Хроники Нирна

      О проблемах с некромантами в Скайриме знали все, но ситуация складывалась абсурдная. Норды не любили магов и магию. При этом, чтобы справиться с некромантами, нужна именно магия. Но коллегию к этому не привлекали, потому что не доверяли ей. Оставалось справляться силами стражников, которые часто оказывались почти бессильны против опытных некромантов. Владения Скайрима теряли в результате живую боевую силу, но упорно к помощи коллегии не прибегали. Савос Арен, не желая усугублять очень натянутые отношения с властями Скайрима, был вынужден тайно посылать разведывательные отряды на места. Маги действовали, маскируясь под обычных искателей приключений и не имели права требовать огневой помощи от ярлов. Когда ярлу Балгруфу, названному Мудрым, говорили о некромантах, он морщился, как от зубной боли, требовал позвать к себе Фаренгара – придворного волшебника. Он мог только велеть предупредить граждан быть осторожнее и обмундировать своих стражников в зачарованные доспехи. Однако, у Фаренгара не было учеников, бедному волшебнику приходилось справляться порой почти в одиночку.       Да и жертвовать стражниками Балгруф не любил очень. Его владение находилось на самой границе гражданского противостояния в Скайриме. Его одинаково сильно раздражали, как имперские легионеры, так и разведчики братьев бури. Стражи было и так мало. Посылать людей зачищать крепость с некромантами – почти самоубийство. Но про проклятую Феллглоу он, к сожалению, знал. Больной нарыв на теле его владения. Почти все местные о нём знали. К счастью, крепость располагалась в ужасной глуши посреди степи, где вырастали два гребня скал. Феллглоу оказалась в своеобразных тисках, на треть уйдя под землю за время своего существования.       Эта крепость была бы проблемой и для многих магов коллегии. Стратегически она была расположена почти идеально для своей защиты. Анкано понятия не имел, кого, вообще, туда отправить. Фаральда тоже. Никому не хотелось жертвовать или рисковать своими учениками. Подумывали послать даже кого-то из преподавателей, пока не вызвался Каин. Фаральда уже после исчезновения эльфа была этим глубоко возмущена и всё, конечно, высказала мастеру Анкано, но вмешался архимаг, который прямо заявил, что эльф направился туда по его рекомендации и со своей задачей прекрасно справится.       – В одиночку! – бушевала Фаральда. – Первокурсника коллегии отправить в логово опасных некромантов, архимаг, вы в своём уме?       Редко кто видел мастера школы разрушения такой злой.       – Надеюсь, что в своём. Иначе было бы очень прискорбно, – с едва уловимой иронией ответил архимаг. – Он справится, леди Фаральда. Не недооценивайте своего ученика.       – Если он вернется, переведите его на курс “адепта”, – добавил Анкано. – Ему совершенно нечего делать на первом.       – Именно, что “если”! Вы, вообще, видели, как он выполняет упражнения на огненные заклинания? – процедила она. – Как дитё малое.       – У всех свои слабости. Упражнения с огнем и сложные вычисления ему придется натаскать в процессе, – невозмутимо ответил Анкано.       – Вы же к себе в совет его забрать хотите, – протянула эльфийка раздраженно. – Пока экзамен у меня не сдаст, на первом останется, мастер Анкано. Архимаг, молитесь Азуре, чтобы он вернулся.       – Ну, вот, – вздохнул Савос Арен, когда сильно сердитая эльфийка покинула его кабинет, – достанется сегодня ее ученикам…       У Фаральды были все основания беспокоиться. Она не знала, что Онмунд пропал вовсе не по семейным обстоятельствам, как сказал ей. Не знала, что норд отправился вместе с Каином. И Анкано не мог этого знать. Знал только архимаг и в том числе поэтому был уверен, что Каин вернется. Но даже если учесть, что у Каина будет тактическая и огневая поддержка, архимаг знал и то, кто именно является главой этого клана.       У нее не было имени, она отказалась от него давным давно. В ее небольшом ордене ее звали Вызывающей. Савос помнил ее имя, от которого она гордо отказалась, когда покинула и свою родную семью и коллегию. Талантливая девушка, ученица Финиса Гестора. Мастер колдовства не имел никогда любимчиков, но Каринда выделялась из всех. Помимо того, что она делала успехи в магических отраслях, она постоянно создавала что-то свое, что-то новое. Архимаг предупреждал мастера Гестора еще тогда. Приглядитесь к ней, – сказал он, – не торопитесь обучать ее экспертной магии. Идеи Вызывающей выходили далеко за рамки магической этики. Она действовала по принципу “если целью действий является выяснение истины, то не имеет значения моральная основа этих действий”. Превыше знания и могущества нет ничего. Мораль только сковывает, ставит подножки, стоит на пути высокого прогресса. Больше всего ее интересовали человеческие души. Как материал и источник энергии. Поэтому уже в коллегии она стала активно изучать и развивать идеи древней нордской некромантии, от которой стынет кровь в жилах любого нормального человека. Эта ветка магии почти всеми волшебниками в Скайриме считается черным пятном на истории развития колдовства. Использовать еще живых людей и их души, как катализатор работы магических машин и для усиления посохов, выкачивая из них заживо силы, личность, душу, заставляя переживать истинное безумие, истощение и отчаяние – уму непостижимо.       Крепость этой женщины была и правда прекрасно защищена. С запада и востока ее обступали высокие скалы, а на юге и севере стояли магические ловушки и два дежурных волшебника. Почти всегда территорию патрулировал мощный элементаль или голем. Пробраться незамеченным не представляется возможным, а лобовое столкновение чревато потерями со стороны противника.       Поэтому еще до проникновения в крепость Каин и Онмунд решили провести разведку, что так же было непростой задачей, поэтому перед этим следовало подготовиться, навестить вайтранский рынок, пополнить запас ингредиентов, зелий и инструментов.       Онмунд тактично выжидал. Это напоминало ему попытку приручения опасного зверя. Сначала нужно приблизиться к нему, не спугнуть и не вызвать его гнев. Потом подождать, когда зверь уснет, приляжет на отдых или расслабится, чуть утратив обычную бдительность. Тогда можно немного сократить расстояние и позволить ему познакомиться, протянуть ему руку, демонстрируя, что ты не опасен, и у тебя нет оружия. И в нужный момент предложить напиться. Самое главное – не демонстрировать страх, неуверенность, не представлять опасность. И тогда может быть белый медведь не откусит тебе протянутую руку.       Так удачно вышло, что Каин собирался пополнить запасы курительной смеси. А прямо за воротами Вайтрана деловая тройка – каджит, высокий эльф и нордка – открыли таверну. Очень необычную таверну под названием “Ваше Высочество”. Это был красивый, большой бревенчатый терем, который Балгруф терпеть не мог, но приходилось. Во-первых, таверна вроде бы не в черте города, во-вторых, приносила этому городу приличный доход и по всем правилам платила свою пошлину. Один нюанс – там торговали эльсвейрскими травами. Такими очень особенными травами, которые покупают, чтобы расслабиться и “расширить своё сознание”. Продавалось это всё, как чай и табак. Ничего запрещенного – никакого винограда джазби, живицы черного дерева или не дай боги скуумы. Всего-лишь травы. Беда была в том, что никакой прописанной в законе классификации травы подвержены не были, и торговать ими пока что было никем не запрещено. Да и зависимости особенной они не вызывали. Не больше, чем алкоголь, во всяком случае. Просто люди чудаковато вести себя начинали. В таверне всегда царил полный порядок. Каин раньше только слышал о ней от путешественников. Посреди светлого зала горел большой очаг. Перед ним сидел и курил кальян блаженного вида каджит. Рядом с ним в какой-то цветастой робе альтмер перебирал струны длинной лютни. Ветер потревожил колокольчики на входе, когда Каин и Онмунд вошли.       Нордка коротко взглянула на посетителей и приветственно им кивнула. Это была дородная, высокая женщина в богатом одеянии. Ее каштановые волосы были убраны в замысловатую прическу.       В таверне этой пахло цветами, специями и медом. Никакого запаха пота, никакой пролитой на столах выпивки, да и вообще посетителей очень мало, и все какие-то тихие. Даже звуков с кухни особенно не слышно.       – Добро пожаловать в “Ваше Высочество”, – негромко вымолвила нордка. – Чем могу вам помочь?       Онмунд отметил, что у нее сиродильский выговор. Он засмотрелся на прилавки за спиной женщины. Чего там только не было. Изящные керамические кувшинчики и экзотическая посуда, шелка и ткани, стекло, горшки с самыми разнообразными цветами и растениями. Именно они и создавали это потрясающее благоухание в помещении.       – Две комнаты, – сказал Каин.       – Одну, – поправил Онмунд. – Но две кровати.       Ты что творишь, самоубийца?       Эльф холодно на него посмотрел.       – Как пожелаете, – нордка что-то записала себе пером.       – Можете принести туда, скажем, две бутылки коловианского бренди и флин? – совершенно спокойно спросил норд.       – Сделаем. По счастью, у нас есть поставки из Вороньей Скалы.       Одна комната, много выпивки.       Онмунд собирается со мной по душам поболтать?       – Меня бесполезно спаивать. Алкоголь слабо действует, – мрачно сообщил ему эльф.       Онмунд его проигнорировал. Посмотрел на него как бы вскользь и спросил хозяйку:       – А что такое “Сияние Азуры”?       – Это… ммм… замечательная курительная смесь. Достаточно крепкая, но с мягким вкусом, – принялась рассказывать она. – Многие маги используют ее, чтобы расслабиться, заглянуть внутрь себя, внутрь своего личного мировосприятия, настраивает на задушевное настроение…       – Да, тогда нам два кальяна с этой штукой еще, – невозмутимо сказал норд.       – Сделаем. С алкоголем вполне безопасно, только действовать может сильнее.       – Отлично.       В коридоре Каин развернул к себе Онмунда за плечо:       – Ничего у тебя не получится.       – Ты про что? У меня день рождения, – беззастенчиво соврал Онмунд. Ложь была заготовлена заранее, мотивы казались норду благородными, так что врал он даже убедительнее обычного.       – Составишь мне компанию? – спросил он.       Каин пожал плечами:       – Запросто. Но мы подеремся.       – Мы постоянно деремся.       Это было святой истиной. В дороге вместе они провели примерно неделю. За это время раза четыре они дрались. Для тренировки, но вполне всерьез. Началось с того, что Каин сказал на привале:       – Что-то скучно как-то…       Потом выхватил нагинату и напал на мирно стоящего у костра Онмунда, который молниеносно отреагировал, материализовав в руке свою катану.       Так и повелось.       Каину пришлось признаться себе в том, насколько ему нравились эти поединки. Не то же самое, что было во дворе коллегии в первый раз. На просторе и без лишних глаз Онмунд мог позволить себе драться всерьез. Они наносили друг другу глубокие порезы, швыряли друг друга на камни и не боялись причинить боль. Норд никогда не сдавался, фехтовал почти безупречно, Каин получал от боя с интересным противником настоящее удовольствие. В процессе поединка на губах его появлялась хищная улыбка, чем-то напоминающая Онмунду Каинара. В эти считанные мгновения он слегка терял самообладание, и у эльфа возникала возможность его ранить.       Они частенько рисковали. Очень легко было ранить друг друга всерьез. Слишком легко. В особенности, когда Онмунду удавалось загнать упрямого эльфа в угол, вынуждая его мобилизовать свои силы для яростной мощной атаки.       Онмунду нравились эти поединки, потому что после них Каин становился сговорчивым и более легким в общении, но он всё равно никак не задевал тему талмора и Анкано. Они обсуждали найденный артефакт и готовили стратегии поведения совместного боя при атаке крепости Феллглоу.       И неизбежно сближались. Между ними была протянута невидимая, но очень тонкая леска взаимопонимания, основанная на проницательности и совпадении их внутренних принципов. И на общих шрамах – они оба это чувствовали. Онмунд процесс сближения активно усиливал, Каин сопротивлялся. Норд мог сколько угодно себе повторять, что делает это из практической выгоды, но не стал. Больше никакого вранья самому себе.       Решили после “дня рождения” Онмунда хорошенько выспаться и ко второй половине дня отправиться на разведку.       Хотя всё складывалось удачно, Онмунд немного нервничал. Он не готовил вопросы заранее. Он знал, что лучшим способом воздействия на Каина является искренность и импровизация, но сам так действовать не привык.       Вечером Каин неожиданно куда-то исчез из таверны, и норда это немного озадачило. Сидел себе спокойно, правда, с каким-то жутко торжественным, мрачным видом, потом бросил себе под нос:       – Да, пошло оно всё, вреда не будет…       И ушёл, оставив удивленного норда в одиночестве.       Вполне в стиле этого эльфа было наткнуться на симпатичную девушку и забыть обо всём на свете. Так Онмунд и подумал.       Но Каин вернулся через два часа.       – Тебе надо было мне заранее сказать, что у тебя день рождения, – сказал он с недовольным видом.       Онмунд недоуменно нахмурился.       Эльф вытащил из своего рюкзака какую-то большую деревянную шкатулку и сказал:       – С днём рождения. Вот.       В Скайриме не принято дарить подарки в этот день. Подарки дарят матерям или отцам, потому что заслуга рождения этого человека в мир принадлежит им. Но эльфы дарят подарки именинникам, родителей просто благодарят и поздравляют. Поэтому Онмунд не ожидал этого.       А еще он не ожидал, как тщательно и точно Каин выберет этот подарок. Открыв шкатулку, он увидел серебряный кинжал. У рукояти на лезвии значилось витиеватое клеймо, которое он моментально узнал:       – Это же из Небесной кузни…       – Ага.       Онмунд медленно поднял на него широко раскрытые от изумления глаза. Он прекрасно понял всё в те секунды, рассматривая лицо Каина. Смущаться эльф не умел, только сердиться, так что и теперь выглядел сердитым.       – Просто оружие, – пожал плечами он, посмотрев в сторону.       – Не просто, – покачал головой Онмунд.       В древности в Скайриме было одно место, которое снежные эльфы считали проклятым по до сих пор непонятным причинам. В этом месте прямо в скале вглубь земли уходила открытая рана, какая бывает при образовании вулканов. Причем перед самой этой дырой скала диковинным образом обретала очертания хищной птицы с раскрытым клювом. Крыльями своими она словно обнимала небольшое жерло, из которой всегда вырывалось яркое пламя. Пламя это не гасло никогда. Почему-то всем снежным эльфам эта дыра казалась проклятой. В старинных летописях они называ это раной мира. Вайтран основал Йик Речной. И свое оружие он ковал, пользуясь огнем в этом страшном жерле. Потом жерло это обрело очертания огромной кузни под открытым небо. Сталь, закаленная в этом огне, никогда не портилась и не ржавела, но почему-то чары на нее было накладывать крайне сложно. Вообще, магия в этом месте словно бы действовала слабее, будто какая-то злая сила заставляет ее гаснуть. Для снежных эльфов это было местом проклятия, для нордов – благословением и добрым знаком.       Когда говорят о нордском оружии высокого качества, всегда имеют в виду оружие из Небесной кузни и, как правило, одного кузнеца – Йорлунда Серую Гриву. Он ковал и оружие для легендарных Соратников, которые являются потомками пяти сотен Исграмора. Из зал Йоррваскр, который поставил тот же Йик Речной, почти примыкает к Небесной кузне.       Каин отправился в эту кузню и достал там кинжал, навершие которого было сделано в виде оскаленной ювелирно точно выполненной волчьей пасти. Он знал, что Онмунд любит этих животных, хотя дело было не только в этом.       Нужно ли говорить, что Каин ненавидел эту кузню. Поднимаясь в культурный центр, полный исторического символизма захватчиков его родной земли, что он чувствовал? Он ведь ненавидел зал Йоррваскр, ненавидел каждого из Соратников в особенности и в том числе в его планах однажды было перебить их всех, а потом сжечь Йоррваскр. Уничтожить то наследие Исграмора, которое еще ходило по земле.       Сталь переливалась, казалась на свету свечей почти жидкой. Это серебро на клинке никогда не потемнеет и не утратит остроты. Ужасно дорогое оружие. Онмунд подумал, что Каину пришлось бы сильно потратиться, но в голову его пришла догадка…       – Ты ведь его украл, да?       – Настучи на меня страже теперь, – сумрачно ответил Каин, снимая верх своей мантии и садясь в кресло у столика.       – Спятил, это значит, что он бесценный, – растерянно улыбнулся Онмунд, глядя на оружие. – И ты не представляешь, как это много для меня значит.       Каин ничего не ответил, принявшись с большим интересом зачем-то рассматривать свои руки. Онмунд проницательно на него посмотрел, улыбнулся, а потом подошел к нему и обнял.       – Всё, отцепись, а то и правда подеремся, – проворчал Каин.       – Не станешь ты убивать именинника в его день рождения, – Онмунд всё-таки выпустил его и сел рядом. – Это же дурной тон.       – А я невоспитанный.       – У меня только вопрос, – заинтересованно сощурился Онмунд. – Ты мне исключительно ворованное дарить собираешься?       Каин усмехнулся:       – Не знаю, посмотрим.       Изначально он дарить что-то такое не собирался. Он купил какую-то похабную книжку с нарисованными там голыми женщинами, чтобы подарить Онмунду в качестве шутки. Но потом, прогуливаясь по Облачному району около Златолиста, он увидел впереди скалистый силуэт птицы. Тогда он понял, что в действительности хочет подарить ему. Понял, какие в действительности эмоции хотел бы увидеть на его лице.       Мне всё равно, поймёт ли он символизм и, вообще, хоть что-то.       Мне всё равно, будет ли он благодарен.       Онмунд подбросил кинжал в ладони, восхищенно глядя на него. Он с интересом тут же подумал, какие бы навести на него чары, когда он вернется в коллегию. Норд поднял брови. Каин вытащил из рукава тонкий эльфийский кинжал и молниеносно его атаковал. Онмунд парировал и тут же ушел от удара. Похоже, теперь у них была возможность драться еще и в замкнутых пространствах. Но оба дрались больше в шутку, рискуя не сильно и по привычке.       – Дай мне хоть выпить на прощание перед смертью, – прохрипел Онмунд, оказавшись в локтевом захвате.              Когда я выпустил его, он рассмеялся и отошел от меня на два шага.       Я подумал тогда, что будет жаль, если однажды я его убью.       Мысль только кажется странной, но для меня она естественна. Когда на арене появлялся новенький, с которым мы находили общий язык, я прикидывал, каково будет убить его. Выдержу ли я. Насколько близкими мы станем перед этим.       Самая частая фраза, которую я слышал на арене – самая чудовищная.       Каин, не вини себя.       То, что они порой говорили. Или – выживи за меня, сказали мне один раз. Я много слышал таких вещей. Все они стали камнями, которыми теперь выложено дно моей души.       Я смотрел на смеющегося Онмунда и прикидывал, каково это будет – убить его. Насколько больно. Так я проверяю, насколько я сейчас в безопасности.       Вообще-то, у меня плохи дела. Я совершенно не в безопасности и не готов внезапно однажды принять решение убить его. Это пошатнет моё душевное равновесие. Значит, если он будет представлять угрозу, я могу спасовать?       – Что ты так смотришь на меня? – спросил Онмунд, садясь в кресло.       – Не хочу тебя убивать.       Норд поднял брови, вопросительно на него взглянув. Он, в сущности, уже начал привыкать к манере Каина разговаривать и так вот резко отвечать на вопросы.       – Что ж, хорошо. И я тебя убивать не хочу. Но меня настораживает сам факт, что ты подумал об этом.       Каин ничего ему не ответил, уселся перед ним за кофейный столик в кресло. Он вытащил из ящика рядом бренди и флин:       – С чего начнем?       Нужно сделать заметку относительно загадочной смеси “Сияние Азуры”, которую так неосторожно и щедро покурил Каин, привыкший к тому, что вещества, вообще, действуют на него слабо. Галлюциногенных свойств у него не было, но он делал человека намного более эмоциональным и чувствительным. В норме человеку свойственно критически отслеживать свои ощущения и анализировать их, а “Сияние Азуры” это свойство преуменьшало, усиливая эффект и впечатления от возникающих эмоций. С одной стороны, это и хорошо. Трава кажется зеленее, небо – выше и ярче, поцелуи нежнее, но и разговоры задушевнее. А о последствиях под этим табаком особенно не задумываешься.       Не то чтобы Онмунд этого не знал. Он догадывался по составу смеси, что она может сделать его более впечатлительным, но с уверенностью решил, что сумеет полностью контролировать ситуацию. Он всегда и везде надеялся на свой самоконтроль. Да и покурил, в отличие от Каина, немного. Но только он не подозревал, насколько сильно устал от своего постоянного самоконтроля. Насколько легко можно его потерять.             Каин сел на своей койке у стены, зажег магическую свечу и стал ее рассматривать. Она казалась ему необычайно красивой. И, вообще, всё сделалось чудесным и прекрасным, будто нарисованным гениальным художником, а главное – ему стало намного более спокойно. Его умиротворял барабанивший за окном дождь, к которому он иногда прислушивался сквозь треск поленьев в небольшой печке. Он так сидел уже минут десять.       Онмунд же совершенно забыл про намерение вывести Каина на откровенность. Он искал, чем бы ему занять руки. Будучи человеком в глубине души творческим и созидательным, он интересовался каллиграфией или вышивкой. Его осенило. Он посмотрел на Каина и на то, как тот с умиротворенным, восхищенным видом любуется магической свечой.       – Я не буду тебе мешать, если буду заплетать тебе косы? – спросил Онмунд.       – Неа… – рассеянно ответил Каин, не глядя на норда. Он только сел, выпрямив спину. Онмунд улыбнулся, глядя на него, а потом принялся за работу. Он неторопливо расчесал снежные пряди, выбрал несколько и начал плести первую косу, но довольно сложную. Оба молчали, каждый погрузившись в своё занятие. Обоим это молчание прерывать не хотелось совершенно. Каин менял цвет магической свечи, заставлял ее в воздухе выписывать узоры и представлял, что он просто так управляет крохотной звездой в какой-то давно забытой галактике. Онмунд с некоторой ностальгией вспоминал времена, когда заплетал косы своей сестре. Он помнил запах свежих поленьев с утра у печи. Помнил, как девочка нетерпеливо дергала ногами, сидя на высоком стуле. Он мог плести косу, одновременно заглядывая в книгу, которая лежала рядом. Это были редкие моменты покоя и мира в его детстве.       Оба, не говоря друг с другом, даже не замечая, вообще, как-то в личном пространстве, ощущали при этом полный комфорт совместного существования. Покончив с делом своих рук, он сел перед Каином, критически оглядывая творение. Густые и длинные волосы эльфа теперь напоминали сложенный из множества диковинно переплетенных кос драконий гребень или чешую, что делало лицо Каина более величественным, строгим.       “Вот теперь он похож на Снежного Принца”.       Эльф заметил, что на него обращено внимание, и вынырнул из своей игры. Он с удивлением только теперь понял, что находится не один. Посмотрев на Онмунда, он недоуменно нахмурился.       – Не шевелись, – приказал он.       Онмунд замер. Даже не спрашивал ничего. Он почему-то со спокойной ясностью ощутил, что нет в происходящем ничего удивительного, спрашивать не о чём, да и повиноваться ему очень приятно. Не совсем ясно, почему, но это никакого значения не имело.       Каин с увлечением рассматривал его лицо. Осторожно двумя пальцами убрал с щеки упавшую туда прядь волос и затаил дыхание. Он разборчиво изучал взглядом его глаза, лоб, губы, нос. Потом пробормотал чуть озадаченно:       – Ты невероятно красивый.       Сказано это было без какого-либо подтекста, просто с некоторым удивлением.       Онмунд ужасно смутился. Он и так стеснительный, а теперь скрыть это было практически невозможно. Он покраснел, дернулся от Каина назад, а потом встал и решительно сел в кресло, скрестив руки на груди.       – Спасибо, – пробормотал он, не глядя на него.       Каин поинтересовался, недоуменно нахмурившись:       – Что с тобой?       – Просто я понятия не имею, как реагировать, когда ты так делаешь.       Каин искренне не представлял, что такого ужасного он сказал, но решил его дальше не смущать. В кои то веке развращенный и вечно стремящийся опошлить всё на свете эльф любовался человеком просто так, не имея ничего под этим в виду. Пока он, молча, рассматривал Онмунда, понемногу понимая, что обозначает слово “катарсис”, он заметил, что норд отвлекся на новое занятие и заинтересовался:       – Почему в потолок всё время смотришь?       – Если представить, что потолка нет, а потом представить, что и атмосферы нет, то над головой будет чистый космос. И покажется, что ты будто бы где-то на луне совершенно один наедине с этими звездами.       Каин посмотрел в потолок и подключил воображение, но скучающе отвел взгляд и снова посмотрел на Онмунда, он с уверенностью заметил:       – Ерунда. Глаза у тебя чистый космос.       Онмунд нахмурился, он снова ощутил смущение, причем, очень сильное. Он растерянно посмотрел на свои ладони.       – Если продолжишь со мной заигрывать, я сделаю кое-какие свои выводы, – наконец, пробормотал он, начиная напрягаться.       – Я не заигрываю, – поднял брови он. – С чего ты это взял?       – А часто ты мужчинам говоришь, что у них глаза, как космос? – сердито спросил Онмунд.       Каин посмотрел на него, моргнул:       – Нет. Просто я никогда и ни у кого таких глаз не встречал. Только у тебя.       Что за реакция, вообще?       Он такой странный становится, когда покурит…       Онмунд вздохнул и покачал головой:       – Обычно ты не настолько простодушный. Не стоит тебе больше вот это курить, – он хмуро посмотрел на кальян. – Если честно, мне тоже не стоит, – он чуть вжал голову в плечи, обнимая себя руками.       – Нет, я и без этой штуки понимал, что ты красивый, – спокойно и совершенно невозмутимо поправил его Каин.       Онмунд потер себе глаза и искренне сказал:       – Знаешь… повезло тебе, что ты куришь в моей компании. У меня стереотипов лишних нет. Если бы это был кто угодно еще, сейчас бы по морде получил.       Я же сказал – странный.       Вот за что давать мне по морде? Я по определению замечательный. Бедолага. У него, наверное, искажение восприятия реальности началось.       – За что? – нахмурился Каин.       – Мужчинам вообще не свойственно делать друг другу комплименты, – мрачно сообщил Онмунд. – Тем более… такие.       А, точно.       Я совсем забыл про эти их нордские забавные стереотипы.       Если честно, я забыл о том, что я человеческое существо, не говоря о том, есть ли у меня какая-то половая принадлежность.       Но он прав, наверное, это выглядело очень провокационно.       Интересно, что он мог подумать.       Каину стало ужасно смешно, и он рассмеялся. – Ты думаешь, я переспать с тобой собираюсь? – с потрясающей прямотой спросил он.       Онмунд с несчастным видом поднял брови и посмотрел на эльфа в немом укоре.       – Не собираюсь, если что, – убежденно добавил эльф.       – Меня, безусловно, это утешает, – нервно усмехнулся Онмунд. – И я просто на всякий случай говорю – между нами я вижу только дружбу.       В смысле? Я недостаточно хорош для тебя, что ли?       Интересно, где моя нагината…       Каин почему-то огляделся по сторонам, а потом нахмурился почти сердито:       – Это почему?       Онмунд удивился и реакции и вопросу. Он даже не сразу прикинул, как ответить.       – Дело даже не в том, что у меня никогда не было отношений с мужчиной, я достаточно развит, чтобы понимать, что такого рода вещи – норма для человека. Но ты же… – он постарался аккуратно подбирать слова, – ты же совершенно не создан для отношений. Тем более, серьезных. Не уверен даже, что они у тебя были. А я не самый легкомысленный человек.       Он очень старался его не обидеть, но вскоре понял, что Каину не особенно даже интересно. Он искренне увлеченно теперь смотрел в потолок. Вероятно, рассматривал воображаемые звезды.       Он, вроде, мне что-то ответил, но я забыл, что я спрашивал и слышал только: бла-бла-бла, Каин плохой, бла-бла, мы такие разные, бла-бла-бла…       Запоздало ответил:       – Зануда.       Онмунд закатил глаза и ничего не ответил.       Каин, хвала всем богам, всё-таки наконец-то переключился на созерцание воображаемых звезд, опять забыв про то, что находится в помещении не один и, вообще, где-то находится. Он неожиданно вспомнил, как впервые за десять лет заточения увидел звездное небо. Он ярко вспомнил этот момент – красивый и страшный. Вспомнил, как ошарашенно рассматривал звезды, галактику, две огромные луны, ветер шевелил листву деревьев, шуршал и казался живым. Он прикрыл глаза, по щеке его скатилась слеза, которую он немедленно мимолетно убрал и усмехнулся.       По-моему, в последний раз я плакал года три назад. Лучше не вспоминать. Если вспомню, упаду.       – Каин, ты в порядке?       Вопрос заставил его вынырнуть из созерцания неба над головой. Эльф рассеянно ответил:       – Нет. Проклятое курево сделало меня до ужаса сентиментальным. Но я это худо-бедно переживу. А тебе вот не повезло с компанией.       – Я не жалуюсь, – пожал плечами норд. – Сам сейчас примерно такой же.       Каин некоторое время смотрел в потолок, а потом показал вверх:       – Смотри, вон то скопление звезд похоже на грязеграба в шляпе и сигаретой.       Онмунд сонно посмотрел вверх:       – По-моему, это твоё лицо.       – Нет, я красавчик, это общеизвестный факт.       – Да, верно, – вяло откликнулся Онмунд и улыбнулся. – Но ты зато ведешь себя, как грязекраб накуренный.       – Не правда. Грязекраб разве умеет вот так?       Каин поднял перед собой ладонь, и на ней затанцевал крохотный снежный вихрь.       Онмунд, глядя на снежинки, как-то запоздало вспомнил, для чего, вообще, затеял свой импровизированный “день рождения”. Но на какие-то мало-мальски осторожно сформированные вопросы его не хватало совершенно. Он с печалью осознал, что сейчас больше всего ему хочется быть честным.       – Зачем ты всё время так делаешь? – вздохнул он в сердцах.       – Как?       – Делаешь что-то такое, от чего у меня возникают вопросы, а задавать их нельзя. Ты меня как будто нарочно дразнишь, – он недоуменно нахмурился.       Так вот, какая у него основная страсть по жизни? Любопытство.       Значит, у него и правда со мной будут проблемы, и он крепко ко мне привяжется.       Это очень плохо.       Вид у него сейчас несчастный. Никуда не годится, надо исправлять.       – Спрашивай, – торжественно вымолвил Каин.       Онмунд посмотрел на него недоверчиво:       – Правда?       – Да.       Онмунд сказал:       – Я уже говорил, что когда ты переодевался, заметил шрамы. Они же не в бою получены, – норд неожиданно сильно помрачнел. – Тот, кто сделал это с тобой… поглоти его обливион, Каин. Это даже не человек, это не животное, хуже даэдра.       – Я тебе расскажу. Но почему тебе интересно знать? Это не является моей слабостью, – флегматично и спокойно предупредил Каин.       Онмунд сурово сдвинул брови, чувствуя подступы гнева. Обычно у него отлично получается его контролировать, но сейчас он даже шкуру под собой в кулаке сжал, резко спросил:       – А ты до сих пор считаешь, что я слабости твои ищу?       Конечно, это было совершенно невовремя, но насколько же он становится красивым, когда злится. Я раньше просто замечал этот факт и использовал, чтобы его подколоть, а сейчас это на время заставило меня как бы потеряться в реальности.       Я поймал себя на том, что широко улыбаюсь.       Если скажу ему сейчас это, обязательно смутится и рассердится. Потому что, очевидно, я не могу кем-то любоваться без сексуального подтекста. На самом деле, и правда практически не могу. Просто есть исключения, и Онмунд – одно из них.       Это очень смешно, если подумать.       И я не удержался.       – До чего же ты привлекательный, когда сердишься, – усмехнулся Каин.       Онмунд с силой сжал ладонями свои виски и простонал:       – Какой же ты придурок…       Каин от души расхохотался. Он давно так не смеялся и испытывал теперь огромное облегчение от этого. Онмунд теперь не был сердитым, только ужасно смущенным и растерянным.       – Да, пошёл ты, – нахмурился он.       – Так почему тебе про шрамы интересно? – спросил Каин, перестав, наконец, смеяться.       – Я в десятый раз тебе повторяю причину. Просто ты мне нравишься. И мне не всё равно, – продолжая хмуриться, с досадой ответил Онмунд.       Он не врёт, я ведь это чувствую. Но постоянно ужасно не привычно это слышать.       Странный парень.       Будет жаль, если умрёт.       – Сделал это никакой не монстр и не даэдра, Онмунд, обычный босмер. С обычным именем и обычной судьбой, – пожал плечами Каин. – Нет тут ничего интересного. Он пытал меня, потому что ему было любопытно и потому, что ему нравилось. Сам знаешь, на свете очень много таких людей. И все они выглядят и ведут себя, как обычные граждане. Хорошо одеваются, имеют детей, положение в обществе.       Онмунд не мог себе представить босмера, который смеет пытать такого человека, как Каин. Сама ситуация казалась ему абсурдной, невозможной.       Эльф посмотрел на Онмунда и вздохнул.       – Слушай, я не умею выворачивать свою душу наизнанку. Нечего там выворачивать. Расскажу я тебе, и что дальше, кроме того, что моя ноша будет еще у кого-то на плечах? – Каин неожиданно печально посмотрел вверх.       Он уже рассказывал это. Он никогда при этом не испытывал смущения, и это действительно не было его слабостью. Регистрировал реакцию того, кто это слышит, а потом спокойно отдалялся. Реакция всегда примерно одна и та же – сомнение, ужас, смущение. Но страх – почти всегда. И недоумение. И еще он испытывал желание человека убежать от него. Случалось видеть и безразличие, и это лучше всего.       – Это сделает меня ближе, – честно ответил Онмунд. – Я хочу быть ближе.       Он нахмурился от слишком искренней формулировки своего ответа.              Еще недавно мне было всё равно, как он отреагирует.       Я и сейчас не впаду в отчаяние, если он убежит, как остальные. Просто буду чуть-чуть разочарован.       Я видел, как он наблюдал за мной. Видел, как смотрел на меня тогда на крыше, куда он меня вытащил. Как ребенок, которому подарили то, о чём он и не мечтал. Нельзя такое настолько качественно сыграть, да и причин не было особенно.       Убийца с живым сердцем – практически уникальность.       И если он в страхе отступит от меня сейчас…       Если с безразличием отвернется…       Это будет уродливо и предсказуемо одновременно.       Я никогда ему этого не прощу.       – Ладно, ближе хочешь быть, твоя воля, сам потом будешь виноват. Сядь рядом, покажу тебе кое-что, это только вблизи видно. Я очень постарался убрать эту отметину.       Онмунд сел рядом с ним. Свет магической свечи, парящей над ним, ярко озарял поверхность шеи, с которой Каин убрал пряди волос. Сначала норд ничего не увидел, а потом заметил бледное опоясывающее шею кольцо. Ободок шрама был едва заметен, но очень характерный. Словно долгое время Каин носил ошейник. Годами.       Онмунд недоуменно подался назад. “Подпольная арена… Ошейник. Постойте”.       – Каин… кем именно ты был на той арене?       – Мне было восемь лет, когда отец продал меня туда в качестве имущества. Раба, – ответил спокойно Каина, поправляя ворот своей мантии. – Носил этот ошейник лет до девятнадцати.       Онмунд пытался переварить услышанное. Он знал о том, что торговля живым товаром стала эпидемией в Сиродиле после войны. Он примерно понимал, что люди-рабы на арене, в принципе, долго не живут, это натурально расходный материал. Чтобы прожить там столько времени, нужно обладать феноменальной живучестью, талантами и силой характера.       Он не знал, что ему сказать. Голова шла кругом.       – Что же это за отец такой…       – Не родной. Он каменщик, пил много, много путешествовал по разным экспедициям наемным работникам. Видимо, с деньгами стало худо, и продал меня, – Каин говорил это совершенно запросто. Сказанное не вызывало в нём боли. Вообще ничего, кроме слабой злости и презрения.       Онмунд подавленно молчал и чувствовал, как в нём просыпается гнев. Пожалуй, этот гнев, да и вообще реакция на эти слова была чрезмерно для него какой-то искренней, но сопротивляться ей он даже не подумал.       – В общем, так вышло, что большую часть своей жизни я особенно мира и не видел, был на арене, а она – под землей. И нас очень не любили выводить на улицу. Это случалось редко и только для того, чтобы мы не загнулись без солнца.       Онмунд наслушался историй в своё время и видел немало, но конкретно в эти минуты то, что он слышал, казалось ему страшным сном. Тем, чего не должно в принципе быть в мире. Какой-то безумной, страшной аномалией.       – У меня было много поклонников, – продолжал Каин. – И постоянно кто-то пытался выкупить. Кто-то для утех, кто-то в охрану, для разных целей. Им всегда отказывали, потому что я приносил много денег. Еще до того, как меня продали этому босмеру я видел очень странные сны, и у меня случались видения. Все их рассказывать нет смысла, но позже я понял, что видел прошлое. Не свое, конечно, меня ведь не было тогда. Прошлое своего народа. Мне тогда казалось это каким-то помешательством, фантазиями. Выдумал себе красивый мир – высокие горы, дворцы из белого мрамора, эльфы, которые похожи на меня. Я даже помнил их язык, и мне казалось – я просто его придумал. Я чувствовал только, что именно среди этих гор мой дом. Но их ведь не могло существовать…       Надо же. Я думал, мне и правда всё равно. Но я всё еще ненавижу, всё еще злюсь. Сильнее, чем мне казалось.       Онмунд испытал желание взять его за руку, будто не хотел позволить ему падать в пропасть воспоминаний в одиночку. Может, Каин и выглядел спокойным, но от его слов исходила какая-то безысходность от того, как буднично звучали страшные вещи.       «А какого, собственно, даэдра? Если уберет руку, наплевать. Пусть считает меня излишне эмоциональным, если ему нравится».       И он осторожно коснулся его ладони, некрепко сжал ее, Каин, чуть приподняв бровь, удивленно на него посмотрел, но руку не убрал.       Сочувствует? Трогательно.       И было бы сейчас очень смешно, но мне нравится то, как сильно он стискивает мою ладонь. Будто пытается удержать от падения.       Ты такой странный.       Я уже давным-давно упал.       Ладно, боги с тобой, держи меня за руку, если тебе так проще.       Он продолжил:       – Босмера, который меня выкупил, звали Самион. Он жил одиноко в замке на севере от Анвила. Невысокий даже для лесного эльфа.       – А вообще ты пытался сбежать? – осторожно спросил норд.       – Конечно. И не раз, – он помрачнел. – Но только, когда ты в клетке…       – …тебе кажется, что кроме этой клетки у тебя ничего нет, и бежать тебе некуда, – тихо дополнил Онмунд, сдвинув брови. Ему по-своему тоже было знакомо это чувство.       – Верно. Мой родной дом был у меня в голове, и там остался, даже когда меня продали этому лесному эльфу. Я не знал, для чего именно меня продали и сразу предупредил, что для интимных утех я не подхожу. Но Самиону было нужно от меня, скажем, не только это. Он был ученый, – Каин медленно улыбнулся. – И я просто ужасно его заинтересовал.       – Он опыты на тебе ставил? – спросил Онмунд тихо, чувствуя, как внутри него поднимает голову ярость.       – Да, опыты тоже, хотя и для удовольствия любил помучить. И ублажал себя при этом, пока я от боли корчился. Но не прикасался ко мне. Не потому, что не хотел, просто у меня есть одна особенность… На секунду, – он осторожно отпустил ладонь Онмунда и посмотрел себе на руку. – Видишь ли, я родился красивым ребенком. А безродный красивый мальчик-раб, Онмунд, как ты думаешь, что значит?       Норд весь похолодел, посмотрел на Каина почти с ужасом.       – Меня начали домогаться почти сразу, как я прибыл на арену рабом, – эльф с улыбкой посмотрел на свою руку. – Это едва не стоило тому надзирателю его ничтожной жизни.       Онмунд увидел, что ладонь Каина стала покрываться тонким слоем льда, от которого исходил очень холодный, колючий пар.       – Я помню, как он заявился ко мне. Помню, как стал пытаться раздеть меня. Я упал и не мог пошевелиться, стало очень холодно. Моё тело обратилось в лед. Потом я услышал его вопль. Ему отморозило руку по локоть, – Каин размял руку, и лёд стал таять. Он вытер влажную ладонь о простынь. Онмунд снова схватил его за руку, не сильно обратив внимания на это действие. Просто так было надо. Когда кто-то спускается в ад и ведет тебя за собой, лучше не теряться.       – Знаешь, людей, которые любят маленьких детей намного больше, чем ты думаешь, – флегматично заметил Каин. – Это первое, что мне пришлось понять. Они не какие-то монстры, самые нормальные на первый взгляд люди. И этот Самион в том числе детишек любил. Но только мальчиков. И я ему нравился. Но он меня не трогал. Не важно, сплю я, в бессознательном состоянии… словно внутри меня живет неспящий страж, который обращает моё тело в лед, когда кто-то пытается трогать голову или тело ниже пояса без моего дозволения. Я не знаю, почему, но вот эту реакцию я контролировать почти не могу. Иначе заковывал бы себя в лёд и во время пыток. Сознательно – никогда не получалось. Только ладони.       Онмунд догадывался, кем мог быть этот страж, но решил промолчать.       – Он, собственно, понял, что я снежный эльф. Само собой, он никому этого не сказал. Только мне. Объяснил мне, кто я. Рассказал, что когда-то давно существовала среди гор прекрасная страна, эльфийское государство горцев, резчиков по камню и магов. Жили обособленно вместе с другими человеческими племенами, которые тогда обосновались у Глотки Мира. А потом появился Исграмор. Самион рассказал, что по началу отношения с недами были натянутые, но вполне терпимые, мы даже торговали с ними, о чём существует масса документов. И что случилось потом – почему снежные эльфы напали на Саартал, что стало причиной такой огромной крови – никто не знает. Он давал мне читать книги на эльфийском и поражался тому, как быстро и легко я впитываю информацию. Но всё это сопровождалось его экспериментами. Ему было интересно, например, насколько сильнее фалмер чувствителен к огню, чем другие расы. Насколько сильнее он уязвим для стихийной магии. Насколько он выносливее альтмера. Онмунд как-то оглушенно молчал. Чуть сильнее сжал его руку, чтобы ощутить, что всё сейчас в порядке. Они не в клетке, они на свободе и в безопасности.       – Мой дом всё-таки был, я его не выдумал. Эти горы – существовали, эта земля существовала не в моей голове, а в реальности. И я захотел бежать так сильно, как не хотел никогда. Конечно, мне не давали на это шанс. Но Самион совершил одну страшную ошибку, – Каин злорадно улыбнулся. – Однажды он истязал меня в течение суток ядами. Дело в том, что он проклял меня. Это было экспериментальное проклятие, которое давало неуязвимость к ядам, только теперь я не могу зачать ребенка. Даже если я встречу себе подобную, – Каин снова слабо улыбнулся, – я просто… Впрочем, я и не собирался, на самом деле. Моя раса мертва, этого не изменишь. В общем, пока я лежал, уставший от рвоты и обезвоживания, в клетке, он сказал мне, что собирается показать мне подобного мне. Он мне раскрыл, что снежные эльфы живы. Что я не один. Можешь себе представить, как откликнулась во мне эта новость? Я не один… – Каин покачал головой. – Он нарочно не рассказал мне о двемерах, о том, что случилось с фалмерами.       Ему было интересно полюбоваться на меня в эти секунды. Я ждал с нетерпением момента, когда я увижу своего брата. И я увидел.       Онмунд мучительно зажмурился и ничего не сказал.       – Я помню, тогда Самион привел на поводке согбенное, бледное, лысое и худое существо без глаз. Одновременно страшное и жалкое, – Каин посмотрел на побледневшего Онмунда. – И сказал – смотри, Каин, это теперь и есть ты. Похоже, вам не привыкать быть рабами. И приказал тому фалмеру попрыгать, дергая перед ним каким-то мерзким светящимся грибом. У меня было такое чувство, что у меня забрали душу. И ничего не осталось от меня самого. Самион рассказывал мне, что сделали с фалмерами двемеры после того, как пал Снежный Принц. Рассказал про века рабства под землей. А я слушал и совершенно ничего не чувствовал. В те секунды во мне не было ни единой эмоции, словно я умер и парю где-то над своим телом. Что с тобой? Холодно?       Просто ладонь Онмунда слабо задрожала в его руке. “А ведь у него и правда забрали душу… Забрали, поглоти этого урода обливион. Забрали и оставили только насилие. Если в парне и было что-то живое на той арене, то это просто растоптали себе на потеху”.       Норд осторожно высвободил свою руку, потер себе лоб и спокойно сказал:       – Всё в порядке, продолжай, пожалуйста.       – Потому я и сказал, что Самион совершил ошибку. Он сделал меня очень сильным. Когда теряешь вообще всё, тебе нечем рисковать и нечего бояться, для тебя нет ничего невозможного. Это было его последним уроком для меня. Я действовал как-то рефлекторно, просто решил, что он будет страдать, как не страдал ни он, ни один человек, которого я видел. Тогда и случился первый раз, когда я сумел создать заклятие снежной бури без всякой тренировки. Это было какое-то вдохновение… ненависть такой чистой силы. Я сумел вырваться из клетки, скрутил этого босмера, а потом заставил фалмера съесть его заживо. И смотрел, – сказал Каин, сделав паузу, и казалось, глаза его сейчас видят то, о чём он говорит. – Помню, курил, смотрел на него, как тот фалмер жрет его печень и ничего совершенно не чувствовал. С тех пор я вообще мало что способен чувствовать, на самом деле. И раньше-то не особенно умел. А сейчас, – он пожал плечами. – Злюсь иногда, пожалуй, сильно. Я тогда узнал, что человек может жить очень долго и находиться в сознании даже без важных жизненно органов. Всё, что я знал о фалмерах – я узнал из его книг и из своих видений. И впитал это в себя так, что порой я не понимаю, выдумал я это, помню это или просто прочитал.       – Я слышал как-то про сильный пожар, который охватил Анвил пару лет назад, – вспомнил Онмунд, посмотрев на него. – Сгорело несколько домов и, говорят, произошел побег заключенных из крепости.       – А это была не крепость, арена под ней, – мстительно улыбнулся Каин. – Да, красиво тогда горело.       Он так смотрел на меня. Словно ему было больно вместе со мной. Словно он вырывался из клетки вместе со мной. Словно ненавидел вместе со мной и мстил. Словно мог понять. Не бежал, не боялся, не закрывался и не демонстрировал безразличие. Просто понимал.       Такую реакцию я еще не встречал.       Понятия не имею, что с ней делать, я надеялся просто на спокойное безразличие.       У меня возникло странное чувство, похожее на столкновение с внезапно выросшим у меня на пути деревом. Звездочки в глазах, потемнение. Так сталкиваются вместе души, наверное. Это всегда внезапно.       Только я правда совершенно не понимаю, что с этим делать.       Онмунд, пытаясь скрыть дрожащие от взволнованности руки, спрятал их у себя между коленями. В черных глазах его плескался гнев. Он редко когда в своей жизни испытывал такой гнев. У него всегда было очень развито чувство справедливости, что порой ему мешало. Он не испытывал к Каину жалости, для этого эльф слишком сильный и совершенно не похож на жертву. Но ему страшно хотелось видеть эту горящую арену. Ему хотелось видеть, как корчится от боли, умирая, этот босмер.       Изначально Онмунд собирался узнать его прошлое, чтобы найти способ отговорить его от идеи вступить в талмор под руководством Анкано. Но он сейчас понимал, что это почти невозможно.       – Постой… – тихо сказал он, – для чего ты поехал в Виндхельм?       Каин усмехнулся:       – Не буду я тебе о своих планах рассказывать. Хочу, но не буду.       Онмунд был бы рад держать себя в руках. Он был бы просто счастлив думать прежде, чем говорит, но оказался на это совершенно не в состоянии.       – Просто, думаю, я догадываюсь, кого ты хочешь убить…       Взгляд Каина как-то потяжелел:       – Только попробуй меня отговаривать.       Онмунд с такой силой сжал его руку, что эльф недоуменно нахмурился, переводя на него взгляд.       – Ты прикончишь его, – убежденно выговорил Онмунд. – И любого, до кого дотянется твоя месть. Потому что ты имеешь на нее право. Хотел бы я, чтобы это было не так, но твой путь… по всей видимости, путь большой крови.       Каин совершенно ничего не понимал. Онмунд только что проницательно догадался о том, кого именно он собирается убить. Почему такая странная реакция? Он настолько на стороне империи? Не похоже, норд регулярно язвительно комментировал всё, что связано с императором. Чего Каин совершенно точно не ожидал получить, так это такого чистого понимания и поддержки. Не ожидал, что это будет тепло до боли в центре грудной клетки.       Он как-то нервно выдернул у него свою руку, встал с кровати и подошел к окну.       Драться Каин умел. И отталкивать от себя ненужную привязанность тоже. Часто бывало так, что просто узнав его получше, люди отсеивались, и он никогда не винил их в этом. Ему никогда не нужна была ни поддержка, ни понимание. Не нужно было и теперь, он считал это опасной слабостью.       – Я собираюсь прикончить Буревестника, – сухо отрезал Каин. – Хочешь сказать, тебе наплевать?       – Мне не наплевать, – уверенно покачал головой Онмунд. – И я буду тебе крайне благодарен, если ты позволишь мне помочь тебе надеть его голову на пику. Или в принципе помочь.       Каин не ответил и покачал головой. Он посмотрел себе под ноги. Его немного потряхивало и казалось, что мир как-то кренится, переворачивается с ног на голову, меняется раз и навсегда. Ему не нужна была помощь. Но было приятно понимать, что она может быть. Пожалуй, слишком приятно. Это серьезно его раздражало. Остро захотелось умчаться прочь от этого тепла и понимания. В его жизни не было места таким неважным и эфемерным вещам. Но он понял, что если сейчас убежит, то не простит себе этого.       – Не знаю я твоих мотивов и пока не хочу знать, – сказал Каин, поразмыслив. – Но если ты меня предашь…       – Заткнись, как будто я не в курсе, – небрежно ответил Онмунд.       Он поднялся, подошел к бутылке с флином и сделал щедрый глоток. Стало чуть легче. Острая ненависть в грудной клетке начала как-то понемногу тлеть. Ненадолго. Онмунд понимал, что теперь в его борьбе, которую он вёл так долго, появился дополнительный стимул.       – Этот тип начал помогать мне кое-что расшифровывать. Ту печать на моём теле, которую ты заметил, – неожиданно сказал Каин, спустя паузу.       “Этот тип” – Анкано. И сам факт того, что эльф начал об этом говорить, значил для Онмунда так же невыносимо много, как и подаренный кинжал. Какие, к даэдра, расовые стереотипы, – подумал он. У Каина их практические нет. А за те, что есть, Онмунд не посмел бы его осуждать.       – Слушай, я не хочу знать, – произнёс Онмунд торопливо. – Правда… не хочу. Не буду ни отговаривать, ни убеждать. Проклятье, какое я право, вообще, имею, – он мрачно посмотрел перед собой и вытер лицо ладонью.       По хорошему, он понимал, что надо воспользоваться моментом и отговорить. Надо перетащить его на свою сторону. Онмунд не мог. И понимал, что если однажды ему придется всерьез сражаться с Каином, это будет один из самых жутких дней в его жизни. На секунду в память ему врезалось воспоминание, которое он хотел бы забыть. Конвульсии на руках Айрэйт, ощущение ее крови на своём лице, перерезанное горло, тускнеющий, безжизненный взгляд, как у бездушной куклы.       “Не сейчас. Не хочу помнить”, – подумал он и, кинув взгляд на Каина, испуганно дернулся от него. Эльф неторопливо снимал с себя рубашку.       – Что ты… мать твою, делаешь? Каин, вполголоса выругавшись, справился с узлом на поясе и снял верхнюю длинную сорочку. Потом подошел к норду, схватил его за руку и прижал его ладонь к своей груди.       – Поможешь мне на досуге разобраться, что это такое, – уверенно сообщил Каин.       Онмунд, наконец, понял.       Он растерянно опустил руку. Всё равно в таком состоянии толком считывать не получится. Но он понял, что это значит.       Он получил его доверие. Тот уровень доверия, на котором Каин добровольно откажется сотрудничать с Анкано, откажется по крайней мере пока что вступать в талмор.       – Ты ревешь, что ли? – мрачно поинтересовался Каин, когда Онмунд быстро отвернулся от него.       – Нет.       Соврал, конечно. Онмунд не плакал уже года полтора. Забыл, что умеет, вообще, хотя не стеснялся этого.       – Ну, да, дружба со мной – это точно повод оплакивать свои нервы, спокойствие, здоровый сон и здоровье, в целом… а также личное пространство, – Каин притянул его к себе и крепко обнял. – Не говоря о том, что я регулярно пытаюсь тебя прикончить.       Онмунд смущенно пытался выбраться.       – Давай мы с тобой сольемся в пафосном объятии после того, как ты наденешь на себя что-нибудь, пожалуйста?       – Нет.       – Проклятье, ты меня задушишь!       – Я любя.       – Но ведь задушишь же!       – Интересно, выберешься ты или нет, – задумчиво сказал Каин, прижимая его к себе. – Если нет, то тебе просто нравится со мной обниматься. И ничего ты мне не сделаешь.       Онмунд обреченно понял, что у него неприятности. Он видел из ситуации только один выход.       – Ну, да, – сумрачно подтвердил он, – мне нравится. И вообще я тайно схожу по тебе с ума, так что ты бы поаккуратнее меня вот так обнимал.       Не сработало. Каин был человеком непробиваемым.       – О, правда? – весело спросил он. – Ужасно счастлив это слышать.       Онмунд заметил это за ним почти сразу. Каин обожал ходить по самой грани. В драке останавливался за мгновения, чтобы серьёзно ранить или быть раненым. В разговоре, замечая стереотип человека, начинал по нему топтаться с невозмутимым видом. Это могли быть любые чувствительные вещи – гендерные стереотипы, расовые, социальные. Он флиртовал с Фаральдой прямо на ее уроках, проверяя на прочность ее реакцию. Украл кинжал из Небесной кузни. По пути вполне мог спокойно поздороваться с одним из Соратников. Иногда Онмунд замечал, что когда он расхаживает по коридору, наступает на тонкую полоску между двумя напольными плитами, удерживая равновесие. Дж`зарго он выводил из себя словами о том, что для каджита он очень неплохо разбирается в магии или, увидев у него что-то интересное в руках, мог спросить “где украл?” И всегда Каин при этом смотрел на тебя со спокойным вызовом: “Давай, достань меня, если сможешь”. Бой был естественным состоянием его бытия.       Способность Онмунда смущаться по любому поводу он тоже часто использовал. И норд от этого страдал. Нет, несомненно, Каин человек уникальный, он вызывал у Онмунда неподдельное восхищение и уважение. Но очень часто ему так хотелось его прикончить.       В общем, как-то остановить это было нужно, Каин начинал действовать на нервы со своими вечными шутками. Поколотить его принципиально невозможно, голос разума он не слышит. Поэтому Онмунд, разом перешагнув через смущение и собственные страхи, с самым решительным видом попытался поцеловать его. Он обнял его рукой за шею и приблизился к его губам. Каин рефлекторно отпрянул от него, выпустил из рук, сделав шаг назад. Он хмуро, с сомнением на него посмотрел:       – Похоже, крыша у тебя едет, когда ты покуришь!       Онмунд посмотрел на него, и торжествующе улыбнулся:       – И так, Каин, будет всякий раз, когда ты станешь делать свои грязные намеки или шутить в мою сторону.       Каин смотрел на него внимательно и серьезно, без улыбки:       – Честно мне сейчас ответь, я тебе нравлюсь, что ли?       Сердце его от тревоги буквально колотилось.       Скажи “нет”.       Скажи, что мне сейчас показалось.       Не собираюсь я тебя теперь потерять по такой идиотской причине.       Я же понятия не имею, что мне делать, если ты…       Онмунд догадался, что больше Каин и правда доставать его не станет. Сегодня он победил. Он посмотрел на слегка встревоженного, напряженного эльфа и рассмеялся.       Он был отомщен. За всё свое смущение, за все шутки, за то, как Каин нагло флиртовал с ним прямо на глазах у учеников, за всё разом. Он ощущал себя, наконец, отомщенным.       Каин, не отрываясь, на него смотрел, ожидая ответ на свой вопрос.       – Нет, не нравишься, – с удовольствием улыбнулся Онмунд. – Видел бы ты своё лицо сейчас.       Эльф облегченно выдохнул, а потом посмотрел на Онмунда и покачал головой:       – Я тебя ненавижу. Я думал, это я на всю голову повёрнутый, но кто же знал, что ты, вообще, больной…       Онмунд скрестил руки на груди:       – Вот ведь ты паникёр, оказывается. Сказал же, я вижу между нами только дружбу. И ты не в моём вкусе, если тебя это утешит. Мне нравятся люди несколько другого склада характера.       Каин сощурился недоуменно, настороженно сделал шаг назад:       – Подожди. Так тебе мужчины нравятся?       Онмунд решил быть совершенно честным, чтобы закрепить результат:       – Нет. Мне просто совершенно безразлично, какого пола человек, который меня привлекает.       – То есть, это как? – нахмурился Каин. – Мужчины и женщины разные, это же очевидно.       – Послушай, я же влюбляюсь не в гениталии, правильно? – ответил Онмунд, спокойно глядя ему в лицо. – Так какая разница? Мне интересен внутренний мир человека, его характер, его интересы и поступки. Поэтому, например, с первого взгляда я не влюблялся ни разу. В целом ведь – кого именно мы любим? Мужчину, женщину или человека?       Каин выглядел сильно озадаченным. С логикой Онмунда поспорить было сложно.       – Нет, подожди, а физиологическое влечение как происходит?       – Я почти его не испытываю, – признался Онмунд. – Только когда хорошо пойму человека, начну испытывать сильную тягу к общению, она может вспышкой перерасти в физическое влечение. А может не перерасти.       Каин смотрел на него, как на потустороннее неведомое существо. Он хмуро и недоуменно скрестил руки на груди. Наконец, сделал вывод.       – Похоже, ты святой. Это многое объясняет. Только святой может умудриться найти со мной общий язык.       – Как ты плохо меня знаешь, – мягко улыбнулся Онмунд, качая головой. – Мне же лучше, пребывай в блаженном неведении.       Каин смотрел на него настороженно, и норд снова рассмеялся:       – Ты прав. Дёргать людей за их стереотипы – очень весело.       – Да, пошёл ты. Не подходи ко мне больше, – проворчал Каин, садясь от него в кресло подальше, чем вызвал у Онмунда только еще одну довольную улыбку.              Кого именно мы в итоге любим, а не просто хотим?       Онмунд обладал, на мой взгляд, уникальной способностью. Способностью совершенно не видеть в людях животных. И самому не быть им.       У меня всё с точностью наоборот. Я вообще не умел любить и не любил никогда. Встретил аппетитную девушку, переспал с ней и дальше пошел. Нет мне никакого дела до того, какой у нее характер, лишь бы ей хотелось того же, что и мне.       Мне всегда казалось это нормальной частью моей натуры.       Почему-то в те секунды я ощутил слабые отголоски зависти к этому норду. Только знал бы я раньше, что он такой отбитый, вообще бы пальцем его не тронул.              Каин, наконец, оставил его в покое и вытянулся у себя на кровати, засыпая.       Онмунд не спал. Весь этот “день рождения” буквально вытряс из него душу. Он понимал, что история Каина может быть тяжелой, но чтобы настолько… Этот эльф буквально прошёл ад. С восьми лет быть рабом арены и каждый день бороться за своё выживание. Потом быть проданным еще раз, пережить пытки, которыми его сводили с ума. Наконец, пережить психологическую ломку. В его жизни не было любви, не было детства, хоть каких-то родителей, никто не обучал его эмпатии, не видел он ни дружбы, ни человеческого принятия. Но вырос бесконечно сильным, вырос с личным моральным компасом, каким-то жестоким темным благородством. Не удивительно, что он так отталкивал Онмунда. Норду теперь было поразительно, почти чудовищно то, что Каин подарил ему.       Он коснулся рукояти своего кинжала. Он представил себе, как Каин поднимается высоко по ступеням в скале к Небесной кузне. Представил себе, как он идет мимо зала Йоррваскр… При этом невозмутим. И никто не знает, что читается в его глазах, когда он смотрит на древний силуэт легендарного Зала.       Онмунд даже содрогнулся.       Его раса, весь его народ был истреблен предками Онмунда. Причем, Каин проклят тем, что знает это, видит и помнит в красках, проживает в мучительных видениях. Онмунд бы не удивился, если бы Каин не просто подпустил его, а попытался бы сразу убить без этих шутливых драк вполсилы. По-настоящему.       “На его месте я бы сломался. Я не знаю никого, кто бы не сломался. Может, он прав. Нужно обладать драконьей душой, чтобы выстоять”, – констатировал для себя Онмунд.       Он с недоумением вспомнил солнечную улыбку Каинара. Беззаботную и мягкую. Он улыбается тебе так, словно тебя озаряет теплым светом уверенности в том, что всё у тебя будет хорошо.       “В целом, если он и правда научится дышать огнем и летать, я даже не особенно удивлюсь”, – иронично подумал Онмунд. Некоторое время он меланхолично смотрел на спящего в глубоких сумерках поодаль у окна Каина.       “Я буду рядом. Не важно, что ты там задумал, я хочу видеть это и быть рядом. Ты сильный, ты вполне можешь драться в одиночку, и я тебе не особенно нужен. Но если внезапно ты оступишься, если в какой-то момент смерть станет к тебе слишком близко, я хочу оттащить тебя за руку от пропасти. Хочу видеть, как ты побеждаешь на пути к своим целям. Ведь, если разобраться, цели у нас совпадают, просто пока ты об этом не знаешь”. Он слабо улыбнулся в ответ на собственные мысли, ему ужасно захотелось снова сжать в руке ладонь Каина как бы подкрепляя данное ему мысленно обещание, но он ужасно устал и ему было лень. Поэтому он закрыл глаза и, наконец, уснул.

***

      Онмунд проснулся потому, что что-то твердое впивалось ему в спину. Он нахмурился, перевернулся на бок и нашарил ладонью рукоять кинжала. Серебряное навершие в виде оскаленной волчьей пасти острым носом царапало кожу спины. И норд вспомнил, что уснул, держа его в руках, пока опасное лезвие покоилось в надежных ножнах. Увидев оружие, он нахмурился. Произошедшее показалось ему очень странным сном. В голове мелькали вспышками воспоминания: стекающая по щеке Каина слеза, его крепкое объятие, рукопожатие, когда он вёл его в свой внутренний ад. Его просьба помочь ему разобраться с печатью у него на груди. Всё это казалось теперь Онмунду почти немыслимым. За один странный вечер они резко пересекли расстояние между друг другом до состояния почти закадычных друзей. Норд на такое даже близко никогда не рассчитывал.       Он, от удивления широко распахнув глаза, смотрел в потолок. И вспомнил, что вчера они потратили примерно минут сорок, обсуждая забавные воображаемые созвездия.       “Какой кошмар”.       Он вздохнул, не зная, благодарить смесь “Сияние Азуры” или ругать ее.       Потом неуверенно посмотрел вбок. У кровати, что стояла около окна всё еще спал Каин. Норд удивленно приподнял брови, увидев замысловато и красиво заплетенные волосы, а потом вспомнил, с каким удовольствием создавал у него на голове это произведение искусства.       “Ого, я так умею? Сила вдохновения, не иначе”.       Он вспомнил свою попытку поцеловать его и в жутком смущении закрыл лицо ладонями. Никогда в жизни в здравом состоянии рассудка он бы на такое не решился. И вряд ли это, вообще, пришло бы ему в голову.       “Слава богам, он успел отреагировать. Странно только, что голову мне не оторвал, – потом заметил с некоторым торжеством: – Зато мне удалось его переиграть. И если бы поцеловать его удалось, от моих шуток он бы потом всю оставшуюся жизнь плевался бы”. Онмунд позволил себе мстительную улыбку.       Переиграть человека, который на протяжении всего общения с тобой регулярно давит тебе на мозоли – конечно, очень приятно.       Онмунд потянулся и ощутил головокружение. За окном после дождя во дворе стелился туман. Солнце уже встало, и под его лучами листва казалась сверкающей. Норд, пошатываясь, встал, обулся и застегнул ножны с кинжалом на своем поясе, как-то сразу и запросто для себя решив, что никогда не расстанется с этим оружием.       “Зачарую его под характер Каина. Льдом. Может, если Дж'зарго немного мне поможет, зачарование получится очень мощным. Только это должен быть какой-то особенный камень душ. Интересно, какой стоит выбрать?” Мысли Онмунда быстро перетекли в академическом направлении. Он вспомнил их классификацию, подумал о том, как убитое животное влияет на возможные чары оружия.       Потом, улыбнувшись, он сел рядом с Каином и нежно произнес, коснувшись его руки:       – Просыпайся, спящая красавица.       Этого было достаточно, чтобы эльф мгновенно проснулся и отскочил от него, как ужаленный. Каин застонал, закрывая себе ладонями лицо:       – Отвали…       – Ты ужасный грубиян. И это после всего, что между нами было?       Эльф немедленно быстро убрал с лица руки и посмотрел на Онмунда почти со страхом:       – А что было?       Онмунд рассмеялся, и Каин ощутил мучительно сильное желание его придушить. Норд решил встать, выдерживая между ними безопасное расстояние:       – Ничего, клянусь. Просто не удержался от возможности поиздеваться.       – С огнём играешь, – мрачно сообщил эльф.       Онмунд это знал, поэтому решил смягчиться.       – Принесу тебе кофе и воду. А курительную смесь я от тебя, кстати, спрячу, дурной ты под ней становишься.       – Я? – возмутился Каин, посмотрев на него изумленно.       – Ну, да. Я-то до самого конца был невероятно адекватен, – с достоинством ответил Онмунд. Каин нашарил в вазе на тумбочке яблоко и швырнул в норда. Тот его поймал:       – Тренируйся лучше. Может, однажды и попадешь.       Настроение у Онмунда сделалось окончательно прекрасным.       Когда он ушел, Каин со стоном опустился на подушку, обхватив лоб руками.       Хитрая сволочь. Напоил меня, повод нашел подходящий…       Хороший ход.              Он вспомнил, как рассказывал вчера о своём прошлом Онмунду и слабо улыбнулся. Он совершенно ни о чём не жалел.