Ты ведь простишь мне

Бар на побережье украшен безвкусными гирляндами флажков, тут и там вспыхивают и быстро гаснут светодиодные огоньки, запахи барбекю щекочут ноздри, на стойке то и дело появляются коктейли с аляповатыми зонтиками. Солнце давно село, но люди только-только начинают веселиться. Ши Цинсюань лениво оглядывает посетителей, со скучающим видом потягивая «Маргариту» и мечтая заметить хоть кого-то выдающегося, интересного, способного увлечь его на этот вечер и, быть может, ночь. Пока у брата деловые встречи, он может сколько угодно вот так лениться, придумывать небылицы для незнакомцев, беззастенчиво флиртовать, ни с кем по-настоящему не сближаясь. Не то чтобы ему это на самом деле близко. Но брату нравится, когда он ведёт себя так, будто бы всё в жизни столь же быстротечно и несущественно, как порывы лёгкого ветра. …С полумрака пляжа в освещённый гирляндами круг вступает темноволосая девушка, окутанная чёрным парео с серебряным узором, кажется, изображающим рыбьи скелеты. Это сразу цепляет взгляд. Это — и то, как летящая ткань бьётся вокруг её тела, будто живая, то очерчивая привлекательные формы, то скрадывая их. Пока девушка осматривается, выбирая между столиком и баром, Ши Цинсюань принимает решение, и когда она наконец садится, останавливается напротив неё. — Можно? Ши Цинсюань. Она вскидывает голову и усмехается, перехватывает инициативу, делая знак официанту, и только после этого пожимает плечами. — Можно. Мин И. Официант получает заказ и удаляется, а Мин И отворачивается, чтобы посмотреть на темноту, на чёрные волны, бьющие о каменистый пляж. В глазах у неё, кажется, точно такое же чёрное море. — Чем занимаетесь? — интересуется Ши Цинсюань, внезапно не понимая, как начать разговор. Исчезли все истории, которыми он развлекал остальных, исчезла та самая лёгкость ничего не значащего флирта. Чувства стали острее, и он внезапно потерялся в них. Мин И едва удостаивает его взглядом, хищно улыбается, и в этот момент её лицо становится то ли слишком — чрезвычайно — красивым, то ли по-настоящему ужасным. Ши Цинсюань не успевает определиться, когда наконец слышит завораживающий голос: — В свободное время, — говорит Мин И, — топлю корабли. Ши Цинсюань смеётся. Ему нравится подобный юмор. Мин И тоже улыбается, совершенно очаровательная. Тёмные волосы шёлком струятся по плечам, ветер касается непослушных прядей, играет с ними, и Ши Цинсюань внезапно до покалывания в кончиках пальцев хочет прикоснуться и ощутить, какие они на самом деле — мягкие? Гладкие? Появляются напитки, и дальше разговор течёт по обычному сценарию. Впрочем, на этот раз Ши Цинсюань не придумывает себе новую профессию, но рассказывает с упоением об успехах брата — так, будто бы они принадлежат ему самому. Мин И благосклонно кивает, усмехается, иногда болтает трубочкой в стакане. Глаза её остаются тёмными. — Столько лжи, — наконец говорит она, когда напиток заканчивается, и сквозь осколки льда видно кажущуюся причудливо изломанной палочку от коктейльного зонтика. — Это было даже забавно. И Ши Цинсюань понимает, что она не сорвалась с крючка прямо сейчас, не поверив ни единому слову, а никогда и не позволила бы ему себя поймать. Не собиралась верить с самого начала. Что скорее — это она его поймала, не сказав почти ничего. Ощущение неожиданно странное, граничит между желанием и тревогой. — Но постой, — говорит Ши Цинсюань, собираясь то ли задеть, то ли удержать, на какой-то момент оказаться тем, кто контролирует ситуацию. Она, эта Мин И, за какой-то час? полтора? стала для него недостижимой мечтой, и он не хочет так просто отказываться от неё. — Разве не ты первая начала со лжи?.. — Разве? — Мин И поднимается, встаёт спиной к нему. Влетевший под крытую тростником крышу пляжного бара ветер развевает чёрное парео, на котором как живые бьются скелеты не рыб, но драконов. Впереди бушует море — невидимое отсюда, но осязаемое, звучное: прибой усилился, волны наверняка скалятся белой пеной, будто жаждут откусить от берега побольше. — Когда сказала про корабли? — уточняет Ши Цинсюань, но внезапно из глубин сердца поднимается ужасающий страх. На секунду, на тот самый миг, когда разум не может взять контроль над более древними, спавшими внутри инстинктами, он допускает, что Мин И действительно способна. Она может. Она так поступает. Топит корабли — просто потому что ей скучно. Ши Цинсюань сглатывает, и она поворачивается, тепло улыбается. — Хочешь посмотреть?.. Освещённый бар остаётся где-то позади. Ши Цинсюань ступает за Мин И след в след по песку, перемешанному с камешками. Впереди поднимаются всё выше волны, и в них он видит неумолимую стихию, перемалывающую корабли, превращающую их в щепки. Стихию, которая древнее всего, бесконечнее всего, ужаснее всего. Притягательнее всего. Он останавливается в последний момент, когда силуэт Мин И растекается в волне, когда она бесстрашно бросается в бушующее море, где волны уже вдвое выше человеческого роста. В пальцах Ши Цинсюаня остаётся только лёгкая чёрная ткань парео, где серебром вспыхивает и тут же гаснет рисунок. Ему невероятно повезло. Понимая это, Ши Цинсюань отступает от полосы прибоя. Как раз в этот момент особенно хищная и огромная волна всё же обрушивается на него. Пока он бьётся в воде, задыхаясь, завораживающий голос шепчет на ухо: — Да, я солгала кое в чём. Меня зовут Хэ Сюань. Но ты ведь простишь мне эту ложь, верно?.. Ши Цинсюань закрывает глаза, позволяя волнам сокрушить его. Хэ Сюань... он помнит это имя, оно — как тревожный звоночек. И кажется, он даже понимает, почему Хэ Сюань желает сокрушить его. Но потом сознание гаснет, корабль его жизни медленно идёт ко дну.