Июльские грёзы.

      В тот день было тепло. Лучи июльского закатного солнца мягко грели спину спешащей балии. Ветерок приятно развивал чёрные, как смоль, волосы с единственной белоснежной прядкой, пока ритмичный стук тяжёлых ботинок эхом отражался от стен панельных домов. Прошло почти полгода с того момента, как всё не изменилось. Пять месяцев со встречи и четыре месяца с той бойни, которую она устроила ради спасения жизни той, что не хотела спасения.       Связка ключей, что со звоном упала на тумбу, и тяжёлый вздох девушки – привычные звуки для этой квартирки. Забавно думать, что когда-то они могли стать последними на добровольной основе. Эта мысль позабавила рыжеволосую женщину.       Быстро раздевшись, она направилась в ванную и со вздохом облегчения подставила своё напряжённое, покрытое шрамами изнурительной хортской службы тело под расслабляющие струйки горячей воды.              Из-за шума та не слышала, как со скрипом открылась дверь и кто-то зашёл в квартиру, однако учуяла и улыбнулась, в который раз подмечая привычку балии заходить без предупреждения. Хотя, чего уж там, ей и разрешение-то не требовалось, ведь из-за этого Гриша всё ещё жива.       Выйдя из душа в мягкой футболке и штанах, женщина стала наблюдать, как Ильяна с ловкостью кошки выкладывала очередной «я просто захватила пару вещей на ночёвку» на полки, которые Гриша специально выделила. Они так и не обсудили переезд балии, который та самолично устроила. Да и произошло это как-то незаметно. Илля просто в какой-то момент стала сокращать время между «ночёвками», постепенно переведя их в статус каждодневных, и каждый раз завозила какие-то вещи, оставляя их в шкафу на пмж. Хортке так и не удалось понять смысл завоза вещей, ведь самопровозглашённая соседка всё равно не носила своё, объясняя это тем, что в вещах Гриши теплее или удобнее. Когда-то она пыталась дарить девушке вещицы, похожие на её, но это не возымело успеха, и женщина смирилась. - Я привезла пару вещей на ночёвку и вино с запеченной курицей. Это Поля передала. Говорит, ты опять плохо питаться начала, - откровенно лжёт Илля. Наверняка та сама попросила у Апполинарии вкусности, прикрываясь Гришиным, якобы, плохим питанием. Но Гриша в ответ ничего не говорит, лишь пододвигает табуретку к дивану, который раньше не раскладывался, а теперь уже не собирается, и садится напротив неё. Ильяна не старается спрятать победную улыбку и садится рядом, раскладывая яства на табурет.       За приёмом пищи они разговаривают. Вернее, балия довольно громко и энергично рассказывает про новости из Совета – новой власти Славгорода, – а хортка то согласно хмыкает, то удивлённо охает да добавляет пару фраз от себя. - Да что мы всё обо мне, да обо мне. Как у тебя-то там? – спрашивает Илля, когда новости у неё заканчиваются. А Гриша дежурно отвечает, что, мол, всё по-старому. Вот, дело с кражей раскрыли. На этом разговоры и заканчиваются.       Когда вино было допито, курица, с большим аппетитом, съедена, а импровизированный стол убран на место, девушки перешли к уже обыденному для них ритуалу перед сном. Гриня покорно сидела с доверительно закрытыми глазами, пока устроившаяся сзади Ильяна заботливо и ласково расчёсывала рыжие локоны подруги. Они обе любили этот ритуал. Гриша потому, что так удавалось полностью расслабиться перед сном, а Илля – за возможность позаботиться о любимом человеке и рассказать о своих чувствах без слов, которые, почему-то, всё ещё пугали её. Отчего-то ей казалось, что стоит только облечь свои чувства в слова, как эта хрупкая идиллия рухнет и всё изменится. Возможно, Гриша откажется от неё. Именно это и заставляло девушку хранить молчание.              Лишь поздно ночью, когда мерное дыхание женщины будет уверять балию в том, что та спит, Ильяна позволит себе тихо облечь чувства в три простых слова, закрепляя их невесомым поцелуем в губы, и уткнуться в шею хортки носом, засыпая, пока чуткая Гриша улыбнётся и лишь мысленно ответит:

И я тебя, моё солнце.