письмо о воспоминаниях.

когда-то белые туфли сейчас напоминали какую-то кашу, будто это мысли о хорошем будущем, стертые на всех дорогах, куда могли завести ноги. холодный ветер пытался залететь в легкие, но был отвергнут дымом. мину любил гулять, любил думать и видеть красоту там, где до этого не видел, хотя никакая красота не сравниться с апрелем. он обходил весь город, кроме одного района, где вместо окурков на асфальте догорали воспоминания, специи – пепел из мечт. иногда, слегка в пьяном состоянии, ноги сами шли туда, стирались снова о старый асфальт и пачкались холодной землей. а когда-то тут были цветы и трава. мину любил этот теплый островок: всегда прогретые солнечными лучами ступеньки подъезда, кружевная скатерть и начищенные до блеска очки. он ненавидит очки, потому что любит до безумия. луна и солнце не могут быть даже друзьями, они слишком далеко друг от друга, им не суждено встретиться. луна холодная, она приносит прохладу и темноту. хен сказал, что в этом прелесть ночи: это не прохлада – это свежесть, а в темноте можно увидеть огромное количество вселенных на небе. это было ошибкой. но солнце упало на землю, чтобы вселиться в пшеничную голову. мину сошел с ума. желтый – цвет психбольниц. а он полюбил желтый до ненависти. каблуки стучат по разбитому асфальту. – хен, сегодня какой-то праздник? – нет, мне просто захотелось надеть эти туфли. разве они не красивые? желтые такие. мину определенно сошел с ума. апрель по настоящему показал, что весна существует. она забралась под свитер и залегла под сердцем, тонкими колючими иголочками разбивая его вдребезги, будто она превратилась в нераскрытые каштаны осенью. хэсоль странный, непонятный. и от этого необыкновенный. улыбается так, будто хочет убить, а ким и не против, он смело приставит к груди руку хена с холодным лезвием, оно охладит пылающее сердце; от парастезии останется безжизненное тело. объятия самые теплые в мире, первый по настоящему весенний день в году и чашка мятного чая. любит ли мину мятный чай? полюбил, навсегда, но ни капли больше в рот не возьмет, слишком горько и больно, органы разорвет осколками керамики. кружка с ромашками. наверное, ромашки больше всего в мире подходят пшеничным волосам. если бы мину в этом признался, то хэсоль бы остался на еще одну чашку чая?скорее вновь бы оставил после себя холодные дни, забравшиеся ливнями в уголки глаз. но правды никто никогда не узнает, она застряла где-то рядом со словом «прощай», которое тоже произнесено не было. мину любил. он любил и любит хэсоля размером клубка всех тех веселенных, сплетенных на небе яркими созвездиями. но пессимистические взгляды убивают будущее, поэтому вместо признания он лишь целовал в щеку вместе с летней росой, где-то ближе к осени, думая, что для кима это ничего не значит. хен уехал, а вместе с ними яркие краски из всего города и проткнутое дождевыми каплями признание в любви. и вот мину снова борется с мыслью стереть себя с лица земли, пишет хэсолю очередное письмо, будто в попытках сублимировать. слова не вяжутся, одни воспоминания о прошлом, хотя изначально мысль была лишь написать о сегодняшней прогулке, все испортило их любимое холодное пиво, невзначай попавшее в руку сегодня вечером. оно так же разрывало органы, как и мятный чай. дефенестрация. жить осталось недолго. а любить осталось всегда.