Повседневность-повседневная, или пособие «как разозлить художника?»

« Новая причёска — новая жизнь! » — подумала яркая женщина, выходя из парикмахерской — отныне на её светлой головушке красуется не "а бы что", а короткая ахогэ-стрижка, что опускается ниже тонких плеч своей хозяйки. Сегодня Брушисте, порядочной гражданке и героине-венеранше, с почётом вручили интересную справочку, что та, упрятав в любимом пушистом пуховичке, понесла в местный детский садик: сотрудников мало было, вот и приняли. Стрижка — « чтобы вжиться в роль! » — администраторша, светя унылой мордой, показала девушке изображение какого-то муравьеда, сказали — « вам подойдёт. ». Конечно, вытянутое личико всегда было комплексом этакого творца, а теперь хрупкое сердечко его было разбито; нельзя ведь так поступать с людьми, нельзя! И вот, не прошло и ста лет, как Брушиста стала вполне вальяжно расхаживать вдоль стен нижних этажей, всё больше вливаясь в " подземную семью": Золфиус и хирург — ,кликуха такая у второго, — казались художнице пугающими и в какой-то мере отвратительными. Банбан по её мнению являлся завистливым червяком, что следовало бы распилить на пополам и оставить гнить где-нибудь — одну половинку — ртом, а вторую... Вообщем, выживала как-то. Фламбо — любимчик детей и здешних зажиточных менеджеров, тоже был козлом отпущения в мечтах Брушисты: « извивается, как уж на сковородке! » — думала она, глядя, как тот импровизирует, забыв свой текст на выступлениях. Да, режиссёр таких театральных постановок — Брушиста, и никто другой! Детишки, чуть ли не плача, вечно умоляли остальных "отбросов" учавствовать в таких ролёвках, за чем было весело-весело наблюдать. Не смотря на всё, любили мелкие "организаторшу" представлений, очень сильно. Они облепляли даму с ног до головы, не давая сделать и чистого вдоха. Сегодняшний день — не исключение. Когда "экзекуция" была окончена, Брушиста выдохнула с облегчением, поправляя свой излюбленный головной убор: из хвоста-кисточки, прицепленного к её униформе, что составляет голубой рабочий фартучек и простоватый охровый спорт-костюм, отпрыски своих родителей повыдирали редкие прядки, даже, кажется, измазав в чём-то неприятно пахнущим. Пока "высшие" братья уводили непосед на этажи сверху на сон-час, Брушиста выдохнула с облегчением, завалившись всем телом на крошечный, однако крепкий раскладушку-стул режиссёра, подобрав с пола любимую молочную накидку и накрывшись ею, как пушистым-препушистым пледиком, она прикрыла глаза, вслушиваясь в долгожданную тишину. К сегодняшней постановке привлекли даже надоедливого ворчуна-хирурга, чуть ли не силой принудив отыгрывать роль современного врача в условностях средневековья. Стингер, пришедший свыше, тоже был не рад — хоть роль посла и отыграл славно. Фламбо, ну конечно — главная роль. А вот Банбана, бедолагу этакого, ткнули на место антагониста, чем очень даже опечалили. Всё перечислять — дело мутное, прямо как затуманившееся сознание леди, элегантно "отдыхающей" на своём насиженном местечке. Почти почуяв приближающуюся сущность, она встрепенулась и огляделась.. « —Ты! Что надо? Не видишь — отдыхаю я!... » « — ... » — На угловатом лице весьма забавно выглядещего мужчины молнией мелькнуло раздражение, переросшее в выразительное, хмурое расположение бровей. Маллет смотрелся необычно на светло-синих волосах, пока желтый, кривой и немного стёршийся за день грим только подчёркивал всю абстрактность образа. Не могла Брушиста не признать — ей любопытна внешность Фламбо, но не личность его. — « Сбор. Общий. Соизволь подняться и прийти, пожалуйста. » « — А не то что? » — Сделав жест, будто поправляет невидимые очки, она усмехнулась, сверля его взглядом уставших и сонных, почти красных глаз. — « Ты и меня накажешь? » « — Не сомневайся. » — Крепкая мужская хватка, взявшая художницу за шкирку не вязалась с образом большого добряка-улыбаки, что на удивление изумительный актёр отыгрывал превосходство. Великолепно — сказала бы Брушиста, если бы не острая боль, сопровождающая её весь оставшийся вечер.