***
Зайдя в номер и убедившись, что вся безумная троица тех, у кого энергии веселиться, купаться, прыгать и бегать по территории отеля с криками и визгами каждый день хватало даже спустя месяц отпуска на Бали, уже давно, сладко и крепко спит, периодически посапывая и что-то бубня во сне, Вика мягко улыбается. Собирается привычно закрыть деревянную дверь, чтобы не дай бог не побеспокоить детский сон, но что-то подталкивает ее остановиться и, еле дыша, постоять в проходе, опираясь плечом на косяк. Глаза сами собой с неподдельным умилением щурятся от оказавшейся перед глазами картины. Варвара полностью смяла одеяло, откинув его в сторону и раскинувшись на просторной кровати подобно звезде. Появляется какое-то внутреннее желание подойти и укрыть ее, но на улице достаточно жарко даже ночью, что и становится причиной, по которой жрица культа предков одергивает себя, делая лишь заметку перед сном посильнее покрыть распахнутое ныне настежь окно. Мальчики же спят на двух отдельных кроватях, но оба свернулись калачиком — Захар вокруг одеяла, а Гаврил — своей теперь самой любимой игрушки тигра, которую они приобрели в походах по местным магазинам. Гаврюшу Виктория планировала разместить с ними в одной комнате, так как он все же еще оставался для нее совсем малышом, за которым нужен глаз да глаз. Но маленький парень изъявил желание спать с сестрой и братом, чему родители попросту не смогли препятствовать. Воспоминание об этом вновь вызывает на женском лице уловимую мягкую улыбку, которая лишь немного омрачается тенью грусти. Во всей своей стабильной и размеренной жизни Виктория особенно ценила возможность наблюдать за тем, как ее дети растут, становятся личностями, со своими характерами и повадками. Это было именно тем, что она до безумия боялась потерять, упустить даже малейший момент взросления, отчего, возможно, и любое отдаление от стабильного и привычного ритма жизни казалось чем-то пугающим. Проще было отказаться от новых ощущений и эмоций, чем хоть на мгновение задуматься о том, что картина с детьми, умиротворенно спящими в своих кроватках, перестанет быть чем-то ежедневным. Вдруг стоит немножко сделать шаг в сторону и все рухнет? Посыпется подобно песку сквозь пальцы? Нервно закусив губу от внезапно нахлынувших размышлений, женщина все же берется за круглую деревянную ручку, прохладное ощущение которой под рукой немного возвращает ее к реальности, после чего совсем тихо-тихо закрывает ее. — Может тебе расслабляющий массаж сделать? — немного приглушенный мужской голос слышится где-то за спиной как раз в тот самый момент, когда Виктория достает из кармана телефон с целью посмотреть время. Оставалось совсем немного. И мысли о том, что стоит как можно скорее выйти на улицу, мешаются с чувством, будто ее поймали за чем-то постыдным. Хочется неловко потупить взгляд в пол и попытаться объясниться, почему она в последнее время часто отвлекается на входящие звонки или сообщения, порой подрываясь, чтобы посмотреть, кто написал сообщение, и даже расстраиваясь, когда видит совсем иные контакты, но Райдос достаточно машинально убирает телефон обратно в задний карман черных шорт и оборачивается к мужу с улыбкой. «Я не чувствую себя расслабленной рядом с тобой» — всего одно предложение так и рвется наружу, хочется сказать его и раз и навсегда избавиться от необходимости продолжать играть послушную правильную жену. Вика даже размыкает губы, но тут же чувствует страх перед последствиями. Что будет, если буквально вся ее жизнь построена на этом. В горле моментально встает ком, сопровождая отвращение к собственным мыслям и ощущениям. Это и подталкивает ее сказать совсем не то, о чем подумала. — Голова немного болит. Хочется просто побыть не свежем воздухе, — указав большим пальцем вбок, прямо в сторону выхода на небольшую террасу с гамаком, Райдос мысленно ругает себя за крайне банальное оправдание, явно нужно было придумать что-то получше — когда-то у мужчины появятся вопросы, ответов на которые у ведьмы не было. Не дожидаясь согласия со стороны Василия, в наличие которого жрица культа предков не сомневалась от слова «совсем», Вика по пути хватает книгу, может удастся создать видимость, что она просто хочет почитать, после чего окончательно скрывается за дверью, ведущей на террасу. Стоит только замку издать характерный щелчок, с губ Райдос практически моментально срывается облегченный выдох. Кажется, с каждым днем она все больше и чаще ожидала именно наступления вечеров. Дышать становилось легче, все тело буквально отпускало напряжение, а мысли становились чище в тот самый момент, когда она выходила сюда. Словно бы один щелчок разделял ее состояние на «до» и «после». Небольшая терраса не имела в себе чего-то особенного. Разве что, прекрасный вид на море вдали и мягкий, крайне комфортный гамак, который Вика заприметила не сразу, но уже вскоре облюбовала и стала проводить здесь практически каждый вечер. В остальном все до безумия обыкновенно: простые деревянные полы, небольшой вязанный коврик и парочка больших цветов вдоль ограждения. Но при всем этом стоит признать, что женщина не променяла бы это место даже на самый шикарный номер. Босыми ногами соприкасаясь с теплыми от дневного солнца деревянными досками, Виктория блаженно прикрыла глаза, пока направлялась к тому самому белому гамаку. Кинув в него книгу, она тут же начала расплетать волосы, отчего расслабление с новой силой прокатились по подтянутому телу. Женщина была готова удовлетворенно выдохнуть, когда резинка полетела следом за книгой, а тяжелые волосы упали легкими кудрями на плечи, но, сдержав себя, она наконец-то забралась в гамак, тут же чувствуя, как тот начинает покачиваться под ней. Ей чертовски хотелось бы, чтобы и ее жизнь также размеренно могла раскачиваться из стороны в сторону, не отклоняясь слишком сильно и двигаясь достаточно плавно, но теперь нечто подобное казалось таким далеким и нереальным. С момента начала съемок в «Битве сильнейших» жизнь Виктории начала напоминать скорее Тихий океан, при мысленном сравнении с которым женщина машинально поворачивается в сторону практически незаметной в темноте водной глади и задумчиво хмурится. Визуально она всем казалась спокойной и размеренной, такой тихой и правильной, складной, что многие могли бы позавидовать. Но это было лишь первое впечатление — где-то глубоко, там, где слишком темно, чтобы остальные могли это рассмотреть, таился хаос, что мог в любой момент заявить о себе. Например, когда им с Василием просто надоест играть и делать вид будто все так, как прежде. Все уже давно не так. Стоило только поймать себя на этой мысли, как телефон резко завибрировал где-то под бедром, что заставило Райдос вздрогнуть. Опустив карий взгляд вниз, женщина на долю секунды допустила появление в голове мысли просто проигнорировать, выключить звук и сделать вид, что на этот раз слишком рано заснула. Такое же бывает? Вымоталась за день, чертовски устала после длительных прогулок. Но рука, вопреки всем размышлениям, сама собой потянулась за телефоном и вытянула его из-под бедра. Не нужно быть экстрасенсом, чтобы знать, кто именно написал. Пожалуй, сообщения от конкретного контакта в это время были единственным стабильным и неизменным в жизни Вики, при мысли о чем она усмехается, наконец разблокировав телефон и все же открыв переписку. «Не спишь?» 22:34.«А разве я когда-то спала в это время? Обижаешь.» 22:34.
«Ну я же прямо тебе не напишу: не решила ли ты там наконец развлечься с мужем. ;)» 22:35. Хочется закатить глаза от мысли, что Романова как всегда в своем репертуаре: задевает, подкалывает и затрагивает то, о чем Виктория на самом деле говорить совсем не хотела бы. «Ты только там не дуйся. Я шучу. Рада возможности лишний раз поболтать с тобой.» 22:35.«Есть что рассказать?». 22:35.
«Для тебя — всегда найдется. Или ты не хочешь говорить?» 22:36. Пробегая взглядом по краткому тексту во второй раз и позволяя тяжелому выдохну сорваться с губ, Вика практически моментально ловит себя на мысли, что может где-то внутри ей и хотелось бы, чтобы желание слушать длинные рассказы Романовой о том, как прошел ее день, как Ярослава нервничает перед экзаменами и постоянно готовится, как они побыли на даче, как прошла новая практика, не возникало внутри нее. Они даже и подругами толком не были, чтобы подобного рода «ритуалы» были для них в порядке вещей. Но это совсем не отменяло того факта, что Райдос не могла заставить себя преодолеть тягу набрать чужой номер, отправить лишнее сообщение или поговорить по видеосвязи. Порой приятно было лишний раз увидеть приятную и искреннюю улыбку. Это успокаивало и пугало одновременно. Из водоворота мыслей вырывает входящий видеозвонок. — Я быстрее состарюсь, чем дождусь от тебя решительности набрать видеозвонок первой, — появившись на экране, Марьяна практически моментально закатила глаза, поправляя упавшие на глаза распущенные выпрямленные рыжие локоны и тут же подпирая подбородок рукой. Она лежала на постели в комнате с приглушенным светом. Хотя в Москве еще было около половины шестого, если ведьма не разучилась считать. Позади было можно наблюдать, как женщина расслабленно болтает босыми ногами, несмотря на все желание создать видимость раздражения. Может, именно это спокойствие и притягивало Райдос настолько, что она не могла отказать в звонке. — Не нравится проявлять инициативу, Романова? — решив выбросить все мысли и насладиться телефонным разговором, в конце концов она не делает ничего противозаконного и запрещенного, Виктория играет бровями и позволяет губам скривиться в самодовольной усмешке. — Райдос, ты же знаешь, что если я того захочу, то мне будет ничего не стоить даже нарушить рамки приличия, — снова подключая этот свой томный тон, Марьяна заигрывающе изгибает одну из изящных бровей и практически бесстыдно смотрит прямиком на Райдос, лежащую перед ней в гамаке в черной майке и с милыми кудряшками на концах темных волос. — Просто, может, мне иногда хочется, чтобы и от тебя была какая-то инициатива? Поначалу жрица культа предков чувствовала себя неспокойно и некомфортно в моменты, когда Романова обращалась к своему образу всей такой «львицы соблазнительницы». Умение выгнуться так, чтобы все достоинства тела оказались на виду, взглянуть таким образом, что дрожь неумолимо пробежит по всему телу. Вика попросту не понимала, как ей реагировать. Пресекать? Осуждать? Только со временем начало получаться игнорировать и списывать все на обычную манеру поведения для этой рыжей бестии. — Это же какую инициативу ты от меня ждешь? — вопрос звучит заинтересованно, после чего Райдос лишь все больше позволяет себе расслабиться и закидывает одну из изящных и стройных ног на край гамака, дабы та могла комфортно свисать. — Цветы? Кофе в постель? Приглашение на (не) свидание? Стараясь обрубать или отправлять в полнейший игнор все моменты в интернете, которые подогревают интерес к их взаимоотношениям, женщина сама не замечала, как порой позволяла себе использовать их в повседневном общении вне камер и посторонних глаз или же создавала что-то новое из-за своей неаккуратности, просыпающейся рядом с рыжеволосой шаманкой. В такие моменты хотелось прикусить или лучше сразу откусить себе язык. — Мы уже говорим о не свидание? — Марьяна намеренно голосом выделяет частицу «не», якобы намекая своей собеседнице на вопрос: «А точно ли она уверена, что это все же не свидание?». И Вику этот тон ставит в легкий ступор, отчего она решает медленно и плавно соскользнуть с темы, выразительно закатывая глаза и отрицательно покачивая головой. — Ты невыносима, Романова, — хочется передать раздражение, но вместо этого Виктория лишь усмехается и на мгновение отводит взгляд в сторону. Ей всегда казалось, что рыжеволосая шаманка своим глубоким голубым взглядом может заглянуть прямо в душу, проникнуть даже в самые потаенные ее уголки, отчего рядом с ней Вика слегка побаивалась постоянно смотреть прямо и не отвлекаться хотя бы на долю секунды. Тем более становилось не по себе в те самые моменты, когда Романова резко наклонялась вперед и спокойно смотрела в упор, нередко начиная испытывать оппонента на прочность и проверяя, сколько он продержится под тяжелым и пристальным вниманием. Где, черт возьми, хотя бы маломальское стеснение и рамки. — Но при этом ты все еще как-то терпишь меня, заметила? — хитро щурясь и буквально испепеляя Райдос взглядом, Марьяна намеренно подается ближе к камере. Замечая это, Вика практически ощущает желание отвернуться куда-то в сторону и не начинать игру в гляделки, но все же что-то внутри подталкивает ее попытаться установить собственные правила. — Самой порой интересно, зачем я это делаю, — она намеренно отзеркаливает внимательный взгляд по ту сторону экрана и также щурится, придвигаясь немного ближе к телефону. В воздухе повисает тишина, изредка нарушаемая слабым ветерком, заставляющем пальмы подрагивать, и криками подростков из приоткрытого окна Марьяны. Однако это совсем не мешает их немому диалогу, который, кажется, могли уловить только они вдвоем. Еще со съемок «Битвы сильнейших» каждая научилась по одной мимике и взгляду второй практически читать, о чем она думает, какие чувства испытывает. Марьяна могла с лету сказать, когда Виктория раздражена и с трудом сдерживается, чтобы не сорваться, чем она, к слову, без зазрения совести периодически пользовалась, выводя ведьму из себя в надежде получить хотя бы немного искренней и эмоциональной Вики. К слову, сейчас, наклоняя голову в сторону и как можно внимательнее вглядываясь в прекрасные и до одури манящие глаза цвета горячего шоколада, в темноте кажущиеся совсем черными, Марьяна также надеялась вывести Райдос на эмоции. Заставить, например, смутиться, отвести взгляд в сторону. Хоть что-то же должно в очередной раз поддаться чарам ее уверенности и потерять свой прежний идеальный и отточенный облик. Но в этот раз Вика держалась неожиданно долго. Ее черты сохраняли безмятежное спокойствие, а взгляд уверенно, словно бы заглядывая куда-то вовнутрь, продолжал быть направлен прямиком на нее. Впервые Марьяна почувствовала перед Райдос себя будто обнаженной. Причем это ощущение не шло ни в какие сравнения с тем, чтобы просто снять одежду, показать очертания тела и покрасоваться новым комплектом белья. У Романовой даже были мысли так сделать, дружески подписав в духе «идет или нет». Даже если черти в ее голове совсем взбесились бы и задуманное было бы осуществлено, она бы явно испытывала смятение куда меньшее, нежели сейчас. Это было куда глубже. Факт чего, собственно, и заставил рыжеволосую ведьму немного нахмуриться и все же сдаться первой. — Ты решила во мне дырку просверлить? — с долей легкого недовольства буркает Марьяна, будучи уверенной, что внутри жрица культа предков сейчас ликует. Хотелось добавить: «Я еще отыграюсь. Рано радуешься.», но вместо этого женщина просто молчала и рассматривала Вику, на лице которой была скорее заинтересованность. Она все еще внимательно смотрела на нее, скользя по отдельным участкам, и это даже заставило шаманку поймать себя на мысли, что она смогла быстрее расслабиться, если бы на знакомых чертах появилось ликование, а не… интерес? Да. Это напоминало искренний интерес. — Ну а что? Будет у тебя след от меня. Красота, — позволив себе расслабленно рассмеяться, хоть и шутка была дурацкой, Райдос так и хочет продолжить смотреть в упор, но, замечая, что Романова начала немножко ежиться и нервно поправлять волосы, решает все же на мгновение отвести взгляд. Жаль фруктов с собой не прихватила. Сейчас так хотелось чего-то сладкого. — Еще подпиши снизу: «Собственность Райдос», — выразительно закатывая глаза, Марьяна в самом деле намеревалась поиграть в образ буки, но она достаточно быстро рассмеялась. Чертова Райдос. Сдерживать собственные эмоции рядом с ней казалось чем-то невыносимым.***
Как и во все прошлые разы, время, проведенное за расслабленными разговорами, смехом, легкими подколами и «укусами» друг друга пролетело слишком быстро. Им обеим казалось, что прошло всего минут десять, от силы двадцать, но на самом деле стрелки часов неумолимо приближались к часу ночи на Бали, самым красноречивым подтверждением чему были постепенно все больше закрывающиеся глаза Райдос. Как бы она не пыталась сопротивляться усталости, та уже находила отражение не только в тяжелых веках, но и в сонливой улыбке, с которой ведьма рассматривала свою собеседницу, рассказывающую о последнем посещении кладбища для какого-то очень сильного ритуала, где без помощи было просто не обойтись. Виктории даже было жаль, что она сейчас не в Москве или Петербурге, так как наверняка предложила бы собственную помощь взамен на возможность поучаствовать в интересной практике. — Если тебе настолько скучно слушать меня, Вика, мы можем переключиться на другую тему, — подкалывая практически засыпающую жрицу, Марьяна ловит себя на мысли, что совсем сонная Виктория выглядит до жути мило. Никакой лишней брони, кроме неотъемлемой части Райдос — непробиваемого и стойкого характера, с которым она, казалось, и спала в обнимку. В остальном же, взамен на привычный образ аки такой «железной леди» была простая и легкая улыбка, мелодичный, немного хриплый от усталости смех и постоянное желание подколоть Марьяну, но куда мягче, чем это некогда происходило в готических залах. Сопли никто из них не жевал. — У меня нет сил язвить тебе в ответ, Романова, — Виктория тушуется, пытается в собственных мыслях найти слова, которые позволят не меньше подцепить шаманку, но все кажется не тем, отчего она просто отмахивается и решает, что в следующий раз обязательно отыграется. Так уж и быть. Разок этой рыжеволосой бестии можно порадоваться и почувствовать себя впереди. — А я скучаю, Вика, — казалось, что прямо сейчас они должны попрощаться, привычно кивнуть и без лишних милых слов или чего-то подобного отключиться, дабы завтра вечером созвониться вновь, но вместо этого Романова резко произносит то, что буквально заставляет Викторию вздрогнуть и посмотреть на собеседницу полным непонимания взглядом. Хочется что-то ответить, но вместо этого Райдос лишь плотнее сжимает губы и чувствует, как теряется. Не понимает, как лучше отреагировать. Просто сбросить вызов? Да ну, будет выглядеть так, будто она какой-то подросток, что пытается избежать неудобной ситуации. Переспросить? Уточнить, верно ли она все услышала? Да конечно, черт возьми, верно, и это пугало. Может смысл другой был? Подстебнуть так хотела? — Очень скучаю по тебе, — опровергая все мысли Виктории относительно того, что ей вполне себе могло послышаться от усталости, Марьяна повторяет сказанное ранее полушепотом, отчего ведьминское сердце начинает бешено колотиться, словно бы вот-вот вырвется наружу. — Завтра созвонимся, Марьян, — не находя варианта лучше, Райдос кратко и быстро произносит дежурную фразу, после чего судорожно отключается. Ощущая этот бешеный контраст между недавним безмятежным спокойствием и нынешним состоянием, Виктория даже сейчас не могла объяснить себе, что именно только что произошло. Хотелось взять телефон и вновь набрать Романову с одним лишь единственным вопросом: «Какого черта?», но это бы означало в очередной раз ее увидеть или услышать. Еще недавно это не представляло фактически никакого труда. Даже встретиться за чашечкой кофе в Петербурге или Москве было вполне посильной задачей. Теперь же сердце начинало отбивать чечётку лишь от одной только мысли о глубоких карих глазах, которые смотрели прямо в душу с неподдельной тоской. Вика никогда так не была уверена в том, что по ней в самом деле скучают. Что это не пустые слова или наигранные эмоции ради какой-то выгоды, а самое настоящее чувство, о котором заявили так прямо, что просто невозможно было не растеряться. Да еще и такой человек, от которого совсем не ожидаешь. Хотя от Марьяны никогда не знаешь, чего на самом деле стоит ожидать. Покачивая головой и поворачивая телефон темным дисплеем к себе, Райдос резко и даже как-то раздраженно фыркает. Ей чертовски не нравилось, когда она оказывалась в таких ситуациях. Давненько выработалась привычка держать абсолютно все под контролем, в ежовых рукавицах, особенно, когда дело касалось эмоций. Но с Романовой это все больше казалось нереальным. Именно рядом с ней «железная леди» битвы экстрасенсов теряла хватку и могла испытать замешательство от собственных эмоций. Раздражало ли это? Есть такое. Впрочем, сейчас Райдос не успевает как следует разозлиться, чтобы все же решиться и, разблокировав телефон, устроить рыжей бестии взбучу — выяснить, какого черта она творит и что в очередной раз задумала. Экран телефона вновь загорается. На нем так просто и легко появляется оповещение, что Марьяна Романова уже успела написать что-то. Оставалось только гадать что. «Что на этот раз выкинет чертовка?» — лишь один вопрос крутился в голове Виктории, пока она уверенными движениями открывала один единственный диалог среди множества. (заходила она в него в последнее время даже чаще, чем в рабочие) Правда былая уверенность пропала моментально, стоило только отправленной фотографии появиться перед глазами. Вика с большим трудом не роняет телефон, дрожащими руками перехватывая его посильнее лишь от мысли, что не стоит привлекать лишнего внимания к себе. Любой грохот и Василий панически выбежит на веранду с вопросом: «Что случилось?». Туго сглатывая, она понимает, что ей нужно бы отвернуться, закрыть диалог и просто убрать аппарат как можно дальше, потому что Марьяна, похоже, окончательно решила сойти с ума именно этим вечером. Нет, она слетела с катушек, не меньше. Именно это предложение Райдос мысленно повторяет несколько раз, совсем не замечая, как внимательный взгляд карих глаз начинает изучающе скользить по фотографии. Что-то внутри сопротивляется, кричит о необходимости остановиться, но дьявол, сидящий в этот момент на хрупком загорелом женском плече, явно оказывается сильнее, ведь его шепот заглушает внутренний голос, заставляя делать совсем обратное и даже порой водить по фотографии пальцами. На той изображена Марьяна. Очевидно, да? Взгляд как всегда хитрющий до чертиков. В глубоком голубом океане они танцуют свой венский вальс вокруг костра, в котором Виктория с каждым днем все больше бесследно сгорала, теряя и чувствуя, как превращается в сизый пепел, каждая частичка ее прочно выстроенной стены. Той самой, за которой она долгие годы прожила в спокойствие, считая свое существование практически идеальным. Романова же тем временем выглядела вполне расслабленной. Сидя на полу в развязной позе, она расставила ноги в разные стороны, совсем не стесняясь того факта, что самые интимные места скрыты лишь тонкой полоской черной ткани нижнего белья. Верхняя часть, видимо, того же комплекта, так как вещи идеально сочетались, с трудом скрывала грудь рыжеволосой ведьмы. Если приблизить, то вполне можно было бы рассмотреть очертания розовых и нежных сосков. Поймав себя на этой мысли, Райдос буквально одномоментно одернула себя и дрожащими руками набрала контакт, разговор с которым совсем недавно был закончен. Впрочем, сама Марьяна, похоже, так не считала. Она все спланировала, так как ответ последовал незамедлительно. — Романова, что это такое блять? — с трудом сдерживаясь от того, чтобы не вскрикнуть, ведь ее могли услышать, Вика не мелочится и с ходу задает единственно-интересующий ее вопрос. Она готова поклясться, что на той стороне провода слышится перед ответом слышится довольный выдох. — Фотография. Разве непонятно? — а Марьяна играется, дразнится, и это лишь сильнее выводит жрицу, вынуждая ее сильнее сжимать в руках телефон. — Ты всем такие фотографии отправляешь? — выдав вопрос с явной издевкой, женщина поначалу не планирует дожидаться ответа, ведь внутри нее горит желание просто расставить все на свои места и показать, что они не настолько «подружки», чтобы присылать друг другу подобное с будничным «как тебе?», но что-то ее заставляет замереть в ожидании слов. — Только тебе отправила. Хочешь посмотреть, как я прямо сейчас этот самый комплект, Ви-ка, сниму? Предопределяя твой вопрос — нет, я не перед каждым по видеосвязи снимаю белье, — парадируя измывающуюся интонацию своей собеседницы, Романова говорит каждое слово так томно, что Виктории хочется отключиться, выкинуть телефон и просто не видеть его более никогда. Сделать вид, что этого вечера никогда не было. Но вместо этого женщина лишь ненадолго, замечая краем глаза, как темный экран звонка сменился светлым изображением, опускает тяжелые веки и шумно выдыхает. Она знает. Она уверена, что именно ее ждет, если она все же посмотрит на телефон, звонки и сообщения на котором раньше казались всего лишь приятной забавой. Нужно быть ребенком, чтобы мысленно начать искать другие варианты. И в ней, в женщине, возраст которой перешел порог сорока, сохраняется маломальская, совсем крохотная надежда, что на экране окажется Марьяна с лицом «ну ты и дурочка, повелась», а все произошедшее ранее — дурацкой шуткой. Однако Райдос сама вытаскивает один из кирпичиков ее идеального патриархального фундамента, когда все же вытягивает руку с телефоном вперед и открывает глаза, представляя взору Марьяну, преисполненную уверенностью и не испытывающую и капли стеснения. В этом была вся она. Такая флиртующая, манящая, что любой был бы готов приклонить колено перед ней. Жрица до последнего этого не признавала, но сейчас ее сердце ударилось о ребра именно с этим осознанием. С пониманием, что она одна из тех, кто положил миры к ногам этой богини… лишь бы иметь возможность ее коснуться. — Я буквально через экран чувствую, как ты желаешь меня коснуться, — не принуждая Викторию к включению камеры и ощущая себя вполне комфортно в том положении вещей, которое они имеют, Романова произносила каждое слово с пошлым придыханием, при этом не упуская возможности провести собственными пальцами по своей шее и добраться до груди. Виктории захотелось в этот момент простонать и скомандовать, чтобы чертовка не тянула, сжала это прекрасное полушарие с силой. Так, чтобы с уст сорвался гортанный стон, смешанный с ее же собственным именем. Но что-то внутри подтолкнуло ведьму покорно сидеть и молчаливо наблюдать за Романовой. Лишь одну деталь она все же внесла — свободная рука сама собой опустилась на шею и проделала тот же путь, который Марьяна совершила со своим телом. Впервые в жизни Райдос не хотелось сбежать или отключиться, сохранив такую, казалось бы, драгоценную иллюзию. Впервые в жизни она жалела, что не может оказаться рядом с Марьяной в это самое мгновение, что в ее руках лишь жалкая возможность наблюдать, как эта богиня постепенно сведет себя с ума. — Смотри мне прямо в глаза, Вика, — словно чувствуя, что взгляд Райдос находится намного ниже и даже не пытается поймать зрительный контакт, Марьяна намеренно медлит и не сжимает собственную грудь, выжидает, командует, чтобы женщина своим карим взглядом смотрела прямо ей в глаза. И Виктория подчиняется. Ей не остается ничего другого, кроме как, туго сглотнув, оторваться от наблюдения за прекрасными очертаниями женского тела и посмотреть в морскую пучину, самую глубокую из ныне существующих. — Умничка, Райдос, — обращение звучит так игриво и словно ласково поглаживающе по головке, что жрице культа предков хочется выкинуть, что она не школьница, чтобы ее хвалили за хорошее поведение, но плотно стиснуть зубы заставляет тот факт, что правила игры устанавливает не она. В их негласной войне, начавшейся вместе со стартом первой серии «Битвы сильнейших», каждая стремилась перетянуть одеяло на себя, дергая с рвением, так, что ткань невидимого покрывала в любой момент могла треснуть, и сильно клацая зубами, ведь ни одна не желала уступать. Они обе были женщины с характерами, со стремлением занять главенствующую позицию и доказать другой, что именно ей порой стоит умолкнуть и прислушаться. Как минимум, Райдос ранее казалось, что все дела обстоят именно так. Она бы никогда не призналась об этом вслух и продолжила метать злой и надменный взгляд в сторону рыжеволосой ведьмы, дабы сохранить так плотно укрепившееся за ней амплуа, но внутри Вика уже смирилась — в их играх ведет Марьяна. Именно этой рыжеволосой бестии удается найти ходы и лазейки, чтобы Райдос ни за что в жизни не смогла отказаться от встречи, чтобы она не сбросила звонок, чтобы подорвалась и была готова пойти прогуляться по парку хоть в час ночи. Лишь в одной обольстительной лисьей улыбке был аргумент, против которого весь здравый рассудок потомственной ведьмы рушился с крахом. Это раздражало. Марьяну хотелось ненавидеть и вытравить из собственной жизни как можно дальше, и в то же время ее хотелось неистово любить, прокладывая ночами дорожку поцелуев на ее аккуратных и бледных плечах от одной родинки до другой. — Хочешь, чтобы твоя рука сжала мою грудь, Виктория? — буквально вытягивая женщину из собственных мыслей, Марьяна не медлит. Она наклоняет голову немного вбок, позволяя распущенным рыжим локонам упасть вбок и не закрывать прекрасной Вике обзор. Ведьма-то даже со своей хваленной выдержкой точно не сдержится и посмотрит, при мысли о чем Марьяна резко сжимает собственную грудь с силой и издает громкий гортанный стон. Ей так хорошо от мысли, что это делает Райдос, что именно она пожирает ее полным похоти взглядом по другую сторону экрана, что женщина перестает сдерживаться и, блаженно прикрыв глаза, откидывает голову на находящуюся позади кровать. — Вика, я хочу, чтобы ты вошла в меня, чтобы отымела так, будто я всегда принадлежала только тебе, — выгибаясь в спине и протяжно выстанывая каждое слово, рыжеволосая шаманка продолжает сжимать собственную грудь, пока свободная рука нахально и уверенно двигается все ниже, проникая под темную ткань нижнего белья. Ей не хотелось медлить ровно также, как этого не хотелось и Вике. Жрица культа предков чувствовала себя не взводе, ей хотелось повторить за Марьяной, ведь между ног чувствовался дикий жар и влага, но какая-то толика разума твердила, что в любой момент к ней может выйти муж, отчего стоит терпеть и молчаливо, тихо, подобно гормонально активному подростку наблюдать за происходящим на экране, дабы «строгие родители» не прервали просмотр. — Марьяна, не томи, просто войди в себя, — голос низкий и хриплый, звучит так, будто это самый настоящий приказ, по причине чего Райдос не сразу понимает, что сказала это она. Однако мысли эти становятся совсем неважными на фоне того, что шаманка повинуется. Выкрикивая имя «Виктория», она быстро входит в себя сразу двумя пальцами и начинает нарочито медленно толкаться внутрь. Во влагалище так влажно, что вязкая субстанция моментально обволакивает пальцы, позволяя им ритмично совершать толчки внутри. Не мешает даже то, что стенки плотно обхватывают пальцы, что подталкивает Марьяну сильнее раздвинуть ноги перед камерой и окончательно выбить из Виктории возможность равномерно дышать. Каждый ее вдох ровняется с вдохом Марьяны. Она дышит в такт ей и чувствует, что готова не касаясь себя кончить. Ненавидит и готова буквально выть от того факта, что нельзя, что вместо этого ей приходится плотно сжимать бедра и лишь жадно наблюдать, как прямо перед ней на экране, ни на мгновения не останавливая движения, в агонии метается Романова, простанывая ее имя с каждым разом все громче. — Вика, я сейчас кончу, — чувствуя, как во рту все пересохло, а мышцы вот-вот схватит судорога, Марьяна замирает на мгновение, чтобы дождаться всего одного слова «кончай», которое в конечном счете становится тем последним завершающим толчков, опрокидывающем ее в пучину безумия. Она довольна. Довольна тем, что решилась заманить Викторию подобно подростку и от этого на ее лице расцветает слабая, но хитрая улыбка, становящаяся лишь более заметной, когда Вика тихо-тихо произносит. — Когда я приеду в Москву, жду от тебя фото и открытую дверь в твою квартиру.