Беспокойный, лучший сон.

      Капли слёз, смешанные с потом, отчаяние и страхом падали на пол, разбиваясь о неё также, как разбивалась вообще надежда на лучшее. Юноша, генерал, предводитель народа как никак, и при этом он плачет — ему должно быть как минимум стыдно, это позор для такого человека. — Посмотри, как сильно ты опустился, Цзин Юань. — Посмотри, насколько ты теперь жалок. На тебя даже смотреть противно.       Цзин Юань попытался поднять свои глаза на этих людей, но он не увидел в них ничего человеческого — чёрные массы, туманные и загадочные, пахнущие чем-то отвратительным; они собирались в силуэты людей, может, когда-то ими и являлись; может, они тоже были милосердны к кому-то, у них тоже были цели и мечты, возможно даже были отношения, счастливые или нет; вполне возможно, кто-то из них хотел расстаться со своим партнёром, а кто-то жить с ним всегда; возможно, они хотели добиться огромных успехов на работе или даже стать известными. Но сейчас они представляли из себя осуждающую разрущительную материю, такую нечеткую, что её нельзя было описать никак, как ни старайся. — Почему... Почему вы так относитесь ко мне?       Юань попытался встать и подойти ближе к ним, попытаться прикоснуться, попытаться понять, почему же они так резко отвергли его. Но вместо этого он почувствовал лишь сильную, ноющую боль по всему тему, заставляющую его снова упасть перед ними в ещё более унизительной позе, чем была, зарыдать сильнее, словно он — самое жалкое существо в этой вселенной, вновь осознавшее свою ничтожность в сравнении с остальными люди и у него больше нет шанса пробиться вверх. — На тебя даже противно смотреть. — Почему мы до сих пор здесь? — Я был бы рад если бы никогда не знал его.       В них всех мелькали отголоски прошлого — прошлых друзей, людей, воспоминаний. Прошлой, отвратительной жизни, от которой хотелось блевать и выблевывать всё своё нутро, все органы, все клетки своего тела, которые вообще были. От этой жизни хотелось также рыдать, наносить себе увечья.       Эта жизнь давным давно прошла.       Но воспоминания остались. Воспоминания, которые продолжали его преследовать везде, даже тут, в этом месте, где он одинок только лишь потому, что кроме него нет ничего человеческого здесь, но при этом на него смотрят сотни глаз, ядовитых, испепеляющих, желающих ему умереть настолько быстрее, насколько это вообще возможно. Они словно лезвия проходили по его спине, итак измученной от тягот жизни, вызывая неизлечимую боль: неизлечимую потому, что эта сцена будет преследовать его вечно. От неё не получится убежать, как ни старайся.       Эта материя резко начала сгущаться, проявляться в какое-то чёткое изображение — может, наконец появиться такой же страдалец, как Юань? Ему также будет отвратительно в этот момент, он будет испытывать такие же чувства? Или же это будет очередной насмешник, пришедший также поиграться с чувствами генерала, не заботясь даже а его состоянии? А если это спаситель, который сможет помочь бедному юноше? Если он сможет облегчить его боль, стать лучшим человеком, забыть об этом, то это будет, наверное, лучший человек во вселенной.       Но ни один из вариантов не сбылся. И это было только хуже. Ведь эта материя превратилась в очень чёткого человека. В того, кого Цзин Юань очень давно хорошо знал. Этот холодный взгляд и каменное, невозмутимое выражение лица в любой ситуации, эти чёрные волосы, которые, казалось, не отличались никак от того неизвестного вещества, что был тут вокруг, эта темно-зелёная одежда... Этот портрет не сулил ничего хорошего. — Вставай. — резко сказал образовавшийся мужчина.       У генерала не было выбора. Пока он здесь ему нужно повиноваться. Почему так? Бог его знает. Голос этого мужчины манил и пленил, заставлял следовать указаниям, даже когда было слишком плохо.       Юань еле-еле посмотрел на нового собеседника, даже не успел до конца осознать, кто он и что здесь делает — как получил шлепок по своему лицу. Сильный, заставивший упасть на пол; громкий, пронесшийся громом по всему помещению. Почему он так поступил? Почему даже он повёл себя так отвратительно со страдающим юношей? — Так жалко на тебя смотреть. Вставай, будем продолжать. Ты даже не попытался дать отпор. Это унизительно.       Дыхание появившегося человека никак не изменилось. Он остался стоять в том же невозмутимом состоянии, что и был; он так же смотрел холодно и надменно, как и все остальные до этого.       Но этот человек отличался. Он был тем, от кого подобные слова унижения звучали больнее всего, заставляли сильнее всего страдать. Пока все остальные ножом своих глаз делали лишь небольшие надрезы, то он спокойно изрезал всю спину, высечивал на ней свое имя, причём делал это настолько глубоко, насколько это вообще возможно; чтобы заставить страдать только больше.       Так повторилось несколько раз. Несколько ещё унизительных падений — нет, Цзин Юань не мог сделать ничего против этого, как бы не старался, не пытался. Все бессмысленно. Ничего не поможет. На голове появились пятна от ран, от крови. Они только добавляли жалости всей картине. — Вставай. Мы ещё не закончили.       Генерал попытался встать, но голова кружилась, он уже ничего не понимал. Все было расплывчато, чёткие линии в глазах уже отсутствовали.       Ещё один удар. Последний.       Последний, потому что от него Цзин Юань проснулся.       Проснулся резко, в холодном поту. Всё было мокро, голова кружилась, ужасно хотелось пить.       Признаться честно, реальность не то чтобы была лучше. Нет, конечно, его здесь никто не избивал и не унижал по неизвестным причинам, но просыпаться в одиночестве в больнице в несколько часов ночи... Тоже так себе.       Он пытался рассматривать предметы, находящиеся вокруг него, чтобы успокоиться. В глазах темнело, словно тучи с неба пришли специально в сознание этого человека, затуманив и ухудшив не только зрение сейчас, но и сон, да в целом, все его состояние.       Он пытался разглядеть хоть какие-то предметы... Белый потолок, пол и стены... Какие-то предметы на тумбочке рядом, очертания которых даже не вырисовывались пока, соответственно, не было понятно, что это такое, а об их предназначении оставалось только догадываться. Рядом раздавался какой-то звук. Какое-то... Пищание? Или что-то подобное. Слух тоже пострадал — ничего не было слышно, всему мешали какие-то шумы. Видимо, те самые тучи решили пробиться и сюда.       К счастью, хотя бы зрение стало потихоньку возвращаться, и перед Юанем открылась более чёткая картина — капельница. Видимо, именно от неё он и заснул. Конечно, а данном случае лучше бы не засыпал. Также она и стала главной причиной, по которой он не мог просто встать и пойти куда-то. Она должна была помогать прямо сейчас, но... Проблем от неё прямо сейчас как будто намного больше, чем вообще какой-либо пользы.       Сознание приходило в норму, вид комнаты стал более четким. Но ничего в нем интересного не было. Эта комната лишь показывала одинокое состояние юноши — здесь ничего не было.       Предметы были только те, которые нужны по необходимости. Какие-то таблетки, шприцы, другие вещи, которые могли бы помочь врачу. Врачу. Не Юаню.       Ладно, может это было преувелечение. Но в таком удурченном состоянии юноши он вряд ли бы мог думать как-то по другому.       Ничего здесь не цепляло взгляд — все одинаковое, бездушное. Все такого одинакового, неживого цвета — никакой из предметов не хотел общаться друг с другом, все молчали. Если бы они были людьми, они бы точно не захотели бы выделяться. Они бы шли в однообразной толпе. Здесь бы хорошо подошло выражение «надеясь, что их не заметят», но они бы даже ни на что не надеялись. На них вряд ли бы кто-то обратил внимание, окинул бы взглядом: максимум, только одинокий художник, желающий просто найти новых людей для практики своих рисунков, которые он никогда никому не покажет, они будут лежать на столе какое-то время перед попадание в мусорку; или же музыкант, желающий написать песню об обыденности серой жизни и бренности бытья, но здесь стоит отметить, что в таком случае они бы не стали главными героями, а общностью — они бы ничем не выделились, не смогли бы получить хотя бы строчку в этой песне — лишь только то, что дали.       Конечно, может, сравнение с людьми и с толпой было немного отвлекающим, зато прекрасно показало обыденность, состояние и характер этих предметов.       Юань попытался лечь обратно, но его постигло ужасное чувство — мокрая одежда. Вся мокрая от пота, который выделился во время этого отвратительного сна. Сам сон был неприятен юноше, а тут ещё и физическое дополнение, так и дополнительное напоминание о сне. Да, супер комбинация для того, чтобы испортить настроение.       Так кто же были все эти люди, что явились ему во сне? Почему они так себя повели? Почему Юань заплакал в первый раз? Что это вообще было? Эти и подобные вопросы мучали генерала настолько сильно, насколько это вообще возможно. Они въедались в мозг, заполоняли всё его пространство, переключая все остальные эмоции и процессы, меняющие сознание... Ладно, может, не настолько серьёзно. Но думать ни о чем другом он не мог — если и пытался, то ничего не помогало, вопросы снова появлялись, а ответы (которые должны быть неотъемлемой частью этих вопросов) — нет. Он вспомнил, как ему говорили в такие моменты делать глубокие вдохи и выдохи. Он решил попробовать.       Вдох.       Выдох.       Вдох.       Выдох.       Так повторилось ещё несколько раз. Затем, когда от резкого большого количества кислорода закружилась голова, он перестал и попытался оценить эффект. Ему стало лучше, спокойнее... Нет, не стало. Точнее, он почувствовал себя лучше, но лишь на пару секунд, не более. Эти мысли появлялись в голове вновь, не давая успокоиться. Хотелось уже стукнуть себя по голове за такое, но капельница не давала нормально поднять руку.       Юань стал пробовать разные способы: снова глубоко дышал, пытался просто закрыть глаза и отвлечься, даже решил снова поспать. Но ничего из этого не получилось. Дыхание уже не помогало, на опыте проверено; попытки отвлечься приводили к возвращению к старому; мокрая рубашка напоминала о сне.       Чем дольше он думал, тем ещё хуже ему становилось. Было неприятно, больно, хотелось просто сбежать отсюда куда-то... К тому мужчине. К тому самому мужчине, который единственный из всех чётко явился во сне. Разве это не иронично? Именно он сделал самые отвратительные поступки, но именно к нему и хотелось вернуться.       Естественно, его поведение так или иначе вызывало шум, который заметили работники в больнице. Дверь расхплонулась, и они увидели больного в таком ужасном состоянии. Вот только впереди всех работников шёл человек далеко не в рабочей форме — это был совершенно обычный человек, ничем не примечательный.       Он подошёл к кушетке ближе всех, и сразу же начал с распроссов: — Юань, ты как? — Дань Хэн... Почему ты пришёл сюда в такое время? — Ради тебя. После произошедшего я столько времени тебя не видел, я соскучился. — тут он потрогал кушетку и почувствовал влагу. — Стой, тут же всё мокрое.       Он не успел договорить фразу, как подошли мед работники и отодвинули парня в сторону. Они сразу же стали проверять состояние больного, менять одежду, записывать что-то, ходить с умным видом... В общем, дел у них было немало. Всё, что оставалось делать Дань Хэну — просто сидеть и ждать, пока работники закончат.       Когда это наконец произошло, Дань Хэн вновь оказался прямо у больного. — Рассказывай, как ты тут был. — Хэн, любимый... Ты мне сегодня снился. — Да? И что я делал в твоём сне? — спросил он, надеясь получить в ответ что-то романтическое, какой-нибудь милый рассказ, которым Юань в привычное время всегда мог заполнить разговор — это был бы более обычный разговор. Но, как можно догадаться, рассказ вышел другим — ужасающим, пугающим. — Юань, я бы никогда... — сказал он, когда узнал все подробности этого ужасающего сна. — Я знаю, любимый, — перебивая, отвечал ему Юань. — Эти воспоминания тебя всё ещё преследуют? Честно, меня тоже. Но этих людей больше нет. Давай постараемся забыть о них как можно раньше. — может, эти слова поддержки и выглядели очень нелепо оттого, что у Дань Хэна почти не было эмоционального интеллекта, но он старался чем мог.       Действительно, этих людей больше нет. Они все теперь далеко далеко. Далеко в этих воспоминаниях, далеко — там, где найти их уже не получится. Но они все ещё продолжали преследовать — своими путями. Ужасными и несправедливыми.       Когда-то также несправедливо отнеслись эти люди и по отношению к Юаню. В момент, когда ему нужно было как можно больше помощи и поддержки, они отказались что-либо делать, просто назвав его жалким. Прямо как в этом сне. Так удивительно и унизительно.       Почему же Дань Хэн тоже был в этом сне? Потому что он все видел своими глазами, он был знаком лично с каждым с этих людей. Он прекрасно знал, что произошло — ему не нужны были никакие рассказы. И он был единственным, кто тогда встал на сторону Юаня, из-за чего тоже поплатился лишением общения. Но, раз эти люди бросали своего друга в сложной обстановке, может, это и к лучшему, что больше их тут нет? Может, это лучше, что эта пара уехала отсюда и больше с ними никогда не увидится? Конечно, к лучшему.       После переезда жизнь у них тоже сложилась несладко — поиски новой работы, жилья, друзей... Все это было сложно и утомительно. Теперь ещё и со здоровьем проблемы — Юань в аварию попал. Конечно, он не пострадал сильно, но всё же в больнице что-то да делал. — Любимый, я люблю тебя. — резко прервал обзавовашуюся тишину больной. — Я тебя тоже, мой генерал. — ответил ему возлюбленный и поцеловал в лоб, чтобы хоть как-то смягчить состояние, происходившее сейчас. — Ты всё ещё используешь это прозвище, которое дали те люди? — Да. Может, люди и были отвратительными, но то что ты мой генерал — бесспорный факт, и я готов тебе повиноваться. — Это так мило. Спасибо тебе.       На протяжении всего этого диалога они старались касаться друг друга, как могли: брали за руки, заправляли волосы за уши друг друга... В общем, всё, чтобы вновь почувствовать себя вместе. Разлука была долгой — несколько дней к Юаню не впускали никого, боясь, что это может его потревожить. Лишь только когда он наконец стал идти на поправку, к нему разрешили впускать людей, и естественно Дань Хэн был вне всяких очередей. Самый первый в списке, так сказать. — Я бы очень хотел снова с тобой поспать, любимый. Без тебя это намного труднее. — Не глупи. Сейчас нельзя, ты не в состоянии. Если врачи увидят, как я пытаюсь сюда залезть, то... — Я понимаю. Но просто, побудь со мной ещё. — под конец Юань сжал руки Дань Хэна намного сильнее, чем во все прошлые разы, словно боясь потерять его. Здоровый воспринял это как своеобразный знак. — Ложись спать. Ты слишком мало спишь, я буду тут.       Прямо как в том сне, Юаню оставалось лишь только повиноваться словам своего возлюбленного. Дань Хэн взял первый попавшийся ближайший стул, пододвинул его ближе к койке и, согнувшись, лёг на неё головой, не переставая держать руку Юаня. — Спасибо тебе большое. Наконец я смогу нормально заснуть. — Обо мне не беспокойся, высплюсь и так.       Цзин Юань, может, и хотел что-то ответить, но не смог — в таком состоянии, рядом с возлюьенным, держа его за руку наконец появилось реальное желание спать.       Наконец, здоровый спокойный сон. Спустя несколько дней мучений в этой больнице. Это была лучшая награда для Юаня прямо сейчас.