Косметика.

      Когда Руслану сказали, что нужно начинать ухаживать за собой, он только скептически обвёл глазами молодую гримёршу. «Как нахуй? Косметичкой обзавестись?» — не теряя агрессивного настроя, ворчал Тушенцов, осматривая девушку из-под нахмуренных бровей. Женщина только покачала головой, не обращая практически никакого внимания на излишние эмоции. Она же объяснит, что у того, что общим словом обозначил шатен, есть множество разветвлений, и одно из них довольно часто встречается в обиходе и многих мужчин — уходовая косметика. Тогда-то он понял, что за банки стояли в ванной у Кашина. Он часто замечал, что младший умывается по несколько раз, что-то выливая себе на руки, как размазывает тонкими мазками крем по лицу и шее, отчего кожа блестит привлекательно. Однако, как бы здорово ни выглядело всё это дело, относился к косметике парень заведомо с пренебрежением. Скорее, из-за пережитого инцидента, связанного с ней. Он, как обычно желая раздразнить напряжённого партнёра ещё больше, хотел провести языком по всей шее, но стоило только прикоснуться, как рецепторы моментально столкнулись с противным вкусом нанесённого совсем недавно средства. Громкий смех Кашина злил лишь сильнее, оттого и ситуация надолго засела в памяти. И как бы часто после этого Тушенцов не стебал своего парня за излишнюю педиковатость от своего косметического набора, всё же признавал, что все эти тюбики и баночки были не такими, как обычно бывают у женщин. Они часто делают маски и красятся тонной дополнительных средств, Кашин же из того, что Руслан видел у подруг, пользовался только «патчами». По крайней мере Диана Райс называла эти штуки именно так. Их кладут под глаза, и они бывают разных цветов и почему-то все делают что-то разное. Тушенцова Даня пару раз такими баловал. Если сказать откровенно, Руслану очень нравится холод от влажной силиконовой пластинки, особенно хорошо снимающей напряжение с утомлённых глаз. Но Дане об этом знать необязательно. Рыжий часто покрывал веснушки на щеках и носу слоем лавандового скраба. Руслан, впервые увидев такую картину, громко смеялся, а получив подзатыльника, зажимал рот ладонью, чтобы не отхватить снова. Образ агрессивного и уверенного Кашина у шатена никогда не вязался с тем домашним добрым чудом, что ластилось по утрам, обнимая со спины, лезло целоваться в любой удобный момент и глупо улыбалось, стоило старшему обронить шутку, за которую можно присесть на пожизненное.       Однако, как бы скептически парень не относился к затее изначально, сейчас, пристально смотря за тем, как грубоватые пальцы равномерно размазывают крем по щекам, думает, что идея в целом была неплохая. Справедливости ради, для него любая авантюра становилась в стократ интереснее, если в ней принимало участие это рыжее чудище. А потому, когда наконец пришла доставка с пакетом разнообразных баночек и коробочек, он без раздумий всучил этот комплект младшему. В конечном итоге плюсов от его участия — море. Возможность лишний раз ощутить прикосновение чужих ладоней, залюбоваться длинными крупными пальцами. Поддразнивая иногда зубами за костяшки покусывать, наблюдая, как Кашин злобно ноздри раздувает, не высказывая раздражения словами. Шатен научился его понимать идеально, если не говорит вслух, устраивает мимикой цирк лишь для того, чтобы лишний раз увидеть кривую Русину улыбку.       — Хватит башкой крутить, — рычит, цепляет второй рукой за подбородок и властно на месте удерживает. Ведёт осторожными касаниями от носа к скулам и следит, чтобы бледно-розовый крем ложился равномерно. Он впитывается почти сразу, потому что наносить нужно немного, Даня специально минут десять потратил, чтобы перечитать инструкцию по правильному применению. Поразительно, как в нём сочетается этот домашний семьянин Даня и припизднутый ДК, просыпающийся в моменты, когда вместо кидающего глупые шутки тактильного идиота Руслана на сцену выходит ещё сильнее пизданутый СМН.       — Я не виноват, что у тебя такие руки красивые, — скалится, довольный своим замечанием. Затягивается одноразкой с вишнёвым вкусом и пар в лицо младшему выдыхает, пристально рассматривая глаза. Тушенцов сейчас сидит перед ним на краю ванной, расставив ноги по бокам от Даниных, и только покорно спину держит, пытаясь не сутулиться.       Даня, получив пакет из брендового магазина косметики, едва смех сдержал, слушая, как шатен увлечённо пересказывает указания подруг, советовавших, что можно купить для постоянного применения. Зато сейчас у голубоглазого такой взгляд сосредоточенный, внимательный. Он отстраняется, рассматривая результат и поражается, насколько же у Тушенцова кожа мягкая, от нанесённой субстанции сейчас блестящая. Кашин давно говорил, что ухаживал бы он за собой почаще, смог бы вполне претендовать на роль модели, со своим-то почти полным отсутствием растительности на миловидном личике. Тушенцов только глаза закатывал, изредка позволяя положить патчи под глаза и умываясь утренними тониками, которые дарили ему то педиковатые друзья, то не нашедшие что подарить подруги. Удовлетворённый результатом, младший усмехается, улавливая яркие блики в тёмных глазах, ворчать может сколько угодно, словами разбрасываться, а взгляд довольный всё выдаёт с потрохами. Кашин даже думает, что будь у обладателя щенячьих глаз ещё и хвост, он бы им сейчас вилял не переставая. Отходя чуть назад, в пределах просторной ванной, рыжий опирается на тумбу с раковиной и вытаскивает из пакета остатки купленных средств. В который раз изучая надписи на очередной упаковке и читая противопоказания. Какая забота.       — Виноват. Не у меня же на них стояк, — наконец отложив всё в сторону отвечает на повисшую в воздухе шутку Даня. Шальной взгляд исподлобья вызывает у Тушенцова неоднозначные реакции. Знают друг друга как облупленные, и пользуются совершенно нахально и бесстыдно. Руслан отводит глаза в сторону и делает новую затяжку.       — Пошёл ты, — он бы показал средний палец, как любил делать, находясь на приличном расстоянии, но сейчас боится, что ему его быстро сломают. Кашин отталкивается от тумбы с раковиной, на которую опирался, и вновь встаёт меж разведённых ног, обхватывая ладонями широкую шею. Руслан смотрит заворожённо, слегка губы приоткрыв, знает, какую реакцию у младшего вызывает такой вид.       — Уточнишь, куда? Может, у меня есть желание сходить, — Уточнение вызывает по телу табун неконтролируемых мурашек. Голова кружится, тело расслабляется с каждой секундой всё сильнее, пока грубые ладони царапают чувствительную кожу на шее. Кадык дёргается, проходясь вниз-вверх, завораживает взгляд голубо-зелёных глаз. Руслан понимает, к чему может привести их игра. Обычно на этом моменте они уводят дело в шутку, если не хотят заходить особенно далеко. Чаще всего это делает сам же Кашин, оставляя старшему лишь возможность с трудом вздохнуть и закатить глаза. В последнее время особенно часто приходилось дорисовывать картинки возможных событий в голове с помощью воображения и, тихо постанывая, додрачивать скопившееся возбуждение. Сейчас же кнопку «стоп» любезно протягивали ему, прекрасно зная, что он бы никогда её не нажал.       — В меня, например, — тянется выше, руками сжимая Данилины бёдра. Давит ощутимо, оглаживает большими пальцами бедренные косточки под футболкой и следит за тем, как у младшего зрачки соблазнительно расширяются. Знает, что разнеженный и добрый Кашин способен довести до оргазма одними прелюдиями, так и не дойдя до самого интересного. Рыжий усмехается и, чуть нагнувшись, рывком поднимает Тушенцова, обхватывая его талию руками. Оказавшись на одном уровне, долго смотрят глаза в глаза, резко, слишком сбивчиво и интенсивно целуются, сжимая кожу под пальцами.       — Куда? — отрывается почти нехотя, тянет Данила и сразу поцелуями припадает к летучей мыши на шее, ведёт мокрую дорожку поцелуев до ключиц. Возможность выбора подсказывает, что дело затянется. Иногда Руслан перехватывал инициативу просто потому, что Кашин слишком медленный. Много касается, трепетно оглаживает, берёт слишком размеренный темп и неизменно часто разговаривает. К последнему, не без трудностей, но Тушенцов всё же привык. В целях сохранения собственной спины и копчика мужчина оплетает руками пока ещё чистую шею и тянется ближе, замирая в паре миллиметров от искусанных губ.       — На диван, — рыжий выдыхает несдержанно сквозь зубы от такого близкого расстояния, но просьбу покорно выполняет, давит руками на талию и утягивает в гостиную, едва успевая прикрыть дверь ванной.        До выбранного места добираются, наперебой целуясь. Каждый пытается забрать инициативу и выйти даже в этой маленькой битве победителем. Однако стоит Дане с трепетом опустить партнёра на мягкую поверхность дивана, и возникшая страсть сменяется на тягучую жажду нежности. Руслан с определённым трудом признавал, что нежный секс нравится ему не меньше грубого перепихона по пьяни. Чем чаще партнёр прикасался к его телу, тем сильнее становилось неосознанное желание под его поглаживания подставляться, смотреть в глаза напротив и тягуче, долго целоваться, переплетать языки. Голова кругом от одной только мысли, что ему угождают, его лелеют и холят, шепча на ухо нежный бред. У Кашина привычно краснеют щёки, пряча за цветом горячей кожи россыпь веснушек, а Тушенцов от этого зрелища оторваться не может. Опуская ладони, поглаживает скулы и линию челюсти, теряется в ощущениях, как в первый раз, когда по его ключицам мягкими поцелуями пробегаются, едва ощутимо прикусывая в самом конце.       Руки Дани, исследуя, скользят под большую футболку, слегка задирая ткань. По коже бегут сотни мурашек от распаляющего ощущения любимых рук на своей спине. Вязкий, мокрый поцелуй, закрытые в наслаждении глаза. Пока Кашин самозабвенно все давно известные ему места ладонями обводит, тело распаляя, Руслан его бёдра ногами обхватывает, руки вокруг шеи пропуская и чуть выгибаясь в спине, чтобы остаться на весу. Нравится себя показывать, телом подтянутым красоваться. От восхищения в любимых глазах всё внутри сводит до дрожи, и удовольствие мягкой нугой течёт от сердца по венам. Однако, несмотря на свою любовь перед Даней покрасоваться, он часто замечал, что присутствует в этом мутном взгляде и белая, вовсе не злая зависть. Сколько бы Тушенцов ни пытался, а заставить эту скотину пойти в зал так и не смог. То: «Да там столько, блять, людей, нахуй надо», то: «Заняться мне нечем, Рус, мне диеты хватит». Справедливости ради, диеты ему помогали, научили не только готовить, но и правильно питаться. Пару килограмм он скинул, а Руслану оставалось только следить, чтобы эти диеты не вернулись к стадии РПП, от которой с таким трудом они избавлялись. Шатен в очередной раз тянет ближе к себе и замечает, что Даня лица его не касается, хотя обычно поцелуями осыпает самозабвенно, терзает губы и без умолку говорит, опаляя порванную кожицу горячим дыханием.       — Какого хуя? — несильно толкает его в грудь Тушенцов и смотрит глазами страшными, но отчего-то Даню только смешащими. Он в плечо его утыкается лбом и смеётся, пока Руслан от возмущения почти драться готов, прожигая чёрными радужками спину, тканью футболки покрытую.       — Рус, мы только недавно тебе крем нанесли, кожа блестит, значит, не до конца впитался, а у меня нет желания химией травиться, — он, словно извиняясь за неудобства, ведёт мягкими поцелуями по шее и ниже, к плечам. Стягивает осторожно футболку и куда-то в сторону откидывает, наблюдая, как моментально вспыхнувшая ярость сменяется смущением и жаждой продолжения.       Прикосновения распаляющие, ласковые поглаживания бёдер, разведённых в стороны ног и слегка выгнутой спины. Даня всегда прикасался много, часто даже не задумываясь, к чему могут быть подобные ласки. Ему нравилась мягкая смуглая кожа, нравилось её тепло. Каждую татуировку на теле он почти наизусть знает: расположение и цвет, даже помнит, когда именно некоторые были набиты, что означали или к чему были приурочены. У Руслана всё не просто так, даже если он вслух в этом не признается. Долгий взгляд в самую глубину радужки — безмолвное признание. Цепкое касание пальцев, когда людей вокруг много, — просьба не оставлять одного. Нервное перебирание ткани меж пальцами — нервозность. Мягкие поцелуи под шеей и на плечах — призыв к пробуждению. Даня его запомнил досконально. Все чувствительные места и любимые, самые будоражащие рассудок фразочки. Иногда действительно трогающие сердце, иногда распаляющие просто от клишированности и затуманенного рассудка. Сейчас кончиками пальцев пробегаясь по линии паха под домашними шортами, на ухо хватит прошептать тихим голосом о его красоте, и ноги разойдутся шире, мелко задрожат колени. Тушенцов никогда не признавал, но Кашин почти уверен, что у старшего какой-то особенный фетиш на похвалу. Одному ему на самое ухо, опаляя раковину горячим дыханием, сжимая параллельно рёбра пальцами и неспешно поднимаясь выше, к быстро вздымающейся груди.       — Дань… — смешанное со стоном, почти скулящее. Названному нравится именно такой тембр, нравится звучание именно этого голоса. Он в шею выдыхает тяжело, нетерпеливо бёдрами к заднице чужой жмётся и мычит в самые губы, ловя сорвавшийся с опухших губ стон. Чувствительность на максимум, мысли спутаны. Данины руки гуляют по обнажённому телу, торопливо спускают мешающие остатки одежды, откидывая в том же направлении, что и футболку пару десятков минут назад.       Мягкие поцелуи трепетной дорожкой от шеи к груди. Горячий язык на чувствительных, взбухших сосках. Слишком громкий, совершенно несдержанный стон, правая рука нетерпеливо оставляет короткими ногтями красные полосы на чужих предплечьях. Рыжие отросшие волосы щекочут подтянутый живот, поцелуи постепенно перерастают в распаляющие покусывания, засосы. Здесь ему дозволено больше, здесь никто не увидит сиреневых отметин, кроме них двоих. Руслан откидывает голову назад, ударяясь затылком о мягкую обивку подлокотника. Закусанная губа, едва сдерживающая тяжёлое дыхание и с завидной поочерёдностью рвущиеся из горла стоны. Тушенцов всегда был громким, не любил себя сдерживать, не видел смысла затыкаться, что в целом на руку им никогда не играло. Сколько раз они слышали от друзей наводящие странные вопросы после ночи в одном номере или уточнения о том, где же они вдвоём пробыли весь концерт, если никто из знакомых не смог эту парочку найти. Зато сейчас, дома, без зазрения совести можно срывать голос, до хрипоты и ломоты челюсти. Дрожь проходится волной по всему телу, когда грубые пальцы обхватывают давно вставший член, глаза закатываются, воздух выбивает из лёгких.       Даня всегда знает, как нужно надавить на чувствительную головку для большего эффекта, как провести по взбухшим венкам так, чтобы тряхнуло всё тело, знает, в какой именно момент нужно резким движением опустить кольцо пальцев в самый низ, чтобы шлёпнуло по мошонке и заставило прогнуться в спине. Кашин темп рукой набирает всегда медленно, издевается, параллельно поцелуями живот и рёбра покрывает. Особенно заостряет внимание на татуировке над самым пахом, оглаживает большим пальцем и кожу втягивая, краснеющий засос оставляя. Глазами из-под светлых нахмуренных бровей смотрит и темп ускоряет, не позволяя разорвать зрительный контакт. Руслан скулит, взгляд удерживая, пальцами по скрипящей обивке дивана скользит и губу до крови прокусывает, совсем не обращая внимания, как тонкая ниточка крови вперемешку со слюной по подбородку скатывается. Рыжий ближе тянется, не сдержавшись, кровавую дорожку слизывает, уже не обращая никакого внимания на жгучий привкус нанесённого не так давно средства, и в губы податливые впивается, ощущая, как руки ему в волосы на затылке переместились. Тушенцов за прядки медные тянет несильно, бёдрами ёрзает нетерпеливо и ногами ближе к себе придвигает. Никогда вслух не признается, что нравятся ему эти прелюдии, но терпение уже вот-вот кончится, а от размашистых движений по члену кончить хочется ещё быстрее.       Кашин от мягких губ отрывается, ведёт большим пальцем свободной руки по линии челюсти и наконец за голову шатена, к столику небольшому, что у дивана стоит, тянется. Даню наличие там смазки в целом не очень-то смущает, а Руслан непонимающе глазами хлопает, пытаясь вспомнить, кто из них её в это непривычное место закинул. Времени зациклиться на этой мысли ему не дали, потому что стоило рыжему пальцы как следует смазать, как они сразу к сжатому колечку мышц припали, расслабляя поглаживаниями. Тёплая липкая субстанция уже не вызывает такого отвращения, как было раньше, лишь томительное предвкушение и жажду скорее ощутить в себе хоть какое-то движение. Даня целует с языком, глубоко, ротовую полость вылизывая, и, пока Тушенцов увлечён перебиранием его взмокших волос, медленно первый палец внутрь проталкивает, ловя губами рвущиеся из горла тихие звуки. Кареглазый бёдра выше приподнимает, расставляет шире ноги, наученный опытом, пытается максимально расслабиться, знает, что неприятно лишь по началу. Рыжий от искусанных губ отрывается лишь для того, чтобы дыхание перевести и лбами столкнуться. Глаза в глаза смотреть, пока палец медленно внутри двигается под разными углами, стенки горячие оглаживая и подготавливая. Второй входит резче, чем Тушенцов ожидал, потому глаза жмурятся, давя в самых уголках влагу, что быстро губами шероховатыми сцеловывают, не позволяя перерасти в полноценные капли слезинок.       Рассудок плывёт, дыхание окончательно сбивается. У Дани радужка глаз красотой манящая, в ней зелень мешается с голубизной морских глубин и серостью неба над Петербургом. У Дани губы самые ахуенные, потому что по шее бегут успокаивающе мягко, быстро исчезающие отметины оставляя. Даня весь ахуенный, потому что именно на его пальцы хочется сейчас глубже насадиться. Потому что от его пальцев дрожат ноги и взгляд, туманом подёрнутый, плывёт окончательно. Пальцы плечи широкие сжимают, ноги на бёдра чужие давят, а пальцы широкие на манер ножниц расходятся, тугие стенки растягивая. Раньше ожидание большего пугало, сейчас от предвкушения сводит живот и спину, ломает пальцы, и бёдра немеют. Он всё ещё не решается торопить, потому что партнёру доверяется, знает, что тот сам решит, когда будет достаточно, поэтому может только стонами и вздохами захлёбываться, в распаляющие тело поглаживания и поцелуи отдаваться. Третий палец входит туже, боль проходится по телу тонкой волной, заставляя только глаз немного дёргаться и пару тонких струек по щеке стечь. Младший их торопливо сцеловывает, двигает рукой быстрее, потому что хочется скорее, хочется ближе к любимому телу, а в его положении не получается. Пара резких, глубоких фрикций, и в сгиб шеи вырывается разочарованный громкий хрип, пустота внутри томящая, тянущая мышцы.       Руслан следит, как Даня торопливо штаны домашние спускает, не снимая их полностью, задирает футболку и смазку по крупному члену растирает, то на него, то на разнеженного парня поглядывая. Стоит только головке к растянутому колечку мышц прижаться, как Тушенцова особенно близко притягивают, обнимают под лопатками и целуют мокро, чтобы ощущения неприятные максимально заглушить. Кашин входит осторожно, неторопливо, замирает на половине, отрывается от сладких губ, проверяя, насколько ему дают добро, и ждёт терпеливо, одной рукой мокрые прядки волос с лица убирая. Целует ласково в уголки губ, в закрытые веки, когда ему на бёдра давят, одним рывком входит полностью. Громкий, развязный стон они делят напополам. Даня — куда-то в ключицу. Руслан — в потолок. Татуированные пальцы плечи сжимают, по лопаткам бездумно бегают, оглаживая. Глаза закатаны, смотрят куда-то на стык темноты под веками и картинки гостиной. Рыжий, выждав, пока старший расслабится, наконец, толкается нетерпеливо, прислушивается к звукам и, нависая сверху, пристально смотрит в тёмные карие глаза.       — Ты такой красивый, — сбитый шёпот, сжимающие бёдра пальцы, едва ощутимые медленные толчки. Руслан смотрит на него, закусив губу, и двигается бёдрами навстречу, призывая нарастить темп.       Ритм сбитый, то слишком медленный, скользкий, узкие стенки сдавливают сильно, давя из горла Данилы громковатые несдержанные стоны. То слишком быстрый. До сбитого дыхания, переплетённых пальцев и пошлых шлепков кожи о кожу. Толстый член, входя полностью, выбивает весь воздух, распирает изнутри, мелькая выпирающей головкой на впалом животе. Тушенцов смотрит на это зрелище заворожённо, тёмными ресницами влагу смахивает и всё имя любимое выстанывает, короткими ногтями спину веснушчатую под футболкой царапая. Даня под коленками парня своего подхватывает и, приподняв, тянет на себя, входя под таким углом ещё глубже и быстрее. Оба стонами давятся, едва думая о том, что стены могут быть не так хорошо изолированы, как хотелось бы при их звонких тембрах. Но удовольствие на глазах плотной пеленой повисло, позволяя только друг друга видеть. Следить, как пот по бледной коже катится, как намокает бежевая футболка и напрягаются всё сильнее руки. Наблюдать, как спина смуглая кошкой выгибается и бёдра навстречу подмахивают, желая наконец долгожданную точку чувствительную найти, что выбила бы остатки воздуха из лёгких.       — Даня! — выходит особенно громко, когда крупная головка всё же бьёт по напряжённому комку нервов. Собственный член, смазкой истекая, о живот бьётся, а движения грубее становятся, глубже, каждый раз нужную точку задевая. Названный глаза жмурит и губы быстро облизывает до бешеного темпа исходясь.       Руслан кончает первым, пачкая себе живот и грудь, впивается в подставленную спину ногтями особенно сильно. Сжимается вокруг члена внутри двигающегося и дрожью исходится, чуть ноги вытягивая от удовольствия. Кашин следом за ним внутрь изливается, за плечо болезненно кусая. Замирает так на несколько секунд, на тело расслабленное свалившись сверху. Дыхание у обоих сбито напрочь, пот неприятно к телу прилипает, и семя теперь не только по ним, но и по поверхности дивана размазано. Тушенцов только спину медленно вздымающуюся гладит неторопливо, волосы мокрые перебирает и в потолок смотрит, пытаясь от яркого оргазма отойти. Неожиданно губы в улыбке растягивает и тянет хрипло:       — Если для такого ахуенного секса мне надо было косметики на полтинник купить, ты бы сказал раньше, — Кашин замирает, на едва отошедших от напряжения руках поднимается, ахуевшими глазами на партнёра смотря.       — Сколько?! — Руслан смеётся громко, закашливаясь от севшего голоса, пока Даня обратно ему на грудь падает, пытаясь прикинуть, насколько вообще нормально находиться в отношениях с таким неадекватом.             Любимым неадекватом.