонка до звонка, м? — явно заинтересовавшись рассказом Антона, Арсений уже садится перед ним на пол и ждёт ответа. — Возможно, я немного недоговариваю. Но факт, что ты меня ненавидел всю жизнь, остаётся фактом. Ты меня ненавидел с детского сада, куда нас водили наши мамы. Бедные женщины думали, что мы всего лишь дети. Глупые мальчишки, которые смогут когда-то подружиться. Но дружбы не получилось. Ты отбирал мои завтраки, игрушки и любил постоянно бить меня пластмассовым грузовиком по голове, а потом жаловаться всем воспитателям вокруг, что я тебя толкаю и жадничаю для друга машинки. Наверное, это глупо — помнить обиды. Но я не могу иначе. Я помню абсолютно всё, что связано с тобой, и хочу это забыть. Но не могу. Помнить больно. Антон поворачивается к Арсению лицом, и тот только сейчас замечает шрам над его левой бровью. Во рту становится сухо, а дрожащая рука сама тянется к давно зажившей ране на теле парня. Заметив это, Шастун одним резким движением перекатывается в другой угол комнаты. — Я, кажется, попросил тебя не трогать меня — Ой, прости. Я забыл… Что было дальше?2017 год
Окончание п-ова.
Догнав Диму на пешеходном переходе и перейдя дорогу, Антон, отдышавшись, наконец, решается первым разрушить эту неловкую паузу между ними. — И что это было, твою мать? Почему ты ушёл и оставил меня одного с этим психом, Дим? Или это у тебя такая месть? Ну не люблю я к себе прикосновения… На самом деле Антон очень сильно любил, когда его прижимали к себе, заботливо гладили по голове и шептали ласковые слова о любви. Но так было до прошлого года. Сейчас же подросток на всех смотрел волком и говорил так, будто бы ему кто-то из людей был чем-то обязан. За звериной злобой скрывалась ранимая душа. Невольно поёжившись от нахлынувших воспоминаний, он вновь посмотрел на друга, который достал из кармана старой джинсовки помятую пачку «Camel compact» и, вытащив оттуда сигарету, зажал её между дрожащих пальцев. После выудив из второго кармана полудохлую зажигалку и чиркнув пару раз металлическим колёсиком, протянул вторую сигарету и для него, поджигая ту уже от своей, начиная делать размеренные затяжки, скорее, по привычке, чтобы на подольше продлить кайф. У Шастуна же этой привычки не наблюдалось, и он просто стоял рядом с Димой и пускал белые сигаретные кольца в пространство ненавистного ему с недавних пор города, продолжая думать о своём. — Прости. Мне просто Серёжа позвонил, вот я и ушёл, чтобы не мешать вам, — виновато тянет парень и смотрит на друга, который одним лишь взглядом сейчас способен прожечь в его теле дыру. — Правда, прости. Я не думал, что так всё получится, и ты из‐за этого расстроишься — Я не расстроился. Просто так не делается. Ты мог бы подождать с ответом или, на худой конец, потом перезвонить Матвиенко и сказать ему, что был занят, поэтому и не ответил сразу. Ладно, проехали. Кстати, надо бросать курить, а то дыхалка уже не та. И что там насчёт твоей вечеринки? Всё в силе? Я решил, что мне не помешает отдохнуть. Но, если меня кто-то тронет, не обижайся, я уйду с тобой или без тебя, ясно? — Ясно. Да, всё в силе. Пошли к тебе. Переоденемся, потом заскочим по пути в магазин и можно будет идти — А без бухла никак? — Ой, не будь занудой, а! Мы сдали все экзамены и можем себе позволить выпить. Тем более, что на вечеринки принято всегда приходить чуть напившись, чтобы сразу вовлечься в атмосферу царившего вокруг безумия — Вот именно эта твоя «атмосфера безумия» меня и пугает… Но, если так принято в правилах, хорошо. Не знаю, конечно, как ты, друг, но я планирую напиваться не так сильно, как в прошлом году. До сих пор стыдно***
Тем же вечером
18:55
Вечеринка в квартире шла полным ходом. Громкая музыка, играющая из динамиков чьих-то мобильных телефонов, мини-колонки, стоящие на журнальном столике в гостиной, оглушали. Антон старался пройти незамеченным вглубь комнаты, чтобы приземлиться, наконец, на подоконник в спальне Сергея и насладиться хоть немного тишиной. Но у весёлой подвыпившей компании были другие планы. Группа подростков окружает его со всех сторон, а затем кто-то из них толкает парня на пол, и тот, приземлившись на колени, роняет стакан с пивом на пол, отчего он разбивается вдребезги, а в нос ударяет резкий запах пшеничного солода. Антон пытается встать, но нога, внезапно оказавшись на его спине, прижимает того к полу всем своим весом. Толпе он больше не интересен. Каждый из собравшихся здесь продолжает веселиться, а парень, стоящий рядом с ним, расплывается в кривой улыбке. Хотелось исчезнуть. Спрятаться туда, где никто и никогда не найдёт. Содрать с себя всю кожу и остаться голым костлявым скелетом, лишь бы не чувствовать ту боль, что сейчас обжигала изнутри нежную кожу. — Ты как здесь оказался, а?! Шастик, тебе здесь не рады. Или ты забыл, что устроил в прошлом году? — с издёвкой в голосе спрашивает у него брюнет и, зарывшись ладонью в мягкие волосы парня рядом с собой, со всей силой бьёт того об пол. Секунда. Звон от удара сопровождается громким всхлипыванием, а рассечённая в кровь бровь постепенно начинает пощипывать от застрявшего в ней мелкого осколка, который недавно принадлежал разбившемуся бокалу в руках шатена. — Ты мелкая шлюха! Думаешь, я не помню ничего, да? Антону не дают и шанса на оправдания в свой адрес. Потом берут под мышки и, не обращая внимания на явное сопротивление, куда-то тащат. А дальше всё как в тумане. Его швыряют, как куклу, на кровать. Садятся верхом на ноги и вновь заливаются громким смехом. — Кричать бесполезно, малыш. Тут музыка звучит гораздо громче, чем на кухне — Арсе… Арсений, пожалуйста, остановись. Ты пьян… Отпусти меня… Я уйду. Пожалуйста, не надо. Мне больно… — Вот ты и показал себя настоящего. Тише, я не сделаю ничего плохого. Я просто хочу поиграть с тобой, малыш. Позволь папочке быть сверху. Не вертись, блять! Чем больше ты сопротивляешься, тем больнее. Лежать, сука! Антон очень сильно испугался и хотел выбежать, но Попов вскочил и резко всадил парню кулаком в живот. Не ожидая такого поворота событий, Шастун начал задыхаться, а брюнет, не теряя времени, быстро дёрнул того на себя, как тряпичную куклу, продолжая развлекаться с игрушкой в своих руках. Не удержавшись, Антон вновь упал на пол около ног Попова. И тут к его шее приставили нож. — Я с тобой не шучу, сучонок. Либо ты сейчас поработаешь своим маленьким блядским ротиком, либо я перережу тебе горло! Всё ясно, мразь? По телу зеленоглазого пробежали холодные мурашки, а из глаз потекли удушливые слёзы. Было по-настоящему страшно. Поэтому, повинуясь воле второго, Антон открыл рот. — Хороший мальчик. Так бы сразу, — музыка начала затихать. — А теперь будь тише: ты же не хочешь, чтобы нас услышали и вызвали полицию? Хозяин спрашивает — сучка отвечает! — Д… Да, я не хочу, чтобы нас услышали и вызвали полицию, — жалобно скулит шатен, наблюдая за парнем, который явно заигрался в плохого и не отдаёт отчёт своим действиям. Но впервые за долгое время Антону хотелось жить. Поэтому он решил, что потерпит. Глядишь, Арсению наскучит с ним играть, и он переключится на другого. Лишь бы всё обошлось без жертв. Видимо, не желая больше ждать, рука Арсения сама потянулась к ширинке его джинсов. Наспех расстегнув молнию и сняв с себя штаны, приспустив трусы вниз, парень пригласительным жестом указал Антону на свой член. Толстый, он стоял, как кол. Было даже удивительно, что у семнадцатилетнего юноши он был больше, чем у взрослых, сорокалетних дяденек. Антон подсознательно оценил внушительные размеры пениса Попова, и в голове у него промелькнула мысль: «Он же у меня во рту не поместится…» Подавив отвращение внутри себя и взяв член одной рукой, он направил чужой ствол в свой рот. Арсений же, не дав ему хотя бы секунду, чтобы привыкнуть к инородному объекту в глотке, начал натягивать голову парня на пенис. На глазах Антона сами собой выступили слёзы, мысли в голове превратились в кисель, и то и дело он пытался подавить в себе рвотный рефлекс. Бывшего одноклассника это мало заботило. Он лишь продолжал жестоко трахать Шастуна в жаркий рот, совершенно не жалея бедного парня. Антону казалось, будто он потерял сознание. И, опять же, вернул его к реальности его «партнёр», который во время данного процесса издавал гортанные стоны. Сперма вытекала изо рта Шастуна и медленно стекала по подбородку вниз. — Тварь, глотай её! — он схватил парня за скулы и поднял к себе. Боль была резкой и сильной, отчего Антон вскочил как ошпаренный. — Глотай, я сказал! — он заткнул парню рот и нос своей большой и горячей ладонью, не позволяя тому дышать. Вкус спермы Попова был чуть солоноватый, с запахом, который невозможно описать, но это определённо понравилось Антону. Он проглотил сперму «партнёра» и умоляюще уставился на насильника. Только через несколько секунд, когда Шастун уже стал задыхаться, и из его глаз опять покатились слёзы, тот убрал руку, позволив парню отдышаться. — А ты неплохо сосёшь, детка, — хищный оскал сменился на победную ухмылку. — Отпусти меня… Я уже отсосал у тебя… Если хочешь, я сделаю это ещё раз… Только отпусти… — жалобно скулил Антон. Но, видимо, этого было мало, так как его вновь резко развернули к себе лицом, заставляя посмотреть прямо в глаза. А потом, не получив сопротивления, повернули к себе спиной. Затем Попов грубо подтянул Антона наверх за волосы так, что младший зашипел от боли. Когда брюнет снова был так близко, по парню вновь пробежали мурашки страха. — Что… Что ты делаешь?! Сердце Шастуна забилось быстрее, когда к его заднице прислонилась большая головка члена. Арсений с силой наклонил бедного парня вперед, прислонив его руки к стене, ставя в некое подобие четверенек, и медленно стягивал с него трусы. По сравнению с членом насильника, Антону свой казался мелким, если учесть, что он ещё и не вставший полностью… Арсений раздвинул длинные ноги парня и подлез снизу, устраивая своё лицо напротив пениса бедолаги. Сердце Антона билось в бешеном темпе, когда чужие нежные губы коснулись его полувставшего члена. Попов, насколько мог, ласково посасывал член, облизывая головку и яйца. Не прошло и пяти минут, как Шастун кончил, обрекая изредка стонать полуоткрытые губы. Но на этом всё не закончилось. Попов вновь оказался сверху. Раздвигая попу сверстника, он провёл языком по коже и, делая большое усилие, удосужился даже чуть-чуть попасть во внутрь. И снова у Антона встал. И снова стоны раздавались по тёмной комнате…***
2027 год
Арсений не выдерживает уже всего этого разговора. Молча подходит к окну и тяжело дышит на стекло, и от его горячего дыхания то мгновенно запотевает. Антон же молчит в ответ и, поджимая колени к своему животу, смотрит на спину парня. Голова неприятно гудит от воспоминаний, а тело предательски дрожит, рискуя вновь утонуть в этом омуте из боли и страхов, так и не найдя выхода.***
— Антош, я понимаю, что поступил с тобой чудовищно. Но ты сможешь меня простить когда-нибудь? Когда обиды сойдут на нет… Будешь ли ты готов пустить меня в свой рассвет? — произносит он почти что не своим голосом, и сам же этого пугается. Влажный язык проходится по корке нижней губы, будто бы к ней приклеивается, словно он был мокрый не от скопившейся слюны, а от клея. Болезненно шикнув, брюнет вновь переводит свой взгляд на парня в его комнате. — Уже сложил три детали пазла вместе? Молодец. Нет, правда, я горжусь тобой. В далёком две тысячи шестнадцатом году меня тоже изнасиловали. Это был не ты, не волнуйся. У нас в подъезде жил мужчина в соседней квартире, дядя Миша. Он тогда напился… Новый год отмечал один, а я возвращался домой от Димы. Ну этот мужик и затащил меня в тёмный подъезд. А дальше уже понятно, что со мной случилось. Я никому об этом не рассказывал. Ни родителям, ни Димке, хотя казалось, почему бы ему и не рассказать, друг же, как никак. Но я не хотел его посвящать в свои проблемы. В полицию не ходил тоже по этой причине, да и прекрасно понимал, что они никого не станут искать. У них и своих глухарей хватает, а тут я весь такой красивый прихожу с чужой спермой в жопе и собственной кровью на животе… Неправильно как-то. Чудно. Обычно с такой проблемой сталкиваются девушки, а не мальчики… Хотя педофилам похуй кого насиловать. Им важно только одно: утолить свой животный голод, сорвать с тебя одежду и трахать, трахать, пока ты не потеряешь сознание! Не нужно меня жалеть. После того, как мной попользовались, как туалетной бумагой, я перестал любить касания. Они мне стали приносить боль. Повсюду мерещились грязные, потные лапища соседа! Я перестал любить себя и ценить жизнь. Стал в тайне от родных и друзей употреблять наркотики, из-за чего и был всё время раздражительным. Да я даже тебе жопу подставил спустя год на той вечеринке! Нет, меня не испугал нож в твоей руке… Хотя немного было страшно. Но мне даже понравилось. Наверное, я настолько был сломлен, что для меня всё это было игрой. Частью жёсткого секса, но не более. Я себя ненавидел и предавал каждый день. Я своим принципам изменял со своими же противоречиями! Да, изменять можно и себе, а не только тем, кого любишь ты, и кто любит тебя… Хотя если тебя любят, то не изменят. Люди могут простить абсолютно всё, но не измены и предательства. Крыс, занимающихся сексом с кем-то левым на стороне, никто не любит. Я был той самой крысой, которая ебалась за дозу наркоты в местных клубах. А если мне её не продавали там, я просто слонялся по малознакомым районам и, угрожая другим торчкам, что зарежу их, требовал своё. За что ты просишь у меня прощения? Мы с тобой никогда не были друзьями, Арс! Ты меня презирал всё время, пользовался моим телом во время трипов, как подпиской на «Кинопоиск». А потом, когда у меня начинались галлюцинации от ломок, просто вставал, одевался и уходил, оставляя маленького мальчика одного в темноте. Я кричал. Звал тебя на помощь, но ты не приходил. У тебя просто закончилась подаренная сервисом пробная подписка на неделю, а продлевать её ты не захотел. Для всех я в памяти остался грязной шлюхой. Но у шлюх тоже есть чувства и эмоции. Шлюхи тоже могут и умеют любить… — на одном дыхании выпаливает Шастун, особо не волнуясь за психику Арсения. Ему сейчас впервые за долгое время слишком хорошо, чтобы думать о такой ерунде. Он, наконец, выговорил всё то, что копил в себе десять лет, и на душе стало легко. — Я… Я… я стал торговцем белого порошка только для того, чтобы найти тебя. Я ждал каждый день, что ты придёшь именно ко мне его покупать. Уже обдумывал план, что буду тебе говорить, но ты не приходил ко мне, и я решил забить на это. И вот когда тебя, наконец, нашли мои ребята и привезли сюда, я не узнал тебя. Я думал, тебя убили наркотики, но по твоему рассказу из прошлого стала ясна другая причина. Она же основная. Тебя убил я сам. Пусть и не лично, но мои действия привели к тому, что тебя не стало. Ты медленно разрушал себя изнутри, каждый день ставил цель себя убить. И, в итоге, «белая радость» сделала свою работу. Ты добился своего… Но какой ценой. Антон, тебя больше нет. Есть только оболочка, которая больше не живёт, а просто существует — Ты так ничего и не понял! Я — ты! Это тебя изнасиловали дважды. Это ты каждый день принимаешь наркотики на протяжении одиннадцати лет. А я — твоя галлюцинация, вызванная ломкой. Ты сейчас находишься в психушке и медленно умираешь, пытаясь вспомнить хоть что-то хорошее из твоей жалкой жизни! Но не можешь. Больному мозгу нужна помощь, нужна забота и поддержка родных… Но у тебя никого не осталось. Ты одинок в этом мире, как тот заяц, которого бросила хозяйка и оставила мокнуть под дождём. Ты никому не нужен больше. Белый порошок, Арсений, – детям не игрушка. Но ты с ним играл, на одной короткой ноге жил, в итоге, он тебя и сгубил.