В мёде истина

— Веритас, будешь тосты с мёдом?       Авантюрин удивляется этому столько, сколько живёт вместе с Рацио: он сходит с ума от поджаренных кусков хлеба с мёдом. Говорит, напоминает домашнюю пахлаву, но сам Авантюрин распробовать этих ноток никогда не может. Всего лишь поражается, но продолжает готовить каждое утро. В то время как греется тостер, успевает растопить засахарившийся мёд в микроволновой печи, размешивает его и ложкой-веретеном — ибо с ножа бы всё текло пуще прежнего — методично наносит на горячий хлеб, слыша то, как хрустит корочка под деревянным прибором. Обычно Веритас приходит на всё готовенькое, а сегодня необычно экзотичен — сидит за кухонным столом, даже не уткнувшись в бумаги или смартфон, рассматривает комнату в приятно прокравшихся солнечных лучах. — Да, пожалуйста, — переключается на застывшего Авантюрина с баночкой в руках.       Тот юлит быстро, ловко, не позволяет отвести от себя глаз, пока достаёт тарелку, отправляет выпечку в тостер, нажимает кнопки на микроволновке. Слышится щелчок, и Авантюрин подносит тосты на посуде, берёт один и начинает намазывать мёд поверх, вертит ложкой в руках и нечаянно оставляет на пястье Веритаса тоненькую ниточку. Он вздрагивает и отрешённо смотрит на разлитый нектар, приятно греющий кожу. Авантюрин бегло улыбается и кончиком среднего пальца с лёгким нажимом стирает полосу, оставляя за собой липкость. Делает так же, добавив слюну, чтобы убрать остатки. И Рацио прошибает. — Сделай так ещё раз, — звучит серьёзно, голос ничуть не колеблется. — Сделать что? — Мёд. Намажь ещё раз. — Что за игры с едой? — оголяет зубы в нахальной улыбке. — Или ты удумал новое исследование? — с неверием набирает немного на ложку и, стряхнув, несколько раз проводит ею в воздухе. На кисти вновь появляются следы. — Да. Сможешь помочь мне вечером с ним? — позволяет отмыть себя во второй раз и смотрит с надеждой. — Ладно, — Авантюрин несмело возвращается к изначальной задаче и наконец мажет мёд на хлеб. Косится вскользь на поменявшегося в лице Веритаса, пытается разгадать назревшую с утра пораньше загадку и бросает затею слишком быстро.

***

      Губы Рацио льнут сразу же, стоит заглянуть в спальню в поисках потерянного в квартире партнёра. Авантюрин вскрикивает от удивления и наконец расслабленно улыбается, позволяя себе отпустить навязчивые мысли, небрежно бросает смартфон на кровать, руки обвиваются вокруг чужой шеи. Шепчет приветствие в поцелуй, любовно гладит по затылку, зарывается в лиловые волосы. — Не сочти грубым, но мне очень нужна твоя помощь в деле, о которой я говорил утром, — Веритас отстраняется мягко и поправляет одежду на нём, будто бы пытается занять свои руки чем-то. Хоть взгляд и сосредоточенный, всё равно выглядит рассеянным. — Прямо сейчас. — Ты хочешь ставить надо мной эксперименты? Или это ролевые игры? — хохочет, потираясь носом о щёку. И знать, насколько догадки близки к правде, совсем необязательно. — Что нужно будет сделать?       Авантюрин сжимает в руках воротник собственной рубашки, даже не зная, заигрывает ли сейчас, готовится расстегнуть первую пуговицу. Спускается ко второй, не отрывая взгляда и приоткрывая рот совсем чуть-чуть соблазнительно, как вдруг его резко окунают в холодную воду: — Медовую сеточку.       Он останавливается, застывая с застрявшей в петельке пуговице. В задумчивости обводит взглядом всю комнату, стараясь восстановить причинно-следственную связь, а затем возвращается к преспокойной физиономии Рацио. — Ты заболел? — на ощупь измеряет температуру лба, брови хмурит. — Нет. — Погоди. Разве не йодную обычно делают? Веритас, ты хочешь меня надурить? — Авантюрин ухмыляется и вытягивается на носочках, опираясь грудью на Веритаса. — Мне нужна медовая.       Больше блондин не спрашивает, кивает согласно и наконец стягивает рубашку. Этому человеку он доверяет всё, потому что знает — в обиду не даст. С Авантюрином доктор Рацио никогда не забудется, засовывая учёного куда подальше и оставаясь чутким Веритасом, способным чётко и ясно объяснить, чего хочет. Но, видимо, не в этот раз: сегодня говорит исключительно загадками, вставляя их между строк. И Авантюрин покорно ждёт, когда весь туман вылетит из забитой информацией головы, а сам он сможет хоть немного подразниться и вытянуть из круговорота повторяющихся событий, действующих на нервы ежедневно.       Всё это выглядит подозрительно нормально и непримечательно: баночка мёда на тумбе, ложка и полотенца, подложенные под спину Рацио, а сам мужчина полуголый лежит на постели. Но у Авантюрина закрадываются вполне оправданные сомнения, как только он заглядывает в глаза Веритаса чуть глубже. Научным интересом и не пахнет, а должно. Ему не раз удавалось послушать о планах в работе, застать за подготовкой к лекциям, невольно становясь первым слушателем и студентом. И такого Авантюрин не видел. — Веритас, ещё раз повтори, пожалуйста, что мне нужно сделать? — волнение не получается скрыть, пот оседает на ладонях. Страх напортачить слишком велик. — Возьми мёд и ложку и просто сделай сеточку, как я делал тебе из йода, — Рацио инструктирует невозмутимо, повторяет вот уже в третий раз. Следит за каждым движением и одобряет, подбадривает. — Вот здесь, — указывает на свою левую грудь. — Тут, — на правую. — И здесь, — касается места ниже пупка.       Авантюрин снова замирает. Анализирует всё сказанное и еле сдерживается, чтобы не задать очередной вопрос. Мандраж плавно перетекает в другое русло, точно так же, как всё ещё тёплый мёд растекается на светлой коже Веритаса, оставляя золотые подтёки. Не верится, что это вообще происходит. Человек, ценящий собственную чистоплотность, просит намазать его липкой гущей и утверждает, что это, вероятно, помогает при каких-то незначительных симптомах. Доказательства слишком неубедительные, притянутые за уши, как бы Авантюрин ни хотел не размышлять над верностью предположений Рацио. Он видит, как вздрагивает тело под прикосновениями, как Веритас старательно закрывает глаза, как дрожат его ресницы.       Первая полоса на левой груди даётся Авантюрину с трудом. В памяти ворошит все познания в геометрии, сознание требует идеально ровной прямой, всё по красоте. Ложка оказывается слишком большой для того, чтобы наносить нектар, давит она на мышцы заметно неприятно. Переступая через последние рамки приличия, Авантюрин откладывает её на салфетку и опускает пальцы в постепенно остывающий мёд. Набирает небольшое его количество и касается наконец напрямую, изо всех сил сохраняя «чисто научный интерес». Мажет мягкими подушечками пальцев, чувствует липкость и еле сдерживается, чтобы не слизнуть стекающую к костяшке каплю. — Взгляни, я правильно сделал? — этот взгляд исподлобья стоит Веритасу всей жизни. Авантюрин прижимается к нему щекой в миллиметре от оставленной линии и смотрит самыми что ни на есть щенячьими глазами.       Рацио мысленно визжит голосом Авантюрина, ибо не уверен, что сможет своим. Лежит безмолвно, еле как заставляет себя ровно дышать, хотя понимает, что дрожащие движения рёбер на вдохе скрыть никак не получается. Готовится глотнуть воздух ещё немного, но Авантюрин снова обгоняет на воображаемой тропе игрищ и проводит несколько медовых дорожек, льнёт только ближе. Но не заходит дальше, потому что ждёт одобрения. — Да, — невозможно отвернуться, Веритас испепеляет довольным взглядом и незаметно сглатывает слюну.       Авантюрин нависает над ним всем телом, и скрывать собственное возбуждение становится совершенно бессмысленным, даже глупым. А глупость он никогда не любил. Потому кладёт раскрытую ладонь на чужой затылок и крепкой хваткой вдавливает в собственное туловище, заставляет губами окунуться в сладкий нектар, оставить лёгкий и чуть ощутимый поцелуй. И Авантюрин исполняет так и не произнесённую просьбу, смыкает губы ещё раз. Пальцы продолжают гулять по коже, тут и там оставляют жёлтые пятна, отпечатки, совсем не в тех местах, о которых просил ранее Веритас. Но, кажется, такие мелочи отходят на второй план: горячий на контрасте язык Авантюрина ведёт ровно по первому лучу, едва ли не задевая сосок. Рацио ухмыляется, хвалит одним лишь взглядом, и блондин повинуется, не смея оторваться. Он поднимается выше, скользит в яремную ямку и вылизывает скопившуюся лужицу мёда, стекающего с кистей.       Наверное, разносит сладость дальше, потому что ведёт языком к губам и наконец даёт попробовать её Веритасу. Авантюрин целует развязно, лениво, тягуче. Всасывает нижнюю губу Рацио легонько, щекочет руками и совсем не беспокоится о том, что сам пачкается в сиропе, пока теснится ближе. Трётся бедром между ног, побуждает прервать вздох на половине, быстро отлипает, обжигая лёгкой болью, и возвращается к всё ещё не законченной сеточке. Только он вносит свои изменения, нарушая все правила построения и создавая скорее беспорядок, чем ровные фигуры. Размазывает мёд по всей поверхности ладоней и оставляет жирные следы на двух грудях. Авантюрин открыто и бесстыдно любуется тем, что творит. Любуется Веритасом. Истина в вине — так говорят многие, но Авантюрин теперь понимает, что в мёде она. Истина чувств и откровений Веритаса Рацио.       Жидкость стынет на коже и становится гуще, кожа липнет к коже с большей силой, отстраняться по-приятному больно. Но Авантюрин переводит действие в другое русло, позволяя Рацио отдышаться. Тщательно вытирает руки, свободные от колец и перчаток, достаёт смазку из ящика и задумывает самую настоящую пытку. Взгляд, брошенный через плечо, и хитрая улыбка раскаляют Веритаса до предела. Он самостоятельно тянется к резинке домашних штанов и стягивает их до середины бёдер, нетерпеливо помогает себе раздеться ногами. Прямо на глазах у Авантюрина, выжидающе разогревающему смазку на пальцах. Разводит колени в стороны, смиренно смотрит на собственный стоячий член и приглушённо мычит, когда Авантюрин касается. Тот, расположившись сбоку, двигает сжатым кулаком вниз, распределяет смазку по всей длине.       Веритасу не верится. Это не может происходить в действительности. Однако происходит и очень приятно. Настолько, что ему кажется, будто фрикций не надобно совсем — кончить готов прямо сейчас. Авантюрин, хорошо зная предоргазменное выражение лица, достаточно крепко обхватывает член у основания. Оттягивает крайнюю плоть и колечком фаланг водит по венчику головки. Рацио задыхается, и Авантюрину определённо нравится весь тот контроль, который ему сейчас доверяют — ничего не говорят, только изредка сбито и шумно выпускают воздух из открытого рта, крупно вздрагивают и напрягают мышцы живота. Блондин распускает кругообразную хватку и кончиками пальцев, почти что ногтями, щекочет уздечку. Приникает губами к обмазанными мёдом соскам, и Рацио впервые на своей памяти хватается за простыни. Он извивается тазом выше, пытаясь достигнуть желаемой разрядки, но заигравшийся в надзор Авантюрин предвидел и этот исход событий. В придуманное мгновенно наказание Веритас получает быстрые движения вверх-вниз на скользком члене, отличающимся от всего туловища, по липкости которого гуляют мягкие и горячие губы.       Блондин делает из указательного и большого пальцев прямой угол, дразнит головку перепонкой между ними. Зачерпывает побольше мёда и щедро поливает им член, радостно облизывается и окольцовывает орган ещё и губами. Расслабляет язык и сглатывает смешанный со смазкой золотой нектар, пропускает глубже и обратно выпускает головку на прохладный воздух. Голова двигается вверх-вниз, сводит с ума неслышным, зато ощутимым мычанием, кончиком языка он нежит уретру. И Рацио не больно, а донельзя хорошо, но Авантюрин всё ещё держит член у основания. Кажется, теперь неясно, кому приятнее: Авантюрину, скользящему на медово-слюнной смазке, или Веритасу, удовлетворяемому с особым удовольствием. Мёд, не успевший раствориться во рту, стекает от головки к основанию, пачкает крепко сжатые фаланги. Авантюрин отодвигается, высовывает язык наружу и стирает им капли. Опаляет дыханием разгорячённую кожу, будоражит пуще прежнего. Внутри Рацио целый ураган, вполне равняющийся с тем, что кружится вокруг его члена. Это опредённо лучшее его исследование, идея, предложенная Авантюрину. Самое сокровенная, грязная и низкая, зато желанная и сокрушительная.       Авантюрин следит за каждым изгибом его бровей, за каждым морганием, чтобы вовремя остановиться. Но продолжает свою выдумку, ублажает даже слишком старательно. Так хорошо, что Рацио несколько раз изгибается на кровати, роняет пару-тройку тихих стонов и закатывает глаза в тщетных попытках кончить. Никогда учёный не был таким. Если доходил до пика наслаждения — всё равно вел себя не настолько похотливо и страстно. А сейчас тает под руками и устами Авантюрина, набирается смелости и сил, чтобы прошептать: — Дай мне кончить.       Вкладывает в слова все последние силы и надежды на скорейшее окончание. Бёдра лихорадочно трясутся мелко, мышцы живота напрягаются в сворачивающем восторге. И Авантюрин не может ослушаться. Осторожно убирает кисть с основания, проводит ею несколько раз и доводит наконец Веритаса до оргазма, от которого под закрытыми веками виднеются розово-зелёные силуэты. Член дёргается, извергая сперму на покрытый мёдом живот, Авантюрин продолжает целовать светлую сладкую грудь до тех пор, пока Рацио не расслабляется полностью.       Затем целует в губы нежно и чувственно, выражая не животное желание и возбуждение, а тёплую любовь и ласку. Удивляется слишком сильно, когда Веритас, полная его противоположность сейчас, спешно ныряет рукой в его брюки, видимо, расстегнув пуговицу и ширинку заранее, ответно начинает на сухую надрачивать член и прижимать к голове за затылок. Не позволяет отстраниться, прислушивается к каждому звуку и покрывает поцелуями сердечно. Авантюрин уже напряжён запредельно, нечленораздельно мычит в губы и кончает в то же место, смешивая семя. Не может больше стоять на четвереньках, падает со звуком открывшейся бутылки шампанского от разорванного поцелуя и загнанно дышит.       Рацио смотрит в потолок, неспособный сказать хоть что-либо. Только благодарно гладит по голове и зачёсывает мокрую чёлку назад. А Авантюрин, задумавшись о том, что, увлёкшись игрой, так и не почувствовал вкуса мёда, по новой льнёт к груди и шутливо кусает, а затем облизывает. Чуть прищурившись, анализирует, потом выдаёт итог: — Ты прав, похоже на пахлаву. Самую вкусную, которую я только пробовал.