Биография неизвестных: Нежное безумие

Глава 1: «Осколок времени» «Что ты чувствуешь?» Хм… Ужас? Страх? Беспомощность? Ну, или может все сразу? А может ничего из этого? Скорее это было похоже на вину или стыд за ту же самую беспомощность в каком-то смысле. Как будто ещё в детстве гуляя — порвал только что купленную курточку на почти последние деньги мамы и сидишь на полу-обваленной лавочке перед своим подъездом, ноешь в три ручья, не понимая как дальше жить. Хотя, в тот же момент, я бы хотел вернутся в те безаботные, почти что, дни и позабыть о жестокой реальности, когда все на свете казалось невообразимым волшебством, а Дед мороз не был переодетым в волшебного деда — отцом. Когда мечты жили. Когда можно было весь день провести на улице, делая из досок и палок, маленьких и больших, домики, за которые потом жестоко воевали теми же палками и «до последней крови». Звонко смеясь, когда побеждали и дуться, когда проигрывали, показывая недовольство и обиженно отводя голову в сторону и смотря на зелёную траву, покрытую серебряной росой. Чтобы потом любимая мама, оказавшись на балконе, своим нежным голосом позвала кушать. Но это было не вернуть, а реальность становилась все ужасней и ужасней. По итогу стянула она с меня розовые очки самым жестоким образом, который вообще есть в нашем мире… «Ой, извини, я что-то тут задумался… Ээ. Аа… Это ты меня ещё раз извини! Меня кстати Питер зовут, хотя с кем я разговариваю? Именно, с обычным письменный дневником. Но все же это не даёт мне сойти с ума, находясь в жутких и тёмных четырёх стенах, и не потерять себя и кто я есть…» Этот человек дал мне старый и дряхлый дневничок с пожелтевшими листами. Так, к счастью, в нем не было ничего написано. И это радовало. Если честно, то я даже удивлён, что он мне хоть что-то дал за последний месяц, кроме унижений и страданий. «Все-же, быть послушным — тема» Написал я на следущей строчке после другого текста и подумал о том, что: «а могу ли я сюда все писать? Он же не будет проверять?». Я, честно, не знаю, но лучше пока ничего такого не писать и…да не дай бог разозлю его! После этого, у меня повысилось сердцебиение и мне стало ужасно страшно только от одной этой мысли. Участилось дыхание, и я закрыл свои серые глаза в попытках успакоится: — Тише… Тише… Тише… — зжав и разжав челюсть для нового вдоха и опять — Никто тебя не пытается… — я пытался себя успокоить такими словами, но не получалось, к слову, ничего! — Никто и не будет пытаться, пока…пока… — зделал паузу и вздохнул в себя больше кислорода, чем в первый раз — Пока ты хорошо себя ведёшь… Все будет хорошо… Он обещал. Повторял как мантру все эти слова я, пока сердце делало тройной оборот по моей грудной клетке. Я в этот момент хотел стукнутся головой об стенку, лишь бы успакоится. Минуты казались часами, а жуткая тревога все не хотела спадать, а все усиливалась с каждой гребанной минутой. Нужно было что-то делать, пока все это не переросло в паническую атаку, которую я очень сильно не хочу! — Все, успакойся… — Он сейчас на работе… — Придёт только под ночь… — Все… —… И тут не выдержал и резко дал себе пощёчину со словами: — Да успакойся, ты, тварь! Не будь сосунком! Ты ещё своему новому другу не представился, мудачье! *** Да, я успакоится, спустя какое-то количество времени. И, вспомнив про моего дряхлого друга, решил написать что нибудь о себе. Все равно делать нечего, а цепь с ноги никак не снять, только позволяла она до туалета сходить, под дверью которой я и сплю. «Да, меня зовут Питер, ты и так это знаешь. Недавно мне стукнуло целых семнадцать лет! К слову, день рождение у меня двадцать восьмого апреля, хах, спасибо, что не первого. Вряд-ли ты меня видишь, простая записная книжка, и, поэтому случаю, я и расскажу тебе как я выгляжу. Ну, во первых, я шатен, да, с коричневыми волосами, если не понятно. Они, кстати, достаточно длинные и вьющиеся. Глаза у меня карие, темные. А лицо… Ну не знаю… Лицо как лицо. Не урод вроде.» Я оторвал чистый листок с письменной книжки и решил выговориться по поводу того «кто тот человек». Не знаю почему, но в эту секунду я ощутил себя как в какой то книге, чтобы читатель понимал всю обсурдность ситуации, в каторую он ненароком попал. «Книжка, думаю ты сейчас задаёшся вопросом «кто этот человек, которого я упоминал ранее. Я не хочу его называть по имени. Меня тошнит от него! Мерзко… Очень мерзко. Он меня держит здесь, в тёмной и холодной комнате. С окном одним и то весь свет закрыт за плотными шторами. Он меня держит силой. Это больно. Он делает со мной такие ужасные вещи уже почти два месяца. Тварь. Чтоб он здох на своей ебучей работе, в школе! Чтобы было понятнее… Я сделал вдох. Это было второе слово, которое вызывало мурашки по всему телу. … он меня» Нет. Я не могу это не то что сказать, а даже написать. В один момент я почувствовал сильную боль в груди, в руках, в бёдрах и в животе. Только вспомнив свои мучителькие стоны остановится и не трогать его. Эта тварь была ещё тем садистом. Делал все более болезненно. Рвал, бил, душил до потери сознания, сжимал. А первый месяц в взаперти и мучительных экзикуций я провел полностью связаным. Как мерзко не звучало, ходил я под себя. Вот просто представьте. Месяц ты находишься связаным, полностью обшарпаной комнате без обоев, вся штукатурка падает со стен, и пола нет, только твёрдый камень с разбросаными по полу пустыми банками из-под селёдки, колы и плесенью. А кормят тебя раз в три дня, чтобы просто не умер. Каждый день тебя имеют в разных позах и доводят почти до предсмертного состояния, окон нет, а все, что у тебя есть — это угосающая надежда выжить, и с каждым чёртовы днем она все гаснет…гаснет и гаснет… А все безаботные дни, даже те, в которые тебя ругала мама за твою неуклюжесть, походу являются самым настоящем раем на планете. Конечно, через месяц только меня развязали и приказали помыться. Это было единственное, что радовало меня — помыться. Я был очень грязным, вонючим и побитым. В итоге, на меня, ну точнее на мою ногу нацепили цепь, ну как у собак. С определённым расстоянием, которое расчитывалось только сходить в туалет ползком. Сейчас, честно, состояние не лучше. Все стало только хуже. Этот человек начал приводить своих друзей-педофилов, у который было очень позорных и болезненых фетешей. Две недели назад я смог удостовериться, что я все ещё хочу жить. Когда эти мудаки связали меня опять, сильно затянув узлы, так что кожа натянулась и посинела. Отвезли меня в лес. Это происходило ночью, а ночью особенно страшно. Густые деревья, тьма, ветер и они. Один, тот самый, который меня и похитил, развязал меня зачем-то, другой принялся душить меня. Я посмотрел на звёздное небо и схватила меня жуткая паника. И тут я понял зачем меня привезли в лес. Хотели избавится и тогда у меня сработал защитный рефлекс. Сказал по типу: «Пожалуйста, не надо! Я никому не скажу. Я буду послушным и делать все, что вы хотите не препятствуя. Только оставьте меня.» Меня не прекращали душить, а я начал вспоминать глаза своей матери. Ее добрые глаза. Что она сейчас, как дела у неё и… Ищет ли она сына своего. И перед тем как отключится. Жёсткие руки отпустили мою шею и дали хлебнуть глоток воздуха «Если ты хочешь жить, то слово никому, понял? Не убегать и не сопротивляться. С этих пор для всех ты — мой сын. А если ты кому нибудь проговоришся» — он сделал паузу —» я знаю где живёт твоя любимая мамаша, я её прикончу и попытаюсь сделать все на твоих глазах, шкед» После услышенного сердце ушло в пятки и зазвенело в ушах. Я поклялся. С того момента не было и дня, когда я не думал «я сегодня умру». *** Я сидел и валял дурака на жёстком полу, хотелось сильно спать, но лечь пораньше я, увы, не мог. Глаза сонно слипались и разлеплялись с достаточной скоростью, чтобы не уснуть. По правилу, по которому я должен следовать по его мнению гласило: не спать до того пока он не придёт, а то будет суровое наказание. Какое? Честно, не знаю. Я ни разу не нарушал правило. И не хочу этого делать. Хотя, сейчас, я вообще не понимаю чего я больше всего хочу. Чтобы он пришёл и я лёг спать, или чтобы он вообще не приходил. Если же придёт, что более вероятно, то вряд ли он просто так отпустит меня спать так спокойно. Сонно вздохнув, я переместил взгляд с потолка на входную дверь и напрягся. Я надеюсь, что сегодня не придут они… В туже минуту за дверью послышалось шаги и звук открывающейся двери. Сердце начало непроизвольно колотится. Я прижал колени к груди и забился в угол комнаты. Спать перехотелось, совсем, а к месту сну пришла чёртова тревога, которую я терпеть не мог. Я пялился на дверь своими пять копеек как будто в замедненной съёмке, продлевая мучение. Спрятал свой дневничек за себя, как-бы охряняя его от лишних пары рук. Но к слову, я не слышал никого, кроме этого человека, а значит, что сегодня, если он так устал, то сможет поспать спокойно. Дверь открылась и в проёме показался мужичок лет сорока пяти, с лишним весом, растрепаными в разные стороны волосами и с бутылкой пива в руке. Шатаясь вошёл в коридор, осмотрел все помещение своим туманым взглядом и когда он прошёлся своим взглядом по мне, у меня все внутри сжалось от страха. Хотелось в тот же момент провалится сквозь бетонную стену. — Ой, милый… — икнул и промямлил мужчина — Да я тут… — снова ик — немно…жеско попил — все так же шатаясь он начал подходить ко мне, а я стал все больше вжиматся в угол комнаты, как за щит от поразитов, но к сожалению он не поможет мне. Подойдя, он сел на корточки. Я все ещё вжимался в тупой угол и смотрел такими глазами, что можно было подумать, что у меня кто-то умер. Я сжал кулак и отросшие ногти больно вонзились в ладонь, когда мужчина поднял руку и положил её на мою щеку. — А ты знал…что ты красивый? Это что на него нашло? На него это не похоже. С начала «милым» называет, а теперь руку на щеку кладёшь? Что дальше? Мы под омелой поцелуемся как в симсе? Это взбесило меня, но я не подал виду, все нормально. Все нормально же? — Я тебя спросил, щегол! — рявкнул и той рукой, которой он все время держал щеку, взял за волосы и приложил к стене. Сотни мурашек пробежал по спине, а гнев сняло как будто его и не было, это показалось. Я замер и закрыл глаза, подумав, что повременил с выводом. Он оставался таким же и уж точно не соберается меняться. — Отвечай на вопрос! В ту же секунду он встал, не убирая сжимавшую мои волосы ладонь и бросил со всей силой головой об стенку так, что зазвенело в ушах ещё больше, а в глазах потемнело и через секунды боль перешла в челюсть. Страх мой усилился, но вдруг я услышал слова, на которые я надеялся больше, чем на свое спасение. — Ладно, живи сегодня. — и ушёл. Да, просто взял ноги в руки и ушёл. Это что значит? Я смогу поспать? Ну наконец-то! Страх как рукой сняло и поблагодарил всю вселённую за сегодняшний день. Жаль, что ему ещё ни один день жить таким образом… Глава 2: «Мерзость» ... Месяц назад ...на улице был обычный солнечный день. Щебетали птички и дул тёплым воздухом ветерок, который мягко развивал не послушные волосы. В прочем, все это было очень умиротворяющее. Я любил такие дни, когда можно было просто взять сесть рядом с приоткрытым окном, из-за которого дул свежий и наполненный воспоминаниями воздух. Смотреть как на улице в то же время развлекались дети. Кто-то смеялся, кто вообще орал. Мальчишки, в основном, играли в футбол или строили шалаши. Девочки в догонялки или в прятки. Да, мне нравилось тоже строить шалаши и представлять, что это мой новый дом, но я любил проводить больше времени с девочками и впринцепи дружить с ними. Любил играть в те-же догонялки. Догонялки, если что, это та игра, в которой по считалочке выбирают человека, который будет водить и догонять, а тот, кого он сможет догнать становится новым водящим и так по кругу, пока все не устанут. Конечно, я постоянно падаю и меня быстро догонют, но я не обижаюсь, ведь можно отомстить и, например, запятать того человека, который смог догнать тебя. Сегодня я не хочу выходить на улицу. Мои друзья уехали к своим родным на выходные, а с другими ребятами я не то что бы дружил. Я хотел бы познакомится с кем нибудь, но было очень страшно подходить к ним. Вдруг я покажусь каким-то не нормальным, сумасшедшим или обузой буду для них, так как дружу только с девочками. Я и в футбол не то что умею играть... Но шалаши я строю бомбические! Поверьте. — Дорогой, подойди сюда на минутку. — раздался голос с другой комнаты. Это была Мэй. — Да, я сейчас, мам! Подожди секунду. — Она не была моей мамой, конечно. Мэй была мне тётей. Но я называл её так, потому что смогла заменить её мне. Я встал с табуретки и закрыл полу открытое окно и последний раз взглянул на улицу. Там все ещё было невообразимо красиво и не очень то и хотелось уходить, но для Мэй, так уж и быть, прервусь. Но обязательно вернусь! Я побежал в соседнюю комнату. Дверь была открыта и я зашёл и зачем-то закрыв её изнутри посмотрел на маму. — Солнце, я тут полки разбирала и мусора так много накопилось, боже! — Мэй закрыла нос из-за пыли витавшей в воздухе и с двух шагов оказалась около окна и открыла его на распашку. — Фууух, дышать не могла. Я стоял на проходе и не понимал зачем Мэй позвала меня к ней. Мой взгляд переместился с Мамы на "мусор" про который она и говорила. На полу лежали мои старые порванные игрушки, в которых уже на половину нет наполнителя. Мэй действительно собиралась их выкинуть? Но наполнитель от игрушек может понадобится в будущем, ну например, если захочу сделать свою игрушку или ещё что нибудь. Ведь полезная вещь, а тут выкидывать. Взрослые такие непонятливые, но я прошу попозже. Может удастся спасти того большого медведя. Рядом с мягкими игрушками лежали разные детали от конструкторов, принадлежащие к разным наборам и давно перемешались между собой и уже непонятно с каких они вообще коробок вылезли. С другой стороны валялись коробки из под пазл, в которых находилась малая часть из бывшего состава и врятли найдётся потеренная часть. Они, скорее всего, уже либо на мусорке, либо валяются где-то под диваном. Я бы хотел пазлы выбросить, но коробки оставить. Может быть настроение будет творческое и я что нибудь из них смогу смастерить. Мэй облокотилась на подоконник и посмотрела на меня из-за спины. — Солнышко, сможешь собрать вот это все в тот пакет для мусора, — пальцем она показала в правый угол, если смотреть от меня. Я, конечно же, посмотрел туда. — и выбросить в мусорку, пожалуйста. — Да, конечно, Мам — я замялся на месте обдумавая точно ли оставлять коробки из под пазл и плюшевого и коричневого медведя — Что ты стоишь? Что-то нужно ещё? — А, ну, — ладно, оставлю — а можно оставить вот того мишку — я кивнув в его сторону. — Зачем тебе? Он порванный весь и пуха в нем мало осталось... — Думаю, что пух может понадобится мне. — Мэй посмотрела на меня вопросительно. — вдруг захочу свою плюшевую игрушку когда нибудь сделать, а мне что, тратить пух пригодной игрушки..? Я что-то не хочу. — Ох, какой ты у меня умный! А я сразу то не дадумалась так сделать. — она посмотрела на этого обдолбанного медведя, делая вердикт — Ну хорошо, но если пух будет волятся по всей квартире — выкину. Понял? — Да, хорошо, Мэй Не всегда же мне её мамой называть. Мне нужен перерыв. О пазлах я умолчал. Я больше не хочу слышать лишние вопросы про то "зачем тебе эти коробки нужны?". Я подошёл к мишке и нагнулся, чтобы взять двумя руками. Так было легче нести его в свою комнату. Может мне его немного потлатать, где-то что нибудь пришить, где-то что то подрезать и можно было сделать отличную новую игрушку из старой и не очень то и красивой. Но это попозже. Меня попросили вынести мусор. *** Как только я вышел из подъезда, то ощутил этот приятный воздух, который сладко раползался по лёгким. Вся эта атмосфера весны, такая классная. Сейчас март, но на этой недели было потепление и все сейчас начали ходить в кофтах и джинсах, без курток. И тоже начал ходить так. Я думаю, что такая погода продержится не долго и обязательно опять наступит холод. Эх, а как не хотелось, чтобы это наступало. А и ещё. У меня через месяц относительно день рождение! Мне будет семнадцать. Да, я уже вижу вопросы по поводу: "а разве тебе не десять?", "почему тогда ведёшь себя как маленький?", "а какже учёба?". Да, да, да, начну по порядку. Первое. Нет, мне не десять, да мне шестнадцать. Второе. Могу себе позволить играть, если могу. Третье. А разве я не говорил, что сейчас выходные? Так, стоп. Ты с кем сейчас разговариваешь? Сам с собой? Ты уже с ума сходишь. На вопросы свои же отвечаешь, хотя знаешь ответ. Это для того, чтобы подтвердить себе, что играться в шестнадцать в догонялки — это нормально? Чушь. — Так, все... — шепотом сказал я. Сколько я уже простоял тут на одном месте, подскажите? Не дай бог меня увидели и подумали, что я какой-то даун, стоящий с мусорным пакетом в руках. Конечно, я не имею ничего против даунов и очень сочувствую им и их болезни, но я не нашёл ничего, что можно подобрать похожее. Я резко направился к мусорным бака, прерывая поток своих мыслей, который не даёт мне спокойно существовать в социуме. Постоянно, когда я где-то нахожусь я погружаюсь в мыли и веду с собой разные диалоги на разные темы, при этом дискусируя с собой. Иногда даже, выходя к доске в школе у меня такое случалось, что не редко выбешивало преподавателя и он ставил мне плохие оценки. Почему я не могу контролировать свой поток мыслей? Что это такое? Аутизм? Прл? Или что-то другое? Уже темнело и солнце вот вот зайдёт за контур. Я постоял немного за детской площадкой, ну очень мне понравился день и погода. Я, конечно, предупредил Мэй, что немного постою тут и она не возразила, а только сказала: "Давай, нечего в пыльной квартире делать". Детей не было, а только редкие взрослые проходили, возвращаясь домой с работы. Я закрыл глаза и прислушался к фону, к птицам и порыву верта. Мне не хотелось домой, но у меня начанала нарастаьь не обьяснимая паника. Как будто сейчас должно что-то случится. Но что? Не понятно. Или это я просто слишком домой не хочу. Скорее всего. *** Уже совсем стемнело. Мэй мне не звонила почему-то, а паника все не собиралась уходить. Я решил прогуляться по городу. Ночью присутствовала своя атмосфера и она мне тоже очень нравилась. Все такое тёмное и загадочное, как будто скорпионы в первый день в новой школе. Не часто я гулял ночью, а точнее — никогда. Да, это первый раз, да, меня поругает мама, но зато какая возможность! Ничего же не случится. Я завернул за дом и тут за меня кто-то схватился. Я не сразу понял, что происходит, но когда я уже был прижат к стенке, то мурашки прошлись трибуном, а паника услилилась в три раза. — Нельзя таким сладким по ночам гулять, — он скватил меня за подбородок и поднял голову. Я молчал и просто молился на то чтобы от меня отстали и я пошёл домой к Мэй. Мне ещё рано умирать. — Отпустите пожалуйста. — жалко проскулил я. — Что, что? Я не услышал. Скажи ещё раз, что ты хочешь, чтобы я сделал? — От-отпустите меня, прошу вас! — мой голос задрожал, а ноги покосились и мне казалось, что держусь только потому, что меня держать за подбородок, ну или с божьей помощью. Мужчина начал цикать, как мама, когда увидела тебя обмазоного в грязи, поворачивая голову в разные стороны. — Малыш, ну извини, но сейчас ты пойдёшь со мной. — он зло засмеялся. А я не понял с какого фига я должен идти с ним. — Чт... Я не успел договорить, как почувствовал сильную боль в левом виске и потемнение в глазах, потом тьму... И его злорадный смех. Это был мой последний день на воле. *** Проснулся я в тёмной комнате. Почти ничего не было видно, но когда глаза привыкли и я понял Я не дома... Я запаниковал и попытался встать, но чтото не давало мне пошевелиться вообще. Я запрокинул голову и видел, что был связан красной верёвкой и то, что я лежу на спине и это доставлял мне жуткий дискомфорт. За дверью я, к счастью, ничего не слышал, так что я смог осмотреть всю комнату. Она была небольшая, скорее с кухню в маленькой квартирке. Потолка не было, как и пола, а вместо них был серый бетон, который при этом был и очень холодным. Стены белые, с потрескавшейся штукатуркой, которая в любой момент из любого места могла просыпаться и упасть. Ещё вокруг валялись бутылки и консервы из под продуктов, но я не смог понять из под каких. Да и не нужно. Окон не было. Была только деревянная дверь, ведущая в остальную часть дома. Послышалось шаркающиеся шаги за дверью и я опять запаниковал, но теперь уже не в три раза, а во все сто пятьсот. Я думал, что хозяина квартиры нет дома, а он, походу спал. Дверь открылась. — Ты уже проснулся, шкед. Он кинул в меня кусок хлеба и он приземлился около моей головы. Я посмотрел на этот кусок и в пал в шок. Тело за дрожало, а из глаз хлынули капли несжеражаных слез. Я думал это конец. И это был конец. Конец моей спокойной жизни. И конец прошлой жизни. — Что ты ноешь! Привыкай. Для тебя я %*+#₽&. Я не услышал что он сказал. Но то, что он сделал со мной после. Я уже не забуду ни за что в жизни. Под пеленой слез и затуманенного разума я ничего не видел. Я только ощущял склизкие и противные хлопки. Эти звуки выводили из себя и в тот же момент мне хотелось кричать, но рот забит, а надежда была на то, чтобы побыстрее закончил все эти издевательства и оставил меня наедине с собой. Мне было противно только от одного ощущения присутствия человека в паре метров, а еще противней — ощущять его половой орган своей глоткой, из-за которого я не мог спокойно дышать. Ведь дыхательные пути перекрыты соплями, так как я плакал. Он вбивался в меня каждый раз все резче и резче, быстрее и быстрее. Кожа волос болела, так как этот урод её натягивал с такой силой, что я тут же был готов готов улететь. Я был готов уже уверовать в бога, честное слова. *** Я рыдал на взрыд. Была просто жуткая истерика. Во рту было неприятно склизко и это я попутно сплевывал в месте с соплями, которые пробралась через носоглотку ко мне в рот. Тогда с меня и сняли мои розовые очки. Тогда я прочувствовал все "прелести" жизни. Это было невыносимо ужасно. Эта боль была на равне с потерей своих близких родителей и друзей вместе взятых, даже больше. Даже и врагу такого не пожелаешь