Сладкий

Рюноске сидел на недавно выкрашенной лавочке,  ножками колыша воздух. Он, уныло опустив голову, перебирал пальчиками мех плюшевого тигренка. Ещё не выветрившаяся краска горчила во рту, отчего хотелось кашлять, но мальчик мужественно терпел, зажмурив глазки и почти не дыша. В очередной раз скрипнула железная калитка. Ребёнок сильнее сжал веки, вжимаясь спиной в деревянные рейки. Он очень боялся, что вошедший окажется не тем человеком - что он бросил его, посчитав непослушным сыном. Раздались лёгкие неторопливые шаги. Мальчик прижал к груди игрушку. — Рюноске-е-е… Собрался там до утра сидеть? Услышав знакомый гнусавый голос, малыш распахнул мерцающие тёмные глазки. Он быстренько сполз с лавочки, помогая себе рукой, и поспешил в тёплые объятья присевшего мужчины. Осаму чуть пошатнулся от налетевшего на него маленького человечка, но сумел удержать равновесие, окольцовывая ребёнка руками. Рюноске вцепился в бинт на шее, всё ещё прижимая к себе тигрёнка. Эта игрушка оказалась из серии тех, которые дети вечно таскают за собой и ревут, стоит попытаться забрать  её на минутку. Посмеиваясь, Дадзай потянул ребёнка вверх. — О, Вы уже забираете Рюноске? — Обратилась молоденькая нянечка, кокетливо заправив выбившуюся прядь. — Да, спасибо, что присмотрели за моим разбойником, — Осаму подмигнул подошедшей женщине. Она наигранно покраснела, опустив смущённый взгляд. Мужчине всегда нравилось заигрывать с молоденькими девочками. Порой они проявляли невиданные актёрские таланты. Но эта, похоже, оказалась не из робкого десятка, судя по их предыдущим беседам. — Ох, ну что Вы, у Вас чудесный сын! Каждый день выжидает Вас. Дадзай хохотнул, решив проигнорировать лесть. — Вашей жене повезло — не каждый отец готов заботиться о своём ребёнке. «О, если я не буду вовремя забирать его из садика, она сожрёт меня на завтрак». — Просто мама бьёт папу. Дадзай не успел и рта открыть, как маленький сынишка записал его в клуб жертв домашнего насилия, да ещё и с таким угрюмым личиком, что теперь придётся ловить сочувствующие вздохи до самой школы.  Нянечка охнула, прижав ладонь к пухлым губам. — Извините, но мне пора везти Рюноске домой, — Осаму махнул рукой, спеша удрать к машине до того как малыш ляпнет что-то ещё. А тот, нахмурив бровки домиком, косился на нянечку, которая, по его детскому мнению, чересчур много улыбалась папе! У него есть мама, у него есть папа, а для третьей тётечки даже нет кровати — делиться своей он уж точно не собирается! Мальчик отвернулся, фыркнув отцу в ухо.  Если честно, мужчина не особо хотел отдавать мальчика в садик, но на этом настояла жена, прочтя двухчасовую лекцию о роли детского сада в социализации их сына. Осаму решил не спорить, предпочтя с десяток раз покивать и завалиться спать.  Но теперь приходилось пожинать плоды собственной лени и каждый день ездить сюда в законный обеденный перерыв, дабы забрать Рюноске и вручить на попечение жены. Он вздохнул. — Зачем ты сказал, что меня бьёт мама? Теперь все будут думать, что я несчастный отец, которого обязательно нужно утешить, — спросил Дадзай, защёлкивая ремни на детском кресле.  Тем временем мальчик уже увлёкся старой жвачкой, навеки слившейся с грубой тканью сидения. — Ну, иногда, я слышу из вашей комнаты, как мама кричит.  И…и потом у мамы на шее появляются такие пятнышки, как у меня после того, как я упал с дядей Колей, — ребёнок протянул пухленькие пальчики, отщипывая кусочек противной резинки. Дадзай вздрогнул, внимательно осматривая крепления. — Если именно у мамы синяки, с чего ты взял, что она меня бьёт? Разве они не должны появиться у того, кого бьют? Мальчик резко развернулся к отцу, и уставился на Осаму удивленными глазами. У него даже чуть приоткрылся рот, обнажая неровные молочные зубики. «Кажется, он никогда не задумывался об этом». — Ты бьёшь маму? Мужчина грохнулся головой о крышу. Перед глазами заплясали звездочки, и захотелось плакать. Как же, твою мать, больно! — Слушай, — растирая рукой шишку, обратился Осаму, — у нас в семье никто никого не бьёт! Мама не бьёт меня — я не бью маму. Уяснил? Рюноске поджал губки. На маленьком личике отразилась тень страдания. Ему было жаль папу. — Тогда, откуда у неё пятнышки? — Спроси об этом маму. Шипя от боли, мужчина закрыл дверцу.  Мотор приятно заурчал, и машина плавно повернула в сторону дороги. По пути домой они заехали в небольшой магазинчик, прикупив продукты и обед для Дадзая. Пожилая женщина на кассе пожелала хорошего дня, протянув ребёнку конфетку. Тот поблагодарил, осторожно взяв её в ладошки. Осаму тоже сказал «спасибо», выводя увлечённого конфетой малыша на улицу.   Возле дома первым их встретил вкусный запах печенья. Рюноске ударил ножкой в водительское сиденье, поторапливая отца. Мужчина почувствовал, как рот наполняется слюной и не стал ругать сына, поспешив освободить от ремней и себя и ребёнка. Приняв устойчивую позу на земле, малыш весело поскакал к крыльцу, где его уже ждали бледные руки матери. Она по привычке стала сюсюкать своего ребёнка, а тот весело лепетал ей в ухо, посмеиваясь от щекотных поцелуев. Осаму наблюдал схожую картину каждый день, и только ради неё готов пропускать нудные обеды в компании коллег. Сердце трепетно сжалось от вспыхнувшей глубокой любви к малышу, указывающему на поцарапанную коленку, к прекрасной женщине качавшей своё дитя. Сентябрьский ветерок подхватил пару листьев, пронося мимо и аккуратно заправил один из них в прямые тёмные волосы, собранные небрежным пучком. Осаму словно приворожённого тянуло к двум хрупким фигуркам, что бы ласково обнять жену, погладить по голове Рюноске и подарить каждому полный искренней любви поцелуй. — Осаму? — Дора слегка смутилась под сверкающим взглядом мужа, но вида не подала.  — В волосах застрял, — мужчина ловко выхватил из волос листочек, показывая его женщине. Она с подозрением покосилась на расплывшегося в блаженной улыбке Дадзая. — Пойдём, если не спешишь к своему Куникиде, я покормлю вас. Он махнул рукой, пропуская даму вперёд. — Куникида достал постоянными отчётами. Такими темпами я скоро уволюсь, — мужчина закрыл дверь. Феодора скептически подняла взгляд поверх притихшего сына. — Не ной. Собрался вернуться к отцу? Дадзай задумался. Да, идея плохая.   Следующие десять минут Осаму ковырял ложкой липкую кашу, а Дора уговаривала Рюноске съесть хоть ложку той же отвратительной каши. Удивительно, но только с матерью он позволял себе капризничать. — Ну же, моё сладкое солнышко, она очень полезная. Даже папа кушает. Видишь? — женщина кинула в сторону мужчины предупреждающий взгляд. Осаму чуть не подавился собственной ложкой, принявшись сильно кашлять и бить кулаком в грудь. — Да-а-а? — Хитро пропел сынишка. — Да, — задыхаясь, ответил отец. Феодора довольно улыбнулась, когда малышу не осталось ничего кроме как съесть ненавистную кашу. Она зачерпнула ещё ложку. — Если справишься со всей тарелкой, я дам тебе любимый инжир, — добавил Дадзай ничуть не жалея сына. Малыш скривился, фыркнул и съел следующую ложку.  Сам же мужчина предпочёл отставить тарелку подальше от своей персоны. Как бы сильно он не любил жену, но каши терпеть не мог. Он поднял рукав рубашки, проверяя время. — Что ж, мне пора. — Уверен? Ты практически не ел, — спросила Дора. — Ага. Я не сильно голоден. Он увидел, как появляется глубокая морщинка на прекрасной переносице и поспешил разгладить её нежным поцелуем. Потрепав мягкие детские волосы, он уже собрался уходить. — А инжир? — Вспомнил про обещание малыш. Дадзай принял вид буд-то это не он пять минут назад в попытке выслужиться перед Феодорой обманул сына. — Инжир? Прости, забыл, но последний я съел утром.   Дора поспешила запихнуть, в начавшего было хныкать ребёнка, последнюю ложку. Тот так сильно удивился, что всё проглотил. — Ма-а-ам? — Папа будет ехать с работы и купит ещё инжира. Да? Она обернулась к мужу. Тот заметно сглотнул. — Да, разбойник. Только не плач. Ребёнок мужественно всхлипнул, утирая побежавшие сопли перепачканным в каше кулачком.