Бесполезный

*** Уилсон ожидал чего-то подобного. Его вынужденные страдания на Кошмарном Троне завершились отнюдь не долгожданным возвращением — дьявол в женском обличье просто отправил его туда, откуда он начал этот суровый путь бесполезной борьбы за выживание. Судя по всему, ему не дано выбирать. Каким-то невообразимым потоком неудач его сопровождала вся жизнь, и даже имея невероятные знания он всё равно оплошал буквально во всём. Изгой научного сообщества, позор семьи, круглый неудачник в области применения знаний, да ещё и бессильный в такой неоднозначной ситуации, как эта… Лучше умереть, чем заново пытаться изобрести мусор и возвращаться туда, где ему не рады, снова в пыль и одиночество, безумие и мрак прошлого… Но инстинкт самосохранения зверски вцепился в каждый нейрон мозга. Сколько он блуждает?.. Неделю, две?.. Кругом только сухое поле, обвевающее сбитые в кровь и мясо ноги тихим шелестом, или пустыня, звонким эхом уродливых птиц таранящая уши, или мёртвые мокрые скалы… Кругом ничего. Только ветер, такой горячий, что трескается кожа, мраморное небо, тропы под ногами и враждебные истерически нападающие пернатые особи. Несмотря на весь свой двухгодовой опыт в выживании, Уилсон не ожидал, что его забросит в такие отдалённые места. Ночью приходилось жечь траву ради света, есть лёд с каменных плато, чтобы утолить изранившую глотку жажду, губы почернели от пыли, и засохшая бурая кровь забилась под ногти, когда учёный ломал их, раскапывая твёрдую почву в поисках еды. Как глупо и наивно пытаться жить дальше в таких условиях, всё же настолько тщетно! Но надежда умирает последней, что бы там ни было в этом мире или в родном — всё падаль, главное встать на ноги. Встать… Каждый шаг душил громоздкой ломотой, спина подрагивала сама собой, то ли от холода, то ли от слабости. Перед глазами плыл разводами красноватый свет и неясные пугающие тени. От глухого животного голода сводило тряской позвоночник и перехватывало дыхание, сминая его в отвратный кашель. Он шёл, качаясь, стараясь удержаться на порывах ветра и обхватив руками мучительно ноющий желудок. Подкатывала утомительная тошнота, и казалось, что он вот-вот потеряет сознание и больше не встанет. Учёный уже не осознавал, где он. Голова пустая, как чугунный котёл, вымазанный в саже из тупой мигрени. Ноги коснулись мягкого полога. Нет, это не поле, а… луг, самый настоящий, поросший пёстрыми большими цветами… Наверное, это мираж, но запахи доводили до тёмного беспамятства. Аромат приторно сладкого мёда и мокрой хвойной свежести ударил в нос, Уилсон поверженно покачнулся и упал, позволив нежной траве себя обнять. Казалось, его тело рассыпается в прах раз за разом, тлеет и угасает в агонии и дряной пульсирующей по костям боли. Ну, хотя бы умрёт он в красивом месте. Даже если оно ему только привиделось в голодном полуобморочном бреду… *** Очнулся учёный от того, что его лба коснулось что-то до противного ледяное. С неимоверным трудом распахнул мутные глаза, повернул голову. Перед ним сидела девочка лет десяти с чашкой льда в руках. Симпатичная, с большими серыми глазами, смышлёным и бесконечно тоскливым взглядом, двумя кудрявыми белобрысыми хвостиками. Одета совсем как школьница — рубашка, юбка, полосатые чулки и побитые туфли, точно не предназначенные для здешней земли. Увидев, что мужчина очнулся, незнакомка заволновалась, прикрыв рот от неожиданности одной ладонью. — Ой, вы… пришли в себя! Уилсон огляделся и заключил, что он в палатке. Верх из паутины и шерсти держался на трёх толстых прутах, пространства едва хватало даже для одного человека, но каким-то образом девочка смогла затащить Хиггсбери внутрь и уложить на маленький спальник. — Спасибо… — голос прорезался глухо и хрипло, как чужой, и Уилсон сам опешил с того, как вообще смог выжать из себя хоть слово. Девочка протянула учёному глиняную чашку с водой, стоящую отдельно на криво сбитом сундуке, и мужчина, приподнявшись на локтях, жадно прильнул губами к кромке, малышка наклонила руки, аккуратно вливая влагу в рот Уилсону. Горло перестало саднить, Хиггсбери откашлялся и спросил, с утомлённым удивлением смотря на свою спасительницу: — Как твоё имя, дружок?.. — Венди, сэр, — девочка учтиво наклонила голову. Такая маленькая и совсем одна в диком зверином мире, Боже. Как же она справлялась со всем этим безумием?.. Тягостная жалось на душе Уилсона сменилась приятным уважением. — Уилсон Хиггсбери. — Хорошо, мистер Хиггсбери, — Венди ещё раз склонила голову. Такая по-взрослому серьёзная и тихая. — Вы голодны? — Ужасно, — подтвердил Уилсон, неспешно опускаясь обратно на матрас. Он был уверен, что его вид вызывал отвращение, и даже в зеркало не стал бы на себя смотреть. Растрёпанный, страшно тощий, как скелет, обтянутый белой кожей, заросший и израненный. Головная боль убивала, жаром катаясь внутри головы, как раскалённый чугунный шар… Венди вылезла из палатки минут на двадцать, и вернулась уже с парой дымящих кусков мяса и жареной морковкой на деревянном подносе, мало напоминающем тарелку. Уилсон не без труда сел, принял от девочки доску и принялся за еду. Сначала кусок в горло не лез и ныли челюсти, но аппетит взял своё. Он ел торопливо, почти не жуя, чуть ли не отгрызая самому себе пальцы. Чувство насыщения пришло не скоро, но от него по плечам легло уютное тепло. Мужчина отёр губы краем митенки и жадно облизал пальцы. До правил этикета ему в данный момент дела не было, ему казалось, что он вот-вот умрёт от голода. От резко наступившей тошноты на висках всплыл холодный пот, и Уилсон прикрыл рот ладонью. Знакомое ощущение. — Всё хорошо?.. — взволнованно спросила Венди, вцепившись в подол юбки так, будто это поможет. Уилсон, слегка зеленоватый, но хмурый, выставил вперёд указательный палец, мол, «подожди секунду», сглотнул и ответил сквозь ладонь: — Да, да. Я долго голодал, организм уже забыл, что такое еда. Учёный тяжко лёг обратно, словно к его шее привязали гигатский камень. Находиться долго в горизонтальном положении он не мог, сильно уставал, хотя, казалось бы, бешеной нагрузки не предвиделось. Учёный расстегнул ремень на истёртых в хлам брюках и довольно сложил руки на набитом животе. — Фух… Венди, ты меня просто выручила… — Хиггсбери приоткрыл глаза и с благодарностью протянул пальцы к голове девочки, слегка похлопав её по волосам. — Что же ты здесь одна делаешь? — Так случайно получилось. Ну… один странный мужчина предложил мне исполнить моё желание, но не сказал, что взамен я попаду сюда, — ребёнок потерянно развёл руками, в глазах громкая укоризна к самой себе. Забавно, ведь Хиггсбери совершил точно такую же глупость. — Как знакомо… Долго ты тут? — Я не знаю. Может, до самой смерти. Уилсона смутили такие унылые слова девочки, которой явно рано так глубоко думать о заведомом конце, но он не придал этому значения. Так или иначе, у каждого свои странности. Он в детстве тоже таким был — чудиком. Мужчина обратил внимание на свои ноги. Вата из рогоза насквозь пропиталась кровью, но сверху бинты из паутины и холстины оставались чистыми. И как же эта крохотная девчонка справляется с пауками или, Боже упаси, щупальцами на болотах? — Выше нос. Ты теперь не одна, да? — Уилсон ещё раз дружественно потрепал Венди по голове. Та улыбнулась, искренне и ласково, обрадованная такому чудному повороту событий. Чужие люди в одном и том же месте со временем учатся выживать вместе, и помощь взрослого ей точно не помешает. Осталось только беречь друг друга. *** Уилсон довольно долго не мог нормально ходить, поэтому Венди соорудила ему что-то на подобие костылей из пары толстых палок. Силы пока отказывались возвращаться, поэтому Уилсон большее время проводил в палатке, отдыхая. Конечно, помогать девочке хотелось до безумия, но пока что он не мог себе этого позволить. Однако каждый день подруга возвращалась невредимой и с целой кучей ресурсов, что навевало мысли о том, что у неё есть тайный помощник. Но сколько бы Уилсон ни пытался вытянуть признание из девочки, та только смущённо сжимала губы с каким-то гадким волнением в глазах. В конце концов учёный сдался и не стал давить на соседку, если не хочет — пускай не говорит, хорошо, что хоть живая возвращается. Постепенно ноги меньше сводило, тупой болезненный холод уходил. Уилсон, не без помощи костылей, выбирался наружу, вставал на колени и помогал Венди сооружать сложные машины, строить стену и рубить дрова. Девочка удивляла его своей словно вечной тоской, похожей на стоячую воду, безумно синюю и мрачную. Она неестественно серьёзно ко всему подходила, и даже смерть живых существ её не отторгала. Она легко могла сломать шею кролику или перетянуть свои случайные царапины. Даже не плакала, казалось, ей уже давно нечем. Наверное, она пережила что-то тяжёлое, настолько, что утонула в этом и поглотила всю тьму горя внутрь себя, сжимая её там в мокрый пугливый ком. Никому не пожелаешь хоть раз увидеть смерть и после этого резко повзрослеть. Уилсон, как умел, старался во всём поддерживать Венди, и та не сопротивлялась его заботе, тянулась к нему, хотя и немного неуверенно, как цветок к солнечному лучу. Ей не хватало того уютного и благостного ощущения семьи под боком, и Хиггсбери, который за свои тридцать с лишком лет так и не смог полюбить прекрасную леди и воспитать собственных детей, остепениться… Он внезапно с некоторым колючим стеснением понял, что в нём очнулись уже порядком пропылённые и застарелые, но заложенные природой отцовские чувства. Он изо всех сил корил себя за то, что он так беспокоится о маленькой девочке, до того мучительно, что сердце ёкает от одних только жутко плохих мыслей. А уж то, как часто ему хотелось стать для неё нерушимым щитом и оградить ценой своей жизни от всего опасного в этом грёбаном чужом мире… Что творится, что за инстинкты? Принять то, что это обычные человеческие чувства привязанности и симпатии, Уилсон отказывался. На ноги без опоры учёный встал через пару недель после того, как его нашла Венди. Об отвратительных ранах напоминали только потёртые розовые шрамы под бинтами. Сил проходить далёкие расстояния всё ещё не хватало, хотя благодаря заботе девочки Уилсон избавился от полумёртвого состояния скелета. Поэтому одна из костылей пришлась очень кстати. Утром солнце раскалилось неожиданно грубо для обыкновенно влажной весны. Земля под ногами хлюпала и топорщилась молодой мягкой зеленью, спину жарило лучами до ноющей боли, но несмотря на открытое небо дул пресный восточный ветер, слегка сбивающий напряжённость кипящего леса. Уилсон вместе с Венди и тростью отправился за камнями. *** — Вам не больно? — в который раз нервно спросила девочка, опуская сочувствующий взгляд на ноги товарища по несчастью. Уилсон заметно хромал, в основном из-за слабости, но голову держал бодро и высоко. — Совсем немного. Мне ещё трудно держаться прямо, — решился честно ответить Уилсон, понимая, что, хоть он и расстроенный донельзя, лучше сказать как есть и расстроиться ещё больше, чем заставлять спутницу переживать. Ложь самому себе всегда такая сладкая. — Может, вам стоило остаться в палатке? — Там душно. Я заживо сварюсь. Лучше тебя проводить, воздухом подышать. Венди кивнула, удовлетворённая приподнятым тоном учёного. Однако через секунду она остановилась так резко, словно застряла обеими ногами в капкане. — Вы слышите? Уилсон нахмурился, кидая все свои ничтожные внутренние ресурсы в слух. Издалека, со всех сторон, словно через глубокую кастрюлю, звучал грязный железный собачий лай. — Это плохо… — от дряного осознания у Уилсона пришибленно подкосились ноги, но он удержался на трости, хватаясь за неё, как за спасительную соломинку. Гончие, чтоб их!.. Пытаясь терпеливо сдержать вылезающее из черепа куда-то на дно желудка дрожащее сознание, Уилсон отцепил от пояса топор. Лучше, чем ничего, хотя в своей способности сражаться он не был уверен от слова ВООБЩЕ. Венди тем временем вынула за шкурку из травяного распушистившегося рюкзака живого рогатого кролика, который растерянно визжал, и, сбросив с волос цветок, без промедления и с абсолютно неподвижным каменным лицом сломала шею зверьку. Мелкий позвоночник выскочил через горло, разорвав кожу и мех в жилистые лоскуты, и кровь брызнула на красные лепестки. Что-то хлопнуло, пахнуло сырым могильным холодом и рядом с Венди появилась её точная копия, такая же маленькая, белобрысая и со вздёрнутым носиком. Только одета она была в комбинезон, волосы заплела в длинную косу, и всем видом показывала свою бунтарскую натуру, так похожую на мальчишескую. А сквозь её маленькое белое тело просвечивал щербатый ломаный лес. — Чего… — Уилсон всё же не смог удержать равновесие, и от внезапного появления призрака ему в виски ударило битой стеклянной болью, а в глаза врезалась противная тёмная вспышка. Опять голова его подводит… немудрено… — Эби! — Венди бурно показала на небольшую стаю гончих, неминуемо выплывающую в облаке горячей пыли из-за холма. Огромные псы, покрытые колтунами и взлохмаченные, свирепо оскалившись, неслись на мясо. Эбигейл с задорной готовностью похрустела шеей, и её руки замерцали незаметным, но искристым красным пламенем. — Ох-ох! О-о-ох! Она открывала рот, но вместо слов разобрать получалось только длинные плачущие стоны. — Это… это кто? — учёный настолько дико опешил, что его ничего не волновало кроме оскорбительной и от этого не менее отчаянной мысли: «Отлично, я сошёл с ума». Какие собаки, какая Константа, какие кошмары — привидение! Здорово, вот он и докатился до ручки, ожидаемо. — Это моя сестра!.. — слегка повысив голос от истерических попыток оправдаться, ответила Венди, тревожно наблюдая за тем, как близняшка шугает гончих огненными когтями. — Я… извините, что я не сказала раньше. Эбигейл… погибла, она упала с утёса и разбилась, когда мы играли… Я пожелала у того странного человека возможность воскресить её, но… вышло вот так. Девочка медленно опустила голову, бессмертная грусть снова исказила рваной тенью её милое маленькое лицо. Эбигейл летала по поляне, путаясь под ногами у собак и почти буквально выбивая их вон из кожи. — Хитрый старый идиот… — абсолютно не по-джентельменски выругался Уилсон. Конечно, Максвелл исполняет желания, но кроме того, что взамен ты попадаешь в сущий ад, ты не всегда получаешь то, чего хотел. Хиггсбери приобрёл знания, но это стало его проклятием. Помощь сестры пошла на пользу, две из трёх гончих лежали мёртвыми в талой земле, а последняя подалась в сокрушённое бегство. Эби смахнула со лба пот и энергично улыбнулась Венди. Маленькая спутница приветливо помахала ей. — Эби, это мистер Хиггсбери! Уилсон решил для себя, что он достаточно насмотрелся несуществующего и страшного, чтобы принять в своё окружение призрака. Нелегко запихать в голову, что здесь к тебе настроены дружелюбно даже духи умерших сестёр. — Уилсон Хиггсбери, учёный. Приятно познакомиться, — как бы беспросветно глупо себя сейчас ни ощущал мужчина, на его лице это отразилось только доброй улыбкой. Хотя бы не дурацкой. — О-о-ох! — в ответ любопытно вздохнула Эбигейл. Можно сказать, подружились. *** — А как вы сюда попали, мистер Хиггсбери? — поинтересовалась Венди, спокойно и размеренно плетя верёвку около костра. Пламя красными рокочущими лентами вилось в небо, плевалось золотым пеплом и клубами горького серого дыма. К очагу то и дело подкрадывались, источая щемящую колыбельную мелодию, кошмарные руки, но Уилсон отгонял их палкой, не сходя с места. Ночь отсырела до прохладной духота, в чёрном небе клубились мрачные жирные тучи. Утром будет дождь. — Я… — задумчиво протянул Уилсон, мутными от утомления глазами смотря в пламя. — Из университета выгнали… в научном сообществе не признали… депортировали из Лондона… жил на отшибе какое-то время, а потом услышал голос из старого радио. Голос Максвелла. — Это тот странный мужчина? — сообразила девочка, отряхивая коленки от травы. — Да. — Вы его видели? — Лицом к лицу — видел, — от воспоминаний об измученном, почти дьявольском лице своего врага Уилсон ощутил гложущее чувство гадкой жалости, отвращения и искренне отрицаемого ужаса. — А ты нет? — Не-а. Только тень. Уилсон развёл руками. Это даже к лучшему, вряд ли ей бы хотелось видеть преследующего по пятам сгорбленного монстра, в которого разъярённый Максвелл постепенно оборачивался. — Он предложил мне построить агрегат в обмен на все знания мира. Я и согласился, — от злобной досады Уилсон захотел треснуть себя по колену, но пожалел и так нездоровые ноги. — А зря… Машину я изобрёл, только она отправила меня в Константу. — Константу? — переспросила Венди. Конечно, она же не знает, как называется эта адская дыра. — Постоянство. Он так называл это место, — щёлкнуло ещё одно дурное воспоминание… Максвелл рассыпался в прах, не оставив даже костей. Красным пеплом с него пластами слезали кожа и мясо, растворяясь в воздухе, как соль в воде… Кошмар. Он мёртв… наверное, в этом есть и положительная сторона. Кроме того, что самому Уилсону пришлось занять на время его место. А это… занятие не из лёгких. Это бесчеловечная пытка. Мужчина и девочка немного помолчали. Треск костра мерно гудел, небо понемногу розовело лихорадочными пятнами. — Надо пойти на север. Я возьму копьё, а ты Эбигейл, — сонно пробурчал Уилсон, озабоченно положив подбородок на кулак. Впереди ещё гектары неисследованной территории, и мало ли что может там произойти. — Вы идти сможете? — отзывчиво поинтересовалась Венди, отвлекаясь от сосредоточенного плетения верёвки. — Да. Ноги уже зажили. Не без твоей помощи, — благодарно улыбнулся учёный. На душе сразу потеплело, будто среди этого плотного бесконечного мрака проснулось что-то нежное и горячее, прильнувшее к сердцу. Впереди путь. Что встретися по дороге… Кто знает. *** — Мистер Хиггсбери! — Венди энергично указала вперёд, на место, где злобно наворачивала круги Эбигейл. Учёный с готовностью побежал в ту сторону, держа копьё в руках так крепко, что побелели костяшки пальцев. Но вместо какого бы то ни было монстра перед ними открылся обвал. То ли мраморные стены, грязные от пыли, рухнули на землю, то ли опять прошёл лунопад — загадка, но под осколками камня лежал человек. Уилсон застыл, вглядываясь в знакомое лицо. Запавшие глаза, высокий лоб, тяжёлый подбородок, высокие скулы и горбатый нос. Не искажённые насмешкой или дьявольским оскалом, но точно такие же беспокойно уставшие черты, какими учёный их запомнил. Неужели… Максвелл жив? Разве он не рассыпался в прах прямо перед ним, как только освободился от оков кошмарного трона?.. Даже если так… что с ним делать? Понятно, что вражда уже улеглась, и перед ним просто больной человек, совершивший самую роковую глупость в своей жизни, но… Венди тоже встала, в её огромных, поражённых чем-то невероятным, глазах отражается точно такой же сбитый с толку вид призрачной сестры. — Ты в порядке? — участливо поинтересовался Уилсон, кладя руку девочке на плечо. — Да… просто… этот господин так похож на нашего папу. Тут у Уилсона возникло ещё больше скребущих голову каверзных вопросов, но он оставил это на лучший день. — Помоги мне, — учёный подал подруге кирку, сам отцкпил от пояса ещё одну и принялся разбивать камень, осторожно, чтобы не задеть бессознательное тело. Скоро Максвелла удалось вызволить, и Уилсон оттащил его на траву. Вид у бывшего короля кошмаров неважный. Он сильно осунулся, похудел, кожа от бледности стала словно прозрачной, оголяя вены, одежда на груди порвана, и под ней зияет почти обескровленная бурая рана с чёрной запёкшейся кровью по краям. — Не смотри, — Венди привыкла к виду травм и смерти, но всё равно послушалась старшего и отвернулась. Держать взгляд на таком похожем на близкого человека лице, теперь страшном и измученном, всё же гораздо тяжелее, чем чудилось. Уилсон разорвал остатки одежды на теле Максвелла и приложил пальцы к его шее, пытаясь нащупать пульс. Слабое и медленное биение чувствовалось, и мужчина удовлетворённо перевёл дух. — Пойдём скорее. Уилсон закинул руки демона себе на спину и потащил его на закорках. Неожиданно, что полумёртвый истощённый человек оказался невероятно лёгким. Венди подобрала выпавший из-за пазухи незнакомца фолиант, подозвала сестру, и компания двинулась обратно к своему скромному лагерю. — Ты уверена, что это не твой дядя или вроде того? — с горячим любопытством поинтересовался Уилсон, то и дело поправляя сползающего Максвелла. — Папа говорил о том, что у него был брат… сказал, что он давно умер, — только сейчас до маленькой мисс Картер дошло осознание того, куда мог пропасть её дядя, конечно же в Константу! Не иначе. — Что ж, разбудим его и расспросим. *** Пока Венди на улице играла с Эбигейл, Уилсон в который раз работал швеёй. Он старательно промыл рану своего бывшего врага, сшил края и залатал бинтом, не крепко, чтоб не мешать Максвеллу дышать. Лицо у демона поросло длинной щетиной, под глазами запали тёмные круги. Он вздрагивал, словно в кошмарном сне, а на седых висках выступила липкая испарина. Уилсон приложил руку к его лбу и к своему, сравнивая температуру. Ожидаемо, Максвелла колотил жар, тело едва справлялось с потерей крови и, возможно, даже заражением. Хиггсбери снял остатки верхней одежды с пациента и заметил шрамы на его запястьях. Они продолжали кровоточить мерзкими розовыми струями, и края уже начали гноиться. Вот откуда идёт эта лихорадка. Учёный сходил за водой и начал снова прочищать раны на лодыжках и запястьях мужчины, стараясь не разодрать и так страшное кровавое месиво. Скорее всего, это следы рук, удерживающих его на троне такое долгое время. Странно, что за то время, пока сам Уилсон сидел на троне, увечья Максвелла не успели затянуться и выглядели свежими. С другой стороны, Хиггсбери вспомнил, с какой нечеловечески жестокой силой в него тогда вцепились тени, и всё встало на места. С того времени остались разве что понемногу исчезающие синеватые коровоподтёки. Учёный закончил с перевязыванием ран и окликнул Венди. Девочка тут же примчалась, закалывая на голове красный цветок, в котором уже уютно спала сестра. — Милая, принеси воды из родника. Только будь осторожна, ладно? — Уилсон чутко поцеловал подругу в лоб на удачу, а сам закатал рукава, стянул митенки и уселся внутри палатки поудобнее. Сероватый полог, натянутый на длинные толстые ветки, трепыхался под влажным ветром, горько пропахшим озоном. Скоро пойдёт отвратный весенний дождь. Как только сухой земли коснулись первые робкие капли, Венди вернулась с кожаной флягой, куда набрала воды, и уместилась в тесной палатке, зябко поджав к груди колени. Её милое детское лицо помрачнело от грохота неба, словно где-то там, сверху, облака с железным треском падали друг на друга. Максвелл медленно открыл глаза. Меж его бровей пролегла глубокая утомлённая складка, а дышал он с трудом, едва поднимая грудь. — Вот вы и проснулись, — обрадованно склонил голову Уилсон. Пришлось отставить грязные разборки и ненависть на потом, не в том демон положении, чтобы держать ответ. — Где… я?.. — осиплым потерянным голосом спросил больной, размазанным взглядом осматривая внутренность палатки. — В безопасности. Венди с заведённым любопытством подползла ближе и задала так зверски мучавший её вопрос: — Вы же… Уильям Картер?.. Да?.. — Был когда-то… — на выдохе ответил Максвелл сквозь стиснутые от недомогания зубы. Вряд ли он хотел говорить об этом, но выбора ему не оставили. — Мир тесен, — Уилсон дружески потрепал девочку по голове и скривил губы в несколько злорадной усмешке: — Венди точно в мать пошла. — Оригинальное оскорбление, мистер Хиггсбери, — слабо, но едко улыбнулся король кошмаров, раздосадованный тем, что его это задело. — Нет, папа красивый… — возразила девочка, сжалившись над положением дяди Уильяма. — Джек так любил шутить на эту тему, — Максвелл тихо рассмеялся, но тут же резко побледнел до синевы, схватившись рукой за саднящую грудь. — Да ладно, смех продлевает жизнь, мистер Картер, — ехидно улыбнулся Уилсон, сбросив руку мужчины с груди и слегка затянув бинт. — Вы можете… меня так… не называть?.. — голос короля кошмаров внезапно задребезжал раздражением и суровостью, когда он обратил на учёного гневный бесовской взгляд. В ответ Уилсон одной рукой чуть приподнял голову Максвелла и поднёс к его губам флягу с водой. Сделав несколько жадных глотков, Уильям успокоился, как минимум потому, что отвратительно устал говорить. Дождь глухо и ритмично стучал по палатке, Уилсон напополам с Венди делил веточку ягод. Максвелл тяжело дышал, в глубокой дрожащей муке сведя брови. — Пытается скрыть прошлое, начитался всякой паранормальной чепухи и годами Тёмный трон высиживал… Что за человек… — Уилсон потёр рукой сонные глаза, даже не пытаясь понять собственные хлипкие домыслы. — Он же поправится? — с жалким проблеском надежды в душе поинтересовалась девочка, прикорнув у учёного под боком, как испуганный грозой котёнок. В ночи плыли белые вспышки, и землю сгрызал заживо тряской страшный гром. — Не скоро, но должен. Я делаю, что могу, — уверил подругу Хиггсбери, одной рукой обнимая её за узкие плечи. Новый день, новые страдания. Но теперь уже втроём. *** Время шло быстро. Уилсону и Венди удалось отвадить падкого на разрушения енотомедведя, завершить часть каменной стены и пережить свирепое нападение гончих, заручившись помощью Эбигейл. За это время Уилсон уже привык к Максвеллу, который неслышно лежал у них в палатке, переживая сильную лихорадку. Раны на его запястьях и ногах всё не затягивались, но рубеж был со скрипом преодолён, и с каждым днём температура падала, а бред неясных слов на неизвестном языке прекратился. Одним утром, пока Венди колола дрова возле казана, а Уилсон мастерил копьё, Уильям, наконец, очнулся и огляделся с погибающим безразличным выражением. Его отпустило впервые за эти дни, хотя и казалось, что прошла всего одна ночь. Заметив шевеление со стороны Максвелла, Уилсон торопливо нырнул на улицу, со всем своим циничным позитивом крикнув оттуда: — Доброе утро! Самочувствие ваше как? Мистер Картер предпочёл проигнорировать этот вопрос, ибо сам плохо понимал, что сейчас ощущает кроме тупой всеобъемлющей слабости. — Сколько я… был без сознания? — Я не считал, если честно. Недели две, наверное, — ответил Уилсон, заползая в палатку с деревянной чашкой бульона в одной руке. Почуяв пряный мясной аромат, Максвелл окончательно пришёл в себя и осознал, насколько голоден. Желудок сводило так, будто его обжигало изнутри и, ощутив под своими пальцами выступающие, как зубы пираньи, рёбра, Картера в затылок ударило холодной дробью ужаса. — Это что такое, — недовольно опустив глаза в пустую, по его мнению, тарелку спросил больной. — Бульон, мистер Картер. Долговато вы голодали, кожа на костях рвётся, — в подтверждение своих слов учёный несколько равнодушно постучал кулаком по грудине фокусника, издавшей противный деревянный звук. — Ваш желудок твёрдую пищу не переварит. — Как угодно. Максвелл попытался сесть, но сил на это катастрофически не хватало. Он ощущал себя безвольной тряпкой, окунутой в кипящую воду, чувство не из приятных, да ещё и тошнота накрыла, как только он поднял голову. Уилсон отставил чашу в сторону и помог почти невесомому мужчине сесть и опереться на стену палатки. Затем набрал немного бульона в ложку. — Вы издеваетесь, — скорее утверждением, чем вопросом, прохрипел тихим от слабости голосом Уильям. — Я уверен, что сам вы даже ложку держать не сможете. Оскорблённый таким заявлением, Максвелл поднял руку и выхватил у Хиггсбери столовый прибор, но его пальцы не слушались и так дрожали от непосильного напряжения, что он сдался и опустил ладонь. — Ваша взяла. Уилсон заново зачерпнул суп и поднёс его к губам Картера. Так как из-за мутной слабости и тошноты он глотал с трудом, Персиваль слегка запрокидывал ему голову свободной рукой. С горем пополам с бульоном было покончено, но Максвелл только разохотился. — Лучше есть понемногу, — посоветовал учёный, собирая рюкзак в дорогу. — По себе знаю. Желудок ужимается. Уилсон добродушно похлопал Уильяма по животу, слегка набитому едой. — Боюсь я умру раньше, — угрюмо нахмурился Максвелл, ложась обратно на спину. — Не умрёте, наоборот, быстро вес наберёте, — Уилсон закинул рюкзак на плечи и подозвал Венди. — Я ухожу. Пока не знаю, надолго ли, но последи это время за мистером Картером, договорились? — Угу, — девочка, изобразив серьёзное бдение, села на вторую половину палатки, а Уилсон шутливо отдал честь и ушёл в сторону болот. *** Венди зябко прикорнула в углу, довольно странным, похожим на тоскливый, взглядом смотря в сторону Максвелла. Конечно, он напоминал ей отца. Семью, которая потеряла её так давно… — Иди сюда. Не бойся, — Картер повернул голову в сторону девочки и доверительно кивнул ей, настолько безмятежно и дружелюбно, насколько мог при своём полумёртвом состоянии. Венди послушно подползла ближе и села набок, сложив на коленях маленькие руки. Она не осмеливалась долго задерживать взгляд на своём дяде, его вид… пугал её до гложущей жалости, хотя она и чуралась этого недопустимого к родному человеку чувства. — Ты… надеюсь, не сердишься, — апатично произнёс Максвелл, обратив глаза на белёсый потолок палатки. На самом деле внутри его горестно грызло отвратительное до безумия чувство вины, но он старался его подавить. Не такой он человек, чтобы сдаваться эмоциям. Точнее… он был таким. Теперь всё иначе. Но так тяжело понимать, во что эта коварная дьявольская сторона втянула юную несмышлёную племянницу. — Не-а. Мистер Хиггсбери сказал, что это не ваша вина. Что мы все тут, — честно ответила девочка, перебирая пальцами. Она простодушно нервничала, впервые разговаривая с незнакомым взрослым, боялась ошибиться в разговоре, хотя он мало походил на серьёзный. — Ха, Хиггсбери и правда умнейший человек… но такой же глупый, — Картер прикрыл глаза, злорадно ухмыльнувшись своим блуждающим в утихающей болезни мыслям. Этот учёный, до безрассудства увлечённый своим делом, чертовски много знает, с подачи демона Константы ещё больше, но порой ведёт себя, как дитя малое. Посмешище в его-то уже давно не ребяческих летах. — Как там Джек?.. София?.. — прервав собственные отвоечённые домыслы, поинтересовался Уильям, со скрипом вспоминая лицо брата. Да, они когда-то были похожи друг на друга, как улицы Сохо, но как он выглядит сейчас?.. Явно не таким потрёпаным, как сам Максвелл. Он так безжалостно бежал от своей прошлой жизни, бросил семью думать, что погиб в крушении поезда, старался стереть и выскоблить из памяти все давние въевшиеся воспоминания. Ведь он теперь совершенно другой человек, могущественный и страшный, а не близорукий и больной гипертонией неудачник… Но это далеко не так важно. К сожалению, он понял это слишком поздно. Венди совершенно спокойно, уже привычная к смерти и горю вокруг себя, ответила, грустно рисуя кружочки пальцем на своей юбке: — Папа скучает по Эби и маме. И я тоже. Он был такой грустный в последнее время… А мама… она умерла, когда нам было два года. Мы её почти не помним. — Жаль слышать. А ведь Джек так её любил, тепло и незабываемо, до отчаяния. Максвелл мало понимал, каково это — потерять близкого в буквальном смысле, но дикая бессильная боль, какую чувствует абсолютно одинокий человек, похоронивший самое дорогое, а вместе с ним — и своё сердце, он знал. Он утратил доверие Чарли. И это откликалось ему по сей день таким исстрадавшимся воем души, что хотелось кричать до срыва связок, пока не лопнет череп. Разорвать руками грудь и смять непокорное гнилое сердце в кровавый фарш… Максвелл медленно поднёс руку к носу, ощутив стекающие оттуда кипящие капли, в голове потерянно и быстро бился пульс, вызывая в глазах рябящие, мутные и чёрные круги. Вот напасть, стоит только разволноваться… Венди торопливо подала дяде платок, и Картер осторожно приложил его к переносице. — Спасибо… Увидев, как девочка заметно закрылась в себе от своих унылых воспоминаний, Уильям смягчился. Максвелл не умел ладить с детьми, но, так или иначе, кто он, если не может заставить публику улыбнуться?.. Он отложил платок в сторону, достал из кармана уцелевших брюк слегка погнутую колоду и раскрыл её веером. Руки у него предательски дрожали от слабости, но навыков Максвелл ещё не растерял, фокусы мог вытворять даже с закрытыми глазами. — Смотри. Максвелл внимательно кивнул на рубашки карт. — Выбери одну. Венди, заинтригованная происходящим чудом, вытянула одну из крайних карт, кинула взгляд на масть и зажала её в пальцах. Максвелл сложил колоду, неспешно перемешал «домиком», потом завёл одну руку за ухо девочки и вытащил из её волос трефовую даму. — Твоя карта? — Да! — заворожённо прошептала маленькая сиделка, обдумывая, как этот трюк мог получиться, и удивлённо переводя глаза со своей карты на ту, что держал дядя. — Вы точно не колдовали? Как странно, сейчас в пальцах Венди держала бубновую шестёрку. Когда Картер успел её подменить?.. — Сейчас даже если бы захотел не смог. Ловкость рук, — Уильям улыбнулся тому, как симпатично и радостно посветлело лицо девочки. Казалось бы, обычная работа, но приносить хорошие эмоции, как он внезапно осознал, приятно до расслабленной дрожи, покалывающей горячей волной исходящей от самого сердца. — А можно ещё один фокус?.. — воодушевлённо попросила девочка возвращая дяде карту и от нетерпения вжав голову в плечи. — Конечно. *** Уилсон не возвращался уже второй день, хотя казалось, что он уходил не надолго. Вряд ли он настолько страдал топографическим критинизмом, чтобы заблудиться, но пугающая мысль о том, что его могли убить, удручала. Венди исправно выполняла обычные ежедневные обязанности, заодно успевая ухаживать за дядей. Чистить ему раны она всё ещё боялась, но придумала отнести его на озеро, чтобы умыться. — И как ты собираешься… — Максвелл слегка приподнялся на травяном матрасе, от чего швы на груди заныли дербанящей нервы болью. — Пропасть… Венди подбежала к Картеру и взволнованно приложила платок к его носу, откуда опять потекла кровь, застревая каплями в щетине и стекая с подбородка на голые торчащие рёбра. — Тут не далеко до озера, мы с Эби понесём вас на холстине. Холстина же?.. — девочка сомневалась, что Уилсон учил её именно этому слову, но сестра утвердительно кивнула, выглядывая из-за её плеча с задором в глазах. От неожиданного появления призрака Уильям чуть не проглотил кровь, скопившуюся во рту кислым комом, но увидев, что Эбигейл настроена дружелюбно, хотя и скептически, принял этот феномен за обыденность. Сам же дал Венди способность к призыву сестры. Венди расстелила на земле длинный отрез ткани, Максвелл тяжело, как неповоротливый механический слон, улёгся на него и завернулся в свободные края. — Главное не торопись. Я тяжелее, чем кажусь. Венди взялась за правый край, Эбигейл — за левый, и девочки довольно бодро для такой ноши зашагали к озеру за небольшой лесной просекой. Призрак иногда отрывался от земли и подначивал сестру, хотя в этих надорванных эфемерных вздохах та едва ли что-то понимала. Как только носки туфель племянницы встретились с неровным глинистым берегом водоёма, утопающего в густой синеватой траве, Максвелл привстал и слез со своего оригинального транспорта. Венди потёрла уставшие руки друг об друга и начала расплетать хвосты. Надо успеть помыть голову, пока не проснулись от полуденной дрёмы лягушки. Максвелл тактично отвернулся, пока девочка раздевалась и входила в воду. Как только из шелестящей осоки показалась её маленькая мокрая голова, чистая и блестящая, и девочка вышла на берег, мужчина и сам начал неторопливо снимать одежду. — Садитесь в воду, а я вам голову помою, — предложила девочка, закрывая глаза руками. — Не стоит, — Уильям брезгливо содрогнулся при мысли о том, что за ним опять станут ухаживать, как бы это ни было ему нужно. Принимать помощь и уж тем более чувствовать себя бессильным и немощным казалось демону адом кромешным, даже хуже, чем те многолетние мучения на Кошмарном троне. — Всё равно, — упорно пробубнила сквозь пальцы девочка, не напрямую намекая, что дядя всё ещё слишком болен. Может и в луже утонуть, если постарается. Такая настойчивая. Осознание того, что она хотя бы этой частью характера пошла в него, делала Максвелла к ней чуть ближе. Уильям пожал плечами и осторожно опустился в воду по ключицы. Влага яростно обожгла его искрами холода так, что внутри всё щекотливо и неуютно свело. На плечо, качаясь на зеленоватой глади, отдающей ртутным блеском, лёг размокший холмик осоки. Венди села поближе, вынула из сумки дёготь, для удобства слегка липкий и мокрый от мёда, и плюхнула дяде на макушку. — Что это за дрянь такая? — не без ёмкого возмущения спросил Максвелл, забито дёрнувшись от внезапного прикосновения рук к своей голове. Он вообще не любил, когда к нему прикасались, но в его безвольном положении лучше всего к этому привыкнуть. — Мистер Хиггсбери сказал, что это сойдёт за мыло, пока он не найдёт этот… — Венди задумчиво запнулась и обернулась за помощью к сестре, но та лишь раздосадованно помотала головой. — Я не помню. — Видимо, его-то он и ищет, раз так долго пропадает, — Максвелл лениво нырнул головой в воду, смывая с волос мыло. Чёрные прозрачные струи поплыли по его лицу, мелкими каплями сползая с волос. При этом он цепко держался одной рукой за берег, хорошо плавать он всё ещё не умел с высоты своих лет. — Я переживаю… — Венди с искренним беспокойством посмотрела в сторону стонущих под ветром лохматых деревьев. Уильям вообще мало значения придавал Уилсону как таковому. Естественно, учёный единственный человек в их тройке, кто хоть в чём-то разбирается и держит себя в руках. Даже выходил своего врага. Его строптивый, отчасти рассеянный характер демон уже успел выучить за время, что наблюдал за ним тенью. Даже при этом Хиггсбери оставался неплох в рукопашном бою и холодности рассудка при надобности. Его безумному желанию жить можно вчёрную позавидовать, хотя это потребность и стремление любого существа, что дышит и чувствует. — Я с этим чудаком два года здесь пробыл. Уверяю, он и не из таких передряг вылезал. Живучий подлец. Последние ехидные слова Максвелл прошептал совсем тихо, чтоб не привить ребёнку привычку грубо выражаться. Как часто гневались на него кошмары за то, что их игрушка насилу выползает из зверских страданий и продолжает держаться, хотя, казалось бы, не за что… Наверное, это то, к чему сам Максвелл хотел стремиться… Назад поехали тем же способом, низкий порывистый ветер юрко влетал сквозь влажную одежду, заставляя кожу деревянеть от мороза. Максвелл немного помогал девочкам ногами, хотя его гноящиеся шрамы до сих пор так и не зажили, и при каждом самом маленьком движении ноющая боль стреляла в голову кипящим чугунным ядром. От такого даже выступали слёзы на глазах, но в общем полумёртвом состоянии Уильям удачно их скрывал. На середине пути Венди остановилась отдохнуть, Эбигейл, уже совсем похожая на утреннюю розовую дымку, сонно спряталась обратно в цветок, а демон выпрямился и сел на холстине, зябко подогнув ноги. Из леса пернатым шквалом выпорхнуло несколько испуганно кричащих ворон, и прослышался сухой хрип и треск ветвей, словно через просеку продиралось что-то невероятно большое и колючее, как исполинский дикобраз. Внезапно в тревожном шуме начал вырисовываться знакомый высокий голос… — Неужели опять?.. — Максвелл театрально закатил глаза, недовольно припоминая, как часто безоружному Уилсону приходилось бестолково бегать от всякого недоброжелательного зверья. Ситуация повторяется. — Что? — переспросила Венди, нервно переводя взгляд с цветка на дядю и на деревья с резко зажатым в горле паническим криком. Она не любила выражать эмоции, на душе и так пусто до безобразия, но так или иначе девочка заметно напряглась, смялась в комочек, судорожно ищущий защиты. Ответа племяннице Уильям дать не успел. Уилсон выскочил на ухабистую тропу, как ошалелый биффало во время гона, с глазами размером с пару червоточин и знатно потрёпаный в буроватые лохмотья. Вид окостеневшего пугала довершала причёска, безнадёжно встопорщенная и запутанная в листьях. — Я всё проморгал! Звёзды-атомы! — Оно и видно, — злорадно съязвил Максвелл, с усилием попридержав насмешливую ухмылку. Из леса к ним неповоротливо шагал энт, покрытый жёсткими длинными иглами ствол с толстыми лапищами и перекошенной хвойной мордой. — Вообще ничего нет? — девочка с остервенелым, хотя и холодноватым, ужасом осознала, что оружие никто из них при себе не имеет. Абсолютно. Решение опрометчивое, но единственно возможное, блеснуло сверхновой звездой в её голове. — Я могу добежать до… — Не надо, — спокойно перебил её спонтанные домыслы Уильям. Уилсон в истерическом припадке пятился от чудища назад, падая на спину и ещё сильнее смешивая себя с землёй. Даром, что он явно посеял походный инвентарь где-то в болоте и сам походил на мерма… Вот же пропасть, он ещё и одна ходячая проблема налицо. Максвелл буднично достал из подкладки кодекс и не глядя раскрыл его на странице, заполненной мелким размашистым текстом. Он бережно прикоснулся пальцами к страницам, оголив дьявольскую чёрную когтистую руку, и нахмурился, сосредотачиваясь на колдовстве. Он даже не поменял позу, в которой сидел — настолько доверял самому себе то, в чём был неотразим. Подле него из мокрой рыхлой грязи двумя столпами кудрявого дыма вылезли его тени, мутные и живые, словно текучая смола, с широкими саблями в руках. Максвелл вскинул ладонь, и его слуги бесшумно понеслись в погруженную в шторм чащу, откуда вскоре послышался огорчённый вой энта. Руку демон не опускал до тех пор, пока не грянул ревущий грохот упавшего дерева и всё не затихло. Проснувшиеся от испуганного оцепенения снова начали свистеть птицы. Уильям спрятал обратно кодекс и медленно поднёс руку к носу, откуда струилась багровой влагой кровь. Венди сообразительно сняла свою манжету и подставила ткань к носу дяди. — Вы осторожнее… вам ещё колдовать тяжело. — Вот и зря вы… — Уилсон встал с земли, отряхнулся и недовольно стиснул зубы, враждебно вглядываясь в лес. — Этот монстр туповат. Ваших усилий это не стоило. — Но дядя нас спас, — серьёзно напомнила девочка, с тревогой смотря на Максвелла, которого неприятно колотило от резко вспрыгнувшего давления. — Спасибо, — учёный глубоко вздохнул, чуть ли не порвав лёгкие, но это помогло хоть немного прийти в себя и успокоить дробящее виски сердце. Да, демон мог и наплевать на это, но в его ситуации сохранить жизнь соседям было бы выгоднее… Сам по себе он бесполезный. Хотя… может, это был и добрый душевный порыв?.. У бывшего врага такое чувство вообще существует?.. Ощущение привязанности или вроде того… По нему не сказать. — Не вопрос… — Максвелл едва понимал, что происходит, но него плечи навалился мокрый жар, становилось душно, каждый беспрерывный удар сердца ощущался кровавым взрывом в самой голове, и тело парализовало, словно разом содрав кожу. В ушах плескался низкий гул, переходя рябыми брызгами в глаза. Сопротивляться силе притяжения оказалось до гиблого непросто, поэтому Уильям сдался и упал в обморок. — Ой! — Венди успела поймать его голову, прежде чем дядя ударился бы затылком. Уилсон оперативно присел на корточки, уже знакомый с подобным со скамьи медицинского бакалавриата, и приложил пальцы к шее Максвелла, считая его пульс. — Гипертония?.. Не сказать, что я не ожидал. Хиггсбери положил голову мужчины себе на колени и внимательно осмотрелся. До лагеря рукой подать, всего метров сто. Но нести на себе Максвелла сейчас опасно. — Венди, милая, сходи, пожалуйста, за льдом. Уилсон, не отвлекаясь от сурового наблюдения за состоянием демона, оторвал от холстины край и подал его спутнице. — Прихвати. Венди с готовностью кивнула и кинулась к лагерю, вернулась уже более осторожно, с чашкой чуть потёкшего льда, в который засунула тряпочку. Один осколок снега Уилсон незаметно съел, слегка болезненно морщась от морозного хруста на зубах. — М, отвратительно. У меня за сутки разве что пыль во рту побывала… — Значит ужинать будем? — перевела это гневное бурчание девочка, смотря с чистым детским интересом, как учёный укрывает куском мокрой холстины лоб Уильяма. — Будем. Беги готовь, а я разбужу этого колдуна несчастного. *** За трапезой Уилсон успел поделиться тем, как он неудачно сходил на болота, потерял вещи и получил нагоняй от мермов, высоких птиц и даже небесных камней. Называть их метеоритами он не решался, ибо падали они странно — не оставляли ни следа в воздухе, ни выбоин в каменном плато. Хотя от них и шёл прозрачный дым и жар от столкновения с атмосферой, они казались невесомыми и заманчиво голубовато блестели. Словно луна одарила землю драгоценными камнями, похожими на призрачные видения. Венди заинтересованно внимала каждому слову, наверняка рисуя в своей голове яркие картины камнепада, раскалывающего черепушки бедным кроликам, потому что без жертв такое прекрасное природное явление не может обойтись. Костёр догорал, близилась ночь, горячая, летняя, пропитанная монотонным стрекотом сверчков и поступью неумолимого жара. Максвелл приходил в чувство в палатке, приступ прошёл, но он так его вымотал, что мужчина опустился в сон, беспокойный и лихорадочный. Уилсон залез по другую сторону в палатку, душевно пожелал Венди спокойной ночи, и заморенно улёгся на спальнике боком. Через небольшую прорезь внутрь «шалаша» сочился рыжий кривоватый отблеск костра, едва видный, мелко трясущийся в страхе перед темнотой. Так или иначе, кошмары не могли пробраться внутрь палатки, даже не испуганные пламенем, их бесплотные тела просто не протискивались сквозь холстину. Это единственное, что позволяло спокойно смыкать веки в ночное время суток. Хоть какая-то хлипкая безопасность. Уилсон понятия не имел, что это понятие НАСТОЛЬКО шаткое. Из чуткого прерывистого сна мужчину выбил тихий хриплый стон, от которого вся спина учёного мигом поплыла ознобом тревоги. Уилсон боевито поднял голову со спальника, но в кромешной, кусающей глаза до слёз, темноте разглядеть хоть что-то не удавалось, поэтому он торопливо пошарил рукой у изголовья, нашёл кресало и небольшую ветку из связки около сундука, и поджёг самодельную лучину. Мелкий кряхтящий огонёк осыпал дёрганым красным светом и дикими искрами небольшой круг. Максвелл лежал в бредовом полусне, не открывая глаз. И по всему его телу ползали гнилые кошмарные руки, чёрные, с кривыми пальцами и острыми ногтями, которыми они медленно и с издевательским смаком вскрывали его раны на груди, руках и лодыжках, брызгаясь отвратной бурой скверной из разодраных нарывов. Этот ужас походил на реальный, ощутимый, источающий душное зловоние, но не та размытая тень, какие обычно виделись Уилсону в истеричной потере рассудка. Увидев исстрадавшееся, перекошенное кровавыми слезами лицо Картера, учёный резко выдрал из спальника пучок травы и поджёг его от палки. Пламя вспыхнуло ярче, озаряя золотым трепетом уже всю палатку, и только тогда кошмары отступили, тихо скрипя и растворяясь в поверженные пепельные отражения. Хиггсбери казалось, что его сердце разорвёт гортань и лопнет где-то в голове, от бьющего кувалдой в груди стука и грохота пульса в глазах плясали размытые серые молнии. Чёрт, так вот почему его раны не заживают. Кошмары не хотят отпускать своего хозяина и раба даже после его капитуляции. Хотя это вполне объяснимо, он же продолжает вопреки пользоваться магией. Весь травяной матрас Уильяма пропитался кровью. Он дышал робко и быстро, сдерживая крик боли, содрогаясь от зверски грызущей горло горячки. — Всё в порядке. Они ушли, — Уилсон и сам не знал, как в замешательстве и тревожном беспамятстве положил руку своему бывшему врагу на плечо, чтобы хоть этим успокоить его. — Дышите ровнее. Наблюдать за тем, как свирепо погибает в мучениях живой человек, в прошлом пусть даже и знатно попортивший Уилсону существование, учёный не мог. Он не давал клятву Гиппократа, но и сильно злопамятным никогда не славился. Кто бы ни был этот человек, сейчас ему крайне плохо. Он с ними в одной лодке. И ему нужна помощь. Уилсон аккуратно отдёрнул край палатки, подкинул дров в костёр, чтобы тот разгорелся поярче, и под мерцающим яростным светом, прыгающим по тканевым стенкам вверх и вниз, принялся тщательно лечить гнойные и истекающие раны Максвелла, собираясь не подпускать к нему кошмары хотя бы до утра. Пока он не найдёт способ помочь демону придётся быть ещё более осмотрительным. Максвелл теряет огромное количество крови и постоянно его заражают в отместку всякой дрянью, а этого тем более нельзя допустить. Никто не умрёт. Уилсон поклялся в этом самому себе с самого первого дня, как попал в Константу, и мнения своего до сих пор не изменил. *** Утром Уилсон внезапно осознал себя спокойно прикорнувшим под боком у Максвелла. От несерьёзного стыда голова вскипела жгучим пламенем, и мужчина отполз, крепко потирая лоб спросонья. Разбуженный суетливыми движениями соседа, Уильям, не открывая глаз, дал понять глубоким шумным вздохом, что он в сознании. Энергии подать голос не хватало катастрофически, словно из него выдернули все хоть немного живые и сбоящие биения сердца. — Ночью… вас кошмары донимали. В прямом смысле. Поэтому ваши раны не заживают, — безэмоциональным, глубоко печальным тоном пояснил Уилсон, так или иначе удовлетворённый тем, что демон не скончался от терзающей его боли. — Я знал, что так будет, — медленно произнёс Максвелл, устало и с грубой отрешённостью осматривая свои перебинтованные руки. Утренний розоватый луч, разрезанный краями палатки, скользил золотом по его измученному и бледному бородатому лицу. — И почему не говорили? — поинтересовался учёный, с вялым возмущением подперев кулаком щеку. Конечно, знай бы раньше Уилсон о том, что творится ночью с демоном, ситуация бы в корне не поменялась, ведь он всё ещё не придумал, что делать с этим. — Я не уверен, что от этого возможно избавиться, мистер Хиггсбери. Это моё личное проклятие, — ответил жёстко, но истерзанно утомлением Картер. — Чем больше я пытаюсь уйти от этого и бросить всё, тем сильнее они начинают мучать меня. Частично Уильям врал себе. Он и не хотел прощаться с магией, с тем единственным, что делало его всемогущим. Что излечило его, спасло от гибели и вмиг вознесло выше всех смертных. Но он увлёкся, и теперь ему приходится платить слишком большую цену за колдовство, тем более когда он так слаб. Ему мстят, его ненавидят, его презирают кошмары, которыми он владел… Сейчас они взяли верх мощнее, чем раньше, пытаясь не просто измучить своего повелителя — заставить его сгинуть в агонии. И он не в силах этому помешать. Запущенный процесс необратим. Грехи неумолимы. Даже перестань он пользоваться магией — он больше не хозяин своему телу. И Чарли зла на него, что гораздо более важно, чем всё остальное. — Нет ничего невозможного. Я что-нибудь придумаю, — в твёрдой уверенности, что наука не знает преград, искренне до холодной внутренней дрожи пообещал Уилсон. — Вы оптимист, — язвительно прохрипел Уильям, безрадостно ухмыльнувшись. — Это похвально, но, боюсь, результат вас разочарует. Ничего не выйдет. Уилсон озабоченно нахмурился и вышел из палатки, дабы пораскинуть мозгами в одиночестве. Настрой Картера его совсем вывел из себя, но ярость была скорее боевая, чем бессильная. — Я вам бритву подам, приведите себя в порядок. Венди скоро проснётся. *** Постепенно Максвелл приходил в себя и шёл на поправку, хотя его гнойные раны никуда не исчезли. Он мало придавал этому значение. Близилось лето, и начался сезон дождей перед весной, будто перед засухой небо решило выжать из себя всю воду. Утренние туманы морозили, но лужи быстро подсыхали на солнце, лучи которого уже до боли жарили, как удары хлыстом. Уилсон выпустил пар изо рта на руки, чтобы хоть немного их согреть. Венди ходила возле кипящего и шипящего казана, терпеливо ожидая, пока приготовится еда, которую они так бережно запасали. — Отнеси мистеру Картеру порцию. Пора его порадовать немного, — Уилсон забросил топор на плечо и с несколько ехидной ухмылкой кивнул Венди на палатку. Девочка сняла крышку, оценочным взглядом прошлась по нутру котла. Пока учёный шумно рубил деревья, весело мыча какую-то старую британскую песню, девочка сложила в тарелку тефтели и картошку и занесла к Максвеллу в палатку. — Мистер Хиггсбери сказал, что вам теперь можно хорошо поесть, — девочка поставила чашу на дощечку перед дядей, зябко согнувшимся под пледом и подогнувшим одно колено. — Надо же, наконец-то, — Уильям взял в руки вилку, но передумал, и начал быстро есть руками. От мокрого жара кожа на пальцах сразу покраснела, но это не тревожило Максвелла больше, чем голод. Венди и сама присоединилась к трапезе со своей тарелкой, откусывая маленькие кусочки, как птичка. Картер и не заметил, как расправился с едой, потом с одной добавкой, со второй… Отвлёкся он только когда ощутил, что больше в него не влезет, и с усилием справился с напавшей икотой. — Хватит с меня на сегодня… Венди хихикнула, сама не зная, почему. То ли от фразы, то ли от радости видеть дядю, наконец, довольным. Уильям грузно прислонился к стенке палатки, положив одну руку на неестественно раздутый, как барабан, желудок, а вторую под голову. Ему казалось, что он проглотил по меньшей мере гигатский камень. Сразу мягко сморило на сон. В палатку заглянул Уилсон. — Опа, а мне что-нибудь осталось? — учёный взял свою часть обеда и умял за полминуты, слишком много работы свалилось на его плечи, чтобы позволить себе просто сесть и неспешно наслаждаться едой. — Приятного аппетита. — Может вам помочь? — поинтересовалась Венди, со смертоносным укором смотря на жутко уставшего Уилсона, утонувшего в испарине. — Не-а, я справляюсь. Всё в порядке, малыш. Когда Уилсон вышел стучать топором, Максвелл легко и непринуждённо взмахнул рукой, и вслед за учёным поднялись две плотные тени. Работа пошла бодрее, хотя с улицы и послышалось недовольное: — Выпендрёж!!! Максвелл тихо язвительно рассмеялся, поставив локти на колени. — Ух ты, — восхищённо протянула племянница, внимательно подглядывая за тем, как чёрные фигуры мощно размахивают теневыми топорами. — А вам точно уже можно колдовать?.. — Думаю, для этого я достаточно окреп. Не без вашей помощи, — признал фокусник, лениво провожая взглядом Уилсона, с опаской изучающего теневых двойников. — Отъемся и встану на ноги. Пока что я бесполезен. — И вовсе нет, — со знакомым упорством возразила девочка. Спорить Максвелл не стал, это было ниже его гордости. Хотя даже высокомерие не меняло его мысли о том, что он буквально висит у своих соседей камнем на шее. Конечно, он может разносить монстров теневыми двойниками, хотя те и отнимают много энергии на своё создание, но… это всё?.. Внезапно с улицы послышался шуршащий грохот чего-то огромного, но вряд ли энта. Существо издало звук, похожий на квакающий рёв, и об древесные стволы со скрежетом, отвратным до головной боли, начало что-то тереться. Вроде как лось точит рога о кору. Только очень большой лось. — МАКСВЕЛЛ! Я В ВОСТОРГЕ ОТ ВАШЕЙ ФАНТАЗИ, КОНЕЧНО, НО ЧТО ЭТО ТАКОЕ?! — гаркнул с улицы голос Уилсона на грани панического помешательства. — Лусь, — ответил раздосадованно демон, хотя понимал, что с такого расстояния учёный едва ли его услышит. Здорово, как раз вовремя. От осознания собственной бесполезности ещё сильнее саднили чем-то невыразимо грустным все мысли в голове. — Вы шутите? — запыхавшийся до срыва Хиггсбери лихорадочно искал биту и шлем с бронёй, готовясь к бою. — Чёрт вас дери, извините! — Справедливо. — Вы… сами его придумали? — шокированно прошептала Венди, осторожно выглядывая из палатки на возвышающуюся над елями гусиную голову на тонкой бурой шее и с чёрными рогами. Существо бестолково вретелось по сторонам, хлопая тупыми исполинскими глазами. — Да. Я здесь всех существ спроектировал, если ты об этом, — ответил Уильям, строго глядя на луся, как на нашкодившего сына. — До меня ничего здесь не было. Только кошмары и пустошь. — ЗАЧЕМ?! — закономерно вспылил Уилсон, затягивая ремешки на шлеме так сильно, что они до красноты впились ему в подбородок. — ВОТ ЭТО ЗАЧЕМ?! — Попрошу вас голос при ребёнке не повышать, — сурово протянул Максвелл, заметив, как неуютно сжалась от тревоги Венди. — Ну, знаете!.. — Не нравится мне ваш тон, — не меньше разозлённый осуждением в глазах учёного, чем тот нападением монстра, Уильям поднялся и вышел из палатки на своих двоих, хотя и неловко, как по горячим углям. Неожиданного резкого движения со стороны больного не ожидал никто, племянница взволнованно прикрыла рот руками, а Уилсон так и застыл, сгорбившись над сундуком, с потемневшим от недоумения лицом. Должен же Уильям быть хоть как-то полезен без магии. Сам по себе. Чтоб больше не чувствовать этот взгляд. Максвелл выудил из кармана сгусток мерцающего мрака и, не думая ни секунды, вдохнул его полной грудью сквозь зубы, словно сладкий дым. Лусь дубовато, но настороженно застыл, будто почуяв опасность, хотя не ясно, что могло бы навредить такой махине. Кроме, конечно, демона. — Вы с ума сошли! — Уилсон отступил на один шаг, боясь потерять равновесие от ударившего в затылок дряного пульса. Он уже видел подобное, не помнил, где, но хорошим это не оборачивалось. Учёный ничего не мог сделать. Вообще. И это удручало до истошного внутреннего крика. — Венди, — обратился странно умиротворённым голосом Максвелл к девочке, — закрой глаза. Маленькая спутница не смела ослушаться, подозревая за этими словами что-то безумно страшное и мерзкое, от чего её юное сознание пытались оградить. Венди зажмурилась и поднесла к лицу руки. Плечи Максвелла раздались в стороны, грудная клетка пошла волной и с треском выступила вперёд, руки ломаными рывками удлиннились, пальцы вытянулись к костлявые когти, глаза ушли вглубь и вспыхнули мутным белым светом, от шеи и по горбатой спине выступили позвонки, ноги с хрустом сломались в коленях и стали походить на лапы. От быстрого роста острых акульих клыков с дёсен брызгами потекла тёмная кровь, отдающая сырым гнилым запахом. Встопорщенные волосы упали на его лоб, бросая на искажённое лицо трясущуюся тень. Трёхметровый монстр в рваной одежде, мало напоминающий человека, с угрозой наклонил голову, готовясь атаковать, как разъярённый болью бык тореадора. Лусь в замешательстве выпорхнул из чащи, растопырив крылья и пытаясь напугать врага сшибающим трубным шипением, от которого смазанными волнами пошла трава. В ответ зверь с убивающим молчанием приник к земле, не сводя белёсых глаз с монстра. Скалу трудно откинуть с места, тем более такую же настырную, как Максвелл в дьявольском обличье. Единственное, что могло прийти в голову недалёкому существу, когда главный его способ защиты не помог — поднять неожиданного аппонента на рога, и он, опустив голову, тяжёлыми развалистыми шагами понёсся на демона. Тот отскочил ближе к лесу, уводя чудище за собой и пятясь, скалился, глядя вверх непрерывно и разгневанно, как дикая собака, которую долго били по хребту бревном. Лусь не оценил пугающего лица, и головой со всей дури влетел демону в солнечное сплетение. Максвелла швырнуло над землёй, но он зацепился рукой за один из ветвистых рогов чудища и вскарабкался к нему на шею. В панике пытаясь сбросить чужака с затылка, гигант заметался из стороны в сторону, хлопая крыльями, но в ответ зверь жадно вырвал кусок мяса из его шеи, окропив свои плечи водянистой кровью. В отчаянной попытке избавиться от Максвелла, лусь перевернулся на спину, сбросив врага с себя, вспорхнул на лапы, заметно шатаямь от боли, грубо вскрикнул и, извернув голову, одним рогом-лопатой со влажным хрустом впечатал демона в землю. Из выбоины зверь поднялся с трудом, но даже грузная атака лапами, почти сломавшая его пополам, не смогла его убить. Дьявол отполз в сторону, сгорбился и наскочил сверху на луся, хотя исход битвы уже не казался таким удачным — как сравнивать мышь с доберманом. Когти кровожадно вонзились в плечи и так уже измотанного монстра, и одним рывком могучие крылья остались висеть на жалких розоватых кусках кожи. Лусь потерянно взвыл от боли, его глазные яблоки заплыли алой дымкой. Он начал агрессивно скакать кругом, словно в наркотической горячке, пытаясь снова скинуть с себя врага, но уже слишком выбился из сил, чтобы суметь стряхнуть с перьев блоху. Максвелл и сам не смог долго держаться за его хвост, и упал вниз, где его в бешенстве рассекла гигантская лапа. Мало того, что он уже не походил на человека, теперь он напоминал болотное чудище, изуродованное и покрытое слоем вязкой и бурой жижи. Лусь отступал к лесу, но демон с ним ещё не закончил. Он вцепился снизу монстру в брюхо, глубоко просунув когти в плоть, и совсем истерзанное и истерично стонущее животное бросилось в лес, уже не понимая, как спастись от прицепившегося к нему кошмара. Когда грохот, треск и больной вой затихли в отдалении и чёрные ломаные стволы перестали ошарашенно шататься, Уилсон смог, наконец, дышать. Всё это время он прижимал к груди Венди, самоотверженно скрывая своей спиной то, что происходило на поляне. Девочка в немом горестном шоке уткнулась учёному в грудь, не открывая глаз и не отнимая руки от лица. Сколько уже крови Уилсон повидал за всё время здесь, но даже ему стало плохо до тошноты. — Дурак… старый самовлюблённый дурак. Венди неловко подняла на мужчину пронизанный мутной тревогой взгляд. Она не понимала, что произошло, но явно что-то ужасное, раз тот человек, которому она была готова доверить свою жизнь, сейчас сидит сам не свой с бледным до синевы лицом и мелко дрожащими в невообразимом нервном напряжении руками. Уилсон теперь осознал. Максвелл не просто охраняет их, но и пытается выслужиься перед ними, заработать себе прощение за всё, что совершил. Хиггсбери как никто понимал, каково это, когда ТАК смотрят. С осуждением, словно ты ничтожная грязь на этой пропащей планете, которую надо травить кислотой. Но чувство вины, которое он так жестоко пытается скрыть, не оправдывает того, как Максвелл рискует собой. Хотя… наверное, он просто уже устал от ЭТОГО взгляда. — Я пойду за ним. Посиди тут и не выходи, ладно? — Уилсон ободряюще обнял опущенную в задумчивую мрачность девочку и, наскоро захватив рюкзак, погнался за убежавшими в бор монстрами. *** Уилсон не знал, чего ожидать. Может, дьявол его съест, или это через чур?.. Он же, вроде как, разумный… Поиски затянулись до вечера. С неба полился последний в месяце мелкий дождик, красный под лучами заходящего солнца, похожий на сгусток моргающих рыжим блеском искр. Голова сразу склизко намокла, но вода лишь била по плечам слабой мягкой дробью, поэтому продрогнуть нельзя. Учёный шёл осторожно, как по болоту, чутко прислушиваясь к каждому шевелению травы под ногами и навострив копьё. Может быть, лусь всё ещё жив, хотя, вспоминая то, как его бесчеловечно отделал Максвелл, сомневаться в его смерти не приходится. Мокрые до матового блеска чёрные иголки елей царапали щёки и руки, вечерние зяблики замолкли, спрятавшись от сырости. По тропе тянутся запутанный в мягкой траве бурый след, отдающий кислым запахом испорченного мяса. Возле каштановой берёзы лежал на боку Максвелл, вытянув руки и поджав колени к животу. Он уже вернул себе прежнюю форму, дождь смывал с него серебристыми дорожкам грязную кровь, как его собственную, так и луся. Демон задыхался, каждый глоток воздуха перемежался с хлюпающим кашлем и хрипом. С виду ран на нём совсем не осталось кроме тех, что уже были раньше. Но он явно до смерти вымотался. Уилсон подошёл ближе, сел, поставил пёстрый зонтик так, чтобы он прикрывал их обоих. Сначала немного потряс Уильяма за плечо, но это мало помогло, поэтому в ход пошёл любимый проверенный метод хорошего удара по лицу. — Чёрт возьми, Хиггсбери, вы меня с ума сведёте… — слабо проскрипел севшим от кашля голосом Максвелл. Он на секунду опасно захлебнулся и опустил голову, его вывернуло потоком чёрной и густой отратительной крови. Он не успевал отдышаться, как его снова бессовестно хватал приступ сильнейшего кашля. — Вот и ешьте потом всякую дрянь, — укоризненно нахмурился Уилсон, хлопая Картера по спине и придерживая его за грудь, чтобы он не упал носом в землю. Максвелла снова вырвало кровью, но тут его потрясённый организм решил сдаться. Постепенно его отпустило, и мужчина попытался отдышаться, шумно, почти со стоном вдыхая живительную влагу. — Вы как? — негромко спросил Уилсон, больше чтобы себя успокоить, хотя видел, что диагнозы неутешительные. Великий тёмный маг лежал бледный, как обтянутый кожей скелет, весь в крови и едва прикрытый, глаза у него запали в тёмные тоскливые дыры и безумно блестели, словно он раз за разом переживал всем своим существом кошмарную агонию. — Отвратительно, — часто неровно дыша, ответил демон, судорожно сжимая руками нещадно ноющие рёбра и желудок. Он сто раз пожалел, что решился на этот убийственный для него шаг, не имея достаточно сил. — Максвелл, поклянитесь мне, что больше не станете себя травить. Хотя бы ради Венди, — Уилсон подал мужчине руку и помог подняться на ноги. Уильяма от постыдной слабости шатнуло в сторону, и он согнулся от дряблого жжения по всему телу. Как бы он ни старался сдержать стон, но сквозь стиснутые до писка в ушах зубы всё равно просочилось что-то тихое и жалобное, похожее на крик, прерываемый кашлем. — Вы, конечно, извините мне мою грубость, но вы идиот, — от всего сердца негодующе пробурчал Уилсон, закидывая руку Картера себе на шею. — То же самое могу и про вас сказать, — тускло парировал сквозь болезненные прерывистые вздохи Максвелл. — Мы квиты, получается… — Да не кренитесь вы в сторону, оба же упадём! — учёный сердито схватил товарища под рёбра, как рыбу за жабры, другой ладонью придерживая его руку на своём плече. Домой шли под светом факела, дождь уже перестал, и в живом враждебном мраке плавала пряная сырость. У кострища в белом нежном тумане предрассветных сумерек их ждала Венди, тихонько перемешивая плюющиеся жаром красноватые угли. — Дядя! Вы живы! — девочка вскрикнула от счастья, на миг парализовавшего её дыхание, и бросилась от отчаянной и чистой, неудержимой радости обнимать Уильяма, хотя едва ли доставала двухметровому мужчине до талии. Максвелл поморщился от обжигающей боли, но постарался не подать вида. Он опустился на корточки и с неловкой лаской, на какую был способен, обнял племянницу в ответ. Так или иначе ей он близок и важен, и она даже не испытывает к нему ненависти. И к ней он может проявить уже давно забытое чувство привязанности. *** Ночью Максвелла снова мучили кошмары. Казалось, больше прежнего, Уилсон едва успел прогнать руки, терзающие рану на груди демона и медленно скоблящие с костей мясо. От недавней битвы он и так потерял невероятно много крови, и едва держался, и так глупо его потерять было для учёного оскорбительно. Ближе к утру Уильям впал в утомлённый бред. Уилсон попытался промыть и зашить его раны, но тот не мог стерпеть боль, и дёргаными руками останавливал его ладонь. Половина сбитых в мычание и шёпот слов он призносил на каком-то чужом языке, и в прозрачных проблесках сознания слегка открывал сухие треснувшие губы, глубоко и с хрипом дыша, словно страшился умереть от удушья. Ближе к полудню припадок жара и воспаления сошёл на нет. Обессиленный Картер лежал, сложив руки на горячо саднящей груди. Уилсон, всю ночь героически бодрствовавший, сидел рядом и клал в лёд кусок холстины, потом возвращал на лоб демона, от которого шел гиблый пар. — Мистер Хиггсбери… — М? — Уилсон зевнул в кулак так глубоко, что чуть не вывихнул себе челюсть. — Я одного не понимаю. Зачем я вам сдался, — Максвелл отодвинул руки с раны, чтобы Уилсон мог смыть засохшую кровь из-под швов. Он же бесполезный. И к тому же негодяй, погубивший жизнь невиновным людям, спасая свою шкуру. Разве есть ему прощение?.. Чарли до сих пор зла на него, так почему же эти люди так добры?.. Учёный озабоченно втянул носом воздух, обдумывая ответ. Конечно, этот человек… даже не человек, а тварь недавняя… обманул его, заключил в ад, издевался над ним, но, какими бы ни были его помыслы, он через тернии очнулся от скверны, сожравшей его сердце. Помогал им, рискуя своей жизнью, и сейчас при смерти, но все еще не может найти покоя. — Кем бы вы ни были, я не могу оставить вас погибать. Все фатально ошибаются, это не значит, что вас забивать надо, как свинью. Что-то незнакомое, но такое навзрыд трогательное мягко задрожало груди Уильяма, и он отвернул голову, пряча блестящую завесу слёз на глазах. — Я задел что-то? — взволнованно спохватился Хиггсбери, отнимая тряпку от розоватой воспалённой раны. — Мне жаль, — слова вырвались откуда-то с запылённого дна души, давимые гордостью и страхом, но с их уходом что-то раскрылось, лёгкое и умиротворённое, впервые за столько лет. Максвелл так панически возмутился самому себе, но это чувство благодарности и сострадания уже начало безболезненно становиться человеческой частью него. Уилсон улыбнулся, дружественно, без сарказма. У него у самого отлегло с сердца, с мыслей упала толстая бетонная плита. — Это всё, что я хотел услышать. Уилсон в умилённом порыве близких сердобольных чувств прижал Максвелла к себе, не сильно, чтобы не потревожить его шрамы. От такого неожиданного проявления дружелюбия Уильям сначала изумленно отпрянул, не привычный к подобному, но слёзы доканали его, и он, покорно отпустив прогнившее в ненависти прошлое и всё насилу пережитое — раны, боль, лихорадку, голод и тоску — позволил себе неслышно разрыдаться на плече заклятого приятеля. — Да полно вам, я сейчас тоже зарыдаю, — губы у Уилсона уже задрожали, но он мужественно крепился, утешительно хлопая Максвелла по спине. Они посидели так ещё минут десять, пока Картер не перестал мелко дёргаться от слез. Шмыгнув носом и наскоро протерев красные глаза тыльной стороной ладони, Максвелл отпустил Уилсона и судорожно выдохнул. — Спасибо. — Вам спасибо. И, кстати… — Хиггсбери вытянул из кармана тонкую веревку, на конце которой серебристо сиял осколок лунного камня, мягко переливаясь лазурью, как бережный ночной луч. — Я заметил, что кошмары боятся лунного света. Венди с Эбигейл вчера днём сходили до камнепада на востоке, и теперь у вас есть нечто наподобие оберега. Кусочек луны. Демон взял сокровище в руки так, словно оно было сделано из песка, который вот-вот рассеется и пропадёт сквозь пальцы. Мелочь, но приятно. Как минимум, теперь он сможет спать спокойно. — Это много для меня, — Максвелл не хотел возражать, тем более, что эта маленькая вещь должна ему помочь. Но он всё ещё не мог оценить той доброты, которую к нему проявили за этот долгий месяц. — Бросте, мистер Картер, — добродушно махнул рукой учёный, но Максвелл его перебил: — Просто Уильям. — Правда?.. Ха-ха, что ж… — мужчина, растроганный до целого внутреннего взрыва таким широким шагом к их прорастающей дружбе, кивнул и сказал: — Тогда просто Уилсон. *** Середина лета не щадила никого, хотя в жаре есть и свои плюсы. Венди радостно бегала за Честером, кидала ему палку, и пушистый рогатый зверёк с огромной пастью, натруженно пыхтя, приносил её ей. Эбигейл разделяла беззаботное веселье сестры, летая сверху над каменной стеной и перегоняя живой сундук. Максвелл засучил рукава рубашки и растрепал полные жара отросшие волосы, пытаясь хоть немного охладить голову. Демон вышел к кострищу, схватил с поленницы топор и приготовился рубить расчленённый ствол на дрова. За пару месяцев его раны затянулись, он порядком набрал в весе и уже мог безбоязненно колдовать, хотя для этого и приходилось снимать с себя лунный оберег. Он во всём старался быть полезным, хотя заведомо не умел выживать, но Уилсон, хоть его и журил, помогал разобраться, что к чему. — Билли! — гаркнул из палатки учёный, высунув лохматую спросонья голову. Он всю ночь гневно конструировал чертёж портала, и отдыхать его заставить получалось только силой, хотя он заметно осунулся и глаза у него запали в две сизые ямы от усталости. — Да? — просто откликнулся Максвелл, взваливая на пень первого претендента на раскол. Он уже привык к тому, как по-своцски к нему обращался учёный и, хотя его это смущало до праведного возмущения, в то же время и нравилось. Напоминало о доме, который он покинул много лет назад, отправляясь в Нью-Йорк. О том, как он докатился до Короля кошмаров, он так и не рассказал. Многое утаил, да и не было смысла это ворошить. Теперь всё совсем по-другому. — Ты руку-то себе не отруби! — Уилсон вышел к нему, жмурясь от палящего солнечного света, жёлтого и резкого, и почёсывая короткую бороду, которую не успевал сбривать даже в летнее время. — Давай покажу, как надо. — Ты думаешь, я настолько недалёкий? — обиженно поднял брови демон, скрестив руки на груди. — Ты неделю назад сжёг казан, помалкивай, — выдал неоспоримый аргумент учёный, принимая от фокусника топор. Учиться своими руками выполнять большую часть работы Максвеллу предстояло ещё долго, но вдвоём дело у мужчин спорилось. Картер достал из кармана толстую самокрутку и с удовольствием затянулся. — Какая-то каналья погрызла мой табак. Уилсон грубо потёр одной рукой блестящее от испарины лицо. — Так ты бы его рядом с помидорами не садил, я до сих пор пытаюсь слизней вытравить. Помолчали. Около каменной стены слышался басовитый лай Честера и счастливый смех девчонок, тонущий в зное и стрекоте кобылок. Уилсон довольно улыбнулся, мечтательно глядя в небо, как в детстве, когда видел там воздушный шар или змея. Уильям поступил его примеру, лениво провожая глазами пухлое облако, похожее на птицу, и сладко выдыхая серый вихрастый дым через ноздри. — Слушай, а без тебя моя жизнь была бы гораздо скучнее, — внезапно в добром тоне признался Уилсон. Картер тихо рассмеялся, ободрённый таким комплиментом. Скоро домой. Наконец-то домой.