Через прикосновения [ in touch ]

      На месте.              Нил убирает телефон, не дожидаясь ответа, со щелчком закрывая за собой дверь машины. Такси отъезжает от обочины, шины разбрызгивают воду, скопившуюся в желобе, и она снова сливается с ровным потоком вечернего движения.              Хотя сейчас небо прояснилась, в аэропорту его настиг хлынувший дождь, и Нил мгновенно промок, когда решил отважиться ловить машину в дальних рядах, вместо того, чтобы ждать под навесом вместе с набившейся там толпой. Признаки его нетерпения теперь к нему липнут: его промокшие кроссовки скрипят и хлюпают по ступенькам к квартире, кончики волос посылают ледяные дорожки воды за воротник. Он едва замечает это, его настроение поддерживается тихим нервным гулом, когда он поднимается, со спортивной сумкой, ударяющейся о бедро, на третий этаж здания.              Он останавливается у первой двери от лестницы. Он не заморачивается со стуком, вместо этого достает из кармана ключи, вставляет в замок самый новый из них и поворачивает. Он проделывал это раньше, но действие по-прежнему несет в себе совсем недавно изведанное ощущение возвращения домой, позволяя некой частичке себя снова встать на место.              Ему удается приоткрыть дверь всего на пару дюймов, прежде чем аморфное пятно пытается проскользнуть через его лодыжки. Рефлексы Нила позволяют ему вовремя добраться до места, отталкивая потенциального мастера побега, когда тот проскальзывает обратно внутрь. Нил блокирует любые дальнейшие стратегии выхода, закрыв за собой дверь и повернув засов.              За это маленький беженец издает жалкое, но сердитое «мяу» и моргает огромными оранжевыми глазами.              Нил моргает в ответ.              Это первый раз, когда он может хорошо рассмотреть кота — точнее, котенка. Он непрактично маленький, с серыми пятнистыми лапами и головой, все еще слишком крупной по сравнению с остальным телом. В прошлый раз, когда Нил был здесь на выходных, питомец был не чем иным, как бледной точкой на периферии его зрения, маленьким привидением, единственным признаком присутствия которого было отсутствие еды в миске через несколько часов после кормления и случайное размашистое движение игольчатых когтей из-под кровати, когда кто-то проходил мимо.              У Нила есть всего мгновение, чтобы задаться вопросом, почему котенок ждал у двери, когда он поднимает глаза и замечает владельца животного, прислонившегося к стене со скрещенными руками и скучающим выражением лица.              Уголки губ Нила изгибаются. Он ничего не может с этим поделать.              — Меня ждешь? — спрашивает Нил.              Эндрю не удостаивает это ответом, его взгляд многозначительно скользит от лица Нила туда, куда с него капает дождевая вода на ламинат прихожей, образуя лужу у ног.              Не раскаиваясь, Нил бросает свою спортивную сумку на пол с мокрым шлепком, от которого кот бросается по коридору в поисках укрытия.              — Извини, — говорит он, все еще улыбаясь. Он встряхивает волосами на собачий манер, и делает шаг вперед.              Эндрю смотрит на него, не впечатленный этой демонстрацией, но позволяет ему подойти, медленно прижать себя к стене и сократить пространство, пока не остается всего пара сантиметров, отделяющих его скрещенные руки от груди Нила.              Нил ждет, наклонив голову еще ближе, пока не чувствует тепло, исходящее от Эндрю.              — Привет, — говорит он, касаясь мокрыми ресницами его скулы, и смотря на губы Эндрю, — я могу поцеловать тебя?              Эндрю тяжко вздыхает, будто бы говоря «ну если тебе так надо». Но действия выдают его секунду спустя, когда он протягивает руку и хватает Нила за толстовку, приближая к себе. Затем он резко подается вперед, соединяя их губы вместе.              Нил не осознавал, насколько продрог до самых костей, пока не ощутил себя поглощенным обжигающим жаром языка Эндрю, под его руками, ладони которых клеймили, прожигая мокрую ткань одежды, прижимая еще ближе. Он позволяет теплу разлиться по венам, упивается им прямо с губ Эндрю, согреваясь изнутри.              Он чувствует недели расстояния между ними, как натянутый трос. До сих пор он не мог дать этому определение, но он шел по канату, пошатываясь и теряя равновесие из-за переноса графика и планов, которые оборачивались провалом снова и снова. Теперь его сердце норовило выскочить из груди, когда он стоял по другую сторону, наконец-то оказавшись в безопасности на твердой земле рядом с Эндрю.              Нил поднимает руку, легко обхватывает пальцами запястья Эндрю и замечает, что тот дрожит. Он поворачивает голову, целуя уголок губ Эндрю, его щеку, линию подбородка. Дыхание Эндрю подрагивает на его коже, а Нил остается там, уткнувшись лицом в пространство между шеей и плечом Эндрю, давая им обоим время прийти в себя. Может, он не единственный, кто ощущал медленное течение времени, и кого сейчас захватило облегчение от ушедшего напряжения — мягко и слегка болезненно, как после переутомления мышц.              В конце концов Эндрю высвобождается из его хватки, не применяя особой силы, хотя влажные хлопки ладоней Эндрю по его груди еще раз заставляют Нила осознать, что он все еще изрядно промокший. Он делает полшага назад и замечает, что залил водой и Эндрю тоже, его серая футболка потемнела крупными пятнами и теперь прилипает к телу.              — Извини, — говорит Нил снова, почти с такой же искренностью, как и в первый раз. (Совсем не извиняясь)              Эндрю и не собирается это признавать, когда начинает освобождать Нила от одежды, срывая ее прямо здесь, в прихожей, задирая толстовку до подмышек, пока тот не смекнет и не поднимет руки, чтобы позволить снять ее через голову. В движениях едва ли уловим жар, если не считать тепла кожи Эндрю, касающейся замерзшего тела Нила. Это методично и эффективно: мокрая одежда с влажным звуком падает на ламинат. Нил снимает обувь, а Эндрю наклоняется в талии и бесцеремонно дергает его джинсы, стягивая их до середины бедер. Затем, выпрямляясь, кажется, решает, что Нил в состоянии дальше справиться сам, Эндрю разворачивается и уходит.              Нил спускает джинсовую ткань дальше, до голеней. Штаны издают глухой звук шлепка, когда он сбрасывает их с лодыжек. Он дрожит теперь, когда остается один в коридоре, если не считать котенка, высунувшего голову из-за угла и наблюдающего с настороженным любопытством. Нил слегка подпрыгивает, чтобы снять один носок, а затем другой, идет к коридору, в котором исчез Эндрю, и перебрасывает мокрый носок через плечо. Котенок снова становится размытым пятном, пулей срываясь вслед за ним.              Он остается в одних трусах, когда заходит в спальню, в окнах темно из-за вечернего солнца, ныряющего в тяжелые дождевые облака и выглядывающего из них. В ванной горит свет, отбрасывая на пол длинный желтый луч треугольником, и Нил следует за ним, толкая дверь, только чтобы ему ударил пар в лицо и в живот попал комок мягкой материи. Он сжимает полотенце обеими руками, встречая взгляд Эндрю в немом вопросе.              Он не принимает это на свой счет, когда Эндрю лишь отвечает на его взгляд одним из своих собственных, прежде чем покинуть ванную, окончательно закрыв за собой дверь. Оставшись в одиночестве, Нил снимает нижнее белье, радуясь избавлению от последних признаков своего неверного выбора (хотя, он не может сказать, что сожалеет о чем-то). Он встает под ожидающие струи работающего душа.              Когда он рассеянно регулирует температуру воды с обжигающей (какую всегда ставит Эндрю) до более умеренной, он думает о том, что Эндрю не сказал ни единого слова с тех пор, как Нил приехал.              В этом нет ничего примечательного или тревожного. Все с точностью, до наоборот. Эндрю обычно становится тихим, когда случается что-то, требующее от него многих усилий, пока он слишком долго был начеку, расходовал себя слишком сильно за раз. Вопреки тому, чем это может показаться, молчание — это признак того, что Эндрю готов отпустить, отбросить свою защиту — это верный сигнал, который, как понимал Нил, означает, что все кончено. Опасность миновала. Они могут вздохнуть спокойно.              Молчание и то, как он отказался остаться в ванной, скорее всего, говорят о том, что Эндрю нужно время, чтобы собраться с силами теперь, когда они здесь вместе. Испытание разлукой на несколько месяцев закончилось.              Нил наклоняет голову, вода приглаживает его волосы, делая их мокрыми второй раз за день, но теперь это более намеренно. Нил собирает воедино последние кусочки себя.              Он остается под струями не слишком долго, ровно настолько, чтобы согреться и смыть с себя остатки запаха с дороги после дня, проведенного в аэропорту. Когда он выходит из душа, достаточно обсохнув, с полотенцем на бедрах, он возвращается в спальню. Эндрю там нет, но спортивная сумка Нила лежит на полу; под нее демонстративно подстелено другое полотенце, чтобы избежать прямого контакта с ламинатом. Ее открывали, молния расстегнута. На кровати Нила ждет комплект его одежды.              По большей части его одежды, — слегка забавляясь отмечает он, подбирая толстовку, брошенную поверх кучи вещей, которую он определенно не брал с собой. Он подносит ее к носу, вдыхая запах кондиционера для белья Эндрю. Спереди на ней логотип команды Эндрю, его имя и номер игрока сзади, и веселье Нила нарастает по мере того, как он надевает ее и остальную одежду.              Он все еще вытирает волосы полотенцем, пробираясь в гостиную и обнаруживая, что Эндрю сидит на диване и лениво листает вкладки в своем телефоне. Со следами мокрой одежды Нила уже разобрались (отправив все в стирку, как надеется Нил, а не в мусор). Стеклянные балконные двери, выходящие на улицу, показывают, что солнце уже полностью село, а дождь еще не закончился.              — Хочешь пойти прогуляться? — спрашивает Нил, стараясь положить мокрое полотенце на поверхность, которая впоследствии вызовет меньше раздраженного презрения в его адрес.              Эндрю смотрит вверх, приподнимая бровь. На нем одна из толстовок Нила, украденная из его собственной сумки. Нил совершенно не удивлен. Это его лисья толстовка, выцветшая оранжевая, потертая у подола — та, которую он никогда не забывает взять с собой, и та, которую Эндрю никогда не упускает возможность забрать, нося ее почти все время, пока они вместе, так часто, что Нил каждый раз думает, что Эндрю наконец-то стащил ее навсегда. Но вещь неизбежно оказывается снова в его сумке, готовая к тому, чтобы ее отвезли через полстраны, постирали и убрали до следующего раза.              — Внизу по дороге есть ресторан, где подают рамен, — продолжает Нил, похлопывая себя по карманам, чтобы услышать звон ключей, которые он не спеша перекладывает из джинсов в спортивные штаны. Когда Нилу не кажется, что он сумел привлечь внимание Эндрю, он прибегает к серьезному арсеналу. — После мы могли бы взять мороженое, в том месте. На этот раз я даже не закажу сорбет.              Эндрю держится еще секунду, затем убирает телефон и встает. Он подходит, бесстрастным взглядом ловит самодовольное выражение лица Нила, за что слегка бьет его по руке, проходя мимо. Нил издает соответствующие, если не слишком драматичные звуки боли, потирая это место, хотя он знает, что из-за ухмылки в это трудно поверить. Он следует за Эндрю до прихожей, где обувается в его шлепанцы, пока Эндрю надевает куртку, прежде чем приоткрыть дверь.              Он приостанавливается и оглядывается по сторонам, предположительно в поисках мелкого из кошачьих, поджидающего его, но котенок, должно быть, занят чем-то другим. Они пользуются возможностью выскользнуть за дверь, не выпуская ни единого комка шерсти в дикую внешнюю среду.              Пятиминутная прогулка проходит только под звуки городского шума вокруг. Когда они добираются до ресторана, Эндрю идет прямо к своему обычному столику в углу, а Нил направляется к барной стойке. Он заказывает для них обоих, как делал это уже тысячу раз, а затем тихо наблюдает, как собирается рамен, платит и возвращается к столу, с обеими тарелками.              Тем временем Эндрю раздобыл им напитки. Он также смял обертку от соломинки складками, напоминающими форму аккордеона, и швырнул ее Нилу, занимающему свое место. Нил ловит маленький кусочек бумаги и сует его в карман, игнорируя укоризненный взгляд Эндрю, пока тот за этим наблюдает. Позади в Лисьей Башне, в столе Нила может быть, или не быть ящик с тонким слоем белых, слегка смятых кусочков сложенной бумаги, покрывающих дно. Если Эндрю и знал об этом, он никогда не говорил. Он также никогда не останавливал Нила.              Они расправляются с едой, и Нил легко заполняет тишину, рассказывая анекдотические истории о Лисах, новых и старых — в мелочах, о которых он не чувствовал надобности упоминать по телефону. Некоторые первокурсники в этом году пытались убедить его сделать пирсинг языка или носа, потому что это, очевидно, «заставит его выглядеть круто». Эндрю демонстрирует свой интерес к этой идее с особенно неприязненным выражением лица, хмурясь. Нил не может отрицать, что такая реакция делает его самого более сговорчивым, и мысленно откладывает это, чтобы обдумать позже.              Он говорит, а Эндрю молчит, но внимание Эндрю никогда не ослабевает. Все его комментарии отражаются в чертах лица, мгновенно смещающихся под слоем апатиии, как тектонические плиты. Нил очень хорошо научился читать линии этих разломов.              Помогает и то, что они практически не переставали соприкасаться. Они никогда не были склонны к публичному проявлению привязанности, но иногда, по большей части в прошлом году, когда время вместе стало ограничено и они не могли позволить себе роскошь приберечь все касания до момента уединения за закрытой дверью, они прибегали к менее очевидным способам. Как сейчас, когда нога Эндрю обхватила его лодыжку, а нога Нила достаточно наклонена к нему, стол настолько мал, что их колени постоянно ударяются и задевают друг друга, скрытые от глаз других посетителей.              Дело не в том, что прикосновения заменяют слова. Прикосновения всегда были для них самой основой, их первичным языком. Слова — на втором месте. Тем, что говорило за них громче всего, всегда были касания — скольжение пальцев по спине Нила; предложение безопасности и защиты. Рука на затылке или ладонь на шрамах; стабильность, принятие и честность.              Слова могут быть значимы — да или нет — и Нилу хотелось бы думать, что в последнее время они стали лучше в их использовании, не имея возможности находиться лицом к лицу 24 часа в сутки, 7 дней в неделю. Но есть что-то настолько фундаментальное в том, чтобы вернуться на орбиты друг друга после всех этих недель, даже если они не обязательно нависают друг над другом.              Эндрю здесь, прямо перед ним, тянется к нему — и Нилу позволено протянуть руку в ответ.              Пообедав, они стоят на тротуаре. Нил ищет кафе с мороженым в своем приложении с картами и размышляет, стоит ли попытаться дойти туда пешком или взять такси. Облака снова сгущаются, воздух влажный, и похоже, что дождь может начаться снова. Ему не хотелось бы промокнуть во второй раз.              Он в смятении тапает по экрану с развернутой картой. Эндрю подарил ему этот обновленный телефон прямо перед тем, как покинуть Пальметто, потому что некоторые функции, по общему признанию, делают связь на расстоянии менее адской, но в девяноста процентах случаев ему не хватает простоты раскладушки. От нее не было никаких ожиданий, никаких приложений с картами, которые постоянно перезагружались и считали, что он едет в машине, хотя на самом деле это было не так.              Он погружен в свои мысли, стоит в тени раменной, сурово смотря на экран, и ничего не замечает, пока Эндрю не хватает его за запястье.              Он моргает и поднимает взгляд.              — Ты все еще хочешь мороженое, так?              Эндрю никогда не отказывается от мороженого, но он усиливает хватку на запястье Нила, его пальцы сжимают точку быстро нарастающего пульса.              Читать Эндрю легко, он весь — смещающиеся плиты и едва уловимые знаки. Нил, вероятно, и сам выдает абсолютно все, даже не осознавая этого. Но на всякий случай, чтобы все было кристально ясно, он улыбается и убирает телефон. Он подходит почти вплотную, достаточно близко, чтобы сказать Эндрю тихим голосом на ухо:              — Если только ты не хочешь чего-то еще?              Он наклоняет голову так, что их губы почти соприкасаются, но позволяет Эндрю решить, хочет ли он сократить это последнее расстояние, прямо здесь, на улице, под жужжащими флуоресцентными вывесками, в окружении запахов выхлопных газов и дождевой воды.              Он делает это, наклоняясь вперед, чтобы поймать нижнюю губу Нила зубами и прикусить в качестве наказания.              Отстраняясь, Нил втягивает ноющую плоть после такого абьюза. Ему не больно. Ему просто захотелось понаблюдать, как глаза Эндрю проследят движение. Что они и делают.              Он подстраивает хватку Эндрю, пока не находит его ладонь, пряча их переплетенные руки в карман, как их личный секрет, и шагает назад, тем же путем, которым они пришли, ведя за собой Эндрю.              — Идем домой?              Эндрю не собирается сопротивляться.              На полпути начинает моросить дождь, поднимается туман, что слоем блеска ложится на открытые участки кожи, но, кроме того, что он еще больше ускоряет их шаг, это почти не отражается на их решимости. Это занимает некоторую вечность, но они добираются до дома Эндрю, поднимаясь по трем лестничным пролетам.              Они сразу же начинают целоваться, как только Нилу удается открыть дверь квартиры. Эндрю толкает его внутрь и разворачивает. Это горячо и влажно, их губы скользят вместе, вытягивая капли дождевой воды с кожи, упиваясь ими.              Они спотыкаются, оказавшись в квартире. Эндрю снова разворачивает его, прижимает к двери; плечи Нила громко захлопывают ее за ними.              Это совсем не то, что раньше, не методично, не лишено жара. Эндрю уже поднимает свою толстовку, нетерпеливо стягивая ее через голову, в то время как Нил пытается снять обувь и одновременно нащупать и повернуть замок на двери. Их губы соприкасаются, дыхание объединяется, пальцы переплетаются, когда они пытаются одновременно снять собственную одежду и одежду друг друга, шепча многочисленные «да» в губы и кожу. Побуждение и взаимное нежелание расставаться друг с другом слепо ведут их вперед быстрыми, сбивчивыми шагами. Это непрактично и дает эффект, противоположный желаемому, поскольку каждое действие занимает вдвое больше времени, но это не останавливает их.              Они ударяются о каждую стену и случайный предмет мебели на пути, неуклюже спотыкаясь. Нил думает о синяках на голенях и локтях, что увезет с собой в Южную Каролину, о напоминаниях и теплых воспоминаниях, но быстро отбрасывает эти мысли в сторону, предпочитая гнаться за вкусом капель дождя, оставшихся на губах Эндрю.              К тому времени, как они с трудом добираются до двери спальни, оба раздеты до базовых вещей: боксеров и повязок. На несколько долгих мгновений Нил прижимает Эндрю, тихо хватающего ртом воздух, к дверному косяку, оставляя поцелуи на его шее, погружая язык в углубление горла, покусывая ключицу. Затем Эндрю отталкивает его назад. Он разворачивает их обоих, хватая Нила за бицепсы, и ведет в спальню.              В рассеянном свете из коридора, просачивающемся через приоткрытую дверь, зардевшиеся щеки Эндрю темнеют, его волосы подсвечиваются ореолом, а практически бешеный темп их движений замедляется до сознательной плавности. Эндрю бродит руками по его коже, переходя от запястий к плечам и груди. Он проводит вверх, вниз, по шрамам и вокруг, обхватывая мышцы, бедра, превращая ладони в его оттиски, словно добавляя еще один слой к миллионам воспоминаний о теле Нила, заново изучая его.              Нил же позволяет собственному взгляду блуждать по плотным мускулам груди и живота, припыленных россыпью золотистых волосков, но не опускает руки ниже плеч. Ничто в языке тела Эндрю не вызывало никаких тревожных сигналов с того момента, как Нил открыл входную дверь, но затянувшееся молчание говорит о появившейся уязвимости, на которую Нил не желает давить. Он будет придерживаться знакомой территории, пока Эндрю не покажет ему, где пролегают границы, не обучит заново.              Он перемещается только, чтобы обхватить затылок Эндрю, касаясь пальцами пушистых, бархатисто-мягких волос его короткой стрижки. Эндрю вздрагивает и поднимает взгляд, его глаза — расплавленное золото.              Нил осторожно притягивает его и Эндрю идет, сокращая расстояние между ними, позволяя Нилу захватить губы в поцелуе, со шлейфом растворяющихся молний. Они искрятся на языке Нила, бьют по позвоночнику, заставляя нервы гудеть и дрожать в предвкушении.              Слабое, жалобное «мяу» прерывает момент. Они оба отстраняются и замечают бледную тень, наблюдающую за ними с комода Эндрю. Нил не понимает, как котенок оказался в таком месте, и с удовольствием смотрит за тем, как Эндрю, застигнутый врасплох, цокает языком и идет за ним, аккуратно вынося маленькое существо за пределы спальни, прежде чем со щелчком закрыть дверь.              Тем временем Нил подходит к тумбочке и зажигает лампу, превращая тени и синие огни улиц в желтые дуги с плавными краями.              Сидя на матрасе и проводя ладонью по знакомому прохладному черному покрывалу под собой, он смотрит вверх, когда Эндрю пересекает комнату и останавливается между ног Нила, раздвигая их и освобождая себе место. Он протягивает руки.              Нил смотрит на них в замешательстве… а потом в голове что-то щелкает, и он понимает.              Медленно, чувствуя, как что-то застревает в горле, Нил проводит кончиком пальца под нижним кантом повязок Эндрю, сознательно и почтительно касаясь обнаженных краев борозд-шрамов, задерживаясь достаточно долго, чтобы сосчитать ровный пульс Эндрю. Поочередно он сдергивает шелковистую черную ткань с предплечий Эндрю и позволяет повязкам упасть на пол.              Под конец его собственное сердце достигает бешеного ритма, дыхание учащается, и он чувствует себя немного глупо из-за того, что так заведен, — но затем пальцы Эндрю оказываются у него под подбородком, поднимая его вверх. Он целует Нила, страстно и развратно. Нил забывает обо всем, позволяя Эндрю прорваться ему в рот, скользнув языком, ласкающим и вытягивающим жалкие звуки из горла.              Руки Эндрю зарываются в волосы Нила, затем его пальцы сжимаются в кулак, и он резко тянет пряди назад. Нил с легкостью поддается, удерживая себя на матрасе, оперевшись на руки; его шея откинута назад под углом, рот приоткрыт в тяжелых вздохах. Эндрю нависает над ним. Выражение его лица, что обычно сдержано каменной апатией, начинает отслаиваться, рассыпаясь на песчинки в свете лампы и желания. Нил может наблюдать, как оно проявляется, выходя на поверхность, расширяя трещины.              Нил не улыбается, но это нечто близкое к тому. Он может ощущать, как это нечто смягчает уголки глаз, и знает, что это ясно отражается на его лице.              Эндрю отпускает его, и Нил падает на локти. Ни один из них не отводит взгляда, пока Эндрю выпрямляется и без предисловий и широких жестов снимает боксеры. Сердце Нила замирает, когда Эндрю наклоняется, скатывая ткань вниз по бедрам. Он сглатывает, глядя на движение мускулов, согнутый живот и полутвердый член Эндрю, деликатно прилегающий к гнезду темно-золотистых завитков, такой же красивый и крепкий, как и остальное его тело.              Звук открывающегося ящика тумбочки возвращает Нила к настоящему моменту. Он переводит взгляд обратно на лицо Эндрю, по пути замечая бутылек смазки в руке.              Нил, не колеблясь, говорит:              — Да.              Его тело немедленно реагирует на воспоминания о прикосновениях и ощущениях; член дергается, задница сжимается, как будто Эндрю уже скользит пальцами, приступая к работе.              Затем Эндрю кидает смазку ему на живот.              Нил полностью выпрямляется, позволяя бутыльку соскользнуть в ладонь. Он смотрит на него долгое время, пока до него не доходит сообщение, а затем каждый сантиметр его кожи воспламеняется и напрягается от дрожи и трепета, предвкушения другого рода. Он сжимает флакон в руке.              — Думаю, — говорит он, облизывая губы, — мне нужно, чтобы эту часть ты все же озвучил.              И хотя касания проводят их через множество ситуаций — это тот случай, что должен проговариваться.              Нил ожидает, что голос Эндрю будет хриплым от долгого молчания, но он говорит гладко, непоколебимо, нарочито ясно и грубо:              — Я хочу, чтобы ты меня трахнул.              Сердце Нила снова учащается при звуке его голоса на этих словах. Он встает на колени, матрас прогибается под ним и сбивает его равновесие. Он поддерживает себя за широкие, широкие плечи Эндрю — плечи, которые созданы для того, чтобы на них можно было опереться, идеальное место, куда можно возложить руки, когда он обхватывает ими шею Эндрю, флакон с лубрикантом все еще свисает с кончиков его пальцев, когда он приближает их тела друг к другу… и на мгновение становится отвлечен золотыми искрами в глазах Эндрю, которые он замечает, когда между ними остается всего пара сантиметров.              — Привет, — говорит Нил, целуя уголок губ Эндрю. — Да, я хочу это сделать. Если это то, чего ты желаешь.              В ответ Эндрю наклоняется вперед и как следует прижимает их губы, протягивая руку, забирая у него бутылек, не разрывая поцелуя. Он вслепую бросает его на кровать. Притянув Нила к себе, он проводит губами вниз, вниз — по подбородку, над кадыком, покусывая и посасывая, оставляя дорожку слюны, покалывающей кожу, когда ее касается воздух.              — Ебать, — выдыхает Нил, запрокидывая голову, — Эндрю. Где я могу тебя касаться?              — Где угодно, — это едва громче шепота, дуновение ветерка на чувствительной коже. Он размашисто и протяжно проводит языком по соску, прежде чем втянуть его во влажный жар своего рта. И кусает.              Нил дергается, затем дрожит, когда Эндрю продолжает свои манипуляции губами. Вспомнив о новой переменной, он и сам подключает к делу руки, проводя широкой ладонью по спине Эндрю, сильно нажимая, присобирая плотную кожу под пальцами. Он погружается в мягкость, нащупывая выступы косточек, следуя по изогнутым линиям ребер. Нил чувствует, как грудь Эндрю, прижатая к нему расширяется на вздохе, наполняясь жизнью.              Этого не достаточно. Вполне реальная перспектива дозволения вскоре оказаться еще ближе заставляет волосы на руках подниматься, будто они наэлектризованны.              По большей части, когда они не вместе, Нил не думает о сексе. Без контекста, его это не привлекает. Он не может понять, почему другие люди это делают. Он слышит разговоры об этом в раздевалке, даже несмотря на намеренные старания избегать этого, и большинство комментариев сокомандников кажутся совершенно отличными от его опыта.              В контексте Эндрю – не через экран, а из плоти и крови, целующего его с такой целеустремленностью и решимостью – все иначе. Он хочет. Он хочет максимальной близости, которой они могут достичь. Он хочет этого удовольствия. Он хочет, чтобы Эндрю было хорошо под его телом — телом, к которому Нил испытывает смешанные чувства большую часть дней, и не всегда они позитивные, особенно в плохие дни. Это сосуд, который приводит его из места в место, позволяет ему играть, что необходимо в прямом смысле, а, возможно, и в переносном тоже, чтобы жить. Этот сосуд многое пережил и также является ключом к его выживанию. Он не всегда относился к нему бережно. Долгое время это было не дозволительно.              Но самая важная роль его тела, как он думает, вот в чем: в шрамах, которые очерчивает Эндрю, заземляя себя; в руках, которым Эндрю доверяет. Это тело, которое тот хочет и знает, оно не обернется против него.              Нил может с этим жить, решает он. Всю свою жизнь он будет стараться быть хотя бы достойным этого.              Они отпускают друг друга, запыхавшись, на время, достаточное для того, чтобы устроиться на кровати. Эндрю откидывается на подушки у изголовья, а Нил встает на колени между его раздвинутых ног. Он наблюдает, как член Эндрю дергается и покачивается у его живота, пока тот садится поудобнее, небольшая лужица полупрозрачного предэякулята прямо под его пупком вмешивается в тонкую дорожку золотистых волос, ведущую вниз.              Он хочет прикоснуться. Но у него другие планы и времени полно — вместо этого он откидывается назад.              Нил начинает снизу, протягивает руку и обхватывает лодыжки Эндрю, поднимая их по одной, прижимаясь губами к выступу кости. Он проводит ладонями, находя теплую и влажную кожу под коленями Эндрю. Целует коленные чашечки, задерживаясь с одной стороны и ведя губами вверх, к крепкому основанию бедра. Он сохраняет все касания мягкими, легкими — его губы лишь намекают на давление, их покалывает, когда они едва уловимо задевают слой тонких волос.              Эндрю тяжело дышит над ним, его мышцы сжимаются под невесомыми прикосновениями Нила, когда тот снова пытается положить руки на колени Эндрю.              Нил наклоняет голову вперед, позволяя своему дыханию коснуться этого прекрасного, толстого члена, прежде чем опуститься ниже. Нежно поддевает носом яйца Эндрю, вдыхая тепло, исходящее от этой части тела, этого затененного места, которое Эндрю ему доверил.              — Я хочу использовать рот здесь, — говорит Нил низким голосом, — можно мне?              Он поднимает взгляд. Эндрю смотрит на него, опустив подбородок. Его руки лежат на животе, что вздымается и опускается с каждым учащенным вдохом, мышцы подергиваются. Нил улавливает движение его кадыка, когда он сглатывает, даже если насмешливо вскидывает бровь.              — Почему ты этого хочешь? — именно так ответил Эндрю, когда Нил впервые попросил засунуть туда язык. — Я для тебя такого не сделаю.              Будто бы все, чем они занимались в постели должно было быть связано со сделками, а не с тем, чтобы принести друг другу хрупкие кусочки своих желаний, словно блестящие осколки битого стекла в ладонях, чтобы другой мог выбрать то, что привлекает взгляд, — то, что захочет оставить и то, что выглядит слишком острым, чтобы прикасаться к этому.              Несмотря на сказанные слова, или, может, из-за довольно горячего ответа Нила, что он хочет это сделать, не потому что надеется получить взамен то же самое, Эндрю позволил ему растянуть себя и поцеловать самую интимную часть. Нил подумал, что, возможно, это было лучшее, что он когда-либо предлагал сделать Эндрю, хотя бы только из-за того, как Эндрю начал хватать ртом воздух при первом прикосновении языка, вздрогнул и схватил Нила за волосы, прижимая его лицо ближе, глубже.              (Это повлекло определенную реакцию: Эндрю почти сразу же выгнал его из комнаты и взял Маз в поездку, длившуюся три часа. Но он вернулся. Он даже не сделал и шага в комнату, прежде чем обвинительно сказать: «Тебе это понравилось». Нил повернулся к нему, старательно сохраняя нейтральное выражение лица, и ответил честно: «Да, мне понравилось». Эндрю, похоже, не ожидал другого ответа, в его глазах читалось презрение, – хотя его щеки заметно порозовели. Выходя из комнаты, он пробормотал что-то о наркоманах.)              С тех пор они делали это еще несколько раз. Эндрю также говорил «нет» раньше. Сейчас Нил ожидает.              Эндрю смотрит на него еще несколько долгих мгновений, сжимая челюсти.              — Не надо… внутрь, — говорит он запинаясь. — Я был в душе, но… — он останавливается, щеки краснеют, рот резко закрывается.              Нил отвечает с легким кивком:              — Хорошо.              Еще одна пауза. Затем Эндрю ставит ноги, перенося вес и выпрямляясь, словно берет на слабо.              Теперь, когда был брошен вызов, Нил стал еще более заинтересованным, и он в последний раз целует внутреннюю часть бедра Эндрю, прежде чем схватить одну из плюшевых подушек, окружающих их, и засунуть ее ему под бедра. Нил устраивается низко на кровати, снова держа Эндрю под коленями, медленно подталкивая их вверх и принимая их вес на свои плечи. С Эндрю, таким открытым для него, Нил не дразнит, он тут же наклоняет голову и, приоткрыв рот, нежно целует тугой завиток кожи, найденный там.              Как и в первый раз, Эндрю вздыхает в немом стоне от первого ощущения губ Нила. Шумы продолжаются — низкий, прерывистый тихий стон, что меняет тембр, пока Нил чередует протяжные и плавные движения языком и более быстрые, на манер котенка, облизывания мышц, сжимающихся от его действий. Нил небрежен, когда теряется во вкусе и пелене привилегии доставить Эндрю этот особый вид удовольствия. Слюна стекает на подбородок, дыхание сбивается, челюсть болит — но он очень внимателен, чует каждый стон и едва уловимую дрожь бедер, обхватывающих его голову.              Эндрю не требуется много времени, чтобы начать расслабляться, позволяя кончику языка Нила зацепиться за кольцо мышц. Эндрю снова задыхается от этого ощущения, его рука резко сжимает волосы Нила в кулак. Нил стонет в ответ, закрыв рот, издав протяжный звук, прижимаясь губами к Эндрю и сосет, жестко, непрерывно, задействовав язык.              Эндрю вздрагивает.              — Нил, — его голос ломается на слоге. Он тянет за волосы.              Рот Нила отстраняется с непристойным влажным звуком. Он наблюдает, как струйка слюны стекает с его нижней губы вниз на покрасневшую и опухшую кожу, и не может удержаться от того, чтобы провести по ней языком вплоть до яиц Эндрю, убирая беспорядок. Он берет одно в рот и смотрит сквозь ресницы, осторожно вращая по нему языком.              Эндрю, весь порозовевший до вздымающейся груди, волосы влажные на кончиках, спутанные на подушке. Его свободная рука сжимает основание члена, покрасневшего, толстого и твердого, со стекающим по костяшкам пальцев предэякулятом. Нил отпускает Эндрю, и наклоняется вперед, проводя языком по пальцам и выступам костяшек, ощущая на губах вкус соли и горечи.              Рука в его волосах сжимается до такой степени, что кожу головы Нила покалывает, резко оттягивая его прочь.               — Угроза, — шипит Эндрю. — Ты невыносим.              — Я думал, тебе нравится, когда у меня развязывается язык, — он демонстративно высовывает его, чтобы поймать случайную каплю, скатившуюся по подбородку.              Эндрю не отвечает, хотя его темные глаза следят за движением, его рука сжимает член в почти болезненной хватке, прежде чем он полностью отпускает.              Нил слышит шелест простыней, но он слишком занят, наблюдая, как головка освобожденного члена Эндрю покачивается и размазывает лужицу жидкости по его животу, плача полупрозрачными струнами предэякулята. Когда ему удается отвести взгляд, он замечает, как Эндрю зубами открывает крышку бутылька со смазкой. Нил тяжело сглатывает и отпускает ногу Эндрю, чтобы протянуть руку, лишь немного приходя в замешательство, когда Эндрю протягивает ему бутылек и собственную руку. Нил выполняет просьбу и выдавливает смазку ему в ладонь, отбрасывая флакон в сторону, чтобы посмотреть, что Эндрю будет делать дальше.              Что он делает дальше, так это наклоняет руку, позволяя смазке стечь по пальцам, и случайная капля падает ему на живот, только добавляя беспорядка. Затем он проводит рукой вниз, заворачивая под бедра, перекрещивая лодыжки через спину Нила, пока пальцы Эндрю не касаются того места, где только что был рот Нила. Эндрю практически экспериментально водит пальцами по своему входу, смешивая смазку со слюной Нила. Затем он проскальзывает пальцем внутрь.              Нил почти не моргает, поскольку находится в плену не только руки, сжимающей его волосы, удерживающей на месте, но и захватывающего дух вида толстого среднего пальца Эндрю, исчезающего внутри него — сначала лишь кончика, но еще одно движение бедрами, и Эндрю удается дойти почти до сустава. Нил издает звук, низкий всхлип, который перекатывается по костяшкам пальцев Эндрю, когда Эндрю начинает двигаться, растягивая себя, находясь всего в нескольких сантиметрах от него.              Он не такой нежный и неспешный, когда двигает пальцем вперед и назад в темпе, который предполагает скорее достичь цели, чем удовольствия, или соблюдения осторожности исследовательским методом, с которым Нил подходит к этому. Это подтверждается тем, что он добавляет второй палец гораздо быстрее, чем это сделал бы Нил. Нил издает еще один сдавленный стон. Угол неудобный, а Эндрю все еще такой тугой, что кончик его указательного пальца едва входит рядом с первым. Руки Нила, возвращенные на бедра Эндрю, чтобы помочь удержать их обоих, бесполезно сжимаются, впиваясь в мягкую плоть.              Эндрю свободной рукой приподнимает голову Нила и смотрит на него. Рот Эндрю раскрыт, язык касается губ, пока он концентрируется на том, чтобы не прекращать двигать пальцами.              — Что, — произносит он обманчиво ровным голосом. — Чего ты хочешь, Нил?              — Тебя, — немедленно отвечает Нил. —Можно мне…? — в голове проносится дюжина вариантов, и ему хочется исполнить их все, всё возможное, прямо сейчас, сердце бешено бьется в груди. Он останавливается на самом неотложном.              — Можно мне поцеловать тебя?              Пальцы Эндрю замирают, а затем прекращают полностью. Он ослабляет хватку на волосах Нила, скользит ладонью по затылку и подтягивает его вверх.              Нил поддается, в спешке бросаясь вперед. Он едва не пропускает цель, врезаясь Эндрю в челюсть, прежде чем скорректировать курс и захватить его губы в поцелуе, который в сравнении гораздо нежнее. Прижатие губ и едва заметный намек на касания языков, рука Эндрю, крепко прижимающая его к себе. Локти Нила трясутся, когда он удерживает себя над Эндрю, их тела еще не соприкоснулись. Они тяжело дышат в губы друг друга. Затем Нил наклоняет голову, посасывая гладкий перекат плеча Эндрю, продвигаясь вверх, пока Эндрю дрожит под ним, к нижней части подбородка, заканчивая последним легким поцелуем в уголок челюсти.              Нил словно может видеть еще один комментарий про свой рот и свою неспособность контролировать его в выражении лица Эндрю, когда тот встречается с ним взглядом. Нил усмехается – и просто потому что – он одаривает его влажным, звучным поцелуем в щеку.              — Вредитель, — бормочет Эндрю, отталкивая его, — у тебя что, нет дел поважнее?              — Неа, — отвечает Нил, проделывая то же самое с другой щекой, прежде чем Эндрю сильно хлопает его по уху.              Немного пошатываясь, он в силах принять смазку, которую ему пихает Эндрю, и нанести ее на пальцы. Более сложной задачей оказывается удержать их на правильном пути, пока он тянет их вниз по телу Эндрю, останавливаясь, чтобы повращать пальцем по соску и провести мягкую линию вниз по забытому члену Эндрю. Эндрю рассыпается в проклятьях и беспокойно двигает бедрами, когда Нил едва уловимым касанием на мгновение поднимается вверх, а затем снова опускается вниз, погружаясь между его ног.              Не желая заработать еще один удар за поддразнивание, Нил лишь слегка задевает его яйца, прежде чем опуститься ниже. Он приостанавливается, практически отстраняясь, когда обнаруживает, что рука Эндрю все еще там, а кончики его пальцев каким-то образом умудряются оставаться внутри.              — Блядь, — выдает он, наблюдая за лицом Эндрю, обводя кожу вокруг них, а затем толкает их немного глубже.              Нил видит, как на долю секунды расширяются зрачки Эндрю, прежде чем тот поворачивает голову и заглушает стон плечом. Нил протяжно хмыкает, целуя его в висок. Затем поднимается и снова садится на корточки между ног Эндрю.              — Я с тобой, — говорит он, снова надавливая на пальцы, проталкивая их, потирая и поглаживая. — Позволишь мне?              Эндрю кивает и сдвигается. Он убирает руку, когда выпрямляет свое тело из неудобного положения, мышцы напрягаются и перекатываются под кожей, пытаясь снять напряжение. Нил прижимает большой палец чистой руки к бедру Эндрю, разминая сустав.              — Все хорошо? — спрашивает он.              — Ага, — Эндрю запускает руку в волосы, убирая их с лица, — продолжай.              Послушно Нил тянет руку вниз и с легкостью скользит одним пальцем внутрь до упора — это горячо, влажный жар всеобъемлющий и вызывающий головокружение. Нил позволяет пальцу замереть на мгновение, его костяшки прижаты к мягкому изгибу задницы Эндрю, взгляд поднимается по подергивающимся яйцам и члену Эндрю, по вздымающейся груди, вверх к его лицу.              Что-то сжимается в груди Нила, когда он обнаруживает, что привычная маска треснула от желания, а вместе с тем смягчилась линия губ.              — Эндрю.              — Двигайся, — произносит Эндрю хриплым голосом, — говори.              — Мне нравится видеть тебя таким, — Нил немедленно подчиняется, начиная движение пальцем. Плавно выскальзывая, нежно толкаясь обратно. Эндрю двигается вместе с ним, раскачивая матрас, когда его ноги напрягаются и сгибаются – его мышцы также сжимаются внутри, втягивая и выталкивая. Нил успокаивающе проводит рукой по бедру Эндрю, приглаживая пушистые золотистые волоски, и набирает устойчивый темп.              — Мне нравится видеть, как ты теряешь контроль.              Напряжение немного ослабевает, когда Эндрю поднимает ногу, чтобы пнуть его в бок. Нил не упускает ни секунды, хватая его за лодыжку свободной рукой и опуская обратно, не переставая действовать.              — Я скучал по тебе, — продолжает он, убирая палец, кончик среднего приближается к месту первого, задевая край входа. — Можно мне добавить еще один? Да или нет?              Эндрю поднимает бедра вверх.              — Да, — говорит он. Затем, вызывающе, задрав подбородок: — Еще два.              Нил сжимает его лодыжку. Вместо того, чтобы сразу добавить еще два, он проталкивается только средним пальцем рядом с указательным, ожидая, пока Эндрю перестанет сжимать его, прежде чем возобновить движения в том же темпе, что и раньше, погружаясь, погружаясь, погружаясь. Это занимает две попытки, но Нил сгибает пальцы, и Эндрю дергается от попадания прямо в простату. Только тогда, сгибая и выкручивая пальцы и наращивая толчки, пока Эндрю не начинает задыхаться и извиваться под ним, — только тогда Нил начинает дразнить третьим пальцем, ставя его рядом с остальными.              — Да, — отвечает Эндрю прежде, чем Нил успевает спросить, нанося еще один удар в эту точке внутри него.              Нил тянется за смазкой, добавляя еще на уже влажные пальцы, просто для надежности. Раздраженное фырканье Эндрю превращается во вздох сквозь зубы от прикосновения холодной жидкости прямо к его коже, когда смазка стекает вниз, прежде чем Нил успевает поймать ее и согреть. Чтобы загладить вину, он не теряет времени и медленно проталкивает все три пальца через это тугое кольцо мышц.              От этого мгновенного растяжения им обоим перехватывает дыхание. Нил позволяет звукам и ласковым словам бездумно срываться с губ, его свободная рука потирает голень Эндрю вверх и вниз, пока он постепенно движется, пробираясь внутрь, обратно туда, где он был раньше, по сантиметру за раз. Он перестраивает хватку, сжимая одно из бедер Эндрю, когда они начинают покачиваться, и пресекает нетерпеливые попытки опуститься на пальцы.              — Я с тобой, Эндрю, — снова говорит Нил, входя костяшками пальцев. — Ты так хорошо справляешься, такой открытый для меня.              Эндрю бросает на него невпечатленный взгляд, хотя его вид сильно рушат порозовевшие скулы и прерывистые вздохи. Нил, с занятыми руками, наклоняет голову набок и трется лицом о колено Эндрю, закрывая глаза и слегка касаясь губами, пытаясь успокоить их обоих. Он движется, снова находя ритм, не останавливаясь, даже когда руку начинает сводить судорогой. Он фокусируется на том, чтобы почувствовать, как Эндрю начинает все больше расслабляться, пульсируя вокруг него, каждое скольжение становится легче предыдущего.              — Нил, — говорит Эндрю, и Нил поднимает взгляд. Вспышка фальшивого раздражения исчезла, открыв еще сильнее искреннее выражение лица под треснувшей маской. Он выглядит настолько разбитым, насколько Нил его когда-либо мог видеть. — Сделай что-нибудь.              Нилу сдавливает грудь, словно кто-то сжимает кулак.              — Ладно. Все хорошо, — говорит он. — Я собираюсь вытащить. Ты все еще хочешь…              — Да.              Нил в последний раз целует колено Эндрю и убирает пальцы. Эндрю вздрагивает, закрывая глаза. Он уверенно кивает, когда снова открывает их и замечает на себе пристальный взгляд Нила.              Нил осматривается вокруг. Эндрю не захватил из ящика презерватив, когда доставал смазку — они не часто их используют, практически никогда, когда Эндрю трахает Нила, в основном потому, что Нил любит эту близость и его не волнует беспорядок, но почти всегда, когда все наоборот.              Не замечая, чтобы хоть один лежал где-то поблизости, он тянется к тумбочке, неуверенно склоняясь с края кровати. Нил издает испуганный звук и почти теряет равновесие, когда Эндрю хватает его за талию и тянет назад, перекатывая на другую сторону кровати, и пихает обратно на подушки. Нил ошеломленно моргает. Эндрю уже стягивает с него нижнее белье — единственный предмет одежды, оставшийся между ними.              — Уверен? — спрашивает Нил, когда его член высовывают из-за резинки трусов и он ударяется о низ живота.              В ответ Эндрю хватает лубрикант и смазывает его член отрывистыми грубыми движениями.              Нил все это время не думал о себе, но это напоминает ему, очень быстро и критично, что у него такой стояк, что это причиняет боль – уже какое-то время причиняло боль. Быстрые движения и почти карающая хватка Эндрю заставляют Нила выгнуться над кроватью, каждый нерв наэлектризован и подводит гораздо ближе к краю, чем он предполагал, когда его мышцы немедленно сжимаются от приближающегося оргазма.              — Оу. Ох, черт, — выдыхает он, хватая руку Эндрю. — Погоди. Я… теперь нормально.              Он чувствует, как его лицо вспыхивает от поднятой брови Эндрю.              — Ой, отъебись, — выдыхает Нил, нервы все еще напряжены и натянуты. — Прошло много времени.              Эндрю фыркает, но услужливо отпускает его член. Эндрю смещается, матрас опускается и подкидывает их обоих, пока он не оказывается верхом на талии Нила, прижимая колени к его ребрам. Нил очарован зрелищем перед собой. Все тело Эндрю порозовевшее, с тенями и мягкими изгибами, желтый свет лампы отражается в капельках пота на лбу с залипшими волосами и на блестящей головке члена. Нежность давит на сердце Нила, резко и болезненно. Красивый.              Затем Эндрю приподнимается на коленях, протягивает руку вниз, подстраиваясь на один уровень с членом Нила и опускается на него.              Весь воздух, находящийся в легких Нила, мгновенно покидает его, когда головка члена скользит внутрь без сопротивления. Эндрю скользкий и растянутый, но он все еще такой пиздецки тугой и горячий, что это заставляет Нила стиснуть зубы и откинуть голову назад на подушки. Эндрю тяжело дышит через нос над ним, с его губ слетают тихие сдавленные стоны, пока он работает внизу, насаживаясь глубже на Нила. Он не останавливается, пока полностью не садится, откинувшись назад, его тупые ногти впиваются в бедра Нила.              Чувствуя себя совершенно разбитым, Нил делает столь необходимый вдох.              — Ебать, — говорит он.              Его руки порхают на простынях, подлетая и зависая над коленями Эндрю и снова опускаясь, пока Эндрю не хватает их и крепко не прижимает к своим бедрам. Они ловят взгляды друг друга, их глаза встречаются не опускаясь друг от друга. Затем Эндрю начинает двигаться. Нил чувствует, будто его легкие запечатали вакуумом, позволяя вдыхать лишь крошечные глотки воздуха – от удовольствия, от сжатия, отдающегося во всем теле, давящего и тянущего нервные окончания с каждым подъемом и опусканием Эндрю на его член.              Нил использует все свое самообладание, чтобы оставаться на месте, не поднимать бедра навстречу к этому умопомрачительному, сильному жару, и позволяет Эндрю гнаться за собственным удовольствием. Он сосредотачивается на хлопках их кожи, с каждым моментом близости, снова и снова, на влажном шлепке члена Эндрю, ударяющемся о его живот, на том, как пружинит Эндрю у него на бедрах, сильно и уверенно. Он с пристальным вниманием наблюдает, как вздрагивают мышцы и жирок — все это слабая попытка отвлечься, чтобы тут же не кончить.              Прошло правда много времени.              Это вообще не помогает, когда Эндрю падает вперед, поставив локти у головы Нила, насаживаясь на его член резкими, быстрыми движениями. Руки Нила сжимают его, когда он чувствует, как нити собственного оргазма резко собираются воедино и норовят вот-вот порваться прямо сейчас и прекратить все это.              — Эндрю, — выдыхает он, и Эндрю, должно быть, понимает, слышит это в голосе Нила, потому что он замедляется, не останавливается, но, по крайней мере, не скачет на нем, подводя к немедленной и смущающей кульминации.              Глаза Нила закрыты, он пытается сдержаться. Он чувствует, как пальцы касаются щеки, а затем — ладони на шее.              — Нил, — Эндрю полностью прекращает двигаться. Нил смотрит на него, возвращая комнату в фокус. Губы Эндрю покрасневшие и влажные, как будто он их кусал, пока Нил не видел. Его лицо находится достаточно близко, и Нил снова может различить золотые вкрапления и даже слабое кольцо зелени в его глазах.              — Трахни меня, — говорит Эндрю.              Нил в который раз зажмуривает глаза.              — О, боги.              Рука на затылке сжимает его. Медленное покачивание бедрами заставляет сдержать грязное ругательство.              — Давай, наркоман, — шепчет Эндрю, горячо выдыхая на ухо, насмешливым тоном.              Нил собирается с силами и приподнимается на одном локте, а другой рукой обхватывает Эндрю за талию, пока садится. Эндрю крепко держится за его плечи, и они оба тихо стонут при изменении угла, но Нил еще не закончил. Он переворачивает их таким же движением, как и ранее сделал Эндрю, глубоко входя членом и удерживая их бедра вместе, одновременно осторожно поворачивая их обоих, чтобы не разойтись. Это тяжелее, чем он думал, и его мышцы дрожат от усилий, но эта задача, по крайней мере, удерживает его от финала - и оно того стоит, учитывая, как выглядит Эндрю, когда он падает на подушки, волосы развеваются веером, челюсти расслабляются, размыкая губы.              Он сжимает руки Нила.              — Да? — спрашивает Нил, их лица находятся всего в нескольких сантиметрах друг от друга.              Эндрю сжимает, задыхаясь, притягивая его ближе. Он трется щекой о скулу Нила, гладкая кожа натыкается на шрамы.              — Хорошо.              Нил быстро целует его в кончик носа, затем откидывается назад. Руки Эндрю опускаются, и Нил отвлекается на то, чтобы поправить подушку под Эндрю, постукивая его по бедру, чтобы тот слегка приподнялся. Нил двигается вместе с ним, из-за чего тот издает прерывистый звук, когда скользит на пару сантиметров вверх и вниз по члену Нила, чтобы удобнее устроиться.              — Все еще хорошо? — спрашивает Нил.              — Завали. Нахер.              Нил наклоняется вперед, неосознанно трется бедрами и приглушенно стонет. Он раздвигает колени, закидывая ноги Эндрю себе на бедра и хватая его за талию. Он слегка толкается, просто чтобы посмотреть, и Эндрю издает звук, который не успевает сдержать — звонкий, почти сладкий стон.              — Да, вот так, — подбадривает Нил и начинает двигаться.              Он ускоряет темп, вращая бедрами в неустанном ритме, быстрее, но не жестче. Он больше концентрируется на том, чтобы входить глубже, с трением в конце каждого нового толчка, стремясь уловить звуки, вырывающиеся из горла Эндрю. Нил кладет руки под колени Эндрю, скользкие от пота, отводит их назад и держит раскрытыми. Его внимание разделено между наблюдением за лицом Эндрю — сжатыми челюстями, напряженными мышцами шеи — и за тем, как его собственный член входит и выходит из него, практически втягиваясь при каждом толчке внутрь, когда Эндрю сжимается вокруг него, отчаянно пытаясь не выпускать.              Нил может сказать, что Эндрю близко уже по одному только этому признаку, но также и по тому, как дрожат его мышцы живота, бедер, а рука, тянется к напряженному члену, покрытому блестящим слоем предэякулята. Нил подается вперед, кладет его ноги себе на плечи и склоняется над ним, положив ладонь на подушку у головы. Он мягко отводит руку Эндрю от его члена. — Подожди, — выдыхает он, — я хочу, чтобы ты продержался подольше. Еще немного.              — Громко сказано, — парирует Эндрю, задыхаясь, — для парня, что чуть не спустил. Дважды.              Но сейчас Нил сосредоточен на своей цели, продолжает покачивать бедрами, наклоняя голову и оставляя горжет из поцелуев на шее Эндрю. Он чувствует это, когда Эндрю сглатывает, поднимая руки, чтобы схватить его за плечи, ногти впиваются, когда он подается бедрами, отвечая на каждый толчок.              — Нил. Нил.              — Да, — соглашается Нил.              — Так…              — Хорошо.              — Да, — шипит Эндрю. Он поднимает ноги и обхватывает лодыжками задницу Нила, вжимая его в себя. — Не останавливайся.              Нил поднимает голову, чувствуя нежность всем сердцем, и целует его, болезненно трепетно. — Никогда, — отвечает он ему в губы.              Нил падает на локти, бедра горят от напряжения, когда он ускоряется, позволяя себе, наконец, погнаться за собственным удовольствием, быстро нарастающим, настойчиво охватывающим его с каждым тянущим движением членом, неохотно вынимая, с затягивающим приливом погружаясь обратно. Именно сам Эндрю подводит его прямо к грани, но еще и тепло его тела, ощущение его кожи напротив своей, стоны у самого уха.              — Я скучал по тебе, — говорит Нил, едва ли осознавая значение слов, какую бы истину они не несли, срываясь с его губ. — Ты удивительный. Такой хороший для меня. Люблю, когда ты такой. Люблю, когда тебе хорошо.              — Нил, — его имя звучит таким надломленным на языке Эндрю. Слог будто бы трескается на полуслове.              — Да, Эндрю, — говорит он, чувствуя приближение финала, словно разреженную атмосферу как перед ударом молнии, когда волосы встают дыбом. Он протягивает руку между ними, сжимая свободной хваткой член Эндрю. Влажный и твердый, и Эндрю достаточно близок, чтобы Нил просто держал его, позволяя ритму их тел толкать горячую длину сквозь кулак. — Я с тобой, — шепчет он, — отпусти.              Он понимает, в какой именно момент Эндрю отпускает: все его тело сжимается вокруг него, сокращаясь в мышцах.              — Нил, — выдыхает он, задыхаясь, — я тебя лю…              А затем он кончает, вздрагивая, обвивает Нила, зарывается лицом в его шею, царапает зубами кожу и кусает ее. Его член пульсирует в руке Нила, горячие потоки покрывают костяшки пальцев, когда Нил ему дрочит. Белая вспышка заслоняет его разум при одном только виде этого, он почти приходит в себя от всеобъемлющих ощущений, его сердце близко к тому, чтобы разорваться, но он борется с этим, чтобы оставаться здесь, удерживая контроль, быть якорем, когда Эндрю распадается на части в его руках. Он трахает его, проводя через оргазм, уверенно и нежно, пока у Эндрю не перехватывает дыхание.              Он останавливается и начинает отстраняться, но Эндрю держит его железной хваткой, хотя его мышцы дрожат от шока.              — Продолжай, — хрипит он, его голос грубый, приглушенный, лицо все еще прижато к шее Нила.              — Да? Ты… ты уверен?              Эндрю сжимается вокруг его члена, все еще содрогаясь. Нил глубоко вздыхает, отпуская, его становящийся мягким, член, чтобы приподнять подбородок относительно чистой костяшкой пальца.              Эндрю поднимает на него взгляд и смотрит в глаза. Он весь покрасневший и блестит от пота, выражение его лица все еще разбито, хотя у него не было времени собраться воедино, если не считать знакомого пламени вызова, пляшущего в глубине зрачков. Он вращает бедрами, погружая член Нила глубже в себя.              — Ебать, — ощущение такое, будто его нервы вскрыты, а внутренности вывернуты и обнажены, — скажи мне остановиться, и я остановлюсь.              — Я знаю.              Нил в последний раз вглядывается в лицо перед ним, затем прижимается губами к губам Эндрю в целомудренном поцелуе, который быстро превращается в не что иное, как дрожащие вздохи, когда он возобновляет движения, Эндрю трясется и прижимает его к себе, удерживая, когда Нил начинает распадаться на части. Это не удар молнии, как он думал, а что-то глубоко прорвавшееся сквозь кости, жар, который обжигает, заставляет голос срываться на крик, а глаза – закрываться от почти мучительной, медленно расцветающей, вспышки. Он хватает Эндрю изо всех сил, делая несколько последних резких толчков, а затем срывается, полностью опустошая себя, отдавая все, что только может отдать.              Проходят секунды, сердце ревет в ушах. Он позволяет себе все это, достаточно долго, чтобы быть почти уверенным, что не потеряет сознание, если пошевелится. Он смаргивает звездочки из глаз и выходит из Эндрю так деликатно, как только может, дрожа от сверхчувствительности и потери тепла. Он также не может не вздрогнуть от немедленных последствий, проявляющихся как только он встает. Нил поднимает глаза и несколько раз сглатывает, чтобы вернуть голос.              — Полотенце?              Эндрю кивает, маска снова на месте и выражение лица тщательно нейтральное, когда он позволяет рукам и ногам упасть обратно на кровать. Нил думает, что ему, вероятно, следовало больше заострить внимание на проблемах отсутствия презерватива, но все, что он может сделать сейчас, – это позаботиться об Эндрю и предоставить все, в чем тот нуждается.              Нил встает. Это подвиг, к которому его тело явно не готово, так как ему приходится держаться за прикроватную тумбочку, перед глазами все темнеет с помутнением зрения; ноги слабы, как у новорожденного жеребенка. У него болят бедра — все болит, на самом-то деле. И все очень липкое. Вполне возможно, что в ближайшем будущем у него случится второй (третий?) душ.              Как только он становится способен на это, Нил идет в ванную и через минуту выходит с влажным и теплым полотенцем в ​​руках. Он не уверен, чего ожидать. В такие моменты он старается сохранять непредвзятость, не на что не рассчитывать и быть доступным, если окажется желанным или нужным, или быть готовым немедленно уйти, если нет. Но Нил обнаруживает Эндрю все еще в комнате, все еще на кровати. Он демонстративно перекатился на край матраса, подальше от мокрого места, с которым им когда-нибудь придется разобраться. Он наблюдает, как приближается Нил, и берет полотенце, когда Нил протягивает его, небрежно наклоняясь и вытираясь.              Нил стоит, беспокойно опустив руки по бокам, и оглядывает комнату, изучая ее мельчайшие детали, как будто он никогда не видел ничего из представленного здесь.              Матрас стонет, когда Эндрю поднимается на ноги. Затем полотенце, уже остывшее, с влажным звуком ударяет Нила по плечу. Он смотрит на него сверху вниз и ловит ладонью, когда оно соскальзывает с тела.              — Эм, спасибо.              Эндрю фыркает, его дыхание касается кожи Нила, он поднимает глаза и обнаруживает, что тот стоит поблизости и наблюдает за ним острым взглядом. Он протягивает руку, хватая Нила за подбородок. Поцелуй — едва нечто большее, чем простое соприкосновение губ, их тела осторожны, не приближаются друг к другу и не соприкасаются ни в какой другой точке — но это больше, чем Нил мог когда-либо ожидать. Его ресницы трепещут, пока Эндрю отстраняется, потирая рукой затылок Нила, когда проходит мимо.              — Хэй, — Нил поворачивается, поглаживает ему голову и смотрит, как он идет в ванную. Эндрю оставляет дверь приоткрытой, но Нил не следует за ним, чтобы принять вероятное топорное приглашение. Вместо этого он наклоняется, вытаскивает из-под кровати боксеры и надевает их, пока не сможет привести себя в порядок и одеться как следует.              Тем временем он изо всех сил старается устранить беспорядок, который они устроили: раздевает кровать до простыней, несет сверток ткани по коридору в кладовку, служащую прачечной. Он бросает его вместе с мокрой от дождя одеждой, которую оставил раньше, и запускает стирку, стягивая с полки запасное постельное и относя его обратно в спальню.              Как только постель заправлена, он идет на кухню за стаканом воды и снова находит котенка невероятным образом сидящим, на этот раз на столешнице. Он моргает на Нила. Нил моргает в ответ. Кажется, котенок перестает считать его интересным в моменте и продолжает решительно дергать лапкой небольшой ряд гирлянд, что висят у Эндрю под шкафами. Нил переключает внимание на свой телефон, который откопал где-то среди следа из их одежды, что все еще ведет от входной двери в спальню. Нил отвечает на несколько сообщений и пролистывает еще пару, лениво надавливая на засосы оттенка синяков в верхней части груди.              Спустя некоторое время, стоя в одних боксерах на холодной плитке, он слышит, как в другой комнате выключается душ. Он откладывает телефон, делает шаг к холодильнику и достает из морозилки полупустую коробку мороженого с двойным шоколадом и захватывает ложку из ящика стола. Он берет это все с собой обратно в коридор, делая вид, что не замечает маленькую тень, идущую за ним по пятам.              Он входит в комнату как раз в тот момент, когда Эндрю выходит из ванной, его бедра обернуты полотенцем, а кожа порозовела, за ним клубится пар. Взгляд Эндрю сразу же ловит предметы в руке Нила.              — Хэй, — приветствует Нил и поднимает руки, — я обещал тебе мороженое.              Эндрю хмыкает, перемещаясь по комнате, собирая вещи для сна. Нил оставляет коробку на тумбочке и идет принимать душ. После чего, пахнущий гелем для душа Эндрю и мятной свежестью ополаскивателя для рта, Нил возвращается и обнаруживает, что его снова ждет комплект одежды. Он надевает вещи, решив — очень любезно, по его мнению, — не комментировать тот факт, что ни один предмет одежды здесь на самом деле не принадлежит ему.              Лампа все еще горит. Эндрю опирается на подушки на своей стороне кровати, выглядя таким мягким в футболке и зарывшимся в одеяла. Он держит коробку с мороженым на животе и наблюдает, как Нил готовится ко сну, между ложками лакомства.              Нил заползает на кровать, ложась рядом с ним, чувствуя себя так, будто находился на корте несколько часов, мышцы ослабли и болят, как после хорошей игры. Он расслабленный и сонный, и едва может держать глаза открытыми, пока лежит на спине, матрас проседает под его весом, подушки закрывают лицо. Эндрю цокает языком, а затем вокруг него перекладывают подушки, — больше они не грозят ему удушьем, — одеяло выдергивается из-под него и натягивается до подбородка.              — Бесполезный, — бормочет Эндрю сверху. Кровать сдвигается, когда он наклоняется за чем-то, затем на груди Нила появляется едва уловимая тяжесть, намек на игольчатые когти.              Нил вопросительно хмыкает, приоткрывает один глаз, сощурившись, и замечает котенка у себя на груди, выглядящего настолько же настороженно, насколько чувствует себя сам Нил. Они снова моргают друг на друга, а затем котенок начинает переползать через него, цепляясь когтями за одеяло, вжимаясь лапами ему в живот.              — У него уже есть имя? — спрашивает Нил.              — У нее, — поправляет Эндрю. Кот массирует бедро Нила, крошечные уколы умудряются проникнуть сквозь несколько слоев. Нил протягивает палец и гладит его – ее – по спинке. Котенок издает звук, толкая к нему голову, так что Нил делает это снова. Ее шерстка очень мягкая.              — Сэр.              Нил осматривает Эндрю. Его волосы влажные, слегка завитые за ушами и спадают на глаза. А еще они выглядят очень мягкими. Он встречается взглядом с Нилом, высунув язык и слизывая шоколад со своей ложки.              — Сэр Пухлая Киса МакКэттерсон, — Сэр, — уточняет он, добавляя в качестве пояснения: — Ники.              — А, — в этом есть смысл. Такое имя могло исходить только от двоюродного брата Эндрю.              Эндрю доедает мороженое, ставит пустую коробку на тумбочку и наклоняется, чтобы выключить свет. Он скатывается по матрасу вниз, затем тянется к Нилу, берет его за руки, слегка пинает по ногам, пока тот не занимает нужную ему позу. Нил позволяет этому случиться, чувствуя веселье, ласку и явное рукоприкладство, пока Эндрю не укладывает его на бок, спиной к нему, колени Эндрю подтянуты сзади, повторяя изгиб.              Они идеально сочетаются, подходящие друг к другу детали — ложки в ящике. Нил не может не подумать о том, как он движется по жизни там, в Пальметто, постоянно вынужденный смотреть на пустое пространство, которое раньше было заполнено.              Какое приятное чувство, — снова стать целым.              Эндрю сплетает их ноги и крепко обнимает Нила. Они лежат там в тишине. Арки света снаружи освещают стены и потолок. В изножье кровати раздается шуршание, смещается и оседает крошечная тяжесть. Простыни холодят кожу, Нил окружен теплом и твердым плечом за спиной.              Эндрю что-то бормочет ему в кожу затылка. Его дыхание горячее с ароматом шоколада, а грудь вибрирует от едва уловимых слов. Он знает, что Нил не спит, даже если Нил сохраняет ровное дыхание; ни один из них не смог бы так уснуть. Так что, Нил тянется к нему и сжимает руку Эндрю, прижатую к его ребрам – признание – зная, что Эндрю не хочет ответа. Здесь, в темноте, когда Нил отвернулся от него в окружении тишины, Эндрю может сказать это — в этом пространстве между ними, где они наедине.              Нил все равно прокручивает в голове свой ответ мыслью, которая в какой-то степени нова и в то же время он знал это уже давно, показал через тысячу прикосновений и получил в ответ в десятки раз больше.              Я тоже тебя люблю.