Freondlufu

At the shrine of friendship Never say die Let the wine of friendship Never run dry -Эмметт! - повелительный окрик гулко раскатился по пустому темному коридору. -Эмметт!! - всколыхнулся пропахший хлорной известью воздух. Поняв, что игнорировать начальство дольше не удастся, доктор Роджерс остановился. В конце концов, ему ничего не стоило заговорить зубы докучливому зануде, которого только по недоразумению назначили главным врачом. Да будь тот хоть трижды признанным гением, Эмметт плевать на него хотел. Тем более, сейчас, когда его мозг судорожно пытался решить чрезвычайно интересную задачу со множеством неизвестных. А именно: как преодолеть несколько сотен лиг по вражеской территории незаметно для противника, найти в месте не отмеченном ни на одной карте артефакт, которого, возможно, уже не существует и вернуться обратно в назначенное время. При этом победить несколько колдунов, обладающих высоким уровнем защиты, кучу монстров с разными способностями и парочку мифических существ неясных намерений. Не такой уж и сложный квест, зато можно будет перейти на новый уровень и заработать апгрейд. Как нечего делать. Стариковская рука, опустившаяся на его плечо, была костлявой и худой. -Эмметт,- холодно повторил голос,- уделите мне пару минут, нам надо поговорить. Тяжело вздохнув, Доктор Эмметт Роджерс развернулся и побрел за начальником в его кабинет. Раньше здесь работал невидимый кондиционер, поддерживая приятную прохладу, но не давая замерзнуть. На столе, заставленном самыми последними гаджетами, красовался огромный голографический монитор, мягкие массажные кресла, готовые принять уставшее руководство, призывно шевелили ортопедическими подушками. Матовая панель в стене отодвигалась нажатием кнопки, являя взгляду батарею разнообразных пузырьков, чье содержимое - чудо современной фармацевтики - помогало врачу поддерживать нечеловеческую работоспособность и ясность ума в условиях постоянного стресса... - Располагайтесь. Эммет покорно сел на ободранный табурет, оплел ногу вокруг ножки и опустил глаза, изучая пятна от окурков на вытертом линолеуме. Мысленно он дал начальнику две минуты на изложение своего столь важного дела. Две минуты, по истечении которых, он встанет, откроет дверь и уйдет. - Это куда же вы собрались на ночь глядя?-поинтересовался главврач с едким сарказмом в голосе,- Рветесь к своему электронному другу? Я давно советовал выкинуть эту рухлядь на свалку, как ни крути, бумага надежнее, тем более, вы все равно не используйте его по назначению. - Моя смена закончилась в двенадцать. - Последовал тихий ответ. - Думал подремать на кушетке в ординаторской, но понял, что не засну. Судя по тому, что я слышал, скоро прибудут еще машины , поэтому прошу разрешения уйти домой на пару часов, пока не отключили электричество. И Эмметт приготовился к неизбежной головомойке за свою маленькую слабость - старый врач испытывал непреодолимое, хоть и понятное отвращение к любым устройствам сложнее радиоприемника. Однако вместо того, чтобы привычно проворчать, что компьютер, это зло, доктор Сноу вдруг впился пронзительным взглядом ему в лицо и резко спросил: - Значит, ваш столь поспешный уход никак не связан с пациентом из ВИП палаты? Внутренне похолодев, Эмметт, тем не менее, нашел в себе силы равнодушно пожать плечами. - Н-нет, конечно. Вы же его лечащий врач. - Вот именно - я. И прошу вас об этом помнить! - Не понимаю, о чем вы говорите. - Разве? Тогда что вы делали целых полчаса в палате мистера Льюиса? Просто удивительно, как охранник допустил вас туда. Вы прекрасный, опытный специалист, - добавил доктор Сноу с фальшивой отеческой ноткой в голосе,- но иногда очень неприятно меня удивляете. - Чем же?- Эмметт предпочел не поднимать глаза от пола. - Своеволием. Вы же прекрасно знаете, что мы не можем ничем помочь этому пациенту. И никто не может. Вы видели заключение, согласились с ним и, тем не менее, позволяете себе усомниться? - Я никогда не ставил под сомнения ваши диагнозы, -*светило ты несчастное*- мысленно добавил Эмметт, украдкой глядя на часы. Полторы минуты уже прошли. - Так какого черта вы там забыли?- внезапно взорвался Сноу, удивительно резво для своих лет вскакивая на ноги.- Что вы пытаетесь доказать? Что умнее? *Меня* повисло в воздухе. Эмметт уже собрался соврать, что попал в так называемое ВИП крыло случайно, что в спешке перепутал палаты или что зайти туда его попросили коллеги, но вдруг передумал. - Я хотел помочь. Решил, что нашел способ... - Его взгляд уперся в расширенные от ярости зрачки начальника,- позвольте мне хотя бы… Он ждал ответа «не позволю!». Сноу должен был стукнуть кулаком по столу и пригрозить упрямцу увольнением прямо на этом самом месте. Угрозу он бы, разумеется, не выполнил, так как найти другого врача квалификации Роджерса в полевых условиях не представлялось возможным. Но сделать жизнь подчиненного невыносимой, было вполне в его власти. Однако вместо воплей и угроз, главный врач Хэтчерского военного госпиталя вдруг откинулся на спинку стула, и его губы растянулись в широкой улыбке, больше напоминающей звериный оскал. - Что ж, тогда вам потребуется моя помощь. Эмметт разинул рот. Он ожидал чего угодно, но не этого. Надутый индюк предложил свою помощь? Добровольно? Хочет удержать строптивого коллегу на виду, поскольку боится, что тот вылечит пациента, от которого сам уже отказался? Да если бы эта самовлюбленная пародия на врача знала, какая помощь на самом деле требуется... Едва не расхохотавшись боссу в лицо, доктор Роджерс бросил: "Спасибо, обойдусь без вас", поднялся с табурета и направился к двери. Ему было решительно все равно, уволят его эту за грубость или нет – две минуты уже истекли. Если он победит, работа будет ему, скорее всего, уже не нужна - проиграет - тем более. - Я не давал вам разрешения уйти! Эмметт взялся за ручку. - Сядь, Мерлин! Вот тогда он врос в пол. *** Камелот умирал. Медленно, но также неотвратимо, как его король. Никто не заметил, как в основании королевства появилась маленькая трещина, со временем превратившаяся в зияющую пропасть. Не было мстительных колдуний, лелеющих мечты о мести, не было армий, подступавших к некогда могучим стенам, просто безжалостному времени удалось то, чего не смогли сделать люди – пошатнуть легенду. Поначалу все шло неплохо, насколько неплохо могут идти дела в стране, только что потерявшей правителя – воина. Но победа есть победа - сквозь дым поминальных костров пробилось солнце, и радостный смех заглушил тревожный голос набата. Слезы пролились и впитались в землю, отгремели крики «Да здравствует королева». Мерлин вернулся в Камелот спустя неделю после Камлана, почерневший от горя. Вернулся к нехорошему шепотку за спиной, к приглушенным проклятиям и косым взглядам. Возможно, дело бы дошло до камней, если бы не широкая спина Персиваля, которого он встретил по дороге от Авалона. Неведомые птицы, нашептавшие подданным о смерти их короля, видимо, не забыли обвинить в ней слугу. И Мерлин был готов с ними согласиться, потому что если отбросить все правильные слова о предсказанных судьбах, в лицо глядел непреложный факт: он вернулся, Артур - нет. Но с мертвых не спрашивают, а люди жестоки к тем, кто не оправдал их надежд. Гаюс обнял его крепче обычного и не отпускал дольше; Леон мрачно клялся, что лично разберется с каждым, кто посмеет сказать в его адрес хоть слово навета, и еще с десяток рыцарей согласно кивали. Персиваль выразительно крутил булавой. Большинство слуг безоговорочно встали на сторону собрата – отряд кухарок, вооруженных сковородками составил достойную конкуренцию рыцарям в стремлении защищать своего любимца от обидчиков. В другое время Мерлин надорвал бы живот от смеха, глядя на них. Но сейчас они, все они, были последним рубежом перед той бездной отчаяния на краю которой он балансировал. Разговора с королевой, которая пока не желала его видеть,Мерлин ждал с замиранием сердца . Понимая, какую боль ей причинит его рассказ, он вполне допускал, что их многолетняя дружба не выдержит горя овдовевшей женщины. Приглашение на совет ему передал незнакомый слуга. Оно было написано официальным слогом на дорогой гербовой бумаге, что лишь подтвердило худшие опасения. Мерлин неловко пошутил, что в свое время сочинял тексты и получше, но его слова не произвели на слугу никакого впечатления – тот развернулся и вышел с тем же каменным лицом, с которым вошел. И вот он – Мерлин, сын Балинора стоит у закрытых дверей тронного зала. И вместо того, чтобы готовиться к неизбежному, думает о времени, когда эти двери распахнулись, пропустив пучок солнечных лучей, и необычно серьезный голос назвал его другом. Он шел по проходу с высоко поднятой головой, стараясь не смотреть на гротескные лица придворных – искаженные, грустные или довольные в зависимости от того, чего они желали бывшему слуге их соверена – милости, награды или казни. Ему было все равно. Поволоки его сейчас стражники в темницу, он бы не вздумал сопротивляться, не сделал бы ничего, чтобы выбраться. Потому что его судьба не распространялась на то, что будет после…Она застыла, как бабочка в янтаре на том моменте, когда последний правитель Камелота, Нынешний и Будущий король закрыл свои глаза, оставив его одного в мире. … мы даруем нашему верному подданному Мерлину…- он думал, что ослышался. – нашу пожизненную милость и благоволение… Он хотел спросить: - Почему ты этот делаешь Гвен? – Я не справился, разве ты не видишь? Он мертв и в этом лишь моя вина. – встаньте. С этого дня вы обретаете неприкосновенность… Злые языки вынуждены были замолчать. Недоброжелатели – спрятаться. Настоящий разговор между королевой и магом состоялся лишь спустя неделю. Только тогда, рискнув взглянуть Гвен в глаза, Мерлин понял: она знает его другое имя. В канун Самайна запрет на магию был снят во всей стране. Кто-то посчитал это неосмотрительностью и глупостью со стороны королевы, чей трон еще не обрел устойчивость, кто-то - величайшим событием в истории Камелота. Последних, к счастью, оказалось больше. Титаническая работа по подготовке закона легла на плечи Гальфрида Монмутского, Гаюса и Мерлина, которого Гвен выделила особо, видимо решив, что маг обязан разбираться в таких вещах. И он даже во сне изучал государственные бумаги – старые указы, изданные еще до Великой чистки, приписки к указам, ограничивающие применения заклятий, разрешения на содержание магических животных. Ему казалось, что мир состоит из пыльных манускриптов, а его дом теперь – дальний зал библиотеки, где он с завидным постоянством отключался ночами на кипах пергамента к вящему неудовольствию Гальфрида. Однако долгожданная свобода обещала быть не совсем такой, на которую он рассчитывал. Как со вздохом заметила Гвен, героем, изменившим исход сражения, был вовсе не Мерлин - слуга, а Эмрис-маг. Именно его видели тысячи человек, именно ему они были обязаны жизнями. И именно поэтому Гвен, рискуя короной, так спешила с изданием закона - пока не спала волна благодарности к магии и магу, а люди не вспомнили, чему их несколько десятилетий жестоко учили. Указ был скреплен королевской печатью Пентрагонов, и Мерлин углядел в этом исполнение пророчества, пусть и посмертное. Вторым указом, «за заслуги перед Камелотом», Эмрису была пожалована должность придворного мага и советника, буде он пожелает ее принять. Словно у него был выбор. За возможность и дальше следовать своей судьбе хотя бы частично, Мерлин был готов вести двойную жизнь до скончания дней, не только ближайшие пару лет, как обещала Гвен. Вечер новоиспеченный придворный провел, как в старые времена - за столом напротив Гаюса, хмуро ковыряя ложкой в тарелке. Ему казалось немного странным сидеть вот так, будто ничего не изменилось, будто завтра с утра он первым делом помчится на кухню, забирать завтрак… Мерлин встряхнулся, заставив мысли течь в другом направлении. Он даже отдаленно не представлял, как справится с неожиданно свалившейся ответственностью. К счастью, обязанности слуги с него сняли, официально назначив помощником королевского лекаря, иначе сон точно стал бы непозволительной роскошью. Сам лекарь, похоже, собирался продолжить вдалбливать в него медицину. Но ночные бдения с толстой книгой о лекарственных травах меркли в сравнении с необходимостью решать судьбы людей, уверенных, что уж кто-кто, а сам Эмрис не может ошибаться. Если бы они только знали… Кроме того, перспектива постоянно страдать ломотой в суставах, болями в спине и другими атрибутами старости, вовсе не казалась радужной. Однако, Мерлин покривил бы душой, если бы сказал, что не рад изменениям в своей жизни. Ему, наконец, выпала возможность без страха использовать свой дар, при условии, конечно, что в ближайшее время его тождество с Эмрисом не будет раскрыто. Кроме того, тяжелая работа всегда была самым верным средством отвлечься от грустных мыслей.. Когда вертишься, как белка в колесе нет времени предаваться отчаянию, ведь так? Для начала нужно было придумать, как обставить появление Эмриса в Камелоте. Глашатаи разъехались по самым отдаленным уголкам королевства, объявляя, что волшебники, маги и чародеи могут теперь не только безбоязненно колдовать, но и зарабатывать этим на хлеб, практикуя целительство или нанимаясь на королевскую службу. Тем, кто желал последнего, надлежало лично явиться в столицу. На бумаге это выглядело вполне разумно и практично, но каких козней ждать от людей, которых десятилетиями жгли и убивали, предсказать не брался никто. Сколько их придет, и сколько до последнего времени тайно жили в самом городе – тоже. Кроме того, после смерти Морганы по стране рассеялись десятки ее сообщников-магов. Поэтому королева надеялась, что легендарная, по словам Гаюса, в магическом сообществе личность Эмриса, станет защитой, пока они смогут разобраться, кому можно верить. Решение нашлось уже на следующий день. Правда, поначалу оно больше напоминало проблему,. Во время совета, на котором Мерлину пришлось заменять срочно вызванного к пациенту Гаюса, в зал вбежал запыхавшийся молодой рыцарь и, заикаясь от волнения, сообщил, что город окружен друидами. Сколько их всего –сосчитать не смогли, но «в лесу смерклось от их темных плащей». Поднялся шум, советники повскакали со своих мест. Громче всех кричали те, кто изначально выступал против разрешения магии. Мерлин бросил тревожный взгляд на Гвен, но та лишь кивнула в ответ, мол, «ступай, поговори с ними, я справлюсь». Он нехотя поднялся и направился к выходу. Он шел и видел напряженные плечи, красные шеи с натянутыми жилами, скрюченные пальцы, яростно вцепившиеся в край круглого стола; слышал тихий звон оконного стекла, которое дрожало под громовыми раскатами голоса лорда Хайвела, требующего немедленно собрать дружину рыцарей. Кто-то уже держал руку на рукояти меча, кто-то натягивал перчатки. Еще немного и они бросятся друг на друга, еще немного и то, что еще толком не началось – закончится, трон зашатается, и в небо снова взметнутся сотни костров. Мерлин видел это также четко, как спины спорящих лордов. У дверей он обернулся. Отсюда стол выглядел как поле сражения - две армии нападали друг на друга, каждая намеревалась стоять насмерть. И где-то посередине почти скрытое за развевающимися одеждами неистово жестикулирующих людей, виднелось лицо Гвен. От былой уверенности не осталось ни следа. Мерлин посмотрел ей в глаза и прочел в них мольбу. Если он сейчас уйдет, возвращаться будет некуда и незачем. Они должны замолчать. Все. Хотя бы на миг, на пол - слова. Маг вышел из зала и прикрыл за собой дверь, оставив небольшую щель. - Barnisen ahrуre... Огромная кованая люстра, повешенная в зале по приказу Артура после того, как призрак Утера разбил предыдущую, сорвалась с крюка и с оглушающим грохотом рухнула на стол, подняв облако пыли. От неожиданности часть спорщиков упала обратно на стулья. Кто-то – мимо. Двое или трое застыли с разинутыми ртами, Леон подскочил на месте, а лорд Хайвел так истошно взвизгнул, что оконное стекло за ним треснуло. Мерлин еле сдержал смешок, настолько комичной показалась ему картина. Повисло гробовое молчание. Тогда с места поднялась королева Гвиневра, необычно высокая на фоне копошащихся где-то за краем стола советников. Ее красное платье в клубах пыли казалось мерцающим костром. - Довольно! – произнесла она холодно, и ее голос вдруг раскатился по залу, многократно отразившись от стен и сводчатого потолка,- Друиды здесь по моей просьбе. Они - свита Эмриса и пользуются нашим полным доверием. Мерлин мысленно зааплодировал, в который раз убеждаясь, что лучшей королевы Камелоту нечего и желать, а трюки с люстрами, пользуются таким же успехом у публики, как и трюки с бочками. Он подождал еще немного, пока оглушенный совет придет в себя, а оскорбления сменятся рукопожатиями под строгим взглядом Гвен, потом развернулся и бегом бросился вниз по лестнице, уверенный, что у него есть как минимум пара часов, чтобы выяснить намерения друидов. Мерлин понял, что совершил роковую ошибку еще до того, как выбрался из города. Лошадь, которую он позаимствовал у одного из рыцарей, потому что ему было некогда седлать свою, не слушалась поводьев. Видимо, хозяин тренировал ее под себя, что было не редкостью. Некоторые делали это на спор, и получали хороший куш, если животное сбрасывало чужака. Оставалось только радоваться, что если он и полетит лицом в грязь, никто не обогатится. Но за воротами лошадь как будто образумилась и пошла ровным галопом. Мерлин мог ехать по этой дороге с закрытыми глазами – тополиная роща, умирающие деревья, оплетенные омелой, луг, где он проводил дни, собирая лекарственные травы: пустырник и чистотел, зверобой и душицу. Ромашки, выше него ростом, скрытое озерцо с хором поющих лягушек, и желтыми кувшинками. Вдруг, в мерный топот копыт вплелись другие звуки – тихий перезвон кольчуг, скрежет мечей, вынимаемых из ножен, голоса, и смех… От влажной земли поднимался туман, и призрачные белые кони летели, летели одесную его лошади. Красные плащи развевались на невидимом ветру. И впереди скакал тот, кто был его другом, его судьбой. Кого он был обречен ждать до последнего своего вздоха. Золотой лес становился все ближе, но наваждение не отпускало. Голубые бабочки вились над головой, странно яркие на фоне бледного осеннего неба, капли дождя из внезапно налетевшего облака падали вверх…Потом его накрыло красноватым лесным пологом... Тут терпение лошади истекло. Она резко остановилась с явным намерением стряхнуть седока, а когда тот каким-то чудом удержался в седле – взвилась на дыбы. Предательский план сработал – выпустив поводья, Мерлин полетел назад кувырком и приземлился на груду опавшей листвы, под которой, судя по ощущениям, находилась глубокая ледяная лужа. Обратно он выбрался весь облепленный листьями и грязью. Лошадь стояла неподалеку, кося насмешливым глазом, будто только ждала момента, чтобы со злорадным ржанием ускакать прочь, задрав хвост. Мерлин собрался, было, высказать все, что думает о ней и ее хозяине, но так и замер с открытым ртом. Оказалось, наваждение не прошло. Лес больше не был лесом. Кроны деревьев сходились над головой, как своды тронного зала, стволы, как могучие колонны вздымались ввысь, и каждая из них пела по - своему. Нездешняя музыка переплеталась с плющом, обвивавшем дубы, чьи корни тонули в цветущем папоротнике. И вокруг едва слышно шелестело: Эмрис, Эмрис. Эмриссс… То был сон, то была магия. Она пронизывала все: ею звенел воздух, журчали ручьи и пересвистывали птицы. Ею как дождем пропиталась земля, и каждый листок, каждая травинка обрела свое звучание. Все это вдруг обрушилось на Мерлина гигантской теплой волной, чуть не сметя с ног. Перед глазами замелькали разноцветные птицы, и он был вынужден ухватиться за ближайшее дерево, чтобы не упасть. Как только его рука коснулась коры, он стал частью этого внезапно проснувшегося мира. И не просто частью, а признанным господином. Стоило ему пошевелить пальцем и духи всех стихий, будь то вода озер или огонь костров, исполнили бы его волю добровольно. Его непреодолимо тянуло дальше, во влажную глубину леса, туда, где кленовые листья укладывались на земле причудливым ковровым узором в пятнышках солнечных бликов… Мерлин уже сделал вперед несколько шагов, когда вспомнил, что весь с головы до ног покрыт въедливой камелотской грязью. То, что он еще и вымок до нитки, услужливо подсказал пронизывающий ноябрьский ветер. Отражение в пруду страдальчески морщилось, пытаясь оттереть черные полосы со щек. Одежду и сапоги удалось частично высушить с помощью заклинания, но их вид все равно оставлял желать лучшего. - Непобедимый маг Эмрис,- саркастически бормотало отражение, вытряхивая веточки из волос,- чья великая судьба - выглядеть идиотом в важный момент жизни, потому что какой-то лошади вздумалось показать свой вздорный характер. В ответ по воде прошла сочувственная рябь, и запрыгали голубоватые огоньки, что разозлило Мерлина еще больше. В сердцах зашвырнув на середину пруда подвернувшийся под руку булыжник, он оставил его дрейфовать по поверхности, как щепка, и решительным шагом направился в чащу. Но злость прошла также быстро, как и накатила. Ее забрала земля. С каждым шагом все удивительнее становились проявления магии, все радостнее звучала песня деревьев и трав - благодарность мирного лесного народа за обретенную свободу. Мерлина начала грызть совесть, что лишь ему дано быть свидетелем чуда, в то время, как одним его друзьям вместо заслуженного «спасибо» приходится отбивать атаки недоброжелателей в душном зале, а другим вовсе не суждено этого увидеть. Никогда. Он поднял обе руки к небу, мысленно прося разрешения присоединиться. Лорд Хайвел замолк на полуслове, выпучив глаза. Члены совета, проследившие его взгляд, бросились к окнам. Добрые горожане высыпали из домов, привлеченные криками с улицы, торговцы на рынке забыли про свой товар, даже неподвижные, как статуи стражники подняли головы вверх, разинув рты - небо над городом закрыли птицы. Дрозды и жаворонки, стрижи, малиновки, горлицы - все пернатое население полей и лесов будто внезапно снялось с мест. Те, кому давно было пора улететь за море, вились в странном танце над белыми башнями. Потом от огромного роя отделились черные ласточки и как стрелы помчались вниз, Люди в испуге зажмурились, но над крышами домов птицы снова резко взмыли вверх, а на землю просыпался розовые цветки вереска. Дохнул ветер, но не ледяной ноябрьский, а летний, теплый, пропитанный медом. Запели жаворонки. Они кружили и кружили над головами застывших горожан, и их перья блестели в лучах солнца. Потом город огласился переливчатыми трелями соловьев. Медленно и величественно над облаками проплыл журавлиный клин, белоснежные лебеди спланировали в крепостной ров и заскользили вокруг стен, как почетная стража. На глазах изумленных зрителей крылатые менестрели пели и плясали, пока на западе не заалела заря. Вдруг, из наползающей с далекого моря тьмы появилась стая воронов. Черная туча стремительно приблизилась и с оглушительным карканьем врезалась в веселый хоровод, разбив его. Насмерть перепуганные птахи прыснули в разные стороны, над толпой пронесся вздох ужаса. Заплакали дети. Женщины закрыли лица руками, чтобы не видеть, как вниз начнут падать окровавленные комочки перьев. Он появился внезапно – большой отряд пестрых ястребов с сизым орлом во главе. Воронье воинство дрогнуло, распалось, и завязался настоящий бой. На каждого из ястребов напало по два десятка падальщиков, орлу пришлось отбиваться от сотни. Королева Гвинерва поймала изумленный взгляд стоящего рядом Леона. - Это невозможно - пробормотал тот,- они же в точности повторяют… Она лишь кивнула в ответ и снова подняла лицо к небу, где в темнеющей синеве, во второй раз разыгрывалась битва при Камлане. Побеждало воронье. Ястребов становилось все меньше - светлые пятна просто исчезали, будто растворяясь в воздухе. Черная масса колыхалась над шпилями башен, угрожая заполнить собой весь мир до горизонта. Два крупных коршуна, два чернильных пятна, казалось, стирали загорающиеся звезды. Там, где они пролетали, бой становился ожесточеннее, нападающие яростнее. Город замер в тревожном ожидании. Иногда из толпы доносились крики – кто-нибудь вскидывал арбалет или лук, но его быстро убеждали в бесполезности этой затеи. Вдруг тьму прорезала молния. Странная, с красноватым отливом. Раз, другой. Тьма содрогнулась, начала рассеиваться. То, что это тоже птица члены совета поняли, когда маленький серебристый сокол пронесся рядом с окном, заставив отпрянуть, и его крыло поймало последний закатный луч. Он взмыл вертикально вверх - вороны, попадавшиеся ему на пути, валились вниз россыпью перьев. Сокол столкнулся с одним из коршунов, и они заплясали в смертельном танце. Толпа охнула. Но, ко всеобщему удивлению, через мгновение коршун тоже полетел вниз, ломая крылья. С испуганным карканьем вороны отступали - багровая кровь вымывалась потоком синей кристальной воды. -Гвен,- прошептал Леон, забыв об этикете, - Гвен, как называют эту птицу в деревнях? - Мерлин,- едва слышно ответила королева, поднося палец к губам,- ее называют «мерлин». Она оглянулась. Лорды, раскрыв рты, наблюдали за разворачивающейся битвой. Лишь один рослый рыцарь смотрел не в окно, а ей в глаза. На лице Персиваля играла понимающая улыбка.