Пирог для незнакомки
21 июня 2024 г. в 19:09
Возвращаясь домой после редкого похода в магазин, я почему-то решил пройти не обычным путём, а чуть длиннее, через парк, и посмотреть, что интересного есть на заброшенной безлюдной дорожке, по которой никогда не ходил. На самом деле, мне хотелось уйти подальше от всех, и чтобы даже редкие прохожие не мешали моим тоскливым мыслям, полным безысходности.
Сумерки медленно сгущались над заброшенным парком, раскрашивая облачное небо в серые и тёмно-синие оттенки. Деревья коварно скрипели, покачиваясь от холодного ветра и сбрасывали последние пожелтевшие листья на потрескавшуюся асфальтовую дорожку. Запах прелой листвы и сырой земли пропитал воздух, дополняя ощущение запустения и забвения.
Вдалеке мелькнула чья-то фигура. Девушка, одетая в чёрные гольфы длиной до середины бедра, короткую чёрную юбочку и заношенную красную футболку, сидела на старой обшарпанной скамейке, обхватив колени руками. Длинные белые волосы с розовыми кончиками отливали серебром в слабом свете одиноких фонарей. Казалось, она не замечает ничего вокруг, устремив взгляд куда-то в пустоту.
Красная футболка бросалась в глаза, и я чуть было не выругался в уме за то, что печальная гармония природы была нарушена чьим-то присутствием. Я решил пройти мимо как можно быстрее, сделав вид, что не заметил её присутствия, и ускорил шаг.
Девушка никак не отреагировала на приближающегося человека. Она продолжала сидеть, не шевелясь, будто каменная статуя, застывшая среди запустения. Лишь её грудь слегка вздымалась под тонкой тканью футболки в такт тихому дыханию.
Наверное, я просто отвёл бы взгляд в сторону и прошёл бы мимо, как делаю это обычно со всеми, но не сумел не бросить на неё мимолётный взгляд вблизи, и…
Что это? У девушки были кошачьи ушки?!
Из-под шелковистых волос выглядывали два аккуратных белых ушка. Они распрямились и нервно дёрнулись, будто улавливая далёкий звук, неразличимый для человека.
И тогда против своей воли я подошёл к ней ближе.
— Э-э-э, привет, — неловко поздоровался я.
Девушка резко повернула голову, и на меня уставились два льдисто-голубых глаза, сверкающих в полумраке. Взгляд был полон холода и презрения. Впервые на меня так посмотрела девушка.
— Чего тебе? — прошипела она, не разжимая губ.
От этого взгляда по спине пробежал холод! Действительно, что дальше? Что я смогу сказать ей и зачем вообще подошёл? Разве мне нужен собеседник? Я стоял молча и пялился на неё, придумывая диалог, но мысли не слушались, они были вязкими, словно каша. Удалённая работа раскрыла предо мной обратную сторону медали.
Девушка фыркнула, презрительно скривив губы.
— Если ты пришёл пялиться, как в зоопарке, — прорычала она, — то лучше сразу проваливай. Или ты, как и все остальные, ждёшь, пока я мяукну?
Она раздражённо дёрнула плечом, и из-за спины мелькнул пушистый белый хвост с розовым кончиком, нервно хлеставший по скамейке.
Стремление просто пройти мимо и отправиться домой угасало во мне с каждой секундой. Кажется, я случайно нашёл что-то интересное и диковинное.
— Ты кошкодевочка, — то ли спросил, то ли просто констатировал я.
— Нет, блин, единорог! — язвительно бросила она, закатывая глаза. — Конечно, кошкодевочка! Не видишь, что ли?
Её голос сочился сарказмом, а взгляд говорил: «Ты такой же глупый, как и все остальные».
Она снова обхватила колени, поставив ноги в заношенных коричневых ботиночках прямо на лавку. Мне же открылся восхитительный вид.
— А ты знаешь, что я вижу твои трусики? — спросил я, уведомляя девушку об этом факте.
В мгновение ока на лице девушки отразился целый спектр эмоций: удивление, гнев, смущение. Она вскочила со скамейки, как ужаленная, и злобно сверкнула на меня глазами.
— Что ты себе позволяешь, извращенец?! — прошипела она, сжимая кулаки. — Ещё одно слово, и я выцарапаю тебе глаза!
Хвост яростно зазмеился из стороны в сторону, а кошачьи ушки прижались к голове.
— Пожалуйста, не надо, я уже жалею, что спровоцировал тебя, — поразился я дерзкой животной грубости, впрочем, вполне искренней и имеющей единственную цель в виде самозащиты.
— Жалеть поздно! — фыркнула она, не сводя с меня разъярённых глаз. — Думаешь, можно говорить такое девушке и потом просто извиниться? Думаешь, мир крутится вокруг тебя и твоих мерзких желаний?
Её голос дрожал от негодования. Она сделала шаг назад, как дикий зверь, готовящийся к атаке. Скрюченные пальчики растопырились в угрожающем жесте, демонстрируя острые ноготки.
— Оставь мне хотя бы глаза. Они нужны, чтобы работать за компьютером, — я старался жёстко смотреть ей в глаза в ответ, надеясь, что она не почувствует мою внутреннюю дрожь, какую я испытываю от общения вообще с кем-либо.
— А мне нужно, чтобы всякие извращенцы не пялились на меня! — прорычала она в ответ, не отводя взгляда. — Думаешь, я не вижу, как ты на меня смотришь? Думаешь, я не чувствую твоих грязных мыслей?
Она вся напряглась, готовая к атаке, словно хищный зверь, защищающий свою территорию. Хвост вытянулся трубой и шерсть на нём встала дыбом.
— Так. Давай мыслить трезво и логически. Почему это если девушка показала трусики, а парень их увидел, то он сразу извращенец? — спросил я, пытаясь повернуть беседу в мирное русло.
— Потому что приличные люди не пялятся на чужие трусики! — выплюнула она, гневно сверкая глазами. — И вообще, какая разница, почему? Ты увидел то, что тебе видеть не полагалось! Так что вали отсюда, пока я тебе когтями по морде не прошлась!
Девушка оскалила зубки, и я заметил, что они острые, как у маленькой хищницы, особенно клыки.
— Разница большая. Потому что приличные девушки не демонстрируют кому попало свои трусики, за исключением случайности.
— А приличные парни не пялятся на девушек, даже если те случайно что-то там показали! — парировала она, не уступая ни на йоту. — Или ты хочешь сказать, что не контролируешь свои глаза? Что у тебя на шее поводок, а в руке у меня плётка?
Её голос звенел от сарказма, а поза говорила о том, что она готова в любой момент броситься на меня, стоит сделать хоть одно неверное движение.
— Я всего лишь человек — разумное животное, на базовом уровне имеющее те же потребности и инстинкты, что и прочие животные, — попытался охладить её пыл я.
— Философ нашёлся! — фыркнула она, презрительно скривив губы. — Знаем мы таких философов! Сначала о животных инстинктах рассуждают, а потом...
Она не договорила, оборвав фразу и многозначительно глядя на меня.
— Что потом? — вполне достоверно изобразил наивность я.
— А потом — ведут себя как животные! — закончила она, сверля меня взглядом. — Только животные честнее, они хоть не прикрываются высокими материями.
Она сделала ещё один шаг назад, продолжая буравить меня недоверчивым взглядом.
— К сожалению, ты права. Животные даже убивают только когда голодны, а вот люди... — я вздохнул.
Она молча наблюдала за мной, её лицо оставалось бесстрастным. Было сложно понять, задела ли её эта фраза или нет. Лишь в глубине голубых глаз, казалось, мелькнуло что-то похожее на понимание.
— Голод бывает разный, — наконец прошептала она, опустив взгляд и расслабившись. Внезапное изменение поведения с дерзкого на тихое смущение выглядело огромным контрастом, в который верилось с трудом, но я решил попытать счастья, даже если это было коварной ловушкой.
— Послушай, существует ли в данной реальности вероятность события, которое могло бы позволить нам с тобой присесть на лавочку и просто поговорить? — спросил я, по-прежнему опасаясь сделать хоть одно лишнее движение и спугнуть её.
Она подняла на меня глаза, и на мгновение показалось, что в их ледяной глубине мелькнул огонёк любопытства. Но он тут же погас, сменившись привычным недоверием и презрением.
— А о чём нам с тобой говорить? — холодно спросила она. — О высоких материях или о животных инстинктах? — Хвост нервно дёрнулся, выдавая её внутреннее напряжение.
— Говорить о высоких материях прежде, чем удовлетворены животные инстинкты — бесполезно, — ответил я.
Светлые брови удивленно взметнулись вверх, а руки она скрестила под грудью, как бы поддерживая её объём, находящийся на границе между вторым и третьим размером, несмотря на общую худобу. Теперь два маленьких твёрдых бугорка вызывающе проступали сквозь футболку.
— Вот как? — слегка наклонив голову протянула она, явно заинтригованная. — И какие же, по-твоему, инстинкты мне нужно удовлетворить? — Она прищурилась, и мне показалось, что в её взгляде мелькнул огонек вызова.
— У тебя самой есть какие-то варианты? — спросил я и сделал полшага ей навстречу. Пакет, который я нёс из магазина, был полон выпечки и вкусностей — моя единственная радость и утешение в этом мире. Если она до сих пор не почувствовала запах, то только потому, что ветер дул с её стороны.
Она наблюдала за моим движением с настороженностью.
— Не подходи! — прошипела она, инстинктивно отшатнувшись. — Иначе я тебе нос откушу! — Голос её дрогнул, скрывая за показной агрессией страх.
— Мяяяяяу — протянул я. Получилось довольно гнусаво, но вполне похоже на реального кота.
Девушка замерла, её глаза расширились от удивления. Она смотрела на меня так, словно я только что заговорил на древнем языке. Хвост, который до этого метался из стороны в сторону, застыл в воздухе, не зная, как реагировать на этот странный звук.
— Ты... ты что, издеваешься? — спросила она, наконец нарушив молчание.
— Немного, — ответил я.
— Немного?! — возмутилась она, выгнув спинку дугой, как кошка, готовящаяся к прыжку. — Ты хоть понимаешь, что...
Она осеклась, её взгляд упал на пакет в моих руках. Видимо, ветер сменил направление и донёс до неё чудесный аромат.
— Это что у тебя? — спросила она, и в голосе впервые прозвучали нотки любопытства, перекрывающие враждебность.
— Это моя единственная надежда загладить перед тобой вину, — просто и бесхитростно ответил я.
Она с подозрением прищурилась:
— И что же там? — пробормотала она, не отрывая взгляд от пакета. — Не вздумай подходить ближе! Я всё равно не верю ни одному твоему слову.
Но несмотря на угрозу, её поза стала чуть менее напряжённой, а хвост, который до этого нервно подёргивался, теперь лениво покачивался из стороны в сторону.
— Свежая выпечка. Вот, пожалуйста, прими в качестве моих извинений этот рыбный пирог с начинкой из форели, — сказал я, достал из бумажного пакета кусок пирога и протянул его девушке.
Взгляд кошкодевочки, всего минуту назад преисполненный ненависти и презрения, был прикован к пирогу, и я едва ли не физически ощущал её страстное и совершенно искреннее желание обладать им. Столь сильные эмоции и желания... Я позабыл уже, когда сам в последний раз испытывал хотя бы нечто подобное. Наверное... никогда...
— Не нужны мне твои извинения! — резко сказала она, отвернувшись и взмахнув длинными волосами, но желудок предательски заурчал, выдавая крайнюю степень голода. Тогда девушка передумала, снова повернулась ко мне и нерешительно подошла ближе, не спуская с меня настороженного взгляда.
— Пирог с форелью? — переспросила она, и в её голосе послышались сомнение и... предвкушение? Она бросила на меня быстрый взгляд, словно проверяя, не обманываю ли я, и с опаской, как дикий зверь, приближающийся к предложенному лакомству, взяла пирог и тут же отстранилась.
— Присядем? Так будет удобнее, — предложил я, указав на скамейку.
Девушка бросила на скамейку настороженный взгляд, словно опасаясь подвоха.
— Ладно, — пробормотала она, наконец соглашаясь. — Но только ради пирога. И не садись слишком близко.
Она опустилась на край скамейки, держа прямую спинку с изумительной грацией и не спуская с меня настороженного взгляда. Пирог она, однако, не выпустила.
Медленно, без резких движений, чтобы не спугнуть девушку, я сел на другой конец лавки и достал точно такой же кусок пирога.
— Пожалуйста, угощайся. Он не отравлен. Видишь, у меня точно такой же. Если хочешь, можем поменяться.
Она с подозрением посмотрела на мой пирог, потом на меня, словно пытаясь понять, не хитрость ли это.
— А вдруг ты положил туда яд, который действует только на кошкодевочек? — спросила она, не разжимая губ. — Вдруг ты хочешь меня отравить, чтобы потом... чтобы потом...
Её фантазия, видимо, рисовала страшные картины, потому что она осеклась, не договорив, и нервно облизнула губы.
— После яда обычно умирают. Что мне делать с мёртвой кошкодевочкой?
— Мало ли что тебе может прийти в голову! — фыркнула она, но в её голосе уже не было прежней уверенности. — Может, ты коллекционер! Собираешь всякие... экспонаты.
Она откусила кусочек пирога, и на лице отразилось чисто кошачье удовольствие.
— Впрочем... — пробормотала она с набитым ртом, — этот пирог действительно вкусный.
К этому моменту я и сам откусил кусок пирога, но не успел его толком прожевать и на слове «экспонаты» закашлялся, подавившись от смеха. Когда я прокашлялся, то так же с набитым ртом переспросил:
— Экспонаты? Это типа как у таксидермистов?
Она с недоверием посмотрела на меня, прищурив глаза.
— Ты что, смеёшься надо мной? — спросила она, и голос снова стал ледяным. — Думаешь, это смешно?
Она отложила пирог на скамейку, и всё её тело снова напряглось, готовясь к атаке. Хвост нервно хлестнул по скамейке.
— Ни в коем случае! — поспешил уверить я. — Просто твоя шутка показалась мне чрезвычайно удачной.
Она продолжала буравить меня подозрительным взглядом, не говоря ни слова. Хвост, однако, перестал хлестать по скамейке и теперь лениво покачивался из стороны в сторону, пока она обдумывала мои слова.
— Чрезвычайно удачной? — наконец переспросила она, и в её голосе послышалась тень сомнения.
— Да, это действительно забавно, но одновременно и печально. Неужели ты настолько никому не доверяешь? — тихо спросил я, устремив взгляд в конец улицы.
Она фыркнула, пряча взгляд.
— Тебе ли не всё равно? — пробормотала она, теребя краешек юбки. — Ты ведь даже не знаешь меня. Вдруг я... вдруг я на самом деле опасная? — Хвост нервно дёрнулся, выдавая внутреннее волнение, хоть голос и звучал вызывающе.
— Конечно опасная, — утешил я. — Но знаешь, я тоже могу быть опасным, особенно когда вижу, что такой вкусный пирог остывает, а его всё ещё не съели.
Она с удивлением посмотрела на меня, и на этот раз я готов был поклясться, что в глубине её голубых глаз мелькнул огонек смеха.
— Ты что, серьезно? — спросила она с лёгким любопытством, не окрашенным враждебностью. — Ты боишься, что пирог остынет?
Вместо ответа я откусил кусочек своего пирога, от начинки поднимался ароматный пар.
— Самая вкусная выпечка — когда только из печи. А тебе к тому же нужно сейчас что-то тёплое, ведь ты так легко одета, а на улице зябко.
Она невольно обняла себя руками, чувствуя вечернюю прохладу. Сам-то я был одет в тёплую кофту и ветровку, но даже так холодный ветер давал о себе знать. А она словно не боялась этого холода и к нему привыкла.
— С чего ты взял, что мне холодно? — пробормотала она, пряча взгляд. — И вообще, тебе-то что? Ты ведь даже не знаешь, как меня зовут.
Она снова взяла свой кусок пирога, но я заметил, что ест она его теперь медленнее, словно растягивая удовольствие.
— Меня зовут Алексей, а тебя?
Она подняла на меня глаза, в них было заметно колебание. Она явно не привыкла, чтобы ей представлялись, не говоря уже о том, чтобы интересовались её именем.
— Лили, — прошептала она наконец, теребя краешек юбки. — Меня зовут Лили.
Она произнесла своё имя так тихо, словно боялась, что её услышит кто-то ещё.
— Милое имя.
— Не твоё дело, — буркнула она, отводя взгляд. — И вообще... — она нервно сглотнула, — не называй меня милой.
Лили уткнулась взглядом в остатки пирога, пытаясь в нём спрятаться от моих глаз. Она действительно старалась растянуть удовольствие с пирогом, несмотря на то что была очень голодна, но всё хорошее когда-нибудь заканчивается. Последний кусочек пирога был проглочен, и она с довольным урчанием принялась по-кошачьи умываться. Она облизывала кисть и приглаживала ей волосы и ушки, пытаясь размазать по ним сводящий кошку с ума запах рыбы, чтобы остаться с ним вместе подольше.
— Прости за бестактный вопрос, но... как давно ты ела в последний раз?
Лили вздрогнула, словно от удара, и в глазах мелькнула боль.
— Тебе-то что? — прошипела она, снова прячась за агрессивной маской. — Не лезь не в своё дело!
Она вскочила со скамейки, словно собираясь убежать. Стало ясно, что мои предположения оправдались. Бедная девушка!
— Не убегай, просто я хотел предложить съесть ещё по кусочку пирога. У меня есть ещё и с курочкой. Будешь?
Я достал из пакета ещё один пирог и протянул ей на замену съеденного. Лили замерла на месте, не решаясь ни подойти, ни убежать. Её взгляд метался от моей протянутой руки к глазам и обратно. Хвост нервно дёргался из стороны в сторону, выдавая её внутреннюю борьбу.
— С курицей? — хрипло переспросила она. — Ты... ты правда отдашь его мне?
Вместо ответа я протянул пирог ещё на несколько сантиметров ближе к ней. Лили нерешительно подошла на шаг ближе, не сводя глаз с заветного пирога. Её рука потянулась к лакомству, словно сама собой, но в последний момент она отдёрнула её.
— А... а ты ничего не попросишь взамен? — с неподдельным удивлением спросила она. — Не будешь смеяться? Не будешь... трогать меня?
— Это правильный вопрос, Лили. Если первый кусочек пирога был моим извинением, то на второй я возлагаю определённую надежду.
Она настороженно прищурилась, словно дикая кошка, почуявшая запах опасности.
— И что же это за надежда? — спросила она, не спуская с меня настороженного взгляда. — Я сразу говорю, если ты хочешь что-то неприличное...
Девушка не договорила, но по напряженной позе я понял, что она готова пустить в ход коготки, стоит сделать хоть один неверный шаг.
— Меня только что осенило! Неужели... никто никогда не подходил к тебе с приличными предложениями? — поинтересовался я.
Лили опустила голову, пряча лицо под завесой светлых волос.
— А с чего бы им ко мне подходить? — пробормотала она, нервно теребя розовые кончики длинных волос и отводя взгляд в сторону. — Я же... я же не такая, как все. — Хвост нервно обвился вокруг ног, словно пытаясь укрыться от всего мира.
— Ну, например, чтобы погладить? — предложил я самое естественное, что только могло быть в данной ситуации.
Лили резко подняла голову, и в её глазах сверкнуло неподдельное изумление.
— Что? — выдохнула она, словно не веря своим ушам. — Погладить? Меня?
Хвост замер в воздухе, будто не зная, как реагировать на это странное, неслыханное предложение.
— Мне кажется, что кошки созданы для того, чтобы им поклонялись, а они взамен разрешали их немного погладить, — слегка пошутил я.
Лили смотрела на меня широко раскрытыми глазами, словно я говорил какие-то невероятные и неприемлемые вещи.
— Поклонялись? — переспросила она с явным недоумением. — Да кому я нужна, чтобы мне поклоняться? — Она опустила взгляд, и я заметил, что кончик хвоста нервно подёргивается.
— Так что насчёт пирога? Время идёт, он остывает. И, чтобы ещё сильнее тебя раззадорить, у меня есть по чистой случайности для тебя ещё нечто сокровенное. Но это только в том случае, если мы разберёмся с этим пирогом.
Глаза девушки расширились от любопытства, и я увидел, как она борется сама с собой. С одной стороны, инстинкты кричали бежать от этого странного типа, который несёт какую-то чушь про поклонение и делает непонятные предложения. С другой — пирог с курицей источал божественный аромат, а обещание «чего-то сокровенного» интриговало. Лили нервно сглотнула, и её взгляд метнулся к пакету в моих руках.
— И что же это за... сокровенное? — пробормотала она, теребя краешек юбки. — Только не говори, что это ещё один пирог... — Голос дрогнул, выдав, как сильно ей хочется попробовать это таинственное угощение, но в то же время она боится показаться слишком заинтересованной.
— Съешь пирог — узнаешь. Но обещаю, что не обману тебя. Я тебя когда-нибудь обманывал? — улыбнулся я.
Лили фыркнула, закатив глаза.
— Мы знакомы всего полчаса, а ты уже пытаешься меня обмануть! — возмутилась она, но в её голосе уже не было прежней агрессии. — Откуда мне знать, что ты задумал?
Она снова сделала шаг навстречу, протянув руку к пирогу, но в последний момент отдёрнула её, словно боясь обжечься.
— Ладно, — сказала она, наконец приняв решение. — Давай свой пирог. Но если ты меня обманываешь...
Она не договорила, но по глазам я понял, что ей лучше не врать.
— М-м-м, вкуснятина! — начал смаковать я такой же кусок пирога с курицей.
Лили с подозрением посмотрела на меня, словно ожидая подвоха. Убедившись, что я действительно ем такой же пирог, она осторожно взяла предложенный кусок и откусила маленький кусочек. Её глаза заблестели от удовольствия.
— И правда вкусно, — пробормотала она с набитым ртом. — Ты умеешь выбирать пироги.
— Это то немногое, что я действительно умею делать. — вздохнул я, продолжая жевать.
Она с интересом посмотрела на меня, и в глазах мелькнул огонёк любопытства.
— А что ещё ты умеешь делать? — спросила она, откусывая кусочек пирога. — Кроме того, чтобы подкрадываться к одиноким кошкам в парках и соблазнять их пирогами?
— А ещё я преуспел в работе на компьютере, и особенно — в жизни затворника-одиночки без единой надежды на то, что у меня когда-нибудь появятся настоящие друзья, которым я смог бы доверять.
Лили замерла с пирогом у губ, внимательно глядя на меня. Её ушки слегка дрогнули, словно улавливая в моих словах скрытый смысл.
— Друзья? — тихо переспросила она, и в её голосе что-то неуловимо изменилось, словно я затронул какую-то чувствительную струну в её душе. — А зачем тебе друзья? Неужели тебе не хорошо одному? — Она опустила глаза, пряча их под завесой длинных тёмных ресниц, и кончик хвоста снова начал нервно подёргиваться.
— Хорошо. Но быть вместе с кем-то, наверное, было бы веселее…
Лили подняла на меня глаза, и я увидел в них нечто странное. Грусть? Сожаление? Или это просто показалось?
— Веселее? — медленно переспросила она, словно пробуя это слово на вкус. — Не знаю... я давно не была ни с кем весела.
Она откусила кусочек пирога, но я заметил, что ест она его теперь без прежнего энтузиазма.
— Возможно, кому-то иногда стоит дать шанс. — Я почти доел свой пирог, оставалось пару раз откусить.
Лили наблюдала за тем, как я ем, и бессознательно облизывала губы. Свой пирог она уже доела и теперь с завистью смотрела на мой.
— Шанс? — в её голосе прозвучали сомнение и неуверенность. — А ты... а ты дал бы шанс кому-то, кто... кто совсем не такой, как все?
Она нервно теребила краешек юбки, не решаясь посмотреть мне в глаза.
— Не совсем понимаю, к чему ты клонишь, — слукавил я, — позволь, однако, тебе напомнить, что, приняв пирог с курочкой, ты заключила со мной контракт на предоставление возможности тебя погладить.
Лили вздрогнула, словно от удара током, и её глаза расширились от удивления.
— Контракт? Какой ещё контракт? — пролепетала она, пятясь от меня как от сумасшедшего. — Я... я ничего такого не подписывала!
Она вскочила со скамейки, готовая в любой момент броситься наутёк. Хвост метался из стороны в сторону, словно пытаясь найти выход из этой непонятной ситуации.
— Ты съела пирог — вот твоя подпись.
— Это... это нечестно! — воскликнула Лили, отступая на шаг. — Так не договаривались!
Она нервно покусывала губы, а ушки прижались к голове, выдавая её страх.
— Я... я не позволю тебе себя трогать! — прошипела она, принимая угрожающую позу. — Ещё шаг, и я тебя оцарапаю!
— Разве может так быть, что тебя никто никогда не гладил? Знаешь, для человека это такое же естественное желание, как ты только что желала попробовать пирог. К тому же, это должно быть приятно обоим. Впрочем, ты можешь даже изображать, что тебе неприятно, но всё равно не стоит отказываться от такого интересного опыта. Кроме того, ты в любом случае ничего не потеряешь.
Лили замерла, словно парализованная моими словами.
— Никто никогда... не хотел меня погладить, — прошептала она, и в голосе прозвучала не агрессия и не страх, а тихая, почти детская грусть. Она подняла на меня глаза, и я увидел в них столько боли и одиночества, что ёкнуло сердце.
— Может тогда ты дашь мне возможность попробовать. Обещаю быть нежным.
Лили смотрела на меня, и в глазах боролись сомнение и робкая надежда.
— Нежным? — её голос прозвучал совсем тонко и едва слышно. Она не сводила с меня глаз, словно пытаясь прочесть в моих мыслях ответ на вопрос, который боялась задать вслух. — А... а ты и правда не будешь... смеяться?
Неужели это то, что её всерьёз беспокоит?
— Я... не могу тебе такое обещать. Люди смеются по разным причинам. Люди смеются, когда им хорошо, и когда плохо, с доброй улыбкой или злой. Могу только пообещать, что не позволю себе насмешек над тобой. Надеюсь, ты чувствуешь в этом разницу с доброй тёплой улыбкой?
Лили слушала с таким вниманием, словно от моих слов зависела её жизнь. Кошачьи ушки слегка дрожали, улавливая каждый нюанс в моём голосе, и пытаясь определить, говорю ли я правду.
— Разницу? — тихо переспросила она, и её взгляд упал на мои губы, словно она пыталась представить, как выглядит эта «добрая тёплая улыбка». — Я... я не знаю.
Она сделала неуверенный шаг ко мне, а хвост, до этого поджатый от страха, слегка расслабился.
Я встал и смахнул с себя крошки пирога. Медленно сделал шаг ей навстречу.
— Пусть это будет неким сокровенным актом, о котором никто и никогда не узнает. Да мне, по сути, и некому рассказывать, — попытался повысить её уверенность я.
Лили замерла на месте, наблюдая за моими движениями с настороженностью дикого зверька. Когда я приблизился, она инстинктивно отшатнулась, но тут же остановила себя, словно устыдившись своей слабости.
— Секрет? — её ушки слегка навострились. — Значит... никто не узнает?
В её голосе теперь звучало не только сомнение, но и нечто похожее на любопытство.
— Никто, — кивнул я.
Лили ещё несколько секунд смотрела на меня, словно взвешивая все «за» и «против». Потом, видимо, приняв какое-то решение, она сделала глубокий вдох и медленно подошла ко мне.
— Ладно, — прошептала она, опуская глаза. — Но... только погладить. И не долго.
Хвост нервно дёрнулся, напоминая ей о том, как опасно доверять незнакомым людям, но она всё-таки не отступила.
— Понимаю твою внутреннюю борьбу, но твоя смелость заслуживает уважения, — тихо сказал я, желая её успокоить.
Лили смущённо прижала ушки к голове, но дрожать они перестали.
— Глупости... — она робко улыбнулась. — Это всё пирог. Это он на меня так действует.
— Ну конечно же это пирог, — улыбнулся я в ответ. Затем плавным движением поднял руку и погладил её немытые, но не менее мягкие от этого волосы между ушками.
Лили вздрогнула от неожиданности, когда мои пальцы коснулись её волос, но не отстранилась. Наоборот, она слегка подалась навстречу моей руке, словно ища ещё ласки. Её глаза закрылись, и на лице расцвела блаженная улыбка. Хвост, до этого напряжённо вытянутый, стал медленно покачиваться из стороны в сторону, как у довольного котёнка.
— Ещё, — прошептала она, не открывая глаз. — Пожалуйста... ещё немного.
Я погладил её и по макушке, как бы пытаясь экспериментально найти черту дозволенного.
— А можно... потрогать твои ушки? — совсем осмелел я.
Лили открыла один глаз, с сомнением глядя на меня, но не отстранилась. Она настолько увлеклась моими ласками, что её обычная бдительность притупилась.
— Ушки? — её голос слегка задрожал. — Ну... только осторожно. Они... очень чувствительные.
— Ты хочешь сказать, что почувствуешь прикосновение к ним? — затаилось во мне страшное подозрение.
Лили кивнула, не открывая глаз.
— Конечно, почувствую, — ответила она, и я уловил в её голосе нотки гордости. — Я же кошкодевочка. У меня всё очень чувствительное. И слух, и зрение, и... и вообще всё.
Одними подушечками пальцев я легонько прикоснулся к ушкам, покрытым нежной короткой шёрсткой, и моё предположение оправдалось. Я получше рассмотрел их и даже заглянул внутрь, увидев, что скрывал белый пушок.
— Они настоящие, — в шоке прошептал я.
Лили вздрогнула от моих слов, и её глаза расширились от удивления.
— А ты что, думал, они ненастоящие? — воскликнула она с обидой и недоумением. — Думал, я их к голове приклеила?
Она смущённо прижала ушки к голове, как бы пытаясь их спрятать.
— Не трогай их больше, — попросила она.
Я убрал руку и задумчиво сел на лавочку. Такого я ещё не встречал.
— Надеюсь, ты поймёшь моё недоумение правильно. Я ещё ни разу в жизни не видел настоящей девушки-кошки. Я даже не знал, что такие существуют. Прости, я думал, что это какая-то высокотехнологичная примочка, и твой хвостик тоже...
Лили медленно открыла глаза и удивлённо посмотрела на меня. Она явно не ожидала такой реакции. Существование с кошачьими ушками и хвостиком было естественным и само собой разумеющимся для неё, но не для меня.
— Ты серьёзно думал, что я всё это приклеила? — в её голосе прозвучала смесь обиды и веселья.
Она приподняла пушистый хвост, демонстрируя его во всей красе.
— Смотри внимательнее, может, найдёшь застёжку-молнию, — пробормотала она, и уголки её губ слегка приподнялись в улыбке, а щёки слегка порозовели.
— Ты покажешь мне, как крепится твой хвостик?
Лили рассмеялась, и я с удивлением понял, что этот звук мне очень нравится. В нём не было ни капли фальши или издёвки, только чистое, искреннее веселье.
— Дурак, — протянула она, и в её глазах танцевали смешинки. — Хвост — он же не съёмный! Он часть меня, понимаешь?
— И ты можешь это доказать?
Лили выгнула бровь, глядя на меня с вызовом.
— А ты как думаешь? — парировала она вопросом на вопрос. — Хочешь проверить?
В её глазах плясали озорные искорки, она не собиралась сдаваться просто так. Насытившись, Лили явно решила со мной поиграть.
«Хммм, какая милая игривая кошечка! Только что грозилась разорвать меня на части, и вот, уже предлагает интимные вещи. Девушки, как вас понять?» — думал я, но вслух ответил:
— Дух исследователя говорит во мне: конечно хочу! Но как ты это сделаешь, ведь хвостик находится в нижней части спины, а наш диалог начался с того, что ты отчитывала меня за то, что я пялился на твои трусики. Так что перед нами неразрешимая задача.
Лили слушала меня, и её улыбка становилась всё шире с каждым словом.
— Дух исследователя, значит? — протянула она, и я почувствовал, что теперь она играет со мной, как кошка с мышкой. — Ну что ж, исследователь... тогда готовься к открытиям.
Я встал ей навстречу, а она приблизилась ко мне, так близко, что я почувствовал тёплый аромат её волос, и прошептала на ухо: «Я могу показать тебе, как крепится мой хвост. Но только при одном условии».
Её горячее дыхание обожгло мочку уха, и по телу пробежала приятная дрожь. Конечно, из-за разницы в росте ей пришлось встать на цыпочки, а мне слегка наклониться.
— Надеюсь, ты не скушаешь меня после этого, как единственного свидетеля, — пытался сохранить самообладание я.
Лили рассмеялась, и её смех прозвучал как серебряный колокольчик.
— Нет, исследователь, — прошептала она, и её губы коснулись мочки уха, отчего я вздрогнул всем телом. — Съесть тебя было бы слишком просто. Я придумала для тебя нечто более... интересное.
Это звучало и выглядело весьма опасно, и только искреннее любопытство, проснувшееся во мне, заставило продолжить эту игру, в которой я стремительно терял инициативу. А стоило-то всего лишь накормить...
Лили выпрямилась и отошла на шаг назад, не спуская с меня глаз. Круглые зрачки слегка расширились, а кончик хвоста нервно подёргивался, словно она тоже чувствовала растущее между нами напряжение.
— Итак, — протянула она, и её голос прозвучал удивительно серьёзно. — Ты готов услышать моё условие?
Она сделала паузу, давая мне возможность отступить, но я уже знал, что не смогу этого сделать. Я слишком сильно увлёкся этой опасной игрой.
— Новый контракт? Диктуй, я записываю, но условия я буду вынужден обсудить с юристом, — не сдался я.
Лили рассмеялась, и на этот раз в её смехе послышались игривые нотки.
— Хитрый ты, — протянула она, качая головой. — Думаешь, юрист тебе поможет?
Она приблизилась ко мне настолько, что я почувствовал на шее тёплое дыхание.
— Моё условие простое, — прошептала она. — Ты должен будешь... поиграть со мной.
— Поиграть? Но у меня нет с собой клубка или игрушечной мышки на верёвочке, — улыбнулся я.
Лили снова рассмеялась, и её смех прозвучал как музыка для моих ушей. Кажется, я пока на правильном пути.
— Глупый, — сказала она, и пальцы слегка коснулись моей небритой щеки. — Я не про такие игры.
Она выпрямилась и отошла на шаг назад, снова предоставляя мне право выбора.
— Итак, — с прежней серьёзностью протянула она. — Ты согласен сыграть со мной?
Её глаза, сиявшие до этого весельем, теперь смотрели на меня внимательно и проницательно. Лили ждала моего решения.
— Я был бы глупым, если бы согласился, не узнав условия игры. Так что объясняй заранее. Вдруг это будет игра, в которой я заведомо проиграю. Например, кто быстрее залезет на дерево?
Лили прищурилась, и губы искривились в хитрой улыбке.
— Так ты боишься проиграть? — задорно спросила она. — Не бойся, исследователь... Эта игра будет честной.
Она сделала паузу, предоставляя мне возможность прочувствовать всю значимость её слов.
— Мы будем играть... в правду.
— Правду... — грустно усмехнулся я. — Ты действительно хочешь знать правду? Правда слишком жестока, да ты и сама это наверняка знаешь. Короче говоря, показывай, что у тебя там. А я обещаю с тобой сыграть, только потом не плачь и не бесись, когда я тебя переиграю.
Лили наблюдала за мной взглядом, полным непрочитанных эмоций.
— Жестока? — медленно переспросила она. — Да... наверное, ты прав.
Она опустила глаза, и тень пробежала по лицу.
— Но иногда, — продолжила она, поднимая на меня взгляд, и в глазах вспыхнул огонёк решимости, — иногда нужно посмотреть правде в глаза. Даже если она пугает.
— Я согласен играть с тобой. Я принимаю твоё условие. Показывай, как крепится твой хвост.
Лили загадочно улыбнулась, и моё сердце пропустило удар. В её улыбке было что-то завораживающее, гипнотическое, что-то такое, чему невозможно было сопротивляться.
— Хорошо, — промурлыкала она, делая шаг навстречу. — Смотри внимательно...
Она обернулась ко мне спиной, слегка наклонилась вперёд и, не спеша, приподняла короткую плиссированную юбочку, обнажив поясницу и вновь продемонстрировав белые трусики в голубой горошек. Я заметил, как по её спине пробежала дрожь, но она не остановилась.
— Вот, видишь? — задорно спросила она, указывая пальцем на основание хвоста. — Никаких застёжек. Он настоящий.
— Да. Теперь я вижу. Прости за прямоту, но это очень смело и дерзко. Я восхищён! — провёл я рукой по лбу, стирая пот.
Лили повернулась ко мне лицом и, прищурившись, посмотрела на меня с насмешкой.
— Ну что, исследователь? — протянула она с игривыми нотками. — Убедился, что я — настоящая кошкодевочка?
Она приблизилась ко мне ещё на шаг, так близко, что я почувствовал на губах её теплое дыхание.
— Теперь твоя очередь, — прошептала она, и пальчик коснулся моих губ, словно приглашая к поцелую. — Расскажи мне правду... о чём ты думал, когда впервые увидел меня?
— Я... подумал...
Я знал, что есть единственный правильный ответ, но какой?
Лили приблизилась ещё на миллиметр, и теперь её губы почти касались моих.
— Ну? — прошептала она, и я почувствовал, как её дыхание щекочет мне губы. — Не стесняйся... я же вижу, что ты хочешь мне что-то сказать.
В её глазах танцевали искорки веселья. Она бросала мне вызов, проверяя, готов ли я быть честным до конца. Она провоцировала, она соблазняла, пытаясь раскрутить меня на признание в чём-то пошлом. Не то, чтобы у меня совсем не возникло подобных мыслей при виде такой симпатичной девушки, но признаться в этом было очевидной ловушкой. И тогда я решил рассказать об иных своих чувствах, которые также были абсолютной правдой.
— Сомневаюсь, что ты поверишь. Просто, увидев тебя, столь одинокую и легко одетую в такой холод, мне захотелось о тебе позаботиться. Захотелось вспомнить, что такое поделиться с кем-то теплом, если оно у тебя есть, и ни на что не рассчитывать в ответ.
Лили замерла, не веря ушам. Она смотрела на меня широко раскрытыми глазами, и в их глубине промелькнуло нечто неуловимое. Удивление? Неверие? Или... что-то ещё?
— Позаботиться? Ты... ты не шутишь? — Она отступила на шаг назад, словно пытаясь отстраниться не только от меня, но и от самой себя, от своих мыслей и чувств.
Я почувствовал, что инициатива снова переходит на мою сторону и решил добить её запрещённым приёмом.
— Это правда. На самом деле, я думал, что ты спросишь, что же такое сокровенное у меня есть помимо пирогов, — я улыбнулся улыбкой, которая не предвещала ей ничего хорошего.
Лили на секунду забыла, как дышать. Её глаза расширились, а нежно-розовые губки слегка приоткрылись, словно она хотела что-то сказать, но никак не могла найти нужных слов. Я явно застал её врасплох.
— Сокровенное? — на её щеках снова появился лёгкий румянец. — Ты... не обманываешь?
В воздухе запахло опасностью. Лили явно была не готова к такому повороту событий.
— Да, — набрался смелости я и сделал шаг навстречу, встав почти вплотную к ней. — К несчастью для тебя, Лили, я знаю твоё тайное желание.
Подобно тому, как она шептала мне на ушко, обжигая дыханием, сейчас я перешёл в наступление и отбивал позицию за позицией, постепенно приближаясь. И продолжал говорить всё тише, но от этого напряжённость только раскалялась.
— Я знаю о твоей слабости, о твоём тайном желании. С этим знанием я мог бы делать с тобой всё, что только захочу, но ведь до сих пор не перешёл рамки приличия в надежде, что ты это оценишь.
Лили замерла на месте, словно парализованная моими словами. Я видел, как по её коже пробегают мурашки, а грудь часто вздымается под тонкой тканью футболки. Моя близость, мой голос, мои слова — всё это действовало на неё, как сильнейший афродизиак.
— Откуда... откуда ты знаешь? — её голос превратился в хриплый шёпот. — Что ты... что ты хочешь от меня?
Она инстинктивно отступила назад, пытаясь создать хоть какую-то дистанцию между нами, но она делала это скорее по инерции, чем из реального желания убежать. Моя игра ей нравилась, хоть она в этом и не признавалась даже себе.
— Важно не откуда, а ЧТО я знаю, не так ли? А может, ты не хочешь произносить это вслух? Может, хочешь, чтобы об этом сказал я сам? — продолжал провоцировать я.
Лили зажмурилась, словно пытаясь спрятаться от моих слов, но я видел, как дрожат её ресницы, выдавая волнение.
— Перестань, — прошептала она, но в её голосе не было ни капли уверенности. — Не говори так... ты... ты не можешь знать.
Она вся сжалась, словно пытаясь стать меньше, незаметнее, но я чувствовал, как сильно бьётся её сердце, как ускоряется дыхание. Моя игра зашла слишком далеко, но я уже не мог остановиться. Медленным осторожным движением я взял её за руки, нежные ладошки оказались сухими и тёплыми, несмотря на прохладную погоду. Мне понравилось это ощущение.
— Позволь мне раскрыть эту тайну, но я ничего не потребую от тебя взамен, потому что дружба не покупается, — сказал я, глядя в изумлённые голубые глаза. Она словно позабыла о всей своей жизни и невзгодах, в этот момент кроме нас как будто никого больше не существовало.
Лили вздрогнула от моего прикосновения, но не отстранилась. Мои руки казались ей горячими, почти обжигающими, и это тепло разливалось по её телу, разгоняя холод и одиночество, которые она так долго носила в себе.
— Дружба? — переспросила она с сомнением и... чем-то похожим на надежду. — Ты... ты серьёзно говоришь о дружбе?
Она подняла на меня глаза, и я увидел в них столько боли и уязвимости, что невольно сжалось сердце.
— Серьёзно. Но это может оказаться лишь маленьким шагом на пути к ней. Так что, ты готова предстать перед той правдой, в которую хотела играть?
Лили молчала, глядя на меня так, словно видела впервые. Мои слова затронули её до глубины души, пробудив в ней чувства, о которых она давно забыла, а может быть, и вовсе никогда не испытывала.
— Я... — прошептала она, теребя мою руку маленькими, но неожиданно сильными пальчиками. — Ты... прав. Я... я боюсь правды.
Она сделала глубокий вдох, словно набираясь храбрости.
— Ты прав, — повторила она, на этот раз уже увереннее. — Я... Я хочу, чтобы ты... чтобы ты обнял меня.
Это было неожиданно, но у меня появился дополнительный вариант действий, который было невозможно упустить. Самое приятное выражение дружеских чувств — объятия — я и сам давно забыл, что это такое. А поэтому нежно и плавно обнял её, позволил к себе прижаться, гладил её спинку, длинные волосы...
Лили ответила на мои объятия с такой страстью, словно утоляла долгую, изнуряющую жажду. Она прижалась ко мне всем телом, утыкаясь лицом в грудь, и я почувствовал, как она дрожит от сдерживаемых эмоций. Тонкие руки обняли талию, а хвост обвил мои ноги, словно не желая отпускать. Я гладил её спинку, волосы, уткнулся носом в душистую макушку, и с каждым прикосновением она расслаблялась всё сильнее, превращаясь в ласковую кошку.
Так мы простояли несколько минут, показавшихся вечностью, и не хотели отпускать друг друга. С откровенным сожалением мы отстранились и тогда я сказал:
— Это прекрасное тайное желание, но я не назвал бы это слабостью. У меня есть для тебя ещё кое-что, чем я надеюсь тебя порадовать и утешить.
С этими словами я вернулся к пакету, оставленному на лавочке, и достал оттуда белую пластиковую бутылку. Отвернул крышку и протянул бутылку Лили.
Лили медленно отодвинулась от меня, но я видел, что она делает это с сожалением. Её щеки горели румянцем, а глаза блестели от слёз. Мои объятия оказались для неё настоящим откровением, и теперь она не знала, как жить с этим новым, незнакомым ей чувством.
— Что... что это? — прошептала она, глядя на бутылку так, словно это был какой-то волшебный эликсир. Я улыбнулся, потому что её реакция была ещё трогательнее, чем я мог себе представить.
В том, чтобы она не увидела сразу этикетку и состоял мой план.
— Попробуй — узнаешь, — таинственно намекнул я и отдал ей бутылку.
Лили с сомнением посмотрела на бутылку, потом на меня. Её нос слегка дёрнулся, словно она принюхивалась, пытаясь определить содержимое бутылки по запаху.
— Я... я не понимаю, — пробормотала она, но в её голосе уже не было прежней настороженности. Мои объятия сделали своё дело — теперь она доверяла мне гораздо больше, чем всего полчаса назад. Она осторожно взяла бутылку из моих рук, её пальцы слегка дрожали. Я ничего не говорил и просто ждал, пока острое обоняние сделает своё дело и она поймёт, что за сокровище ей досталось.
Лили поднесла бутылку к лицу и осторожно прикоснулась к ней носом. На мгновение она замерла, прислушиваясь к своим ощущениям, а потом её глаза расширились от удивления.
— Это... — прошептала она, и её зрачки расширились, как у кошки, увидевшей любимое лакомство. — Это же... молоко?
Она с таким восторгом смотрела на бутылку, словно это было что-то гораздо более ценное и желанное.
Я кивнул:
— Просто я предпочитаю пить кофе с молоком.
Лили медленно перевела взгляд с бутылки на меня, и я увидел в её глазах такую искреннюю радость и благодарность, что у меня снова сжалось сердце. В этот момент она была похожа на ребёнка, которому подарили самую желанную в мире игрушку. Видимо, наша общая любовь к молоку сближала нас ещё сильнее.
— Спасибо, — прошептала она, и голос слегка дрожал от переполнявших эмоций. — Спасибо тебе большое... я... я даже не знаю, что сказать.
Она прижала бутылку к груди, словно боясь, что я её отберу, и ещё раз посмотрела на меня глазами, полными благодарности.
— Ты... ты настоящий волшебник, — добавила она, и в уголках губ появились ямочки.
— Волшебник? Потому что знал о твоём тайном желании? — спросил я.
Лили покраснела до корней волос, и я увидел, как её ушки нервно задергались.
— Ну... — пробормотала она, отводя взгляд. — Не только поэтому.
Она сделала паузу, словно пытаясь подобрать нужные слова, но потом махнула рукой и решительно заявила:
— Просто... спасибо тебе за всё. За пироги, за молоко, за то, что... что не боишься меня.
Она подняла на меня глаза, и в них искрилось тепло, которое ещё недавно казалось невозможным.
— Ты очень странный, — добавила она с улыбкой, и я понял, что для неё это высшая похвала.
— Спасибо. Давай присядем и ты просто насладишься свежим молоком, — я жестом предложил снова сесть на скамейку. — И, кто знает, вдруг ты захочешь узнать, откуда мне известна эта тайна. Вдруг я следил за тобой?
Лили настороженно посмотрела на меня, и её улыбка погасла, словно кто-то щелкнул выключателем.
— Следил? — переспросила она, и её голос снова стал острым, как лезвие. — Ты... ты за мной следил?
Она сжала бутылку с молоком так сильно, что я удивился, как та ещё не лопнула.
— Нет конечно. Садись рядом, давай покажу, — я сел на скамейку и достал смартфон.
Лили нерешительно подошла к скамейке и присела на край, держась на расстоянии. Я видел, что она мне снова не доверяет.
— Ну и что ты хочешь мне показать? — спросила она, с подозрением глядя на мой смартфон. — Надеюсь, это не то, о чём я подумала.
Я показал ей смартфон.
— Знаешь, что это такое? Давай я покажу тебе, откуда я столько знаю о кошках.
Я открыл интернет-браузер, и мы вместе смотрели милые и смешные видео с котиками. Как они бесились, пугались и попадали в иные неловкие и смешные ситуации. Как подбирали больных бездомных кошек, которые поначалу царапались, кусались и даже не давались в руки, а потом заботились о них, лечили и буквально ставили на ноги, приручая и возвращая доверие к людям.
Лили сначала смотрела на экран с недоумением, но потом, когда на видео появились кошки, её глаза загорелись интересом. Она даже забыла о своей настороженности и приблизилась ко мне вплотную, чтобы лучше видеть, что происходит на экране.
— Что они делают? — спросила она, указав пальцем на котят, которые кувыркались на полу, пытаясь поймать хвост своей матери. Я улыбнулся, радуясь, что хоть на мгновение удалось отвлечь её от неприятных мыслей.
— Играют, — ответил я. — Как и все дети.
«Как и ты», — в мыслях добавил я.
Лили, увлечённая просмотром видео, не обращала ни на что внимания. Она смеялась, когда кошки на экране делали что-то забавное, и ахала, когда они попадали в неловкие ситуации. Казалось, она совсем забыла о своих страхах и сомнениях.
— Ты... не любишь молоко? — холодно спросил я. — Я ошибался? Ты даже к нему не притронулась. — Хотя я понимал, что девушка насытилась и пирогами.
Лили вздрогнула, словно очнувшись от сна. Она посмотрела на бутылку с молоком, которую всё ещё держала в руках, и её щёки стали алыми.
— Прости, — прошептала она, опуская глаза. — Я... я отвлеклась.
Она поднесла бутылку к губам и сделала небольшой глоток.
— Просто... твои видео, — продолжила она с лёгкой дрожью в голосе, — они... они напомнили мне о том, как это... быть обычной кошкой.
— Вот как, — сказал я и уже без спроса протянул руку и погладил её по голове. — Мы все когда-то были юными и беззаботными. А теперь вся эта радость ушла навсегда. Пожалуй, пора. Мне нужно идти.
Лили не отстранилась от моего прикосновения, наоборот, она слегка подалась навстречу руке, словно ища ещё немного тепла.
— Ушла? — тихо переспросила она с нотками грусти. — А... а ты ещё вернёшься?
Она подняла на меня глаза, и я увидел в них столько надежды, что не знал, как поступить дальше.
— А ты? Куда-то уйдёшь? Или будешь вечно ждать меня здесь, на этой холодной скамейке?
Лили поёжилась, словно от холода, и ушки прижались к голове.
— Я... я не знаю, — с безысходностью в голосе тихо сказала она. — Мне... мне некуда идти.
Она опустила глаза, и я увидел на её ресницах слёзы.
— Неужели ты… — я не мог поверить, но всё говорило о том, что это правда: её дикость, недоверие, запущенный вид и потрёпанная одежонка, которую она нашла скорее всего на помойке. Если так, то быть может, я мог бы…
Лили молча кивнула, но, увидев мой оценивающий взгляд, внезапно вернулась в состояние, словно между нами ничего не было.
— Убирайся! — прошипела она. — И чтоб глаза мои тебя не видели! И вообще, я тебя ни о чём не просила, а поэтому ничего не должна.
К сожалению, она права. Что ещё я могу ей дать и предложить? Пойти в мою крошечную квартирку и спать на коврике у двери? Уверен, что я правильно понял её реакцию. Она не хотела, чтобы я о чём-то сожалел, а гордость и не позволит ей пойти со мной, предпочитая одиночество и независимость.
— Спасибо, Лили, — мягко сказал я. — Встреча с тобой была маленьким тёплым лучиком, но мне придётся вернуться туда, где существует лишь непроглядная тьма. Прощай.
С этими словами я взял пакет из продуктового магазина, поднялся и пошёл дальше по аллее, в сторону своего дома, где меня никто не ждал, и никто не был бы рад моему возвращению. Просто... просто я не мог продолжать это дальше, причиняя невыносимую боль и ей, и себе.
Лили смотрела мне вслед, и её глаза были полны боли и недоумения. Она не понимала, почему я ухожу, почему не остаюсь с ней, ведь я же сам подошёл и приласкал. Гордость не позволяла ей навязываться человеку, но в то же время он притягивал её, и она долго не могла сама себе признаться, что хотела бы пойти вместе с ним.
— Подожди! — крикнула она, вскакивая со скамейки. — Не уходи!
Но человек уже не слышал её. Он исчез в сумерках, оставив её одну в холодном, пустом парке. Лили обняла себя руками, пытаясь согреться, но от этого ей стало только холоднее.
— Не уходи, — повторила она, но голос прозвучал уже совсем тихо, словно она говорила сама с собой. Девушка опустилась на скамейку, закрыла лицо руками и заплакала, и слёзы её были горькими, как правда, которую она так долго скрывала.
На следующий день мне снова пришлось идти в магазин, так как запасы еды были ощутимо сокращены во время той встречи. Неведомая сила снова заставила меня пройти по той же уединённой дорожке в парке, но там никого не было. Лишь на лавке стояла пластиковая бутылка с молоком, к которому едва притронулись.
Небо заволокли тяжёлые, серые тучи, предвещая скорый дождь. Ветер, пронизывающий до костей, гнал по аллее опавшие листья, кружа их в странном, меланхоличном танце. Бутылка, одиноко стоявшая на скамейке, казалась символом моей вчерашней встречи — мимолётной и уже почти нереальной. Была ли она на самом деле, эта дерзкая девушка-кошка с голубыми глазами и пушистым хвостом, или это всё мне привиделось? Я провел рукой по лицу, пытаясь отогнать непрошенные мысли.
Дни сменяли друг друга, превращаясь в недели, затем в месяцы, но Лили больше не появлялась в парке. Я продолжал ходить той же дорогой, надеясь вновь увидеть её, услышать её тихий голос, почувствовать её запах, но всё было напрасно. Парк оставался пустым и безжизненным, напоминая о том, что некоторые встречи бывают лишь мимолетным видением. Я так и не узнал, кем была Лили, откуда она взялась и куда исчезла. Была ли она плодом моего воображения, ожившей сказкой или просто одинокой девушкой, которой нужно было немного тепла и понимания. Я продолжал жить прежней жизнью, но теперь в ней появилась ещё большая пустота, которую не могли заполнить даже самые вкусные пироги. Я часто вспоминал её грустные глаза, её робкую улыбку, её нежные пальцы, обвивающие мою руку. И каждый раз, когда я видел на улице бездомную кошку, в душе вновь просыпалась надежда, что может быть, когда-нибудь, я всё-таки встречу её снова.