Навки-мавки, верно?

Не успел он ничего сказать, как дверь, вопреки всем надеждам, распахнулась. На пороге, уперевшись боком о дверной проём, стоит удивлённая Аделинда. — Молодой господин, я бы советовала вам поторопиться, пока ваш учитель не явился сюда персонально, — Тон женщины звучит с напускной строгостью, под которой совершенно точно прячется искреннее беспокойство. — Извините, который час? Похоже, я... — У вас десять минут. Учитель ждёт на площади, — Не дав ему договорить, вновь строго сказала Аделинда, но позже добавила: — Если у вас есть какие-либо проблемы, не стесняйтесь говорить об этом мне. В последнее время меня беспокоит ваше самочувствие, молодой господин. — Конечно, Аделинда. Но я... Дверь со скрипом закрылась, а позже тишина отдалась спешным стуком туфель. Что вообще происходит? Я, кажется, проспал завтрак? Но почему меня никто не разбудил? — Всё больше вопросов оседало в голове Дилюка, пока он со спешкой натягивал широкую штанину. Но недопустимо ведь для наследника пропускать даже столь мелкие мероприятия, верно? Почему даже Аделинда... — Из раздумий его вырвал на полуслове строгий мужской голос, когда тот быстрым шагом выскользнул на тренировочную площадку. На плечо легла тяжёлая ладонь, несильно сжав. Дилюк почувствовал себя нашкодившим котёнком. Вот только котят его отец не переносит, а никаких пакостей за собой он не припоминает. Почти. — Господин Рагнвиндр, вы опоздали. Опять. А это недопустимо для наследника, верно? — Громогласный голос учителя фехтования разразился как гром среди ясного неба. Странное дежавю. Но не за опоздание же так строго у нему обратилась обыкновенно добрая и гуманная Аделинда? Или... — Молодой господин, я жду объяснения вашему поведению в последние несколько дней. — На "вы" учитель фехтования обыкновенно обращается лишь с целью постебаться. В четвёртый, чёрт возьми, раз за утро вырванный из раздумий Дилюк спешно поднял взгляд, с нотками неуверенности в голосе ответив: — Виноват, Кэйташи-сенсей. Впредь такого больше не повторится. В ответ последовало лишь грузное молчание и суровый, недоверчивый взгляд. Но допытываться до парня учитель не стал, только строго скомандовал начинать разминку, попутно сопровождая его угрозами насчёт повторной оплошности. Тренировка шла будто с завязанными глазами, заткнутым ушами и... леденящими душу догадками. Все мысли были посвящены лишь жалким попыткам выяснить причины всеобщего неодобрения вокруг него. Несколько раз учитель даже ловил его витающим в облаках, вновь и вновь заставляя спуститься с небес на землю. На фоне всей этой каши из новых порицаний и поганых раздумий мелькнула мысль об уже вымирающем городе, во главе которого Дилюк был рождён. Дела в нём действительно шли так себе. Поля и растения перестали плодоносить, погода с каждым годом становилась всё беспощадней, а среди горожан распространялись болезни и катастрофическая нищета. Глава всего народа, господин Крепус Рагнвиндр, уже хватился за голову от безысходности, пока не вспомнил, что у него всё ещё есть наследник. Ах, точно. Кажется, поведение людей вокруг начало проясняться. Вот уже завтра прибудет шестая по счёту делегация с очередной потенциальной невестой для молодого господина. А происходит эта нескончаемая клоунада с целью скрепить узы родов браком, в попытках вновь поднять увядающий город с колен, рассчитывая на помощь. Помощь... Даже у самого Дилюка волосы дыбом встают от одного только вида этих отвратно-намалёванных "принцесс" всеми силами пытающихся обратить на себя его внимание. А ведь даже не Дилюк решает, кого взять себе в жёны. Статус, деньги, власть и помощь. Ох, и каким же жалким он себя чувствует. — Не зевать! — Громкий голос и звонкий подзатыльник. Только учителю фехтования можно прикоснуться к Рагнвиндру. Это сомнительное полномочие дал ему глава семейства — отец Дилюка, когда тому стукнуло 14. "Ты меня разочаровал, сильно разочаровал. Отныне ты будешь отвечать за свои проступки так же, как и взрослые" , — Тут же вспомнился диалог из юношества. Тогда он не смог своевременно освоить приём, отчего был нехило выпорот. Нет, Дилюк не держит обиды на отца, просто вспомнилось. Вырывать из раздумий пришлось самого себя. — Виноват, Кэйташи-сенсей! — Подзатыльник действительно был что надо. Такими ударами хоть кирпичи разбивай. Голова Дилюка, впрочем, тоже подойдёт. — Как дитё малое. Никакой пользы от тебя сегодня. Недопустимо так подавать себя... — ...Наследнику. Я исправлюсь, Кэйташи-сенсей. Учитель, лишь недовольно фыркнув из-за прерывания своего монолога, рывком отобрал у парня меч. В ответ на уливлённый взгляд, было видно, захотелось отдать ещё одну затрещину. Под вечер голова у Дилюка точно отлетит и укатится куда-нибудь в канаву. Уж слишком плохо она, видимо, сидит на его плечах. — Хватит с тебя сегодня. Отцу доложу незамедлительно о твоей успеваемости, — Отрезал учитель, скрываясь в дверях тренировочного зала. Старый хрен. * * * Порой Дилюку действительно кажется, что его семья — сборище садистов. Может, ещё отбросов-работников. Исключая маму и Аделинду, конечно. Аделинда почти всегда относилась к нему гуманно и снисходительно. Маму же ему причин винить нет — она умерла при родах. Отдельная группа — отец. Это не отдельная группа, а скорее даже отдельное государство. К нему есть только уважение и капля раздражения. Только капля, честное слово. Остальных же ему либо было не за что хвалить, либо оставалось только порицать и недолюбливать. Ну и сволочи, серьёзно. После дозы порицаний и пары хороших затрещин от отца ненавидеть всех немного перехотелось. Мало ли. Да и вообще делать хоть что-то тоже. За окном так разбушевалась стихия, что даже заняться толком нечем. Бездельничать тоже нельзя, ибо для отца и это ужасный грех. Кстати о грехах. Однажды, подслушав разговор у горничных, Молодой господин узнал один любопытный слух. "— Говорят, что в нашем городе, наших лесах и полях поселились злые духи Якшей, некогда заточённые в древних статуях храма на востоке от поместья! Стало быть, из-за них-то у нас и пропал весь урожай, да и погода разбушевалась... — Слышен тихий вздох, должно быть, собеседницы-сплетницы. — Что ты! Быть такого не может! Боги заточили таких опасных тварей слишком надёжно, чтобы они смогли выбраться! Тем более они бы не стали уничтожать собственные владения... — Тон девушки удивлённый, недоверчивый. Он с ней, к слову, согласен. — Пусть это и слухи всего, но может... Ах! — Дилюк выходит из комнаты, с непринуждённой полуулыбкой глядя на горничных. — Будьте любезны, принесите мне горячего молока. — Минутку! — Стук туфель уже спешно спускается по лестнице на кухню. Искренне не хочется слышать такую околесицу". Честно говоря, Дилюк даже немного жалеет из-за точно, что не дослушал этот разговор до конца. Но самое главное он уловил. Если обычных тварей он видел и не раз, таких как Дзикининки — мелкие, вечно голодные дьяволята, или, в крайнем случае, Нитши — уже более высокие по рангу твари, то Якшей — Перерождённых чудовищ из пепла злых духов встречать не доводилось. Оно и неудивительно, ведь те уже как несколько столетий запечатаны, впредь вмонтированны в статуи, коими нашпигованы здешние и, наверное, не только храмы. Посетителей обычно в таких заведениях не водится, ибо богохульство в наше время не очень уважается, мягко выражаясь. Но что, если боги не помогут? * * * Вечер наступил так же быстро, как и перестали носиться горничные с работниками по всему поместью, убираясь и готовясь встречать завтрашнюю делегацию. Сейчас суета почти утихла, только на кухне вошкались служанки, убирая посуду с ужина. О последнем вообще говорить не хочется. Отец постоянно наставлял, чтобы Рагнвиндр вёл себя сдержанно, но дружелюбно по отношению к завтрашним гостям. Вся эта возня была Дилюку чужда. Он понимал, что так было нужно, что по другому нельзя, но они же не к явлению царя народу готовятся! Неужели не получится обойтись без этого напускного пафоса? Однако слово отца — закон, так что дом уже сияет, служанки на зубок знают заученную перед гостями речь, а угрюмое лицо господина Крепуса вновь загорается останками былой надежды. Уже близится время отбоя, но сна ни в одном глазу — ночи здесь лихие. Очень тёмное небо даже луна толком не освещает, а холод, пробивающий до костей, так и даёт знать, что даже мелким дзикининкам до рассвета лучше не высовываться. Раньше всё было иначе. Лет так 5 назад. Беда не приходит из ниоткуда, говорите? Ох, боюсь вас огорчить. * * * Утро выдалось воистину тяжёлым. Суета, суета... Всё гремит, звенит, прыгает и вертится, как карась, выловленный и кинутый на землю. Кажется, что полы тоже начинают содрогаться от быстрых шагов и звонких голосов. Ох уж эти служанки, ей богу. Аделинда уже принесла ему очередной прикид с тысячей и одной побрякушкой, зато выглядит довольно стильно и солидно. Забавно, но на каждую такую делегацию приходится один и тот же костюм. Денег сейчас сильно не водится, оно и ясно. Далее — Укладка непослушных волос, навешивание на его бедное тело новых побрякушек и, конечно, заучивание речей. — Значит, повторяйте: Для меня большая честь видеть вас здесь, господин Сайки и госпожа Сайго! — Даже в голосе Аделинды читается уже явное раздражение, ведь из всего сказанного Дилюк услышал лишь "Господи помоги" . Следом идёт попытка спуститься по лестнице не полетев кубарем, споткнувшись на длиннющих отглаженных штанинах, а после наблюдение за тщательным заполнением всего стола едой. Такое чувство, что невестка тут именно он, ведь с такими подолами парню ходить как-то... Не полагается? И, наконец, встреча гостей. Только от вида невестки на уме начинает вертеться единственная "заученная" фраза. Длинные чёрные волосы аккуратно собраны традиционной заколкой, на лице её — сущая тонна косметики, а белое Сиромуку от количества побрякушек больше напоминает балахоны бабулек с Сумерского базара. От её брата уж тем более. Кстати, что он тут вообще забыл? * * * Итак. По итогам проведённого застолья смело можно предположить и решительно приправить поминальным тоном: Эта невестка понравилась господину Крепусу больше всего. Неудивительно. Ведь мало того, что эта накрашенная по всему своему виду и подобию "стерва" мягко говоря, — Наследница ещё более великого, чем эго её брата, рода, так ещё и по всем критериям — красавица. Красавица она, к слову, только в глазах отца. Горничным же остаётся только корчить максимально притворные рожицы, полные дружелюбия и восхищения. К слову, молодой господин, уже почти не скрывая своего истинного впечатления о прибывшей семейке, лишь скептично обводит глазами картины, окна, вазы и, в принципе, абсолютно всё, что находится за спиной невестки. О да, как же прекрасна эта невероятная ваза! — Невестка лишь недовольно хлопает ресницами. — Моя матушка искренне надеется, что мы и наши достопочтенные рода поладим, создав новую ячейку толерантного общества! — Уже буквально выдавливает из себя речь невестка. Нет, по имени Дилюк звать её не хочет ни коим образом. И как же всё таки забавно она пытается скорчить, слепить из песка и палок достойную аристократичную речь. В целом ознакомление проходит подобно детскому утреннику. От попыток произнести хорошую речь до этикета и намалёванного внешнего вида. Сопровождающие семейки стоят поотдаль от стола, то и дело переглядываясь. Явно бездари. Мероприятие подходит к концу через пару часов. Семейка принимает решение остаться в поместье на ночь, чтобы, судя по всему, утром выдвинуть Дилюку смертный приговор об его женитьбе с этим ходячим недоразумением. Вот только всё пошло немного не по плану. ㅤ ㅤ ㅤㅤ ㅤ ㅤ * * * Гости разбредаются по комнатам великого поместья, но что-то решительно не даёт Рагнвиндру покоя. Он боится. Было бы действительно смешно, если бы не было так страшно. Предчувствие так и намекает либо прямо сейчас начать что-то делать, либо притвориться гнилым закатником во дворе старого горожанина. К слову, закатники Молодой господин не переносит, так же, как и бездействие, так что решается на первый вариант. Выходит из комнаты, наспех сняв с себя все оставшиеся парадные балахоны, озирается по сторонам и открывает двери поместья. Все жильцы либо уже спят, либо же готовятся ко сну. Лишь горничные то и дело снуют от кухни до гостинной, тихо выдраивая всё до блеска. Выскользнув на улицу, Дилюк вдыхает свежий ночной воздух. Обходит тренировочную площадку, усыпанную песком, осматривает карету, на которой и прибыла делегация. Проходит по ограде, тихо проводя бледными пальцами по каменным уступам, по цветущему летнему саду... Внезапно холод, некоторое время пробиравший до костей физически, молниеносно переносится в душу. Хочется нервно сглотнуть, достать меч... Предчувствие нехорошее. Ужасное. От напряжения сосёт под ложечкой. И как назло, этот старый упырь забрал меч на вчерашней тренировке. — Не шевелись, — Скомандовал чужой тихий голос, вжимая мерзкими руками плечи Дилюка в стену поместья. Сердце упало. Он попытался оттолкнуть от себя ублюдка, но слишком неудобное и немобильное положение ему досталось. Уже почти полностью стемнело. Лицо разобрать слишком сложно. Тем более извращенец обезопасил себя, затянув лицо чем-то наподобие плотных бинтов. Захотелось закричать, однако рот его закрыли, сжав одну ладонь на горле. Теперь уже хотелось выть. Неистово, безутешно. Отпустив горло, чужая рука потянулась под нетуго затянутую рубашку. Судорожно выдохнув, Рагнвиндру оставалось лишь наблюдать, как с его телом начинают делать что-то... Совершенно омерзительное. Ноги подкосились, стали ватными. Чужая рука, до этого беспорядочно блуждающая по горячей коже подтянутого торса, начала спускаться вниз. В голову ударил адреналин. Страх перестал сковывать тело, теперь уже открывая новые горизонты сознания. Только сейчас до Дилюка дошло, что его вторая рука всё так же свободна. Когда к его губам потянулись за чем-то ещё более тошнотворным, парень молниеносным движением вытянул из огненных волос острую шпильку, вонзив обидчику в шею, предположительно, под ухом. Вскрик, больше похожий на тяжёлое бурление. Гулкий удар оземь. Молодой господин отпрыгнул от тела. Даже в темноте было видно, как быстро по свежей траве начала расползаться чужая кровь. Сердце забилось пуще прежнего, глаза округлились, а пальцы на руках оттопырились. Тут-то и пришло осознание содеянному. Повеливаемый лишь единым чувством животного ужаса, Дилюк отчаянно рванул обратно к веранде. В уголках глаз начала собираться влага, а дыхание сковывало неизвестное ему ранее чувство. От волнения и страха в грудной клетке неистово ломило и кололо. Что делать? Что делать? В таком состоянии он завалился в двери поместься. В гостинной собрались несколько горничных, что сразу с округлёнными глазами подлетели к Рагнвиндру. Не до них. Срочно нужен отец. Охрана. Хоть кто-нибудь! В сознание эхом начали доноситься встревоженные голоса. — Молодой господин, что вы делали на улице в столь поздний час? — Женские руки облепили его. Сложились весьма неприятные ассоциации, так что Дилюк быстро "стряхнул" с себя конечности раздражителей. — Молодой господин, у вас кровь! Кровь! — Кажется, этими криками можно разбудить даже покойников, не то что жильцов поместья. — Немедленно позовите лекаря! Погодите-ка... — Ноги вновь послушно отдали поводья своему хозяину, и Дилюк рванул вперёд, надеясь лишь на помощь, наверное, Якшей. Боги не помогли. Боги не помогут. Стремглав проносясь по лестнице и второму этажу, под уже почти истеричные вопли горничных, Молодой господин из последних сил уж было почти вломился в комнату Отца, если бы тот сам не вышел на крики. Господин Крепус выглядел не то что напряжённым, в его алых глазах буквально плескалось самое что ни на есть настоящее беспокойство. Особенно это стало заметно при виде крови на фрагментах рубашки сына. — Дилюк, что про... — ТРУП! Повисла тишина. Из-за двери соседней комнаты уже наблюдала перепуганная невестка. Две горничные столпились на лестнице. С улицы — отчаянный вскрик. Кто-то уже нашёл его маленький сюрприз? Говорить оказалось ещё тяжелее, чем стоять на ногах. Не получалось даже две мысли связать. Голова шла кругом, казалось, будто в его ушах и голове кто-то яростно отбивает Инадзумские мелодии на кастрюлях. Перед глазами скачет, темнеет, сжимается и расширяется вновь. Он бы рухнул наземь, если бы Господин Крепус не подхватил его, суровым голосом скомандовав выбежавшим на сомнительный возглас трём самураям: — Округу поместья обыскать. Вам — вызвать лекаря, — Он кивнул на горничных. Вся орава, столпившаяся на лестнице миром рванула вниз. Последнее, что увидел Дилюк — до смерти перепуганное лицо невестки. Странно, что брат её до сих пор не показался.