Оглушающе

Гром закуривает третью. В легких свербит от табачного дыма, мысли плывут, перескакивая с одной темы на другую, зацепиться за реальность не получается совсем. Гром чего-то ждет — или кого-то? — но кто в здравом уме захочет выйти ночью на опасные улицы Питера и уж тем более подойти к незнакомцу в темноте безлюдного переулка? Гром качает головой, тяжелый вздох вырывается из его груди сам собой. Мысли снова мчатся прочь. Через два дома располагается круглосуточный магазин. Гром ловит краем глаза отблески света, слышит скрип дверей, шум машин на дороге чуть поодаль и шелест колес по мокрому асфальту. Посторонний звук вдруг нарушает едва наметившийся ритм: тук, тук, тук-тук, тук-тук. Гром поворачивает голову в сторону. До слуха доносится цокот острых каблуков, яркий смех, высокому женскому голосу вторит мужской. Машина влетает в лужу, окатывая прохожих пригоршней капель, и смех мгновенно сменяется ругательствами. Гром хмыкает, игнорируя чужие проблемы, и гасит сигарету мыском ботинка. Он чувствует, что зря потратил на ожидание время; чувствует, что третья сигарета точно была лишней. Он и так дал фору в полчаса, а что в итоге? Гром отстраняется от стены и отряхивает от пыли куртку. Со спины до него доносятся торопливые шаги. Шумный вдох после бега сменяется жизнерадостным приветствием. — Эй, дружище, я не опоздал? Гром оборачивается на голос. Юра. — Опоздал, — Гром тянет губы в чуть вымученной улыбке. Усталость после суток на ногах разливается по телу, не давая другим чувствам взять верх, однако радость от встречи с Юрой всё равно слабой искрой теплится внутри. — Я уже собирался уходить. Гром хочет, чтобы ответ получился грубым. Гром надеется, что его голос звучит достаточно раздраженно для человека, не спавшего день и ночь. Гром знает, что морщинки в уголках глаз выдают его — злые люди улыбаются по-другому. Юра читает его как раскрытую книгу. Делает шаг вперед, хлопает по плечу с усмешкой и прижимается ближе. Горячее дыхание опаляет кожу, когда сухие губы мажут по щеке, и Гром вздрагивает от неожиданности. — Приветственный бонус, — смеется Юра и отстраняется с невинным выражением лица. — Полноценная компенсация будет позже. Гром понимает сразу: речь идет не о потраченном в глухом переулке времени. Юра никогда не извиняется просто так, у него всё всегда по расчету, и за поцелуй, от которого теперь горит щека, с Грома стрясут сторицей. Рука тянется за новой сигаретой, но Гром останавливает себя на полпути. — Ну? Что там твои птички опять напели? — Встреча будет послезавтра на заброшке. — Юра называет адрес. Гром хмурится и кивает. — Не свети только, откуда информация. — Всё будет чисто, Юра, ты же знаешь. Юра не говорит «Знаю» — и правда, зачем констатировать очевидное. Юра не говорит «Ты сегодня какой-то хмурый», не улыбается даже в своей раздражающей манере, вместо этого он тянется ловкими пальцами в чужой карман и вытаскивает ополовиненную пачку. Спички у него свои, прикупил два коробка с утра, как будто чувствовал. Бумажный фильтр липнет к губам. Юра поджигает спичку, яркий огонек опаляет сигарету. В темноте его лицо кажется окруженным алым ореолом. Гром вздыхает. — Дай и мне. Юра возвращает пачку и заодно протягивает коробок, помогая прикурить. От четвертой сигареты хочется блевать, в горле нещадно першит, в легких будто скопился горький ком — а может, думает Гром, делая новую затяжку, блевать ему хочется на самом деле не от сигареты. Эта мысль вызывает какое-то странное чувство, от него свербит в затылке и чешутся кулаки, но уловить тонкую нить связи никак не получается. В круглосуточном магазине неподалеку горят огни, тонкий дрожащий круг света окружен разбитыми уличными фонарями. Гром курит медленно, вслушиваясь в наполненную шумами ночь. Скрип дверей, стук шагов, шорох проезжающих машин, крик разбуженной гудком птицы — слишком много всего, чтобы уследить за каждым звуком. Тихое дыхание Юры едва слышно на фоне остального, но стоит Грому заметить его, и ритмичные вдохи теперь кажутся ему оглушающе очевидными. Гром давит выкуренную сигарету рядом с предыдущей. — Последняя остановка на сегодня, да? — говорит он, обернувшись. Юра улыбается в ответ, щерит в волчьем оскале зубы. Пятая сигарета отправляется в общую кучу самых глупых на свете улик. — Последняя. — Тогда идем. Гром не говорит куда, а Юра и не спрашивает. Незнакомый переулок уводит их во дворы, подальше от круглосуточного магазина и дороги с ямами и лужами, а там через два поворота и высокую арку дома уже видны сияющие огни оживленного проспекта. Огромная разница между тем, что таится внутри города, и тем, что заметно снаружи, — этот контраст чувствуют оба. В арке они неловко сталкиваются плечом к плечу и на секунду замирают в полутьме. По внутренностям разливается внезапный жар, волной распространяясь от груди. Гром морщится, удивленный реакцией собственного тела. — Всё в порядке, Костя? — Юра держит его за предплечье. — Да, — произносит Гром и мягко разжимает пальцы, не давая касанию затянуться. — Просто устал, Юра, ну… ты знаешь. — Знаю, Костя. Они выходят на шумную улицу, и вздох Юры теряется за воем сирен пролетающей мимо скорой.