***
Пробуждение нельзя было назвать добрым, болела голова, а во рту всё настолько пересохло, что сарацины могли бы спутать язык Клода с пустыней и проскакать по его кончику на своих резвых лошадках. Жеан проснулся разморенный, но не в таком плачевном состоянии, как старший брат. За пробуждением нежданных постояльцев с добродушной улыбкой наблюдал круглолицый человек в фартуке и с обнажёнными красными руками. По виду его Клод сделал безошибочный вывод, что уснули они с Жеаном в одной из общественных бань. Хозяин, продолжая улыбаться, с поклоном предложил господам попариться, в честь праздников он как раз три дня подряд топил баню. Сегодня народа было мало, к тому же он предложил господам отдельную купальню. Клод хотел отказаться, но Жеан ответил вместо него. — С радостью, папаша! И пришли девчонку посмазливее нам служить. — Как скажете, — банщик угодливо поклонился. Архидьякон хотел что-то возразить, но голова его слишком болела после вчерашних возлияний. Отдельная купальня представляла собой небольшое душное помещение с бадьёй на двоих, лавкой у крохотного окошка, с закрытыми ставнями и небольшим столом. Жеан живо стянул с себя грязные тряпки, Клод нехотя последовал его примеру. Вообще всё происходящее с ним казалось таким диким, что у архидьякона иссякла воля к сопротивлению. Вода в бадье оказалась приятно горячей, Жеан залез в неё нагишом, Клод целомудренно оставил брэ. Едва они осели в воде, как дверь отворилась и в клубах пара возникла фигура полураздетой девушки с ведром и простынями в руках. Жеан радостно поприветствовал её, Клод зажмурился и попытался отвернуться. Девка оказалась разговорчивая, она тут же принялась трещать с Жеаном, нимало не смущаясь его наготы, да и на архидьякона посматривала благожелательно. — Давай, моя прелесть, — Жеан ущипнул хохотушку за мягкое место. — Вот мой старший брат, намыль его хорошенько. — Не надо! — воскликнул Клод, но из-за пересохшего горла выкрик получился неубедительным. Девка пропустила мимо ушей протесты архидьякона и, подойдя к нему сзади, первым делом принялась массировать плечи. Ощущения оказались на удивление приятными, и всё вместе — горячая вода и умелые сильные пальцы банной девки — окончательно сломили волю священника. Клод позволил ловким руками и дальше разминать свои окаменевшие плечи. — Ах, монсеньор, — игриво воскликнула девка. — Вы, наверное, латник? — Не угадала, радость моя, — хохотнул Жеан. — Да разве такую силищу за другим делом представишь? — девка прижалась к Клоду пышной грудью. Спина архидьякона от приятного соседства словно ожила, он ощутил, как по коже заскакали огненные искры. Нечто подобное происходило при виде Эсмеральды, Клод вздохнул. — Так что же, монсеньор, вы не военный? — теперь девка провела ладонями вниз по его груди, пока её руки не скрылись под водой. — О! — только и воскликнул изумлённый архидьякон, пока его брат изо всех сил сдерживал душащий его смех. После ухода Гийометты — архидьякон, как честный священник, не мог не поинтересоваться её именем, — братья Фролло закутались в простыни из грубой холстины. — Вы, я смотрю, дорогой брат, зря времени не теряете, — хитро подмигнул бесёнок. — Сначала цыганка, теперь эта пташка! — Она не имела права меня касаться, — угрюмо пробурчал священник, опуская взгляд. — Так надо было ей сказать, но вы, кажется, были заняты, — Жеан усмехнулся, а Клод в полутьме залился краской. — Что вы собираетесь делать со своим бастардом? — решительно попытался переменить тему архидьякон. — А что тут сделаешь? На следующей неделе мою Жанну выдают замуж за подмастерье её отца, так что ребёнок родится в законном браке. Я его не оставлю, — с важностью добавил школяр. Клод слишком хорошо знал непостоянный нрав младшего брата, так что потребовал назвать имя отца девушки и улицу, на которой находится лавка. — Когда дитя родится, я наведаюсь к ним и предложу взять его на воспитание, — произнёс он не терпящим возражения тоном, Жеан только плечами пожал. — Договорюсь с приютом для подкидышей, чтобы подыскали кормилицу, — мысли Клода унеслись к ещё нерождённому племяннику. — Может быть, с ним у меня получится лучше, чем с тобой. Жеан осклабился. — Ну, своё потомство вы сегодня выпустили поплавать, так что можете заняться моим. Возможно, эти слова стоили бы школяру слишком дорого и, возможно, архидьякон бы ринулся на него с кулаками, только вот дверь в их купальню отворилась. Клод смутно надеялся, что это вернулась Гийометта, но нет, на пороге стоял с виноватым и предприимчивым видом банщик. — Мессиры, — заговорил он вкрадчиво, — вчера вы были так откровенны… оба, что я, вольно или невольно, услышал слишком многое. Клод устремил на круглолицего банщика суровый взгляд: если этот малый думает вымогать у него деньги, то не на того напал. Денег не было, всё, полученное от бенифициев, благополучно уходило на Жеана, уплату долга по семейному лену и на алхимические манускрипты. Так что тут деловой хозяин бани просчитался! Но, как выяснилось, просчитался именно архидьякон. — Вы, отец мой, сетовали, что вас не любит красотка-цыганка, и так вы хорошо говорили про место на земле, где солнце светит ярче и деревья зеленее, и что-то про тлеющие угли, — толстяк смущённо откашлялся, — что мне захотелось помочь вам! Жеан, слушавший очень внимательно, возликовал, в предвкушении новой проказы он ожидал предложения банщика. Клод Фролло с тоской подумал о Гийометте и её умелых руках, он бы предпочёл вновь оказаться в их власти, чем выслушивать этого человека. Да и что может предложить жалкий банщик такого, что переменило бы мнение юной красавицы о немолодом и уставшем архидьяконе? — Понимаете, молодые девушки… они такие глупые, — банщик усмехнулся. — Вот взять мою дочь Гийометту, которая к вам приходила, — произнёс он, внезапно погрустнев. У архидьякона чуть челюсть не отвалилась, но он себя сдержал. Получается, этот нелюдь родную дочь подкладывал под посетителей бани! — Уж сколько раз я её молил не работать, а она и слушать не желает, сама к гостям рвётся, — толстяк ещё раз вздохнул. — Глупая, вот выдам её замуж за Матье Реглана, банщика с улицы Юшетт, и пусть он с ней возится! — Д-да, — слегка заикаясь, согласился архидьякон. — Весьма разумно. — Спасибо, отец мой, — просиял банщик, затем продолжил говорить деловитым тоном. — Так вот, девушки глупые и влюбляются глазами, а не головой. И здесь я бы мог помочь вам. Клод хотел язвительно поинтересоваться, чем же именно такой, как он, может помочь в деле обольщения цыганки, но тут рот открыл неугомонный Жеан. — Мы внимательно слушаем!***
Круги ада, жарка на гигантской сковороде, кипячение в котле и выворачивание наизнанку не смогли бы передать всей боли, которую довелось пережить архидьякону по причине собственной минутной слабости и подначиваний младшего брата. Началось всё с того, что Гийом Труве, тот самый банщик, предложил собственную методику облагораживания внешности архидьякона. Включающую едко пахнущие припарки для головы, которые должны были заставить волосы вновь заколоситься на лбу архидьякона. Из этой затеи ничего не получилось, кроме сильного раздражения, которое Клод самостоятельно свёл успокаивающими примочками. Зато другие процедуры были куда более смелые и успешные. Например, банщик настаивал на том, что юным девушкам по нраву гладкая кожа, а поскольку Клод Фролло изгнал волосы только с головы, зато на груди и ногах мог похвастаться обильной растительностью, то пришлось ему со скрипом согласиться на крайне болезненную процедуру. Была призвана умелая Гийометта, которая в первый вечер катала по груди архидьякона чрезвычайно липкий шарик, безбожно захватывавший волосы и безжалостно вырывавший их. — Ух, какая шёрстка, — ворковала девушка, нежно целуя особенно полысевшие места на широкой смуглой груди. Признаться по чести — это несколько смягчало боль от переносимых мучений. Но процедуры растянулись почти на неделю. Сначала Гийометта обрабатывала грудь архидьякона, беззастенчиво усевшись на его чресла. Клод просил её пересесть, но проказница заявила, что так ей легче работается. В то время, пока его лишали волосяного покрова, банщик наносил на лицо священника различные питательные и очищающие кашицы. Некоторые из них пахли навозом, архидьякон так и не решился спросить о составе, чтобы не услышать неприятной правды. Кашицы эти потом тщательно соскребались и смывались ароматной водой. После лица неугомонный Гийом занялся руками и даже ступнями священника. Ногти были аккуратно подстрижены и отполированы, затем на руки и ноги лежащему архидьякону надевали холщовые мешочки с чем-то влажным и жирным на ощупь. На четвёртый день, когда Гийометта добралась до ног, её отец добился того, что руки священника лишились мозолей и заусенцев, полученных в нелёгком алхимическом деле. На пятый день девушка работала одна, оставалось снять немного волос с верхней части бёдер. И вновь Гийометта уселась на его чресла, но только теперь спиной к лицу священника. Приподняв голову, Клод мог видеть симпатичный задок молодой вертихвостки, немного приподнятый кверху и от того ещё более соблазнительный. Прикусив нижнюю губу, Клод откинул голову назад и молился, чтобы ему на ум не пришла Эсмеральда, иначе он не смог бы за себя поручиться. Под конец экзекуции Гийометта ловко повернулась вокруг своей оси и, нависнув над священником, спросила: — Монсеньор больше ничего не желает? — Нет, — прохрипел монсеньор, чувствуя, что мысли сбиваются на Эсмеральду. — Оно и заметно, — девка бесстыже поёрзала на некой отвердевшей части его тела. — Молю, уйди, — стиснув зубы, попросил священник. — Я должен хранить невинность. Девушка усмехнулась и с лёгкостью соскочила с его бёдер. Архидьякон щедро заплатил отцу и дочери за их болезненные, но по-своему полезные труды. Гийометта на прощание одарила священника многозначительным взглядом, тот сделал вид, что ничего не заметил. Так же, как на небе не может быть два солнца, так и в его сердце место имелось лишь для одной женщины. Раньше это была Богоматерь, а теперь языческая танцовщица, для дочери честного банщика места не нашлось.***
Самое странное, что преображение архидьякона помогло ему. Эсмеральда стала чаще останавливать на нём взгляд, в котором уже не было враждебности, но светилось лёгкое любопытство. Клод же, в свою очередь, перестал ругать танцы девушки. В ночь на Богоявление, когда он должен был похитить её, архидьякону встретился его бывший ученик Пьер Гренгуар в весьма плачевном состоянии, пришлось позаботиться об этом недотёпе. Поэтому Эсмеральда осталась а воле. Время от времени архидьякон наведывался в баню к радушному Гиойму для новых процедур, правда, хорошенькой Гийометты уже не было, она благополучно вышла замуж и теперь трудилась в бане мужа. К весне неоправданно гладкий архидьякон смог сломать лёд отчуждения с цыганкой. Случилось это на Пасху, когда отряд королевских стрелков во главе с наглым усатым капитаном принялся сгонять цыган с площадей. Архидьякон прилюдно вступился за Эсмеральду, чем вызвал удивление у толпы и признательность у девушки. — Благодарю вас, — очаровательно поклонилась цыганка, а у Клода внутри всё оборвалось от безудержной нежности. После этого он добился разрешения провожать её в ночи, а через пару месяцев Эсмеральда милостиво приняла предложение архидьякона стать его любовницей. Правда, не обошлось без огорчений, в первую их ночь Эсмеральда закричала чайкой, как только нащупала слишком гладкую кожу на его груди. — Что это такое? — с тревогой вопрошала цыганка, как только прошёл приступ чаячьего крика. — Ты больной? — Нет же! — Клод почувствовал, как опадает его мужское достоинство, и от того ещё больше смутился. — Я нарочно лишил себя волос, чтобы понравиться тебе! — Что? Да кому такое понравится?! — Эсмеральда отползла от него на край кровати. — Ты, пожалуйста, приходи ко мне, как положено мужчине. Так что пришлось отложить закрепление прав на девушку почти на месяц, зато потом она безбоязненно дала лишить себя невинности. И в момент пронзительной боли вцепилась пальцами в курчавые волосы на его груди, закалённый Клод почти ничего не почувствовал.***
Бастарда Жеана никто отдавать не собирался, его мать вообще сделала вид, что не понимает, о чём с ней толкует архидьякон, а подмастерье, похоже, был уверен, что ребёнок от него. Клод вызвался быть крёстным отцом и всячески поддерживал племянника, который со временем стал довольно известным суконщиком. Жеан после окончания колледжа Торши изъявил желание стать военным и вскоре вступил в отряд своего приятеля Шатопера. Благодаря хлопотам архидьякона Жеан дослужился до капитана и смог собрать под своим началом собственных людей. Гораздо позже он прославился в итальянских походах и успел наплодить бастардов по всей Италии. Эсмеральда так и не нашла мать, ладанку-талисман она хранила до самой смерти, как и секрет, почему обратила внимание на угрюмого монаха. Дело в том, что в ночь на 6 января её остановила какая-то девушка с бесстыжими глазами и прямо, без обиняков, рассказала, что архидьякон страсть как влюблён в Эсмеральду, жить без неё не может и на все готов. — На что, например? — с вызовом спросила цыганка. — Ох, подруга, лучше тебе не знать, — девка засмеялась. — Но поверь, ни один мужчина столько не вынес ради женщины, сколько он. Так что не будь дурочкой, хватай его. Это ведь не просто священник, он каноник в Нотр-Даме, а там очень жирные места! Эсмеральда убежала от незваной советчицы, но мысль о том, что ради неё кто-то претерпел страшные муки, приятно тешила самолюбие. Теперь она стала задерживать взгляд на священнике, к счастью, он больше не бранился, так что возникшая ранее неприязнь мало-помалу исчезла. Его же поведение с королевскими стрелками окончательно убедило Эсмеральду, что священника и правда следовало «хватать». После того, как Клода Фролло король назначил епископом, жить его незаконной семье стало привольно. Эсмеральда родила пятерых детей, из которых четверо выжили и в дальнейшем смогли хорошо устроиться. Сама бывшая цыганка жизнью своей была более чем довольна, а священника своего со временем даже полюбила. Клод Фролло иногда встречал Гийометту и они обменивались понимающими взглядами. Временами он испытывал сожаление, что не встретился с ней раньше, но такова жизнь и она всегда диктует свои условия.