Рябь на звездах

Капли дождя барабанили по поверхности корабля. Судно подпрыгивало на волнах и от этого сердце каждый раз уходило куда-то вниз. Возможно, сидеть в трюме, среди мешков крупы и сухарей было не самой лучшей идеей, но Корнелиусу сейчас было страшно в любой части корабля. Он сидел в углу, обхватив колени руками и молясь о том, чтобы это скорее закончилось. Он хотел быть на суше. Хотел быть в безопасности. Море никогда не сулило ничего хорошего, ему всегда было плохо на воде. В конце концов, он был на грани жизни и смерти именно когда впервые ступил на корабль. Не стоило соглашаться на это задание даже по просьбе его подруги Фары - удача, кажется, подвела Корнелиуса. Он умрет. Он умрет здесь, в морской пучине, которая разверзнется под ним с треском мокрой древесины. Умрет Фара. Умрет её парень. Умрет тот симпатичный фавн…Все умрут, прямо здесь, с минуты на минуту. Ожидание было мучительным. Тело Корнелиуса сковало мелкой дрожью, но, то ли это корабль, то ли он сам, но тифлинг будто бы покачивался из стороны в сторону в какой-то истерике. Дыхание совсем сбилось, но его было и не слышно за шумом шторма. Корнелиус также не услышал цокот копыт, спускавшихся в трюм. Но он не мог не заметить фавна, который подошел уже совсем вплотную. — Корнелиус? Что ты здесь делаешь? —на лице Дэзидерио была искренняя растерянность. Его волосы и рубашка были слегка влажные, видимо, еще не высохли от прошлого выхода на палубу. Корнелиус молчал. Его горло сдавило, а тело трясло от страха и он мог лишь беспомощно смотреть на фавна. Выражение лица Дэзи сменилось беспокойством. — Корнелиус? Ты в порядке? Что случилось? —волнение сочилось из его голоса. Он присел рядом и мягко коснулся тифлинга. Почувствовав его дрожь, он немного растерялся, но постарался улыбнуться. — Хэй, всё в порядке. Тебе страшно? Это из-за шторма? —мягко спросил он. Дэзи не был экспертом, как вести себя в таких ситуациях, но он искренне хотел помочь. Корнелиус открыл рот и также беззвучно закрыл. Но затем заговорил: — Я боюсь моря. У меня слабое здоровье, и…однажды именно на море оно и не выдержало. Я чуть не умер. Буквально. На совсем. —слова будто резали глотку и Корнелиус поджал губы, решившись дальше молчать. — Это ужасно! —Дэзи чуть сжал его предплечье. Он был совсем близко и невольно забирал внимание Корнелиуса на себя.— Я не знаю чем могу помочь, но, правда, хочу чтобы тебе стало лучше. Давай-ка пойдем ко мне в каюту, хорошо? Там точно будет побезопасней. —фавн завел выбившуюся прядь Корнелиуса обратно за его ухо и теперь в груди тифлинга вместе с тревогой засело еще какое-то тяжелое чувство желания. Он зажмурился. Все это время, пока он находился на корабле, между ним и фавном было какое-то напряжение интимного характера. Корнелиус давно такого не чувствовал - настоящей увлеченности другим существом, а не простое возбуждение. Он хотел почувствовать еще больше, ведь сейчас это чувство казалось ему светлым маяком среди всего этого шторма. Хотелось, чтобы рядом был тот, на кого можно было положиться, тот, кто дал бы покой. Кто-то близкий. Дэзидерио был совсем рядом. Корнелиус чувствовал его дыхание, они почти соприкасались носами. Раз он сейчас в таком состоянии…если что-то пойдет не так, всё можно будет списать на дурное наваждение. Поэтому Корнелиус осмелел и потянулся за поцелуем. Но каково было его удивление, когда он получил ответ, и влажные руки нежно обхватили его лицо.

***

Капли дождя стремительно били в окно каюты и их перекрикивал лишь гром, прорезающийся сквозь этот морской шторм. Сердце, казалось, стучало почти также, как капли воды снаружи, но было уже не так страшно. Корнелиус был в сухой и уютной комнатке, где из освещения был лишь фонарь, заливавший постель теплым оранжевым светом. Тифлинг и фавн укрылись в ворохе одеял и теперь шторм за окном казался чем-то незначительным. Корнелиус жался к теплу чужого тела - Дэзи был разгорячен как печка. Их руки ни на минуту не переставали скользить по телам друг друга, а губы уже болели от поцелуев. Корнелиус признался себе, что никогда столько не целовался, но они оба столько терпели, что сбивчивые, быстрые и жадные поцелуи стали чем-то закономерным. Грубые руки гуляли по телу тифлинга, сжимая обтянутые в брюки бедра, по-свойски хватая за ягодицу, отчего хвост тут же дергался и завивался. Их рубашки были распахнуты и груди прижимались друг к другу, словно оба существа пытались слиться воедино. Растительность на теле щекотала фиолетовую кожу, но это было даже приятно. Корнелиус и сам не заметил, как оседлал Дэзидерио и извивался под его руками. В трепещущем свете фонаря Корнелиус склонился над фавном, прижав его руки к подушкам. Дэзидерио выглядел таким теплым, почти медовым при таком освещении, а тени, обрамлявшие его лицо, казались Корнелиусу чем-то магическим. Невозможно приятно затянуло под ребрами и тифлинг ощутил прилив счастья, что сейчас находится здесь, с этим существом. И неважно, что на корабле. Но взгляд чародея был пронзительным, серьезным, а вот фавн всё так и продолжал смотреть на тифлинга большими преданными ореховыми глазами. — Прежде чем мы начнем, мне нужно тебя предупредить. Моя физиология немного не та…какой ты ожидаешь её увидеть. У меня не привычный для тифлинга…набор. —Корнелиус навис над Дэзи, с серьезностью сжимая его запястья. В ответ тот удивленно похлопал пышными ресницами. — Что ты имеешь в виду?… — У меня есть вагина. И член. Ну и анус, разумеется, но к нему я не готов. —Корнелиус пытался расслабится с помощью легких шуток, но все еще боялся отказа.— Я пойму, если ты не захочешь… — Я-я!! Я хочу! Очень! —выпалил Дэзидерио, широко раскрыв глаза и еще пуще залившись румянцем,— Ты нравишься мне безоговорочно, —он подался на встречу Корнелиусу, извиваясь под ним. Тифлингу конечно нравилась такая поза, но он сжалился над фавном и отпустил его руки. Корнелиус по-хозяйски скрестил руки на груди и посмотрел на любовника с высока. — Я не взял сегодня зелье, поэтому не. кончать. внутрь. —строго отчеканил он, не сдержав в конце ухмылку, и для убеждения ткнул фавна в мокрый нос. Но тут вся напускная серьезность сошла и Корнелиус абсолютно залип, потирая кончиком пальца шершавый, блестящий от влаги бараний носик с приоткрытым от восхищения ртом. Дэзи засмеялся и, обняв, повалил его на бок рядом с собой. — Хорошо, я понял. Тогда, если позволишь… И Корнелиус готов был позволить ему что угодно, безоговорочно доверяя.

***

Тихие стоны разносились по всей каюте, заглушаемые лишь плеском волн снаружи. Тела двух иных, но таких похожих существ слились воедино, на этом одиноком в море корабле, далеко от суши. Грубые, но при этом столь мягкие в прикосновениях руки касались острых кончиков ушей, узкой и гибкой спины, надавливая на ложбинку в самом конце, а затем обхватывали ягодицы, податливо выгнувшиеся навстречу, сжимая их, отчего длинный хвост-хлыст извивался причудливыми петлями. Эти руки цепляли темно-фиолетовые соски, мягко сминая, блуждали по чуть выпирающим ребрам, по узкой талии, на которую столь приятно, столь правильно ложились ладони. Шероховатые кончики пальцев гладили нежную фиолетовую кожу, прослеживая путь по серебряным веснушкам, так напоминавших звезды. От этого сходства что-то трепетало в груди, и потрескавшиеся губы целовали эти веснушки, одну за другой, эту бесконечную россыпь звезд на теле другого существа, его вселенную, а затем и манящую, четырех-конечную звезду прямо над ложбинкой ключиц, у самой шеи. Это вызывало протяжный стон у владельца этого космоса. Все было неспешно, им некуда торопится. Можно медленно, нежно толкаться в нутро, не до ходя до самого пика, а затем мягко толкнуться навстречу, и столкнуться с самым краем, вызвать рваный стон, который попросит еще, будет желанно покачивать бедрами, но не быстро, а всё также растягивая сладкую негу. Всё те же руки мягко придерживали за живот, отчего по каюте раздавался довольный, приятный рокот чародея. Они гладили нежный, плоский живот, по праву считающийся слабым местом, таким уязвимым, но от того и столь приятным в прикосновениях. Пальцы скользили вниз, по легкой растительности на лобке, обхватывали разгоряченную твердую плоть, двигаясь в такт толчкам сзади. С тихим стуком их рога сталкивались, терлись друг о друга, нежно и ласково бодаясь. А изящные, когтистые руки же петляли по мускулистому телу, зарываясь в кудри на груди, поглаживая их и преданно прижимая ладонь на левую половинку, к сердцу. Руки сжимали на удивление мягкую грудь, переходили на бока, слегка давили на пресс и щекотали коготками живот. Эти руки зарывались в мягкую гладкую шерсть, гладили сильные, мощные бедра. Эти руки мягко гладили пушистые ушки, а клыки нависали над смуглой кожей, с невозможным и страстным желанием вонзится в медовую плоть, от столь сильных нестерпимых чувств…Эти руки хватались за изогнутые бараньи рога как за спасательный круг, пока бедра жадно подмахивали навстречу всё новым и новым ощущениям. Их стоны переплетались в единое звучание, в комнате стало жарко от двух разгоряченных тел. Оба они понимали, что никогда не испытывали ничего подобного, такого счастья от слияния с другим существом. Ни в стенах магической Академии, ни на пиратском корабле. Влага текла меж двух тел, стекая по внутренней стороне бедра. Становилось всего через край: слишком узко, слишком влажно, слишком сильно. Слишком приятно. Каюта наполнилась до неприличия громкими хлопками ягодиц о чужой пах, звуком сочащейся смазки, стонами, ведь никто из присутствующих больше не мог терпеть. Внизу словно развязался узел и контроль над телом был потерян на десятки секунд, которые, казалось, тянулись вечность. Удовольствие проходило по телу электрическими импульсами, волнами, принося за собой истощенное расслабление. Белесая жидкость брызнула на плоский живот, но, не беспокоясь об этом, тифлинг прижался к фавну, в поисках тепла. В воздухе застыли сбивчивые вздохи, веки налились свинцом от усталости. Дэзидерио обнял Корнелиуса, целуя его в висок и надежно укрывая одеялом. Бард почувствовал, как его пушистую ногу обвил чужой гибкий хвост и не мог не улыбнутся. Вместе им было как никогда тепло в этот дождливый день. В воздухе пузырилось счастье. Шторм теперь казался малейшей и незначительной проблемой, когда рядом столь желанный возлюбленный. Впрочем, кажется, тучи уже рассеивались под светом солнца, и корабль плыл в тихие чистые воды.