Май, 1854
В своей первой жизни я узнал, что такое любовь, благодаря тебе.
Нет другого времени года, которое приносило бы столько радости, как весна. Природа сама доказывает это: всё цветет. Солнце теплее, животные размножаются, растения и деревья растут. Именно тогда любовь Хёнджина становится более уверенной и неудержимой. Какова природа этой любви, для него остаётся вопросом.
Парень любит запечатлевать весну в своем искусстве, поэтому сейчас рисует на улице, пока солнце палит в спину. Перед ним зелёный холм, украшенный лесами и озёрами. Вид, который ему никогда не наскучит. Едва отрывая взгляд от прекрасного пейзажа, он хочет закончить картину до заката. Когда он кладёт одну кисть, чтобы взять другую, мимо проходит мягкий ветерок.
Когда парень поднимает глаза, чтобы взглянуть вперед, что-то заслоняет ему обзор. Хван начинает улыбаться и наклоняет голову. Чонин машет издалека, его белый жилет ярко выделяется.
— Я должен нарисовать и тебя! — кричит старший, заставляя Яна смеяться. Тот качает головой, бегом направляясь к нему, так, что шорты подскакивают выше колена. Хёнджин откладывает неиспользованную кисть и снова смотрит на подошедшего к нему друга.
Каштановые, средней длины волосы слегка закрывают его глаза. Чонин мотает головой, пытаясь убрать кудри с лица. Он моргает:
— Что рисуешь? Тебе не жарко?
Хёнджин молча качает головой. Жестом приглашает подойти ближе к месту, где сам сидит, и указывает на пейзаж перед собой. Чонин следует его указаниям.
— Это слишком красиво, чтобы не рисовать. Я лучше растаю, чем пропущу это.
На мгновение он не слышит ответа. Когда Хёнджин поднимает взгляд, чтобы разглядеть лицо младшего, замечает его блаженное выражение с широко раскрытыми в оцепенении глазами. Портреты он редко пишет, но, возможно, сделает исключение для Чонина.
— Ты прав, это прекрасно, — бормочет парень, и Хван мычит в ответ. — Но твоя картина выглядит гораздо изящнее, хён, — добавляет тот, взглянув на холст. Хёнджин вздыхает, но пожимает плечами.
— Я пока не могу судить, но спасибо, — отвечает он, вставая, — хотя мне кажется, что ты пришёл сюда не только ради этого, верно?
Чонин вздыхает, неловко опуская руки по бокам.
— Да, отец сказал мне, что скоро будет буря.
— И что? — спрашивает Хёнджин, заметив слегка обеспокоенный взгляд младшего. — Не понимаю, почему это должно меня волновать.
— Я не хочу, чтобы ты был в опасности, — бормочет Чонин, глядя на свои ноги. У Хёнджина рот растягивается в «о», и он слегка посмеивается при осознании. Кивает, продолжая смотреть на парня перед собой. Чонин сейчас слишком очарователен.
— Как
приятно это знать. Теперь я не смогу закончить свою картину, — надувается он, скрещивая руки и наблюдая за извиняющимся взглядом Чонина. На мгновение тот кажется напуганным; он приоткрывает рот, будто хочет что-то сказать.
— Я… извини, хён, но я не мог…
— Я пошутил, Чонин-а, — Хван хихикает, мягко похлопывая младшего по плечу, — Нет ничего страшного в том, чтобы закончить пейзаж завтра. Я благодарен за предупреждение, правда.
Парень облегчённо выдыхает, и улыбка озаряет его лицо.
— Ох, — запинается он, притворяясь развеселённым. Иногда Хёнджин чувствует себя виноватым за то, что пользуется его добротой, но это больше для собственного удовольствия. Ему нравится видеть, как Чонин так легко смущается.
Младший помогает ему собрать вещи и отнести их домой. Перед тем, как они расходятся, Хёнджин приглашает парня на ужин. Он ещё не спросил свою мать, но уверен, что та не откажет, если это будет его лучший друг.
На самом деле, они ужинают вместе без проблем. Чонин рассказывает о своём дне и, в частности, занятиях астрономией. Хёнджин уверен, что Ян должен быть каким-то гением, раз так легко говорит на такие интересные темы.
Когда ужин заканчивается, Чонин благодарит семью за еду. Они предлагают ему чаще ужинать вместе в будущем, и Чонин любезно соглашается. В этот момент Хёнджин приглашает Чонина остаться на ночь. Он никогда раньше этого не делал, не просил кого-то остаться, но с Чонином он готов попробовать что-то новое.
— Ты имеешь в виду спать в одной комнате с тобой? — спрашивает тот; глаза шире обычного. Хёнджин кивает, скрестив руки за спиной.
— Ты не против? Моя кровать достаточно большая для нас двоих, и я уверен, что твои родители не будут против, если ты проведёшь больше времени со мной.
— Подожди, в-в одной кровати? — хрипло произносит Чонин, но закрывает рот рукой, осознав, насколько громко он это сказал. Его щеки заливаются румянцем, и он медленно опускает руку. Старший с трудом сдерживает смех при этом виде, но снова кивает.
Он поворачивается, игнорируя удивлённое выражение младшего, и идёт в свою спальню. Чонин следит за ним взглядом, пока Хёнджин не указывает ему рукой пройти внутрь:
— Ты видел её бесчисленное количество раз, заходи.
Стесняясь, но немного увереннее Чонин идёт за ним. Хван молча протягивает ему запасную ночную рубашку, но отказывается смотреть на реакцию парня. Ему жарко, но не от летней жары или пота. Это тоже ново для него, но он давно хотел это сделать.
Хёнджин быстро раздевается, бросая одежду на стул рядом и распуская свои длинные волосы. Вздохнув, он проводит пальцами по прядям и поднимает взгляд.
Чонин делает то же самое, быстро снимая шорты и рубашку, но стоит к нему спиной. Хван не может оторвать глаз от фигуры младшего, от хорошо развитых мышц спины, трицепсов и голубоватых вен. Он не задаёт вопросов, просто размышляет, чувствует ли кто-то ещё такое волнение при виде Чонина. Тело Чонина захватывающее дух, буквально.
Он прочищает горло, прежде чем его поймают на разглядывании, и отодвигает простыни. Забираясь на кровать, ждёт, пока младший присоединится к нему. Чонин, закончив переодеваться, смотрит на него немного неуверенно, его взгляд скользит между свободным местом рядом с парнем и самим Хёнджином.
Хван наклоняет голову:
— Хочешь чаю перед сном? — спрашивает он, но младший качает головой.
— Н-нет, просто… — он, кажется, собирается с мыслями, прежде чем наконец садится на кровать. — Это же как у женатых пар, да?
— Ах, — выдыхает Хёнджин с ухмылкой на лице, — ты об этом, — он выпрямляется, чтобы его спина касалась стены позади. Как интересно, что Чонин ассоциирует совместный сон с женатыми парами. — Может быть. Инни, ты смущён?
Тот моргает, его рот приоткрыт, и ему требуется несколько секунд, чтобы ответить.
— Что… я? Нет, нет! Ха-ха, почему я должен быть? — он быстро устраивается рядом с Хёнджином и накидывает на них одеяло. — Видишь? Я не смущён. Смущение? Нет. Это для меня вполне обычно.
Но старший начинает смеяться и никак не может остановиться. Смеётся так сильно, что у него начинает болеть живот. В самом деле, Чонин такой, такой милый.
— Ох, ты забавный, — говорит Хван, тяжело дыша, одной рукой держась за живот, а другой пытаясь шлёпнуть младшего от удовольствия. Чонин, конечно, отдёргивается со смущённым хмурым взглядом.
— О, иди сюда, — вздыхает парень, обнимая Чонина и крепче прижимая его к себе. Младший вдруг вскрикивает, пытаясь освободиться, но Хёнджин сильнее, теперь обнимая его сзади. — Я не отпущу тебя!
— Нет! — стонет Чонин, но сладкий оттенок в его голосе ещё больше стимулирует Хёнджина бороться. Ян пинается и делает всё возможное, чтобы выбраться из чужой хватки, пока старший начинает оставлять лёгкие поцелуи на его волосах.
Получив локтем в живот, он замирает, стоная от боли. Наконец освободившись, Чонин радостно ложится на спину.
— Я же ничего тебе не сломал, да? — спрашивает он через некоторое время, на что Хёнджин качает головой. — Хорошо, — отвечает Ян, поворачивая голову в сторону, чтобы украдкой взглянуть на старшего.
Тот ловит его взгляд и слабо улыбается, замечая нежность в чужих глазах. Карие, тёплые и комфортные. Хёнджин испытывает намного больше. Как это возможно — выразить свои чувства словами? Существует ли термин, который сможет описать эту дыру в его разуме, эту тягу в сердце или жжение в животе?
— Ты заставил меня почувствовать сонливость, хён, — неожиданно замечает Чонин, заставляя старшего прийти в себя. Парень мычит и мягко притягивает Чонина обратно к своей груди. Когда тот замирает, Хёнджин просто объясняет:
— Ты тёплый, Чонин, я бы хотел спать так.
Ян расслабляется и устраивается поудобнее в его объятиях. Чонин действительно тёплый, или, возможно, это просто сердце согревается, когда Хван рядом с ним.
Прошло несколько мгновений в тишине, пока Чонин снова не заговорил:
— Хён?
— Да?
— Но почему ты на самом деле захотел… спать со мной? Ты действительно пытаешься подражать женатым людям?
Темно, дом тихий. Но, лёжа так близко к младшему, Хёнджин чувствует себя ещё более уязвимым в такие моменты. Теперь, когда солнце село, обнимать Чонина — единственный способ не чувствовать себя одиноким и обеспокоенным ночью. Он тихо вздыхает, поправляя руки на животе парня.
— Потому что я где-то читал, что так проявляют… любовь, — шепчет он, ощущая, как с каждым словом в животе нарастает тепло.
Хёнджин был одержим познанием любви. Столько поэтов писали о ней, столько музыкантов сочиняли о ней песни, столько картин изображали её. И всё же он не знает, как прийти к выводу для себя. Ещё более неловко признавать, что каждый раз он думал только о Чонине. Кто ещё может так сильно влиять на него кроме Чонина?
— О, — только и произносит Ян, не двигаясь ни на дюйм. Хёнджин может только слушать их дыхание в темноте, ожидая, пока он осмыслит. — Так это означает, что ты любишь меня больше, чем… чем по-братски?
Разве это так? Действительно ли Чонин — такой человек для него? Может ли Чонин, мужчина, действительно открыть его сердце и заставить его чувствовать, что без него Хван был бы ничем?
Но когда Хёнджин думает о других людях в своей жизни, о женщинах, которых он встречал, он осознаёт: никто не может заставить его чувствовать то, что делает с ним человек в его объятиях. Чонин как свет в его жизни или красота в его глазах. Ни одна картина или музыкальная композиция не может описать то, что даже слова в книгах не могут.
И поэтому он отвечает тихим голосом, но с сильной волей:
— Да, больше, чем это. Но тебе не обязательно понимать, Инни.
Ну, Чонин и не сможет понять. Пока что.
Тепло солнца будит его ото сна. Хёнджин медленно открывает глаза и пытается понять, в каком положении сейчас лежит. Теперь он тот, кого обнимают: голова на груди Чонина, руки обвивают обнажённый живот младшего. Рубашка Чонина как-то задралась, открывая загорелую кожу. Хван чувствует его аромат, похожий на лаванду, и несознательно гладит тёплую кожу большим пальцем.
Это как рай: Чонин всё ещё крепко спит, тихо дыша сквозь приоткрытые губы. Его ресницы красиво лежат на скулах, а локоны волос разметались во все стороны, как нимб над его головой. Чонин выглядит как нарисованный ангел.
В этот момент Хёнджин решает, что собирается его нарисовать, парень мигает от изумления, продолжая смотреть перед собой. Его чувства уже такие сильные этим ранним утром, и он чувствует, что заплачет, если не возьмёт себя в руки. Положив голову обратно, он закрывает глаза. Хван собирается ещё немного поспать в своём маленьком раю, прежде чем начнётся день.
— Опять рисуешь?
Хёнджин вздрагивает от неожиданного голоса, почти испортив цвет. Положив руку на грудь, он поднимает взгляд.
— О, это человек! Кто это, хён? — продолжает спрашивать Чонин, не замечая, как старший заливается румянцем, когда тот подходит ближе, чтобы полюбоваться его работой. Если бы Хёнджин рисовал углем, мог бы хотя бы попытаться прикрыть её руками, но он рисует акварелью.
Поэтому парень просто вздыхает, притворяясь, что сейчас с ним не происходит ничего смущающего.
— Это… это ты. Я решил попробовать что-то новое в этот раз.
Глаза Чонин мелькают с чужого лица на холст, и Хёнджин предполагает, что это тот момент, когда он умрёт. Его горло сжимается, сердце бьётся в грудной клетке. Картина завершена лишь наполовину, но теперь, когда Хван упомянул, кого рисует, контуры становятся более узнаваемыми: на портрете Чонин, облокотившись, сидит, одетый в белую тунику. Она покрывает только одно его плечо и свободно висит на торсе. Его лицо, которое ещё не детализировано, светлое, с чертами ангела. Волосы нарисованы более длинными и темными, чтобы нимб над парнем смотрелся выразительнее. На картине Ян опирается на голые руки, украшенные золотыми пятнами.
— Я?
Хёнджин нерешительно кивает и отводит взгляд обратно к холсту. Сжимая губы, он пытается продолжить работу, хотя это становится ещё труднее теперь, когда его секрет раскрыт. Он уже мысленно готовится к оправданиям и фразам, способным объяснить всю эту ситуацию, но это становится сложнее с каждым затянувшимся моментом молчания.
Тёплая рука ложится на его плечо.
— Хён, у меня нет слов. Портрет еще не закончен, но всё, что я могу сказать, это что он прекрасен, просто совершенен. Ты так талантлив, знаешь это? Сколько времени ты посвятил созданию такого шедевра?
Не встречаясь с младшим взглядом, Хёнджин кладёт кисть.
— Неделю, — отвечает он, заикаясь, и слышит, как парень удовлетворённо мычит. Когда он поднимает взгляд, Чонин смотрит на него с мягким выражением лица, которое Хван так обожает.
— Мне нравится, — заключает Ян, и его застенчивая улыбка ясна даже по голосу.
Иногда Хёнджин думает, что Чонин лжёт, только чтобы он чувствовал себя ценным. Чонин не человек искусства — он не смотрит на картины и не слушает знаменитых композиторов, таких как Моцарт или Бетховен. Он скорее будет говорить о небе и созвездиях, чем о поэзии или творчестве. Но когда старший разговаривает с ним, кажется, что у них общие интересы. Хёнджин любит рассказывать парню о своих будущих идеях для картин, и Чонин его слушает. Только в такие моменты он верит, что Чонин — настоящий друг.
Или, может быть, это его способ любить. Может, Чонин тоже влюблён. Это имело бы смысл, но это также привело бы Хвана к гибели, если бы было правдой. Знает ли это Чонин? Любим ли Хёнджин?
Руки Чонина блуждают по его плечам, мягко массируя их. Затем старший чувствует робкий поцелуй на своём виске. Хёнджин расцветает внутри.
— Знаешь, я начинаю понимать.
— Понимать что? — сразу спрашивает он, снова поворачивая голову в сторону, чтобы лучше видеть парня, стоящего позади него. На мгновение Чонин напоминает не милого мальчика, знакомого Хвану с детства, а зрелого мужчину, способного ещё больше изменить его жизнь. Чонин проводит пальцами по волосам.
— Я про любовь. Ты говорил, что любишь меня. Сначала я не понимал, но теперь я это вижу. То, как ты ко мне относишься. Ты делаешь так много для меня. Я вижу твою любовь, Хёнджин. Ты любишь меня по-другому, не как искусство, свою мать или… закаты. Я прав, хён?
Хёнджин моргает, не замечая, что тяжело дышит ртом. Его глаза начинает жечь от постоянного внимания к Чонину. Да, именно так. Он любит Чонина совсем по-другому, не как что-либо еще.
— Да, так и есть, — хрипло отвечает парень, чуть улыбаясь, видя, как Чонин тоже сияет. Младший кивает и обхватывает его челюсть. Хван уже забыл о своей картине, всё его внимание сосредоточено на чужом мягком прикосновении. Он возвращается в реальность, только когда Чонин убирает руку. Это больно, но он чувствует тепло.
— Скоро увидимся, Чонин-а, — говорит Хёнджин с трепещущим сердцем. Чонин кивает и снова оставляет старшего одного в его маленьком уголке.
Июнь, 1854
Я не успел закончить картину вовремя. Если бы знал заранее, даже не начинал бы её.
Хёнджин побежал, как только узнал. Он продолжал бежать, даже когда его ноги вот-вот могли подогнуться.
Сотни молодых людей призвали отправиться на войну. Всех старше 18 лет немедленно мобилизовали. Называли это «Крымской войной». Холод, хитрость. Народ не должен был участвовать в этом, до тех пор, пока, ну, союзники не начали вмешиваться.
Для Хёнжина это абсурд, абсолютное безумие.
Он тяжело дышит, пока добирается до уютного коттеджа, который спрятан за деревьями и кустами. В другой день он бы остановился и минутку полюбовался солнечным светом, падающим прямо на природу. Но сейчас это уже не имело значения.
— Чонин! — кричит он, продолжая быстро бежать к главному входу. Домашние прислуги семьи Ян смотрят на него с удивлением, но он не обращает на них внимания. Врывается в коридор, оглядываясь на мгновение, пока снова не начинает звать парня.
И только когда видит знакомую фигуру на вершине лестницы, смотрящую на него, он замирает. Хван затаивает дыхание, мгновенно осознавая такое же состояние Чонина.
— Чонин, — выдыхает он, бросаясь вверх по ступеням и почти спотыкаясь о собственные ноги, когда кидается в объятия. Он обнимает младшего так крепко, как только может, и тот позволяет ему. Руки Чонина быстро обхватывают его торс: одна рука на спине, другая — выше пояса. Хёнджин чувствует, как собственное сердцебиение замедляется от прикосновения, и закрывает глаза.
— Инни, — шепчет он, осторожно отодвигаясь назад, чтобы увидеть лицо младшего. Хёнджин замечает покраснение его глаз, насморк и опухшие губы. — Инни, мой дорогой, ты что, плакал?
На это Чонин шмыгает носом, но качает головой. Хван дует губы и поднимает пальцы, чтобы провести по его щеке.
— Инни, — вздыхает он, но не знает, что ещё сказать. Что можно сказать лучшему другу, человеку, которого ты любишь больше всего, в последний раз? Нет гарантии счастливого конца в их жизнях, нет источника света в конце туннеля. Никто не может выжить, когда призывают.
Только когда большой палец ласкает влажную кожу чужой скулы, слеза снова его смачивает. Чонин смеётся, но заметно, что он предпочёл бы разрыдаться в этот момент.
— Хён, что нам делать? — наконец говорит он; голос хриплый и неустойчивый. Старший качает головой, обхватывая другой рукой талию парня. Хёнджин — мечтатель, оптимист, но впервые он остался без ответа.
Хёнджин сразился бы со всеми армиями и чудовищами, чтобы провести всю жизнь с Чонином. Чонин — его любовь, его первая любовь, его единственная форма страсти, кроме искусства, которой он посвятил бы время. За что ещё стоит сражаться, если не за Чонина? Зачем вкладывать время в учёбу, развлечения или богатство, если в конце концов ты не сможешь снова встретиться с человеком, который изменил тебя и сделал таким, какой ты есть?
Хёнджин хочет злиться, хочет яростно возмущаться несправедливостью, и всё же уже чувствует горе. У него болит голова от постоянного осознания, что он никогда не вернётся, как только они разлучатся. Он не боится смерти; он сожалеет, что вообще жил.
— Моя любовь, — Хван дрожит, слёзы неконтролируемо текут по его ресницам. На короткое мгновение Чонин смотрит старшему в глаза, как будто он весь его мир. Только тогда до Хёнджина доходит.
—
Мне нравится смотреть на тебя, в твои глаза. Это как смотреть на звезды, хён, — однажды сказал Ян, когда они наблюдали за звёздами посреди ночи. Хёнджин не знал, как это истолковать, до этого момента. Чонин любил его всё это время, но никогда не говорил об этом. —
Если бы ты был звездой — стал бы моей любимой.
— Моё сердце всегда будет ждать тебя, даже на смертном одре, — дрожа, произносит Хёнджин, обхватывая челюсть младшего. — Я буду мечтать и стремиться к тому моменту, когда мы сможем снова встретиться в нашей следующей жизни, Чонин-а. Я обещаю тебе это.
Дыхание Чонина прерывается, слёзы щипят его щеки, икота болезненно пытается подавиться, но не может. Хёнджин пытается улыбнуться сквозь боль, но не может больше выносить вид Чонина в таком состоянии.
— Хён, я не могу… — руки того дрожат от нахлынувших чувств, и он едва держится на ногах. Осознание слишком сильно для них обоих, но Хёнджин здесь, чтобы держать своего возлюбленного в объятиях и шептать ему сладкие слова на ушко.
Хван опускается с ним на пол, там, где они стояли, и прижимает дрожащее тело к своей груди. Он целует парня в висок, медленно перемещаясь к лбу.
— Я знаю, — шепчет он, закрывая глаза, издавая тихие вздохи. Чонин крепко сжимает ткань его рубашки, а старший не отпускает его. Он в конце концов отпустит, но не позволит своему сердцу это сделать. Хёнджин всегда будет принадлежать ему, даже через войну и битвы.
— Я люблю тебя, Хёнджин, так сильно, — признается Чонин, его губы касаются шеи. Хван с дрожью вдыхает, ощущая волну тепла, наполняющую его в последний раз. Он верит младшему, болезненно так, всем своим сердцем.
— Я тоже люблю тебя, Чонин, — отвечает он с последними силами, целуя запястье того; их пальцы переплетаются.
Ты всегда был в моих мыслях, Чонин-а, даже когда стреляли, среди воплей ярости и стонов боли. Под гремящими облаками и разрушительными молниями я не ощущал даже капель дождя на своей коже.
Но внезапно колени подкосились, жгучая боль пронзила моё тело, и я почувствовал, как пуля прожигает лёгкие. На мгновение я испугался, что никогда больше тебя не увижу. Но я вспомнил о ямочках на твоих щеках, появляющихся каждый раз, когда ты смотрел на меня, и моё сознание успокоилось. Я вспомнил наше обещание, наши пролитые слёзы. Я почувствовал облегчение и счастье, зная, что ты тоже меня любил.
В тот день небо было уродливым, я бы никогда его не нарисовал. Может, оно плакало по мне, по нам. По нашей неудавшейся любви в этом временном отрезке, в летнюю ночь.
Июнь, 2024
Не осознавая этого, я продолжал любить тебя и во второй своей жизни. Небеса, может быть, услышали наши мольбы, Инни.
Сердце билось в груди, когда он проснулся. Хёнджин был облит потом, тепло его тела чуть ли не испарялось. Он вздохнул от усталости, вспоминая кусочки своего последнего сна. Скорее, ночной кошмар, чем сон.
Воины кричали о своих жизнях, как только зазвучали выстрелы, люди падали в грязь, получая раны. Небо было серым, почти черным, тяжелый дождь лил перед ним. Хёнджин был среди них солдатом, и всё это казалось слишком реальным.
Отгоняя мысли, он решает принять душ. Смывает пот с кожи, моет волосы шампунем со своим любимым ароматом. Когда заканчивает, он идет на кухню, чтобы приготовить себе что-то поесть.
Старший готовит рамён на плите, когда Чонин заходит в комнату и замирает на месте. Хёнджин поднимает глаза и улыбается, увидев его перед собой.
Блондинистые кудрявые волосы, торчащие в разные стороны; глаза, еще опухшие ото сна. Утром его губы обычно припухшие, что делает Чонина еще более очаровательным.
— Утречка, — зевает он, не стесняясь и не прикрывая растягивающийся рот. Хёнджин щёлкает языком и отвечает ему:
— Хорошо спал?
— Ммм, — младший проходит мимо него и похлопывает его по плечу, прежде чем замедлиться перед холодильником. Странный, жгучий, болезненный укол оседает в груди Хёнджина, парень задерживает дыхание, чтобы тот ушел. Смущенный, он забывает о плите на мгновение.
— О, пожалуйста, скажи мне, что ты приготовил завтрак на двоих, — спотыкается Чонин, уставившись на кастрюлю. Хван молча кивает и успевает перенести кастрюлю в нужный момент, прежде чем вода переползет через край.
Он отдает Чонину большую часть рамёна с овощами, чего тот даже не замечает. Младший съедает всё за короткое время и даже не сдерживает чавканья. Только когда допивает последнюю каплю, он встречает чужой взгляд.
— Я всегда голоден по утрам, спасибо, — бормочет он, протирая рот ладонью, когда заканчивает трапезу. Хёнджин щёлкает языком, собирает две пустые миски и поднимается.
— Иди умойся, ребёнок. У тебя когда начало? Полчаса до занятий?
— Да, — Чонин тяжело встаёт и направляется в ванную. Когда слышит, как вода течёт, Хёнджин трясет головой от неверия. Ему снова придётся везти Чонина в университет.
Чонин находит его, опершегося о кровать, с перекрещёнными ногами и руками. Брови младшего взлетают, но он продолжает двигаться дальше в комнату, одетый только в полотенце на бёдрах.
— Я выбрал для тебя одежду, чтобы ты не опоздал, Инни, — объясняет Хван. Чонин пожимает плечами и начинает раздеваться. Ему не очень-то и неловко делать это перед старшим, и тому тоже. Они соседи уже много лет, и оба мужчины. Хёнджин не видит в этом проблемы.
— Знаешь, я был бы не против опоздать разочек, — замечает Чонин, когда Хёнджин останавливается на красный свет. Он начинает хмуриться, когда получает лишь осуждающий взгляд в ответ. Хван видит, что парень смотрит в окно, опираясь на локоть подбородком. Сам он глядит вперёд.
— Я знаю, но мне нужно заботиться о твоём образовании и учёной степени. Я не могу не желать для тебя лучшего.
И это правда, потому что иногда Хёнджин чувствует себя как родитель. Ладно, может быть, самое худшее, что могло произойти в его жизни, — стать родителем Чонина, так что Хван, скорее всего, чувствует себя старшим братом. Но он заботится о Чонине. Иногда слишком сильно. Иногда сердце подсказывает ему, что делать или говорить, а не мозг. Ну, это происходит с ним и только с ним.
Чонин насвистывает мелодию, и именно тогда светофор переключается на зеленый. Хёнджин привозит младшего прямо в университет, немного неуклюже паркуя машину. Он не любит парковаться задом, но ему ещё хуже удаётся парковка передним ходом. Механика не его стихия.
Чонин смотрит в свои записи, когда Хёнджин оглядывается.
— Сегодня экзамен? — спрашивает он, и Ян медленно кивает. Старший видит, как тот нервно грызет губу, стучит ногой и морщит лоб, размышляя. Хёнджин любит замечать все эти мелкие детали, но никогда не указывает на них. Для него все эти черты — часть творчества Чонина. Для него Чонин — искусство, и он любит смотреть на него так.
Когда Чонин поднимает взгляд, его брови сморщены и слегка подняты посередине — милый вид. Хван улыбается, и парень расслабляется.
— Да, электродинамика, — вздыхает он, и Хёнджин замечает, как он слегка дрожит при выдохе. Старший видит, как Чонин закрывает книгу и сует её в рюкзак.
Прежде чем Чонин открывает пассажирскую дверь, старший кладёт руку на его бедро, легонько сжимая. Лицо Чонина смягчается.
— Я уверен, что у тебя всё получится, Инни. Не переживай. Потом расскажешь мне, хорошо? — младший на это кивает, ямочки на его щеках углубляют улыбку. Когда Хёнджин отстраняет руку, она почему-то жжёт, но парень предполагает, что это из-за статического электричества.
Чонин, в итоге, отлично справился с экзаменом.
Хёнджин мечтает о ярких цветах, полях тюльпанов и красочных пейзажах природы. Он видит себя, рисующего в солнечный день. Ему снится Чонин, что никогда раньше не случалось, машущий ему на расстоянии. Всё кажется таким знакомым, но одновременно странным, словно дежавю. Окружение принадлежит другому времени или месту, потому что это совсем не Сеул. Нет ни одного телефона на виду, нет уличных фонарей, когда на улице темнеет.
Затем сцена меняется, и внезапно Хёнджин стоит лицом к лицу с Чонином. Они держатся за руки и плачут.
— Я не хочу, чтобы ты уходил, — всхлипывает младший, и всё, что может сделать Хван, это ещё сильнее расстроиться. Эмоции, которые он чувствует, настолько интенсивны, они такие болезненные. Парень не знает, что произошло, но всё, что он хочет, это остаться рядом с Чонином.
— Я буду мечтать и жаждать момента, когда мы сможем встретиться снова в следующей жизни, Инни-а. Я обещаю тебе это.
Именно тогда он просыпается.
Среди ночи он осознаёт, что только что видел сон. Но это чувствовалось так реально, что буквально разбивало сердце. Хёнджину нужно увидеть — нет, почувствовать — Чонина.
Он встаёт и идёт в комнату того. С колебанием слушает, нет ли шума из спальни. Вероятно, нет, и поэтому он входит.
Парни уже спали вместе несколько раз, и Хван уверен, что Чонин не возражал бы, если бы он вошёл просто так. Но всё равно кажется странным делать это без предварительного вопроса.
Чонин спит спокойно на спине, с ногой, выглядывающей из-под одеяла, и рукой, лежащей над головой. Его мягкие выдохи ровные, волосы раскинулись как ореол в мерцающем свете луны.
Хёнджин улыбается себе, когда подходит ближе, чтобы лечь рядом с ним. Младший слегка шевелится, морщится и сжимает губы на мгновение. Когда Хван кладёт голову на чужую грудь, он наконец слышит его сердцебиение. Это успокаивает, и он чувствует себя в покое. Всё в порядке, всё на своём месте. Хёнджин никогда не покинет его, своего лучшего друга и любимого человека. Зачем бы ему это делать?
Вдруг рёбра снова жжёт, но внезапный голос отвлекает его.
— Джин? — слышит сверху парень и поворачивает шею, чтобы увидеть младшего, смотрящего вниз на него. Глаза того наполовину закрыты.
— Это я, Инни, — шепчет Хёнджин, ласково похлопывая по его животу. Чонин бормочет что-то неслышное и кладёт голову обратно на подушку. Старший чувствует, как его тянут ближе к груди, так, что Ян становится для него человеческой подушкой. Опять тишина, и Хван снова засыпает. Он чувствует себя полноценным.
Непрерывный звук шагов разбудил его, заставив открыть только один глаз. Почему-то он чувствует боль и головокружение. Хван открывает второй глаз, когда понимает, что место Чонина пустует.
В этот момент младший входит в комнату с миской в руках. Он ставит её на прикроватную тумбочку и садится на стул напротив него.
— Доброе утро, хён. Хорошо выспался?
Хёнджин качает головой, волосы падают ему на глаза.
— Чувствую себя так, будто меня переехал грузовик, — хрипло произносит он, и Чонин смеётся.
— Заметно, хён-и. Я приготовил тебе жареный рис. Поешь.
Поняв, что миска была приготовлена для него, Хёнджин сразу выпрямляется.
— Это мне? — он пищит, быстро глядя между едой и Чонином. — Инни, ты никогда не готовил мне еду.
Я должен был это сделать.
— Думаю, на этот раз нет, — серьёзно отвечает тот, указывая на миску. Хёнджин чувствует, как на него смотрят, пока он медленно подносит ложку с рисом ко рту и глотает. Рис тёплый, наверное, только что приготовленный. Старший смотрит на Чонина, который с любопытством его рассматривает. Его щёки ещё розовые ото сна, волосы даже не причесаны. Он всё ещё в пижаме, и всё же приготовил ему завтрак.
— Инни, это так вкусно. Так вкусно… — Чонин начинает улыбаться, ещё больше углубляя свои ямочки. Хёнджин чувствует себя маленьким и уязвимым, когда берёт второй кусок; удивительный вкус полностью его поглощает. — За что?
Пожимая плечами, Чонин приближается и садится на кровать рядом с парнем. Он забирает миску из его рук и размешивает рис ложкой.
— Хочу отплатить тебе. Или просто потому, что я тоже забочусь о тебе, хён, — говорит он, поднося ложку и прикасаясь к губам Хёнджина. На мгновение старший остаётся безмолвным, словно окаменев. Но когда он открывает рот, Чонин быстро кормит его с ложки. —
Ты так много для меня делаешь. Я вижу, как ты меня любишь, Хёнджин. Так позволь мне хоть раз сделать тебя счастливым в ответ, — он заканчивает потише; глаза расширяются, когда он изучает чужую реакцию.
Эта фраза звучит знакомо, как будто Хёнджин уже слышал её от Яна раньше. Это не как дежавю, скорее как переживание уже существующего в памяти. Хёнджин думает, что это может быть из-за его бессонницы, и решает не думать об этом слишком много. Его взгляд зафиксирован на младшем, парень осознает, что ему всё ещё нужно что-то сказать в ответ.
— Я… хорошо. Конечно, Инни. Ты такой милый, — он чувствует, как краснеет, опуская голову, чтобы попытаться спрятать это. Чонин снова кормит его, медленно и осторожно. Это почти слишком для него, слишком прекрасно. Хёнджин чувствует, как нагревается, чувствует, как его сердце расширяется с каждой секундой. Не сам акт заставляет его эмоционально откликнуться, а просто человек перед ним. Он действительно чувствует себя любимым, но это ощущение усиливается, когда он понимает, как сильно Чонин хочет, чтобы он это знал.
Позже старший отправляется на уроки по искусству и пытается сконцентрироваться на своих задачах. Но то, о чём он думает, — это милый парень с ямочками, который делает его таким счастливым.
— Хочешь посмотреть на звёзды со мной?
Поднимая глаза с телефона, Хёнджин видит, что Чонин смотрит на него с явным волнением. Он кладёт телефон и скрещивает руки.
— Просто скажи, что хочешь пойти на свидание. Сообщение будет доставлено быстрее, знаешь ли.
Парень начинает краснеть, но отрицательно качает головой. Его кудрявые волосы болтаются во все стороны, слишком милые для Хёнджина, чтобы он мог с этим справиться.
— Это не свидание! И я серьёзно! Ты хочешь, да или нет?
Конечно, Хван хочет. Конечно, он будет делать всё, что скажет Чонин, потому что всё, что они делают вместе — весело и прекрасно.
И когда они встречаются позже вечером, чтобы выйти через секретный выход на крыше их здания, Хёнджин чувствует, как снова начинает дышать. Чонин смеётся, указывая перед ними. Они расстилают одеяло на полу, тёплый летний воздух непосредственно дует им в лица.
Между ними наступает тишина, когда они лежат рядом друг с другом. На мгновение Хёнджин забывает, что должен смотреть на планеты или падающие звёзды: привычное тело рядом с ним уже занимает большую часть его внимания.
— Мне нравится смотреть на звёзды летом, — вдруг объясняет Ян, — хотя они на самом деле лучше видны в более холодные времена года, например, зимой.
— Действительно? — парень прищуривает глаза, когда замечает что-то блестящее. — Это звезда, Инни?
Чонин следует взглядом за его пальцем туда, куда он указывает, и кивает.
— Да! Ты только что нашёл «Большую Медведицу», также известную как «Великий Медведь», одно из самых узнаваемых и значимых созвездий на ночном небе. Оно образует форму медведя, хотя эта форма абстрактна и более трудна для визуализации, чем «Большая Колесница», — он вдруг замолкает. — Почему ты смотришь на меня, а не на небо, Хёнджин?
Застигнутый врасплох, Хван смеётся. Смех выходит у него из глубины горла, превращаясь в хихиканье. Ещё смешнее то, что Чонин всё так же серьёзно смотрит на него.
— Прости, продолжай. Мне просто нравится тебя слушать.
— Хмм, — протягивает тот, придвигаясь чуть ближе к собеседнику. Хёнджин обхватывает руками запястье Чонина и ждёт, пока он продолжит. Чонин тёплый и мягкий. Исцеляющий. Безопасный. Чонин его дом.
— Мне нравится много звёзд там наверху, но есть одна пара, которая мне нравится больше всего, это «Альбирео» в созвездии «Лебедь», — объясняет младший, его рука двигается, чтобы найти руку старшего. Когда он наконец переплетает их пальцы, в его груди теплеет, но он преодолевает это чувство, когда видит, что Чонин немного улыбается сам себе. Хёнджин хотел бы сказать тому, как ему нравится весь этот момент. Может быть, ему нравится именно Чонин, но он пытается не думать об этом слишком много. — Звезда Лебедя, на самом деле, является двойной звездой. Это две звезды, связанные своим взаимным гравитационным притяжением. Им требуются тысячи лет, чтобы обогнуть друг друга. Они как соулмейты.
Хван кивает, обрабатывая информацию, и затем из него вырывается «о». Ему очень нравится эта метафора.
— Расскажи мне больше, Инни.
Младший наклоняет голову в сторону, глаза устремлены прямо на Хёнджина. Старший немного смущён, когда Чонин продолжает смотреть на него.
—
Если бы ты был звездой — стал бы моей самой любимой, — говорит Ян, его глаза бродят по лицу напротив, и он ждёт ответа. — Ты понял? — спрашивает Чонин, прежде чем парень успевает ответить. Теперь Хван действительно сбит с толку. Он медленно качает головой, замечая, как младший становится всё более раздражённым.
— Что ты имеешь в виду?
— Есть причина, почему я привёл тебя сюда, хён, — начинает он спокойным голосом, поворачиваясь так, чтобы снова видеть небо. Хёнджин продолжает сосредоточенно смотреть на него. — Я пытаюсь сказать тебе кое-что уже какое-то время. Разве в последние дни у тебя не было странных снов?
— Снов? — Хван повторяет смущённо, кусая губу, чтобы вспомнить. Что ему снилось прошлой ночью? Это были не хорошие сновидения, это были кошмары; кошмары о Чонине.
Ты так много для меня делаешь. Я вижу, как ты меня любишь, Хёнджин.
Моё сердце всегда будет заботиться о тебе, даже на смертном одре.
Мне нравится смотреть на тебя, в твои глаза. Это как наблюдать за звёздами, хён. Если бы ты был звездой — стал бы моей самой любимой.
Я буду мечтать и жаждать момента нашего воссоединения в следующей жизни, Чонин-а. Я обещаю тебе это прямо сейчас.
Я так сильно люблю тебя, Хёнджин.
И я люблю тебя, Чонин.
Обещание. Мечты. Нет, это не были сны — это были воспоминания. Хёнджин переживал моменты другой жизни. Чонин был частью его прошлой жизни, его любовью. Чонин всегда был рядом с ним, и теперь он единственный, кто об этом узнал.
Это объясняет дежавю, сильные эмоции во сне, жгучую боль при прикосновении к Чонину. Почему ему не нравится рисовать портреты на уроках живописи, почему Чонин выбрал жить с ним, а не с кем-то другим. Хёнджин чувствует к нему такую тягу, потому что это всегда было так, много десятилетий назад.
Он задыхается, осознавая и вспоминая. Кусочки воспоминаний сходятся в одно целое. Хван вдруг садится, смотря на парня, который всегда был его судьбой.
— Ты знаешь об этом? Наша жизнь — ты видел это? Как давно ты знаешь об этом? — он дышит открытым от изумления ртом. Чонин горько улыбается и тоже садится.
— Уже некоторое время, — отвечает он, глаза наполняются слезами.
Хёнджин вспоминает боль, отчаянную разбитость при разлуке с прошлым Чонином. Пролитые слёзы, выкрикнутые слова; абсолютное чувство горя и скорби, которое он не мог отпустить, когда возвращения не было. Он любил Чонина всем сердцем и душой.
— Ты обещал, что будешь любить меня и в следующей жизни, верно? — шепчет Чонин, его пальцы дрожат, спрятанные под бедрами. Выражение его лица испуганное, но выражающее надежду, такое же, как у парня, в которого он влюбился в другой эпохе.
Ненадолго всё затихает. Улицы пусты, и даже сверчки замолкли. Хёнджин глотает сухость в горле, адреналин пости кружит ему голову. Старший подходит ближе, чтобы взять Яна за руку. Опять жжет, но он игнорирует это.
— Я не могу поверить, что снова нашел тебя, Чонин-а, — начинает Хавн, заставляя младшего улыбнуться почти мгновенно. — Я потерял тебя в наших самых темных моментах и боялся, что никогда не встречу тебя снова. Мое обещание сохранялось на протяжении наших жизней, и я никогда не был счастливее чем сейчас, узнав об этом. Как я мог когда-либо скрывать свою любовь к тебе?
Хёнджина крепко обнимают, чужие руки быстро оплетают его тело. Парень вздыхает под прикосновением, переполняемый еще большими чувствами. Его дом, его пристанище — в его объятиях.
— Я так скучал по тебе, — он слышит, как Чонин всхлипывает, руки двигаются к челюсти того, и губы касаются чужой шеи. Тело младшего дрожит с каждым словом. — Я так боялся, что ты не поймешь, хён.
Это приводит Хёнджина к эмоциональному обвалу, заставляя его заплакать в одно мгновение. Он рушится перед Чонином, закрыв глаза, когда неуправляемые слёзы текут по скулам. Обхватив парня за шею, он продолжает всхлипывать на рубашке того.
— Черт, я… — Хван с дрожью вдыхает, поднимая глаза, чтобы вновь посмотреть на младшего. Его глаза мокрые, полные слёз, готовых пролиться. — Я так счастлив, Инни. Я так люблю тебя.
— Я тебя тоже, — Чонин всхлипывает, прижимаясь к его челюсти. Хёнджин чувствует мурашки и бабочки одновременно, понимая, что таким уязвимым не был давно.
Они смотрят друг другу в глаза, и это прекрасно, думает Хван. Он может смотреть на свою любовь, которая всегда была перед ним. Его сердце теплое и сияющее, его легкие наполнены свежим воздухом.
— Как ты… погиб? — вдруг спрашивает Чонин, роняя одну слезу. Хёнджин моргает, упорядочивая свои мысли.
— Шел дождь, была такая плохая погода в тот день. Я… Я думаю, что меня застрелили, в грудь, — шепчет он, видя, как Чонин кивает. — А ты?
— Из-за ноги. Но меня убил столбняк. Я не узнал вовремя, выжил ли ты, но, кажется, что нет.
Холодные мурашки пробегают по позвоночнику Хёнджина, и он чувствует такую грусть только от мысли о том, что Чонину пришлось перенести так много боли.
— Извини, — шепчет он, поднося свою руку, чтобы ласково прикоснуться к его челюсти, медленно поглаживая мягкую кожу пальцем. — Я обещаю защищать тебя, Чонин. Я обещаю не отпускать тебя, будь то войны или пандемии. Я буду любить тебя вечно.
Без слов, Чонин кивает, улыбаясь от уха до уха.
— И я тоже, хён. Теперь поцелуй меня, прежде чем это сделаю я.
Смеясь, Хван кивает и подходит ближе. Их губы раскрыты, но разделены всего дюймом. Хёнджин чувствует дыхание младшего на своей коже. В этом свете Чонин выглядит неземным, слишком красивым, чтобы его касаться. Хёнджин подходит еще ближе, соединяя их губы впервые.
Это всего лишь мягкое прикосновение, слишком осторожное и очень легкое. Парни позволяют этому продолжиться, пока младший не берет инициативу, наклоняя голову и углубляя поцелуй, отправляя искры по всему телу. Руки обвиваются вокруг его затылка, и Хёнджин вздыхает от мягкости его губ.
— Я люблю тебя, — шепчет он в губы, быстро поцеловав в уголок. Отклонившись назад, он разглядывает парня перед собой.
С прекрасной улыбкой, Чонин не отводит глаз.
— Я тоже тебя люблю, — признается он, его рука останавливается на ребрах Хёнджина, чуть выше сердца.
В объятиях летней ночи я когда-то потерял тебя, моя любовь,
Жестокая судьба, которая разорвала нас на части, словно парящий голубь.
Но в гобелене жизни наши пути пересеклись,
И в другую летнюю ночь я обрел твою любовь.
Под сверкающими звёздами наши губы встретились в сладкий объятиях,
Мгновение блаженства, возрождённая любовь, небесная милость.
