Вечер в Лондоне

Было десятое мая, около семи вечера, и в Лондоне стояла свежая, ясная ночь, когда миссис Лоренс за границей, на новом континенте, в объятиях своего обожающего мужа, в такой ярости, что любой, кто хорошо ее знал, мог испугаться, столкнувшись с ней на городских улицах. Поначалу такая мысль могла показаться абсурдной любому, кто издалека видел ее стройную фигуру, крадущуюся по английским булыжникам. Миссис Лоренс, более известная своему озорному мужу как Джо, Джози и Джозебель, поначалу не внушала особого страха. Во-первых, ей не могло быть намного больше двадцати двух-двадцати трех; если не считать элегантного костюма для прогулок, который она носила, и полей ее эксцентричной шляпы, ее лицо было молодым, а конечности подвижными, и она казалась совершенно незамеченной ничем, кроме напряжения, которое она сейчас испытывала. С другой стороны, случайный поклонник вполне мог бы поначалу предположить, что ее волнение вызвано живостью и приподнятым настроением; действительно, учитывая красивого молодого человека позади нее, большинство людей вполне могли бы предположить, что у них медовый месяц, и у нее вполне могли быть причины для приподнятого настроения, когда рядом с ней кружит такой кавалер, который даже на посторонний взгляд выглядит так, как будто он всего в нескольких шагах от того, чтобы заключить ее в объятия и танцевать с ней на улице. Но у любого, кто знал ее, кто действительно знал ее, были бы основания опасаться. Сердитая Джо была ничуть не менее активной, чем счастливая Джо, но она была гораздо более разрушительной в своих настроениях и наклонностях. И даже ее возлюбленный Теодор Лоренс, более известный как Лори, казалось, знал это, если лукавое выражение надвигающегося озорства на его лице что-то значило. (И, как мог бы сказать любой знакомый с его студенческих лет, для него это значило все.) В любом случае, для любого, кто ее знал, факты были таковы. Это было десятого мая, было около семи вечера, и это был свежий, ясный вечер в Лондоне, когда миссис Лоренс за границей, на новом континенте, в объятиях своего обожаемого мужа, в такой ярости, что любой, кто хорошо ее знал, мог испугаться, столкнувшись с ней на городских улицах. Хотя любопытные прохожие вполне могли подумать, что она просто в приподнятом настроении, сама Джо (и парень, который следовал за ней) знали, что она находится во власти гораздо более мрачных чувств. В конце концов, у нее определенно не было склонности дергаться, когда она была вне себя от радости, когда ее руки без перчаток — черт возьми, она снова их потеряла — дергались так, как будто они были очень близки к тому, чтобы обхватить некую прекрасную, лебединую, аристократическую шею, прикрепленную к прекрасному, лебединому, аристократическому телу, принадлежащему прекрасной, лебединой, аристократической красавице, которая пыталась ... пыталась- Ох, от одной мысли об этом, Джо захотелось вернуться в театр, который они с мужем только что покинули, и потребовать какой-нибудь сатисфакции за нанесенное оскорбление. Судя по сдавленному смешку у нее за спиной, ее муж, казалось, уже знал об этом. —Тедди, — сказала Джо со спокойной горячностью, которая была более пугающей, чем любой крик, —Пожалуйста, не смейся надо мной. Видите ли, я сейчас немного не в духе, и тебе лучше оставить меня в покое. Хотя я должнп сказать, что в следующий раз, когда мы снова пойдем в театр и столкнемся с этой шлюхой, вероятно, было бы лучше не удерживать меня физически. Она могла бы научиться держать свой маленький грубый язычок во рту, если бы однажды получила хорошую взбучку! К сожалению, Джо, вероятно, должна была знать за четыре бурных — хотя и, по общему признанию, полных приключений — месяца брака, что ее муж, казалось, совершенно не мог оставить ее в покое ни на минуту. На протяжении последних четырех месяцев они так или иначе проводили практически каждый час своего дня вместе, причем Лори составлял ей компанию, даже когда они занимались чем-то таким обыденным, как завтрак, или навещали друзей за границей, или просто осматривали великолепные, освещенные огнями города, которые Джо мучительно хотела увидеть долгие годы. По правде говоря, большую часть времени Джо очень наслаждалась его обществом, хотя он и был склонен дразниться, как негодяй, когда чувствовал, что она преувеличивает свой страх перед Европой. И, по общему признанию, в те редкие моменты, когда она выгоняла его из их отеля, чтобы он укутался и провел ночь со своими друзьями наедине, в конечном итоге она скучала по нему больше, чем считала разумным, даже когда знала, что он, пошатываясь, вернется к ней в четыре утра с широко раскрытыми темными глазами, полными озорства, и напыщенно поведает ей. С тех пор, как они поженились, после самого мучительно-утомительного ухаживания, какое только можно себе представить, — когда Лори был уверен, что женится на родной сестре Джо до того, как они придут к странному равновесию, — они оба стали получать удовольствие от необычной компании друг друга... Даже если Джо иногда смутно подозревала, что она написала бы гораздо больше, если бы муж не прерывал ее творческие припадки, так часто обращаясь к ней с гораздо меньшими интеллектуальными желаниями. Так что да, если бы Джо не знала ничего другого, она должна была бы знать, что ее возлюбленный не упустил бы шанс подразнить ее по поводу предполагаемой ревности. И когда упомянутый возлюбленный встал перед ней, подавив улыбку только для того, чтобы избежать угроз своему физическому здоровью со стороны разъяренной жены, Джо испытала искушение вознести руки к небесам и задаться вопросом, кого же, ради всего святого, она могла оскорбить, что заслужила брак с таким занятым человеком. —Послушай, Джо, — начал он, трагически надув губы, что совершенно не вызвало у нее желания смеяться, нет, сэр, ни в малейшей степени, —Мы же не ходили к ней, и я вряд ли смог бы помочь, если бы какой-нибудь пустоголовый болван из моей растраченной впустую юности случайно оказался в театре в тот вечер, когда мы пришли посмотреть "величественное пение". — с торжественным вздохом, который совершенно не вызвал у Джо желания улыбнуться, он положил по руке ей на плечи, останавливая ее продвижение по улице. —И, честно говоря, о ком мы вообще говорим, кстати? Я уверен, что мог бы краем глаза заметить какое-нибудь взбалмошное маленькое рыжеволосое создание, но должен признать, большую часть моих мыслей занимало твое восхитительное сияние, дорогая. Лори, подумала Джо, принюхиваясь так, что задействовался весь ее впечатляюще очерченный нос, вероятно, думал, что одного его обаяния достаточно, чтобы успокоить зверя, вырвавшегося на свободу внутри нее. И Джо узнала, что за последние несколько месяцев он действительно мог впечатляюще использовать свое обаяние — даже настолько впечатляюще, что иногда уводил ее от письменного стола, когда в его глазах появлялся определенный блеск, и он обещал ей более чем достаточно вдохновения, чтобы любовная сцена, над которой она работала, прошла эффектно. Однако даже для него были пределы тому волшебству, которое могли сотворить его губы — и язык, напомнил ей какой-то озорной чертенок в голове Джо, и зубы. И поскольку волны ее праведного гнева никак не утихали под горящим взглядом его темных глаз, изгибом его тонких губ, когда они складывались в озорную улыбку, или движением его элегантных плеч, когда он принимал выжидательную позу, она так хорошо знала их по предыдущим вечерам... Не то, чтобы напомнила себе Джо, ее ни в малейшей степени не поколебали подобные напоминания о тактике, которую Лори использовал против нее раньше. На это просто не было времени! Даже если, часть ее вынуждена была признать, иногда ей казалось, что просто никогда не хватает часов в дне... или ночи... в "побалуйте себя" этим... ...будь проклята его итальянская чувственность. Чтобы попытаться скрыть этот последний ход мыслей от проницательных глаз Лори, Джо закончила тем, что бросила на него уничтожающий взгляд, даже когда остановилась под его руками и обнаружила, что дышит немного быстрее, чем раньше, когда продолжила говорить. —Тедди, я знаю, что ты не слепой. Если бы ты был слепым, дорогой негодяй, ты бы не корчил мне столько рож в театре. Ты не мог пропустить эту... эту... эту заросшую шлюшку в красном бархате весом около 4000 фунтов, которая каким-то образом умудрялась согласованно хлопать на вас ресницами и спрашивать, не являюсь ли я какой-нибудь домашней тетушкой, которую ты любезно взял на себя. Если ты можешь сказать, когда я сплю, а когда нет ночью, в кромешной темноте, я думаю, ты мог бы разглядеть ее довольно отчетливо! Его улыбка стала шире, хотя она не знала, было ли это из-за того, что она напоминала ему обо всех ночах, когда он будил ее от не очень крепкого сна или из-за растущего гнева на ее лице. Однако, чтобы подчеркнуть последнее, Джо еще раз фыркнула и посмотрела на него с собственническим видом. —Если бы у меня был шанс, я могла бы сломать ее тощую британскую фигуру своим мизинцем. И как она смеет называть меня таким неотесанным созданием! Лори умудрился изобразить ужас при этих словах, хотя был совершенно уверен, что заметил нечто большее, чем легкую усмешку, пляшущую вокруг губ, которые он пытался сурово нахмурить. —О да, это было нелепое оскорбление, дорогая. Будь она мужчиной, я бы вызвал ее на дуэль, на рассвете, за то, что она имела наглость говорить такие вещи о твоей лучезарной красоте. И теперь я понимаю, что ты, должно быть, говоришь о той женщине, которая была очень похожа на бурундучка в том красном бальном платье, цвета швейцарского сыра. Разве это не прискорбно, когда люди с самым маленьким умом также наделены самыми большими ртами и недостаточно мозгами, чтобы знать, когда их следует благоразумно заткнуть? Его рука скользнула по боку Джо, его прикосновение было едва ли не слишком выразительным для многолюдной вечерней улицы. Джо затаила дыхание, когда его мозоли — где-то по пути он потерял и перчатки, возможно, из солидарности с ней — потекли по ткани ее вечернего платья, кончики его пальцев были горячими даже через слои шелка и твида. —И все же, как бы ни было забавно представлять тысячу различных творческих наказаний для таких, как она, есть другие вещи, которыми я бы предпочел занять свои и ваши мысли. Я имею в виду... — его губы изогнулись в медленной, ленивой улыбке, от которой у нее без всякой причины сжался живот. —До тех пор, пока ты не обнаружишь, что немного слишком злишься? Вопреки ее воле, этого последнего вопроса было достаточно, чтобы на мгновение вопрос о ее гневе легко вылетел из головы. Казалось, это такой простой вопрос... но в сочетании с тем, как он смотрел на нее, с магнетической притягательностью, с которой линии его губ внезапно притянулись к ее глазам, и с тем, как сейчас выглядела ее грудь. О Боже, ее грудь явно вздымалась, не так ли? Все, что им теперь нужно было бы, это сорвать друг с друга одежду посреди улицы, и они закончили бы тем, что были чем-то из разряда кошмаров, над которыми Джо когда-то работала до того, как ее замужество сделало писательство гораздо более приятным занятием, где она не балансировала на грани нищеты. Ей и раньше не нравилась безвкусица подобных историй, даже когда она признавала, что они захватывающие, и была возмущена самой мыслью, что может скатиться к одной из них с Лори, даже не желая этого. Хотя, справедливости ради, по крайней мере, они были на самом деле женаты, а не просто притворялись, чтобы обманом лишить барона такого-то незаконного состояния, возможно, потому, что барон такой-то по очереди обманул одну из них или обоих в рамках широкомасштабного заговора с целью... Но прежде чем ее богатый воображением ум смог начать планировать сюжет в этом духе, Джо заставила привести себя в порядок, ущипнув себя за руку, на что Лори удивленно поднял бровь. Она не могла позволить ему или самой себе отвлечь ее от того, что было поставлено на кону! В конце концов, это была, не что иное, как ее гордость. И леди действительно должна беречь такие вещи! Даже если перспектива на мгновение отказаться от этого, чтобы подыграть тому, что задумал Лори, была очень заманчивой... Джо все еще пыталась выглядеть разъяренной, хотя ее губы невольно слегка подрагивали. —Бурундучок в бальном платье? Это то, что ты действительно увидел, когда посмотрел на одну из самых завидных женщин Лондона, которая почему-то так и не поняла, что ты женат? Лори не ответил, но высоко поднял голову, надул щеки и захлопал ресницами, что произвело самое превосходное впечатление на вышеупомянутую девушку. Он даже не забыл отбросить свои короткие волосы из стороны в сторону, как будто разбрасывая копну каштановых локонов по своим внезапно ставшим девичьими плечам. И хотя она знала, что не должна поощрять то, что, безусловно, не является моральным, Джо обнаружила, что у нее отвисла челюсть на добрых три дюйма, а губы задрожали в попытке не рассмеяться вслух и не привлечь к ним еще больше внимания на улице. В конце концов, у женщины есть своя гордость, и она могла быть задета только ее дорогим мужем, знающим, что он может так легко рассеять ее великий гнев. На самом деле, Лори слишком гордился тем, что может управлять своей странной, неортодоксальной, совершенно чудаковатой женой, которая оставалась такой загадкой для приличного общества. Вероятно, Джо было бы неплохо напомнить ему, что он не смог так легко приручить ее. Или, по крайней мере, это было бы хорошим напоминанием, если бы Лори не воспользовался моментом, чтобы выставить бедро в сторону так, что даже случайные прохожие уставились на него и по-девичьи надули губки. И вот тогда Джо, наконец, пришлось отказаться от попыток спасти свою гордость, громко рассмеяться и нежно покачать головой при виде довольного выражения, появившегося на его лице, когда он понял, что успокоил ее. —Ты ужасный человек, раз так поступаешь, — закончила Джо, задыхаясь от смеха. — Хотя не более ужасен, чем я, потому что обнаружил это раздвоение! О, я знаю, что должна отругать тебя за то, что ты такой негодяй, но – о Боже, ты идеально передал выражение ее лица! —Правда? — сказал Лори, выглядя скорее удовлетворенным, чем раскаивающимся. —Что ж, спасибо, это все щечки. Она не смогла сдержать улыбку, остатки ее гнева на негодяя, пытающегося заступиться за ее мужа в театре, растаяли. В конце концов, было трудно продолжать злиться, когда Лори был таким веселым и не выказывал никаких признаков того, что его хоть немного заинтриговала какая-то таинственная женщина, которая так дерзко разыгрывала его. По крайней мере, это сняло еще один груз с ее головы. И когда он вот так улыбнулся ей, когда так уверенно взял ее за руку и легко повел по лондонским улицам, где они вскоре проскользнут в свой гостиничный номер, и он снова покажет ей, как мало другие женщины значат для него в настоящее время... Ей почти хотелось сделать то же самое для него, сделать что-нибудь достаточно грандиозное, чтобы заслужить его внимание, и сделать это с такой же настойчивостью и совершенством. Но, как всегда, где-то между ее ртом и мозгом нарушились связи, нервы сдали, и вместо этого она закончила тем, что пробормотала что-то еще, что-то настолько не относящееся к делу, что это заставило ее задуматься, когда и почему она превратилась в такую трусиху за годы замужества. —Я в этом не сомневаюсь, — вместо этого закончила Джо. —И знаешь, я действительно задаюсь вопросом, может быть, тот факт, что я такой же ужас, как и ты, именно поэтому ты женился на мне. —Ты такая, — сказал Лори, не сбиваясь с ритма. —И именно поэтому, моя дорогая, мы сила, с которой нужно считаться. Я боюсь, что однажды ночью мы захватим мир, если не будем осторожны. Я призываю стать диктатором где-нибудь в теплом и солнечном месте. Ей пришлось рассмеяться над его абсурдностью, пока они продолжали идти к своему гостиничному номеру, удивляясь, как, черт возьми, кто-то может говорить, что у нее сумасшедшее воображение, когда ее замечательный муж сам может быть таким сумасшедшим. —И ради чего бы я вообще хотела захватить мир? У меня уже есть ты в моем королевстве, и ты – горстка. Я не уверена, сколько еще я могла бы вынести! Я вполне могу сломаться от всего этого, Тедди. Он пожал плечами и выглядел совершенно беззаботным, хотя Джо заметила, что его руки теперь немного крепче обнимали ее, когда он повел их обоих быстрее к отелю, который она едва могла разглядеть на другой стороне городских улиц. —Я уверен, что все будет иметь смысл, пока мы делаем это вместе... хотя, должен признать, я могу придумать несколько вещей, которые в настоящее время могут быть более захватывающими, чем мировое господство. Ты можешь угадать их, дорогая? На самом деле, учитывая, как сильно он обнаружил, что ему нравилось дразнить ее по поводу очень легкой, почти незаметной ревности сегодня, Джо очень даже могла. Но, учитывая все это, она подумала, что такой поворот вполне может быть честной игрой. Именно поэтому она решила, что сейчас самое подходящее время начать намеренно замедлять шаг, отставая от него до такой степени, что ему пришлось проглотить ругательство и посмотреть на нее с озадаченным выражением лица, на которое она невинно заморгала. —Угадай? — вместо этого она защебетала, когда его глаза подозрительно сузились. —Я могу, дорогой сэр! Я действительно люблю игры в угадайки. Дайте мне подумать... это имеет какое-то отношение к театру? Я знаю, мы только что вернулись с одного из них, но я слышала, что в старом Колизее, всего в нескольких кварталах от нас, проходит блестящее возрождение "Орфея". А затем, наклонив к нему голову и сделав вид, что не замечает, как дернулся его благородный лоб, она мило улыбнулась. —Или я ошибаюсь? Я действительно люблю эти игры, но часто проигрываю в них. Видите ли, мне просто не повезло. Бровь Лори продолжала слегка подергиваться при этих словах, таким образом Джо пришла в восторг от того, что до сих пор у них все шло так хорошо в браке. Однако довольно скоро он пришел в себя, и Джо моргнула, увидев озорную ухмылку, расплывшуюся на лице, которое вскоре оказалось слишком близко к ее лицу. Ей следовало помнить, что, если она хотела поиграть с ним в игры, он был слишком умным противником... —Правда? — спросил он, и холодная беззаботность в его голосе, когда он брел по лондонской улице в квартале от их частного гостиничного номера, заставила Джо сузить глаза. —Я думал совсем о другом, но... И не успела Джо опомниться, как его рука крепко обняла ее за плечо, готовая повести по совершенно противоположной улице, даже когда она пискнула и отчаянно задалась вопросом, почему он меняет их маршрут. —Возможно, у вас правильная идея! В конце концов, я не могу представить никого, с кем бы я предпочел увидеть Орфея в оперном театре. Возможно, уже вечер, но я не думаю, что еще слишком поздно купить пару билетов, если мы поторопимся... О, привет! — тихий голос в голове Джо уже начал завывать — это было нечестно! Он не должен был воспринимать ее поддразнивания по поводу отсрочки того, что неизбежно произойдет в их личных покоях всерьез! Он должен был протестовать, а она должна была смеяться над его возмущением, и в конце концов они оказались бы в своем гостиничном номере, в своей постели, и он помог бы ей снять это нелепо-душное вечернее платье, и распустил бы ее волосы своими изящными руками пианиста, и прикоснулся бы своими талантливыми губами к ее вздрагивающим плечам, и... О, этого просто не было здесь. Густо покраснев от воспоминаний, она прервала его медленное шествие, поставив ноги на улицу и отказываясь сдвинуться с места. Действительно, даже когда она говорила, она смотрела на него глазами, в которых была настоящая буря. —Ну, уже почти закат, Тедди! Время покупать билеты уже прошло, сколько бы ты ни донимал обслуживающий персонал словами или подкупом. Самое раннее, нам придется вернуться завтра утром. Это, похоже, не повлияло на ее мужа. Его ухмылка только расширилась, когда он посмотрел на часы. —Так почти и есть. Какая жалость. Однако, судя по тому, что рассказал мне старина Фред, в Конвент-Гарден всегда выступают уличные артисты, если вы ищете небольшое вечернее развлечение. — он сделал паузу с видом человека, который не может представить себе большего счастья на земле, чем быть допущенным к таким зрелищам. — Что может быть лучше, чем провести остаток вечера? Что ж, Джо, например, могла бы придумать гораздо более живой — хотя и, по общему признанию, с наклейками — способ. Но если Лори собирался играть в их маленькую игру именно так... Что ж, возможно, он был довольно великолепным и опытным внимательным мужем, но она также не думала, что была такой ужасной женой, какой могла бы быть. Возможно, для любого другого мужчины она была бы равнодушной и немного раздраженной их желаниями и потребностями — но по какой-то причине она хотела сделать все возможное для своего Лори, каким бы непроницаемым он иногда ни был. И, обдумав его с той же тщательностью, с какой она могла бы обдумать неработающий текст, она решила, что Лори, возможно, был не так рад отсрочке определенных приятных моментов, как сейчас пытался казаться... ...вероятно. ...надеюсь. Что ж, есть только один способ узнать. И Джо не зря в юности хотела стать актрисой. Именно поэтому сейчас она изобразила на лице сияющую улыбку, от которой бровь Лори снова взлетела на лоб. —О, дорогой, — пробормотала она с театральной жеманностью, которая заставила его уставиться на нее, — Для меня было бы такой честью, если бы ты взял меня с собой! Мы могли бы провести там всю ночь, если это твое самое заветное желание. Хотя... И хотя, вероятно, это было жульничеством в рамках правил их игры — остановить его, проведя пальцами по твердой линии его подбородка, и развернуться перед ним в середине движения, придвинувшись так близко, что — жена она или нет — это выглядело более чем немного за рамками надлежащей общественной моды, их тела прижимались так близко друг к другу в тишине возле оживленных городских улиц, что это было определенно неприлично, так близко, что она могла почувствовать его внезапно учащенное дыхание на своих едва приоткрытых губах... Что ж, возможно, это было жульничество, но в игре, в которой сочетались и любовь, и война, Джо решила, что все честно. И, по крайней мере, по тому, как его дыхание замерло на длинной, стройной шее, когда ее губы почти коснулись его губ на оживленных лондонских улицах, Джо поняла, что это пока работает. Вот почему сейчас она смотрела на него снизу вверх из-под вуали своих темных ресниц, ее руки нежно покоились у него на шее. —Хотя у нас действительно назначена встреча с Эми и ее дорогим Фредом прямо в начале утра, поэтому у нас не будет возможности уединиться в течение следующих нескольких дней вообще. Стыдно, когда семейные обязательства лишают нас собственного удовольствия, не так ли? Особенно когда... Его дыхание было горячим на кончике ее уха, когда она придвинулась ближе, пока ее губы мягко не коснулись мочки его уха с каждым горячим движением ее дыхания. —Особенно когда, — пробормотала она, прекрасно понимая, что сделала с ним, и что он был способен сделать с ней, — Мне все еще снится прошлая ночь. С тобой. И я. И тот виноград, который ты привез с фермерского рынка и использовал так... умело. Краем глаза она заметила, как у него дернулся кадык при этой мысли, хотя лицо его оставалось восхитительно спокойным. —О, правда? Я думал, тебе больше понравился кусочек с клубникой. Джо вела короткую, но тщетную борьбу с румянцем на щеках, хотя ее голос оставался ровным, когда она заговорила. —О, это была вдохновенная импровизация. Но виноград мне все равно понравился больше. Они были очень... милыми. Ее муж тихо рассмеялся, и она была так близко, что могла почувствовать это своим телом, когда его руки поднялись, чтобы медленно погладить ее по спине. Если они не привлекали пристальных взглядов раньше, то, вероятно, привлекли сейчас. —Тогда я должен сделать признание. — когда Джо снова взглянула на него из-под ресниц, он не выглядел совсем серьезным – и блеск в его глазах действительно был неудержимым. Тем не менее, Джо пришлось признать, что она задета, и надолго вышла из роли, чтобы ее глаза расширились, а голос выдал удивление. —Признание? Правда? О чем? Но нет-нет, она не должна так легко сдаваться. Ее муж был хитрым человеком, и, насколько она знала, это вполне могло быть просто еще одним способом направить ее в нужное ему русло. Несмотря на то, что она могла любить его — и, о, помоги ей Бог, она любила — она не хотела, чтобы он вел себя с ней дико и неуправляемо. Кроме того... если бы ей пришлось признать правду, ей скорее нравилось играть с ним в эти игры, продолжение всех тех случаев, когда они ссорились и мирились в детстве, которые лишь смутно осознавали, как сильно они хотели друг друга. По крайней мере, это определенно делало жизнь интересной. И это, в конце концов, было одной из причин, по которым она вышла замуж за донкихота, который сейчас так умело дразнил ее. Вот почему сейчас она повернулась к нему с подозрительным блеском в глазах, нежно прижав пальцы к его груди, ее обручальное кольцо блеснуло в мягком свете, все еще окружавшем их. —О чем, дорогой Тедди? Ты собираешься сейчас рассказать, что все это время хранил что-то безумно важное для меня? Возможно, сумасшедшую жену на чердаке какого-нибудь заброшенного дома? Лори наклонился, как будто хотел поцеловать ее в щеку, во вполне приемлемой и даже семейной манере. Но когда его губы коснулись ее нежной кожи, это вызвало гораздо менее приятные ощущения. —Ты опять слишком много начиталась Бронте, — прошептал он, —Дальше, я полагаю, ты скажешь мне, что я собираюсь похитить тебя на вересковые пустоши для какой-нибудь эпической трагедии. С сожалением должен это сказать, но я не верю, что мы можем больше проводить время на свежем воздухе, не говоря уже о парке. Потому что, если бы мы это сделали, у меня не было бы другого выбора, кроме как изнасиловать тебя на глазах у всех остальных, и кто знает, как бы отреагировали патрулирующие вокруг хорошие офицеры? Вот и все, и этого было более чем достаточно. И даже когда у Джо отвисла челюсть, и она широко раскрытыми глазами уставилась на своего мужа, он взял ее за руку в своей почти целомудренной манере и начал тащить ее быстрой рысцой к их отелю, уже выглядывающему в поле зрения, его следующие несколько слов были достаточно вежливыми, чтобы их услышал любой на улице. —И это было бы крайне неудобно, я думаю, ты согласишься. Так что мы можем с таким же успехом назвать это ранним вечером. Этого, конечно, было достаточно, чтобы Джо, шагающая рядом с мужем, решила, что ей придется убить его за такое великолепное вероломство в их игре. Это была бы очень благородная, нежная и трагическая смерть, поскольку, в конце концов, она любила его и сама вела не совсем честную игру. Но, учитывая образы, которые он только что вложил ей в голову посреди улицы. Что ж, когда он заставил ее чуть не упасть от одной мысли о том, что он будет изнасилована на публике, она была почти уверена, что он вообще не оставил ей выбора. Ради своей чести она просто собиралась убить его, попросить Эми помочь ей превратить его в великолепные краски для ее тонкой художественной палитры и сбежать со всего континента в качестве вероломной черной вдовы. ...Даже если какой-то ужасный внутренний голосок подсказывал ей, что это будет напрасной тратой его великолепной формы так скоро после свадьбы. Подавив подергивание, которое, как она в настоящее время отрицала, было таким же страстным, как и все остальное, Джо заставила себя улыбнуться ради всех, кто пришел на min the street. —О. Да. Очевидно. Да. Продолжая идти, Лори криво ухмыльнулся ей. —Ты уверена? Ты, кажется, сильно покраснела. Не хотела бы ты остановиться на минутку и отдохнуть, моя дорогая? Подождите, она сказала "благородный", "нежный" и "трагичный"? Было ли слишком поздно полностью заменить эти прилагательные на что-то более злобное? Джо поймала себя на том, что смотрит на своего чересчур жизнерадостного мужа с желанием сделать что-нибудь менее чувственное — или, о, ладно, что-нибудь более брутальное наряду с чувственными вещами — с его и так слишком красивой фигурой. —Я почти уверена, что если бы я это сделала, ты бы без предупреждения поднял меня на руки, сказал, что можешь это сделать, потому что это наш медовый месяц, и все равно ушел бы в наши комнаты. — затем, так резко, как только могла, хотя и боялась, что в нем могло сквозить какое-то подавленное желание: — Или я ошибаюсь? Импульсивный молодой человек, которого она знала так давно, вполне мог сказать ей "да" и заслужить брошенный в него ботинок за такие слова. К счастью, менее импульсивный — хотя и не менее озорной — взрослый мужчина, в которого он вырос, очевидно, знал, когда нужно придержать язык, чтобы порадовать свою жену. Возможно, именно поэтому ее муж наконец улыбнулся ей и сказал очень счастливо: —Боже мой, Джо, ни в малейшей степени. Я слишком сильно хочу тебя, чтобы притворяться, что это не так. Мы можем поторопиться, пожалуйста? И хотя это, вероятно, означало уступку и позволяло ему набрать очко в вечных играх, в которые они играли друг с другом, Джо не могла не улыбнуться и, наконец, поддалась его мальчишескому обаянию. В конце концов, именно она начала эту игру, так спровоцировав его. И он был так хорош ранее этим вечером, когда не терял своих рук и глаз нигде, кроме как на ней, даже когда некая рыжеволосая настаивала на том, что он повел свою незамужнюю тетю на спектакль вместо жены, с которой прожил всего 20 недель... Джо полагала, что подобная преданность должна быть щедро вознаграждена. Вот почему сейчас она бочком подошла к нему с улыбкой, ее долговязое тело каким-то образом идеально вписывалось в его крепкую фигуру, ее рука поднялась, чтобы пожать его в ответ на довольную улыбку, которую он ей послал. Этого было почти достаточно, чтобы ей захотелось сказать что-нибудь ободряющее, сказать что-нибудь, что надолго запечатлело бы эту лучезарную улыбку на его лице и заставило его осознать, что она больше, чем знала, как ей повезло, что он у нее есть, несмотря на все, через что она заставила его пройти раньше, и кем была сейчас. Этого было достаточно, чтобы заставить ее пожелать, чтобы грани даже по отношению к нему были немного менее острыми, ее характер немного более резким, ее некрасивость немного менее бросалась в глаза на фоне всех других женщин, которых он мог бы заполучить в этом прекрасном городе. Этого было достаточно, чтобы заставить ее пожалеть, что у нее не нашлось слов, чтобы сказать ему это. Но, как всегда, она сдерживалась, и даже кольцо с бриллиантом, сверкавшее на безымянном пальце ее левой руки, не могло заставить ее произнести слова, которые так часто требовалось произнести. Вместо этого она с трудом сглотнула и попыталась поднять на него глаза с застенчивой улыбкой, которая скрыла бы ее беспокойство. —Мы должны, — сказала она и захлопала ресницами достаточно сильно, чтобы заставить его усмехнуться. —В противном случае, у меня такое чувство, что последствия могут быть действительно ужасными! Это чувство усугублялось веселым взглядом, которым одарил ее муж, который частично маскировал скрывающийся за ним голод. —О, — пробормотал он, его пальцы слегка согнулись, когда они переплелись с ее пальцами, —Ты даже половины этого не знаешь, моя дорогая, самая странная Джозефина. Ей пришлось прикусить губу, когда она посмотрела на него, невольно заинтригованная. —Разве нет? Я бы подумала, что к этому времени я слишком хорошо знаю тебя и твои трюки! Однако вместо того, чтобы прямо ответить на вопрос, Лори продолжал невозмутимо идти, еще одна необъяснимая улыбка расцвела на его лице, прежде чем он снова обратил на нее свой напряженный взгляд. —Тебе нравится платье, которое на тебе сейчас, Джози? Немного удивленная сменой темы, она опустила глаза, наблюдая, как ее элегантная юбка развевается вокруг нее, пока они спешат всего в полуквартале от их отеля. —Ах ... да? Я полагаю? В конце концов, ты выбрал его, и Бог свидетель, оно лучше, чем то, что я бы выбрала для себя. Мы оба знаем, что у меня такое же чувство стиля, как у бабуина-дальтоника-эпилептика из четырнадцатого века. —Вот это интересное сравнение, — съязвил он, все еще держа ее за руку, пока они продвигались вперед. — И это действительно очень подчеркивает изгиб твоих бедер и мягкую выпуклость под воротником... вот почему я полагаю, что с моей стороны было бы не очень по-джентльменски срывать его с тебя, как только мы доберемся до нашего отеля. В один прекрасный день, сказала себе Джо, она научится перестать краснеть, как влюбленная школьница, каждый раз, когда ее муж говорит что-то в этом роде. В один прекрасный день она собиралась взять себя в руки, посмотреть ему в лицо и отреагировать так же хладнокровно, как ее сестра Эми на такие романтические деликатесы. В один прекрасный день она собиралась вести себя как миссис Лоренс — не должна так волноваться при малейшем признаке того, как сильно он ее хотел, или чувствовать, как под ложечкой образуется твердый комок вины и обмана от осознания того, что она не могла — и, возможно, никогда — быть достаточно хорошей, чтобы по-настоящему их заслужить. Но этот день был не сегодня. И когда Джо вырвала руку у мужа, дерзко улыбнулась ему с раскрасневшимся лицом и сказала, что последняя посетительница их гостиничного номера не получит следующую порцию клубники, она была почти рада этому. В конце концов, хотя быть респектабельной и уравновешенной замужней женщиной, несомненно, имеет свои преимущества, быть склонной к растерянности тоже может быть замечательно. И когда она парила по улицам Лондона прямо перед своим мужем, когда они со смехом мчались в номер для новобрачных, Джо решила, что достаточно скоро она придумает другой способ заслужить своего Тедди. Если бы они участвовали в гонках в открытых лесах Коннектикута, Джо была готова поспорить на все, что осталось от ее девичьей добродетели, что она смогла бы обогнать своего мужа благодаря чистому уму и глубокому знанию окружающих их тропинок. К сожалению, ориентироваться на оживленных улицах Лондона было гораздо сложнее — особенно в обтягивающем вечернем платье и на узких каблуках, — и Джо с тревогой наблюдала, как ее муж легко обгоняет ее со своими абсурдно длинными ногами и удобными брюками. Честно говоря, не было ее вины в том, что мужская мода всегда была намного удобнее женской! И Джо все еще немного дулась, когда, наконец, нырнула в отель, взбежала по лестнице, чтобы увернуться от консьержа, и встретилась с Лори — раскрасневшимся от напряжения и смеха, — когда он открывал для нее дверь в их номер для новобрачных. —Что ты, опять говорила о клубнике? Что ты там говорила? — весело спросил он, хотя Джо предпочла показать ему язык вместо ответа, прежде чем проскользнуть в элегантные и абсурдно дорогие апартаменты, которые он забронировал для них обоих. Оказавшись внутри, Джо не смогла сдержать легкого вздоха, побежала вперед и снова увидела захватывающий вид на городские улицы из окна балкона. Когда-то давно, когда она была молодой порывистой и совершенно уверенной, что никогда не выйдет замуж, она предполагала, что посетит такую страну, как эта, только в качестве компаньонки своей капризной тети, бедной родственницы, которая будет жить за счет тех крох доброты, которыми ее время от времени одаривало социальное начальство. Она никогда не тратила время на жалость к себе; на самом деле, если бы кто-нибудь когда-нибудь спросил ее, чувствовала ли она, что с ней плохо обращаются, она бы отрицала это и упрямо утверждала, что годы борьбы как в Conchord, так и в Нью-Йорке только значительно обострили ее талант. Когда-то она даже гордилась своей непоколебимой независимостью, своим способом жить в мире, который иногда, казалось, почти активно противодействовал тому, чтобы она прокладывала свой путь, и она все еще была рада тем годам, которые провела, процветая, ни в чем ни от кого не нуждаясь. А потом, конечно, она вышла замуж за своего лучшего друга, и все, что она знала о независимой жизни старой девы, полностью перевернулось с ног на голову. Внезапно ей, вероятно, больше никогда не придется беспокоиться о выплате месячной арендной платы, или отказываться от еды, чтобы купить пергамент, или бороться с нелепыми сроками, чтобы пока продержаться в городе. И внезапно ей наконец удалось совершить поездку своей мечты в Европу бок о бок с кем-то, кого она любила и кто почти безумно любил ее в ответ, кто постоянно делал все возможное, чтобы обеспечить ее всевозможной роскошью и сделать счастливой. И который так часто заставлял ее чувствовать себя такой, такой, такой невероятно виноватой за то, что она недостаточно платила ему за его любовь, независимо от того, как часто он протестовал, что разрешение быть с ней уже было достаточной платой. Он так старался угодить ей, ее Тедди. Так тяжело, как будто какая-то часть его беспокоилась, что если он перестанет добиваться ее постоянного одобрения, она может рассеяться, как туман в его объятиях, как мечта, которая испарится под резким светом реальности. И хуже всего, пожалуй, было то, что она не могла по-настоящему винить его за такие чувства, за беспокойство под маской очаровательной уверенности в себе, которую, казалось, могла пробить только она. В конце концов, она не облегчала ему жизнь до того, как они поженились. Им потребовалось гораздо больше времени, усилий и боли от того, что они чуть не разбили сердце сестре, прежде чем они поняли, что любая жизнь, в которой они не были бы вместе, была бы действительно бесплодной. И в любом случае, Джо было трудно винить его за то, что он иногда чувствовал себя неловко в их браке, когда она часто беспокоилась о том, чтобы измениться и в нем, либо стать слишком мягкой и слишком зависимой от него... или, как это ни парадоксально, недостаточно измениться, недостаточно стать утонченной молодой хозяйкой поместья, какой, как она знала, от нее потребует Лори, когда они перестанут развлекаться в Европе и вернутся в свой дом в Нью-Йорке, чтобы по-настоящему начать жить. В любом случае, Джо не нравилась мысль о переменах. На самом деле, ей никогда не нравилась. Если бы она могла, она подозревала, что заморозила бы время в янтаре задолго до того, как кто-то должен был умереть, и что-то должно было измениться, и любые мечты должны были медленно угаснуть. Нет, Джо не очень нравилась идея перемен. Никогда бы не понравилась, честно. Но если бы это принесло руку Лори в ее ладонь, его губы на ее губах, его тихие заверения, его теплый шепот и то, как он смотрел на нее сейчас, как будто он мог заземлить ее внутри себя, отгородить от нее весь мир, как будто она действительно была ему нужна... Возможно, она не смогла бы говорить: «я люблю тебя», так откровенно, как это делал он, или так постоянно. Возможно, она никогда не смогла бы быть такой открытой и честной, как он, без особых усилий. Возможно, она никогда не смогла бы поцеловать его в губы, не задаваясь вопросом, что могло бы быть в другой жизни, если бы не сложилось сейчас. Возможно, она никогда не станет той женой, которую он заслуживал, никогда не будет такой красивой, скромной или утонченной, какой заслуживала миссис Лоренс. Возможно, люди, подобные женщине в театре, всегда будут смотреть на них и задаваться вопросом, что она сделала, чтобы заманить в ловушку мужчину, который заслуживал гораздо лучшего. Возможно, она тоже всегда задавалась одним и тем же вопросом. Но она, конечно, все еще могла как-то загладить свою вину перед ним за все эти маленькие измены. Конечно, она могла найти способ доставить ему удовольствие, даже несмотря на их огромную разницу. Даже когда эти мысли оформились в ее голове в связность, она чувствовала, как объект размышлений украдкой перемещается позади нее, пока она смотрела вниз на темнеющий город под их комнатой, зажигая свечи тут и там, расстегивая самые громоздкие детали его прекрасного вечернего наряда и делая вещи для вечера настолько идеальными, насколько это было возможно. И когда он, наконец, закончил приводить себя в порядок и присоединился к ней на балконе, его губы коснулись ее дрожащего затылка, когда он притянул ее спиной к своей груди и обхватил руками за талию с собственнической нежностью. —О чем ты думаешь? — спросил он, с любопытством разглядывая тот же лондонский закат, которым наслаждалась она, —Когда у тебя на лице появляется такое задумчивое выражение, дорогая, я не знаю, бояться мне или просто волноваться. Она вынуждена была улыбнуться, ее рука автоматически легла на его руку, мягко сжимая их. —Это твои единственные варианты? Я не знаю, должна ли я стыдиться или тревожиться из-за того, что ты мне не доверяешь! Он просто рассмеялся, и на этот раз смех коснулся ее шеи и заставил кожу ниже линии волос приятно задрожать. —Ты не должна быть ни той, ни другой, если это вообще возможно. Учитывая, что мы теперь юридически муж и жена, ты можете оставить все эти заботы и головоломки мне. Это заявление было достаточно неожиданным, чтобы резко оторвать Джо от ее собственных задумчивых мыслей, и в конце концов, разрываясь между смехом и свирепым взглядом на него, она ограничилась тем, что бросила на него раздраженный взгляд через плечо, пытаясь скрыть смешок рукой. —В самом деле? Господи, Тедди, пожалуйста, скажи мне, что ты серьезно не воспринимал советы своего дедушки о том, как вести себя подобающим образом в браке! Он, конечно, прекрасный мужчина, но в тот день, когда я слепо позволила тебе диктовать мне... Нисколько не обеспокоенный, он рассмеялся и снова поцеловал ее в шею, бесстыдно воспользовавшись тем фактом, что последние несколько месяцев их нового брака он провел, усердно выявляя ее самые слабые места. И когда она ахнула и выгнула ему спину, он провел руками по ее волосам и двинулся дальше. —...Это день, когда твои блестящие мозги вытекут из ушей, потому что я занялся гипнозом. Я знаю, Джо, я знаю. В конце концов, из нас двоих ты – самая умная. Я обещаю тебе, на самом деле я бы никогда не хотел, чтобы ты перестала думать так, как ты думаешь, какой бы загадочной ты ни была. И разве не это было одной из причин, по которой она в конце концов вышла за него замуж? Больше, чем любой другой мужчина, которого она знала, он уважал ее, абсолютно, безоговорочно и по-настоящему. Он знал ее во всей ее невротической и часто раздражающей красе, и он все равно любил ее, несмотря на все проблемы, которые она могла доставить. Многие ли другие мужчины могли сказать то же самое о своих новообретенных невестах? Сколько других мужчин попытались бы изменить ее к «лучшему», вместо того чтобы принять ее как очень реального и очень подверженного ошибкам человека, которым она могла бы быть? Она любила его. Может быть, не так многословно, не так страстно и не так самоотверженно, как он любил ее, но, тем не менее, она чувствовала это в своем мозгу, крови и теле. И если бы она могла что-то сделать, чтобы загладить свою вину перед ним... загладить свою природную колючость и тысячи различных способов, которыми она делала его жизнь менее простой и непринужденной... Не обращая внимания на ее мысли, ее самый замечательный муж снова начал тереться о нее носом во время затишья в их разговоре, хотя и отстранился, как только заставил ее покраснеть достаточно сильно, чтобы сравниться с раскинувшимся перед ними закатом. —А теперь, — начал он темным, низким и немного грубоватым голосом, —Не перейти ли нам к вечернему разрыванию корсажа? И каким-то образом, словно удар молнии, ударил ее прямо между лопаток от волнения, едва царившего между его словами, его руками и его губами почти на ее губах при мысли о том, что должно было произойти вечером... —Джо? —снова спросил Лори, теперь уже выглядя немного встревоженным, поскольку его новоиспеченная жена просто смотрела на него совершенно пустыми глазами, когда казалось, что она смотрит куда-то мимо него... может быть, ты хочешь заняться чем-нибудь другим? И затем, довольно душераздирающе, он отводит от нее взгляд: —Неужели я каким-то образом умудрился переступить свои границы? Что ж, внезапно Джо подумала, что знает по крайней мере один очень бессловесный способ продемонстрировать, насколько она дорожит его обществом, особенно если ее предательский язычок все еще отказывается просто выплюнуть это сейчас. Это был бы действительно блестящий способ все уладить! И нет необходимости говорить, что, пройдя через это, она почти наверняка докажет своему мужу, что действительно хочет отплатить ему за компанию, какой бы пассивной и туповатой она ни казалась раньше. Теперь, если бы только она могла быть уверена, что не выставит себя дурой или не упадет в обморок от потери крови, когда сейчас выполняла простое формирование в своем мозгу... —Нет! — она чуть не закричала в ответ, когда в ее голове, наконец, начал формироваться план. —Нет, я не хочу, чтобы ты делал что-то еще, но останься здесь, со мной! На самом деле... если ты не возражаешь... побаловать меня...? —Я буду счастлив побаловать тебя, — быстро ответил он, его поблекшая улыбка теперь вернулась в полную силу, пальцы, которые до этого соскальзывали с ее бедер, снова с жаром сжали ее. —Любым способом, каким ты захочешь от меня. —Возможно, ты пожалеешь, что сказал это, — сухо сказала она, хотя он широко улыбнулся ей и не выглядел убежденным. —И ты совершенно уверен, что был бы готов предоставить мне любую свободу, о которой я попрошу, абсолютно без жалоб? —Очень, - сказал он ей, и под этим культурным тоном скрывался лишь намек на что-то более глубокое и грубое, что-то, что вырвалось наружу, когда он наклонился, чтобы поцеловать ее, его горячий рот прижался к ее губам, его язык скользнул по ее губам, его пальцы поднялись от изгиба ее бедра, вверх по выпуклостям ребер, чтобы решительно поиграть с изгибом ее мягкой груди. И когда он отошел, его глаза горели тем темным, опасным светом, который всегда заставлял ее коленки дрожать, как тростник на ветреном берегу, он снова ухмыльнулся, повторяя свои слова. —Очень, очень, очень. И если ее ответная улыбка была окрашена лишь легкой долей беспокойства — что ж, это не означало, что миссис Лоренс собиралась просто сдаться и уйти, в конце концов. У женщины должна быть своя гордость, так же как у мужчины должно быть свое удовольствие. И Джо хотела, чтобы он знал, что этим вечером он был достаточно любим, чтобы проявить оба качества... ...Вот почему она в конце концов ответила ему кривой улыбкой, даже когда проскользнула мимо него с балкона и снова поманила его в спальню веером из некрасивых пальцев, на которые он так старательно надел обручальное кольцо. —Тогда возвращайся в нашу спальню, — сказала она и наблюдала, как улыбка на лице ее мужа становится все шире и шире. —Делай все, что в твоих силах, чтобы расслабиться. А потом я хочу, чтобы ты сел на нашу кровать и просто... Она замолчала на минуту, внезапно почувствовав, как ее пронзает еще один укол сомнения, такой же формы и запаха, как то, что она всегда чувствовала, когда пыталась угодить ему, нарушая их повседневную рутину. Это был тот же голос, который слишком часто говорил с ней тоном ее тети, голос, который говорил ей, что если она не может быть достаточно грациозной, чтобы выполнять обычные супружеские обязанности, то как, черт возьми, она может надеяться показать ему, как много он для нее значит, только движениями своего тела..? Но когда Джо сделала еще один прерывистый вдох и посмотрела на него, глаза Лори были достаточно яркими, чтобы сравниться со всеми огнями во всем их новом городе. И когда она сделала паузу, он просто снова улыбнулся и склонил голову набок, ожидая ее, как он был так терпелив, ожидая ее во всем. Этого было достаточно, чтобы она решила, что поступает правильно. —Тогда сядь на нашу кровать, — храбро продолжила она, подзывая его все ближе и дальше, —И просто... смотри, что я делаю. И когда он закрыл за собой дверь, следуя за ней внутрь, его глаза многообещающе блестели, Джо могла только надеяться, что ей удастся сделать то, что она надеялась сделать с ним в данный момент.