Лепестки твоего имени

      Когда они встречаются впервые, мир не загорается новыми красками, а глаза не принимают форму сердец, жадно всматриваясь в удаляющуюся прочь фигуру. Между ними не было никакого притяжения. Это пустая банальность, романтизм, пропитанный сладкой, приторной любовью. У них такого никогда не было и не будет.       Авантюрин — человек, который прекрасно понимает законы в этом мире. Он с полуслова может осознать мысли собеседника, хоть и прячет свой истинный лик за толстым слоем напускного беззаботного веселья.       Именно таким он показался в начале их первой совместной миссии. Безжалостным дурнем, не замечающим никого, кроме самого себя. Стремящимся обогатиться легким путем и подмять все имущество под себя. Глупый мальчишка, опирающийся на свое великолепное чутье. Самозванец.       Их первая встреча не предвещала ничего хорошего. Столкновение двух полярностей приносит либо беды, либо блестящий успех. В их случае миссия была обречена на провал. По крайней мере, так думал он сам, поглядывая на чересчур радостного и самоуверенного Авантюрина.       У него глаза блестят при дневном свете. Удивительно, из чего они только состоят?       — Я не стану потакать бездумному ребенку. Какого Эона в нашей команде лидером являешься именно ты? У тебя есть план?       — Да брось, пока в наших руках есть все карты, то все поправимо, — пожимает плечами юноша, замечая, как вздувается вена на чужой шее.       — В самом деле, я уж и забыл, с кем имею дело. Прошу меня простить.       — Ну если вы так настаиваете.       Доктор Рацио… Забавный. Он кичится своим умом и беспрекословно выполняет любую команду, осознавая собственное положение в этом вопросе, но притом уважает себя и свою личность. Словесно задевает и не оставляет без едкого комментария. Унижает, но не осознает, каким вниманием одаривает.       Смешной.       Пересекая границы галактик, можно увидеть множество интересных деталей. Это может быть всепоглощающая черная дыра, не вызывающая никакого удивления со временем — их слишком много в столь безграничном пространстве. Пристанище для заблудших рейнджеров. Осколки памяти, увлекающие за собой в бесконечный лабиринт, сотканный из иллюзий и обмана.       Сейчас Авантюрин понимает, что между ними и грёзами Пенаконии нет никакой разницы. Все построено на фальши и человеческих слабостях.       Аномалии могут подстерегать на каждом шагу, и этот не исключение. Ровно в момент, когда два пространства сливаются, а корабль готовится перейти в другую временную фазу, его что-то легонько толкает в плечо, вызывая боль и шипение. И если сначала кажется, что это простой синдром «бессонника», то позже все приобретает большие масштабы.       Его мутит. Голова раскалывается напополам, пока руки едва отыскивают необходимую дверь, чтобы выйти на свежий воздух. В коридоре стоит специальный прибор, который диффундирует ароматы в пространство, вызывающие всевозможные ощущения. Это может быть мята с седативными свойствами. Перец, вызывающий бодрость. Либо дождь — единственный запах, который может успокоить его разум в трудное время.       Наверное, это отличительная черта всех синогонийцев.       Странно, что Вселенная решила так прямо его подтолкнуть. Буквально кинуть в руки своей судьбы и попросить никогда-никогда не отпускать, зная, какой ответ за этим последует. Молчаливое отрицание.       Авантюрин думал, что со временем симптомы утихнут. Ему обещала это Дэян, изготовившая двойную порцию эликсира в длинную дорогу. Но что-то явно пошло не по плану, а по звезде, раз он вновь ощущает металлический привкус на кончике языка.       Ночь — беспокойное время. Помимо мучивших его кошмаров, бессоннице сопутствует утомленность, вызванная цветением лилий глубоко в груди. Вселенная выбрала самый суровый путь для поиска своей родственной души. И станет ли она тогда желанным близким, а не простым гарантом спокойной жизни?       Болезнь учащается, когда потенциальная пара отвергает тебя. Не важен в каком ключе: дружественном, романтическом, платоническом, результат всегда один — ты захлебываешься собственной кровью и лиловыми лепестками ненавистных цветов. В последнее время ситуация терпит изменения. Становится хуже. Примерно неделю-две с моменты написания пакта о неприкосновенности члена Гильдии.       Это наталкивает на определенную, достаточно печальную мысль.       Потому что им не быть соулмейтами.       Первые дни пребывание на корабле кажутся долгими и тяжелыми. Ему приходится чаще отлучаться из комнаты переговоров и просить прислать запасы «мимолетного счастья», пока ему не стало еще хуже. Топаз искренне беспокоится и спрашивает, в чем дело. Авантюрин молчит и отмахивается, мол, в голову ударило, вот и всё.       Жаль только, что в этот раз все по-настоящему.       Веритас Рацио — престранная личность. У него есть множество идей по поводу мироздания, библиотеки о становлении личности в заумной голове, но нормальную коммуникацию он либо прогуливал, либо оставлял «на потом» при изучении. Иначе не объяснить его аномально частые попытки задеть и обидеть. Эти хмыканья невпопад и попытки ограничить общение.       С его стороны — это максимальная глупость, так показывать свое влечение к человеку. И дело не в том, что Авантюрин пытается принять свои мечты за действительное. Дело в предчувствии и бессоннице, которые позволяют уловить шаги в свою сторону. Дело в стакане с чаем и «молотом халцедоне» утром. Дело в том, как именно смотрят на него изделека.       Этот взгляд… Он вызывает мурашки по коже и немного успокаивает лихорадку в груди. Ребра перестают сдавливать бесконечные проростки лилий, позволяя сделать полноценный вдох, но ровно до того момента, как Рацио отворачивается, презрительно отзываясь о внешнем виде своего спутника.       После такого становится еще хуже. Внутренности выворачивает наизнанку, пока пальцы впопыхах пытаются отыскать проростки гортензий из Сяньчжоу. Настойка от них действует симптоматически. Корень зла, поселившийся в груди, выдернуть медикаментозно не предоставляется возможным.       На четвертый день он не выдерживает. Крови так много, она едва ли впитывается в тканевую материю, пока Авантюрин заходится в очередном приступе кашля, боясь испачкать дорогую одежду. Через несколько минут ему нужно быть в зале совета. Там, в сотый раз, они обсудят план действий по связи с несколькими людьми и начнут подготовку к миссии. Если он не придет вовремя, то будет обречен выслушивать пятиминутную лекцию о своем неподобающем поведении и разгильдяйстве.       Жаль, что их столкновение происходит раньше.       — Сколько раз я просил приходить к восьми, Авантюрин. Неужели так сложно запомнить наше вре…       Смешно до жути. И как он, наделенный своей бесконечной удачей, вообще попал в такую смехотворную ситуацию: парень, прижимающий ко рту платок, на котором наверняка видны кровавые подтеки, смотрит на другого посетителя, что даже забывает закончить свой увлекательный монолог. Лицо Рацио надо было видеть. То, с какой скоростью его брови вначале метнулись ввысь, а после вернулись в исходное положение. Маска на время дала трещину.       — Я вас прошу, мой эрудированный друг, оставьте свои нравоучения на потом, — хрипит Авантюрин, пока порча медленно отступала под гнетом чужого присутствия.       — Я… я не знал, что у вас эта болезнь, — только и произносит в знак протеста собеседник, облокачиваясь об дверной косяк. — И как давно у вас недуг?       — Наследие Идриллы, вы хотели сказать?       — Многие склонны романтизировать, но как это состояние не назови, оно все равно будет приносить боль и жалость. Вы не ответили на мой вопрос.       — Есть ли в этом смысл? Это уж точно не ваше дело, — усмехается парень, наконец-то поднимаясь с холодного пола, пока по венам растекалось спасительное тепло.       Жаль, что это единственные минуты, когда он чувствует себя живым.       Жаль, что через некоторое время станет еще хуже.       Рацио ничего не говорит, но явно начинает что-то подозревать своим гениальным мозгом, заточенным на разгадки головоломок. Вот уж кому стоило бы подавиться этими цветами. Бесконечно умному человеку, который способен найти антидот. Не Авантюрину.       — В вашем случае, я смог бы рассчитать примерную степень поражения легких и оставшееся время на поиск.       — Ах, если бы только мои проблемы решались математическим подходом, док. Жизнь была бы гораздо легче.       — Раз у вас есть силы отвечать сарказмом, полагаю, вы готовы участвовать в переговорах?       — А когда нет?       Что-то неуловимо меняется. Жалость? Авантюрин терпеть ее не может по отношению к себе. Он может быть слабым, уязвимым, раненым, но не жалким существом, на которое следует смотреть с бесконечной болью во взгляде и желании помочь. Он самостоятельный человек. Выходил сухим и из ситуаций похуже.       Что-то неуловимо меняется. Касания не приносят былого облегчения, наоборот, лишь сильнее раззадоривают потаенные желания оказаться ближе. Авантюрин самостоятельно загоняет себя в ловушку. Возможно, было бы проще, признайся он изначально, но какой смысл? Не убьет же его Эон Красоты, если он немного оступится от изначальной задумки? И кто решил подобрать для него эти дешевые человеческие лилии…       На седьмой день он вскакивает с кровати от резкой боли в груди. Привычка держать подле себя коробку с платками оказалась полезной. Руки чешутся. Что-то колет в области плеча. Он сбрасывает с себя лишнее одеяние и поворачивается к зеркалу, рассматривая себя с дотошностью любого ученого.       Зеленые проростки украшали его худые руки. Они прорастали сквозь кожу и ранили ее своим существованием. Шипы царапали. Лепестки душили. Это наказание за то, что он идет против Судьбы, против воли Эона, поклоняться которому даже никогда и не думал. Ему больно и до ужаса страшно. Настойки потеряли всякий целебный эффект еще на пятый день, и теперь ему оставалось наблюдать за тем, как постепенно цветки разрывали его плоть, создавая из него собственный цветник. Напоминание другим. Предупреждение, что случается с теми, кто смеет противиться и дурить.       Тем, кто боится.       Ох, сравнится ли страх смерти со страхом неизвестности? Не стоят ли они примерно на одном плато? Авантюрин не знает, но, в конце концов, когда до прибытия на Планету Игории остаются считанные дни, он не готов пасть под рукой Идриллы.       Они встречаются в три часа ночи. В руках газировка из Пенаконии, дарующая эффект, как от Чаши Грёз, которую моментально замечает Рацио, останавливающийся посреди коридора. У него нет никаких причин волноваться. У него нет никакого резона вмешиваться в процесс наказания. Но что-то вынуждает остаться рядом.       — Такими темпами вы не доживете до нашей посадки на Игорию, — подмечает доктор, пролистывая очередную страницу в своей научной книге.       — У вас есть решение для этой ситуации? Можете попросить КММ прислать в качестве компаньона другого человека, но навряд ли вам пойдут навстречу.       — Я не об этом, — отмахивается гений, устало вздыхая. — Вы можете хотя бы сообщить об объекте, причиняющим такие неудобства?       — Когда это нестерпимая боль стала синонимом слову «неудобства»? — усмехается Авантюрин, делая глоток сладкого напитка. Скорее бы прошли десять минут, и он окунулся в собственный Мир Грёз.       — Вы поняли, что я имел в виду.       — Разумеется, но, повторюсь, это никоим образом вас не касается.       — Почему вы продолжаете мучить себя?       И только сейчас Авантюрин замечает этот тон. Официальная манера речи. То, как быстро перешел Рацио на «вы», будто бы не было ни одной из их совместных миссий, прошедших рука об руку дней. Фантастика. И он все еще хочет узнать, кто является его родственной душой? Разве может член Общества Гениев быть таким непоследовательным?       — Повторюсь: это не ваше дело.       — Это мое дело с того момента, как мы подписали договор о взаимопомощи и сотрудничестве.       — Эти бумажки никак не касаются моей личной жизни. Я же сказал вам, что доживу до момента заключения сделки на Игории, так что просто постараюсь выполнить свою часть, а вы выполняйте свою.       — Думаете, что вы настолько всемогущи и сможете противостоять воле Эона?       И вот так наступает переломный момент в их отношениях. Авантюрин впервые замечает, как Рацио теряет над собой контроль, убирая книгу в подпространство и приближаясь. Сокращая расстояния так быстро, точно не может утерпеть. И если прямо сейчас он только поднимет на него руку…       — Вы не представляете, как рискуете, — едва ли не шипит ему в губы доктор, оставляя жалкие двадцать сантиметров между телами.       — В самом деле? — наигранно удивляется он. — Спасибо, что прояснили, это многим помогло.       — Прекратите пререкаться и просто назовите одно имя.       — С какой стати оно вам сдалось? Думаете, мне охота выслушивать от душного человека о том, как нехорошо обманывать судьбу и самого себя? Я взрослый, и в ваших советах не нуждаюсь.       — Конечно, я не планирую вам ничего говорить. Вы ведь упрямее буревестника, ничье мнение не берете в расчет, особенно мое, — смеется Рацио, и в этом смехе ощущается отчаяние. — Можно попробовать изготовить антидот. Надо только имя родственной души. Необязательно даже использовать его вещи, можно в качестве ингредиента преподнести кусочек мемории из твоей головы.       — Фантастика, — выдыхает в чужие губы Авантюрин, замечая мимолетный ступор в глазах напротив. — Насколько сильно вы горите спасти мою жалкую душу. Что же сподвигло вас на такой поступок?       — Мне будет печально знать, что вы проиграете из-за такой мелочи.       — Вот как, — усмехается Авантюрин, делая шаг назад, пока спина не упирается в холодную стену. — Для вас это «мелочь», да, док?       — Это не имеет никакого значения.       — Интересно, вы бы сказали то же самое своей родственной душе? Вот так, прямо в лицо? Или молча наблюдали бы за тем, как она умирает на ваших глазах?       Горло сжимается. Он ощущает царапающие лозы лилии у себя на лопатках и кусает губы, чтобы не зашипеть от боли. На самом деле, примерно на подобный исход он и рассчитывал изначально, когда тело отреагировало на чужое тепло слишком ярко и возбужденно. Гений Общества наверняка не станет верить в бредни. Продолжит жить своей мирной жизнью и исследовать мир, бросив на растерзание судьбы соулмейта.       Жаль, опять-таки, что ханахаки никак его не коснется в таком случае.       — Ты…       — Я, — едко улыбается парень, моментально маскируя боль под отвратительной гримасой усмешки. — А теперь, будьте добры, доктор Рацио, соблюдайте субординацию.       — Нет, — он мотает головой, перехватывая запястье, вновь возвращая собеседника в ловушку. — Пока вы не расскажете, какого Эона вы задаете столь откровенные вопросы…       — По той же, что вы пытаетесь меня «вылечить», — усмехается Авантюрин, подмечая, как интересно распространяется рябь в лиловых глазах. Ах, так вот почему лилии.       Секундная пауза затягивается на долгие минуты, пока парень пытается собрать разум по кусочкам и восстановить хронологию событий. Это выглядит забавно. То, как хмурит от мыслительных процессов в голове Рацио, пробивает на улыбку. Интересно, он так сосредоточен над любой задачей или случай Авантюрина — исключение из правил?       Проходит порядка еще двух секунд. Взгляд проясняется, пелена недоумения спадает, приводя к выводу, что обо всем уже догадались и нет смысла играть в прятки. Нет смысла трусить перед своей Судьбой.       — Ну как, док? Совесть мучает?