Обмен

- Я настоятельно прошу тебя уйти. Мне не охота возится с тобой - плохо прикрытое раздражение так и сочилось сквозь голос юноши. Веймар был грустен и зол. В такие моменты, с головой погруженный в омут мрачных дум, он едва-ли напоминал прекрасное полное созидания создание, образ которого прослеживался в каждом миге проведенном в социуме. Бедный юноша… должно быть так утомительно все время просить: понять, принять, предоставить что-либо не требуя ничего взамен. Среда его не позволяла дышать полной грудью, обременительная роль фарфорового изваяния давила на выпирающие ключицы долгие годы. Удивительно, как только не сломался под такой ношей этот утонченный силуэт. Но нигде не было ему покоя, ибо даже право заявить о своих потребностях в одиночестве считалось моветоном. Вдохновлять, казаться, но никак не быть - все это и многое другое Веймар находил до смехотворного пустым, но лишь это и разрешалось. Фальшь - она блестит издалека - если не присматриваться, она так прекрасна. Не удивительно, что и его окружению нравилось: с самого первого дня, как только крошечное создание в светлых рюшах переступило порог главного особняка, ему оставалось лишь сиять, и только сиять. Гувернантки, лишь чтобы “сие миловидное создание так и веет лучистым милосердием”; учителя, с которыми “ ваши таланты и впредь будут достоянием нашего двора, юный господин”; кандидаты в партию, да так, чтоб “взгляд не оторвать до чего же хорош сей невинный лик”. Вот только лишь ни светом, ни достоинством, ни ангелом юноше так и не удалось стать. По крайней мере, не в глазах своего родителя. Как ни прискорбно понимать, что все чего ты жаждешь никогда не будет достигнуто. Ведь будь ты самым прекрасным полотном Рафаэля, лишь только не угодишь истинному ценителю абсурда - чего-то столь чудного и безобразного, прямо как его.. - Я и не сдвинусь с места, пока не получу обмен. Ты ведь знаешь, как действует наш уговор. Дурной братец. Варвар, циник и эгоцентрик. Пускай даже еще ребенок по меркам страны, но столь несносен был его нрав, что слава дурная стелилась поперек веселых глаз, в который буйствовал непреодолимый океан желаний. Ох, как же он был отвратителен, его брат. Столько капризов и вольностей ему дозволялось, а ему все неймется! Но все как-будто бы оставались слепы, лишь отмечали рвение, с которым юный наследник бросался в омут изучения. Вот только Веймар замечал, как на лице мелькала гримаса, выдающая присущую детям жадность - получить все, сразу и без остатка. И эта мания поглощения была расценена Отцом, как целеустремленность правителя? Уму непостижимо! Кажется, окружающие вновь купились на блеф! Возможно, именно этот его терновый неказистый фон доселе позволял так выгодно выделятся, чтобы купаться в софитах любви публики, чтобы нравится всем. Всем, без исключений. - Мне нездоровится, прошу тебя покинуть мою опочивальню, Рейх - подставляя свое лицо навстречу бушующему вихрю, оповившему западную башню, можно было не скрывать звонкость голоса. И злобу, и усталость, и что-угодно, все, что было так нужно, но запрещено - ветру выплакать можно. Но печальная ода была прервана резким хлопком, стоило младшему захлопнуть оконную раму. Занавески в последний раз изнурительно колыхнулись и осели на свое прежнее место, скрывая собирающуюся разъяренную бурю снаружи. Ровно как и учтивое выражение лица Веймара, внутри которого скручивался гнев в комбинации с щекотливо-противным волнением от потери контроля - непередаваемый кошмар. - В таком случае, тебе не стоит стоять возле такого сквозняка. Ты ведь знаешь, насколько болезненным можешь быть, дорогой братец. Как же отвратительно йойкало внутри от этого обращения - учтиво-ласкового, нарочито использованного, чтобы сильнее позлить и вылить свою грязь Веймару на голову. “Прости, дорогой братец.”, - после безнадежно испорченной цветочной композиции, собираемой часами, но так неосторожно утраченной в пылу тренировочного боя. Прости осело в предварительно вскипевшей жилке на шее, стоило старшим бросить обеспокоенный взгляд. Но обращение долго и мучительно воротилось змеей в горле, после тесного примирительного объятия под четким надзором Отца. Не смей прижимать ко мне свои пыльные ладони, не касайся меня так, будто пытаешься загладить на мне вину физически. Неужели ты жмешься так тесно лишь за тем, чтобы твое ядовитое сердце еще ближе подобралось к моему, и без того измученному. Сколько ты еще будешь меня мучить? - Благодарю за беспокойство.. - Не стоит благодарности, я отведу тебя в постель, - обхватывая вишневую бархатистость корсета, ты будто невзначай касаешься моего бедра своим. Но я знаю - ты специально это делаешь. Почему же я никогда не упрекаю тебя во всем этом, ведь ты забираешь все то мое, которое никогда больше не сможет вернутся. Что ты можешь такого дать, чтобы компенсировать свое отчаянное, неведомое, а от того такое честное воровство? Не знаю… мне надо подумать, но так отчаянно не хватает времени. Может, я успею, пока ты ведешь меня, отодвигаешь портьеры, сбрасываешь покрывало с половиной подушек - как вульгарно, расшнуровываешь мои сапоги… Нет… пока ты вешаешь кафтан, укладываешь на трюмо мои чулки, сбрасываешь ботинки с тяжелой пряжкой, я определенно что-то упускаю. Неужели, поиск ответа сейчас дается мне так трудно из-за одного твоего присутствия? Я и впрямь так измотан, мое тело совсем не в ладах с головой - а как иначе объяснить, что сейчас моя ладонь так спокойно покоится в твоей? - Веймар, ты снова улетаешь, беспокойная ты птичка. Но прошу, будь со мной, хотя бы сейчас, как договаривались. - Ты просишь, но всегда ведь получаешь то, за чем пришел. - Конечно, ведь в этом и состоит наш уговор. Ты ведь тоже, всегда получал то, чего хотел - помнишь? Да, Веймар уж и запамятовал, как именно возникла их странная договоренность. До того она была проста и обоснована, что ни границы дозволенного, ни моральность не могла сломить стальную истину - каждый получает то, чего хочет. - Ты сядешь в кресло, и когда я примкну к тебе, не смеешь отталкивать, - раздалось Это после вскоре затихшей неурядицы. - Боюсь, что тот спарринг партнер был не слишком расторопен и своим ударом нанес тебе травму. Ты не в состоянии трактовать собственные слова, дитя. Это должно было служить мне утешением после нашего раздора? - Я не предлагаю тебе извинения, Веймар. Дитю скоро 14, если ты не забыл, что формально дает мне понимание собственных границ и желаний. Потому, я желаю предложить тебе уговор, в конечном итоге которого, мы оба останемся в плюсе. - Ты желаешь заключить со мной сделку? - поднявшись с софы и небрежно отложив книгу, юноша соизволил обратить внимание на стоявшего напротив. Слегка возвышаясь над подрастающим дарованием, он пытался подавить возможную выходку. В том, что цель Рейха не иная, как досаждать и прерывать спокойный досуг, не была подвергнута сомнениям с его стороны - Ты ведь знаешь, любой договор подписанный тобой до наступления получения власти лишь фикция, подобная попытка влияния выставляет тебя в дурном свете предо мною. - Договор - формальность, лишь словесная условность, - брат подошел ближе, вкрадчиво заглядывая в глаза, но, не найдя пока отклика, решил заварить двоим чаю. Аккуратными движениями из стоящего рядом подноса были выужены щипчики для сахара, сито, венчик для размешивания и, игнорируя полный негодования взгляд направленный в спину, парень принялся готовить напиток к подаче. В полной тишине стучала ложечка, сыпались сухофрукты - лишь кроткие шаги сзади свидетельствовали о том, что оппонент приближается. - С чего тогда мне верить тебе? - осторожно принимая блюдце из рук парня, Веймар присаживается на край софы. - Потому что смысл договоренности в исключительной выгоде, - минутой лишь позже, Рейх садится напротив своего брата, - мы поочередно исполняем желания друг друга. - Лишь до крайности жадный и наивный глупец может думать, что подобная уловка сработает, - прикрыв белесые подрагивающие на пару реснички, Веймар пригубил горячий напиток. - И лишь полный дурак откажется от такого самообмана, - парировал Рейх, - прости, с красноречием у меня некоторые трудности. - Я заметил, - легко слетела усмешка с губ сидящего напротив. Но, стоит отметить, мысль противоречивая, все же, зародилась где-то внутри. Желает ли Веймар? А если и так, то чего? Разве-что чуть более комфортного существование в этих душных апартаментах и тесных стенах, что не дают сбежать от всевидящего ока Отца, взора прислуги, гостей и пресловутого братца, который даже сейчас докучает ему своими дурацкими вопросами. Если так подумать, можно попросить не беспокоить его, не появляться в зоне досягаемости взгляда день. Нет, два! Ммм, он прямо сейчас уже чувствует себя лучше, здесь будто и впрямь уже никого нет. С подобной перспективы, если так подумать, становится даже легче не замечать такого странного отчуждающее-пожирающего взгляда Рейха напротив. А вдруг, удастся удачно послать его куда-нибудь? Скажем, за теми восхитительными кремовыми пирожными, которые всегда пекли на праздники, но с рвением прятали подальше от грустных глаз ангелочка. Ведь только у него талия такая завораживающая, что малейшее вредоносное прикосновение сладкого греха могло повредить идеальную выправку, святость же всегда остаётся тонкой, почти прозрачной. А если удастся, только если правда удастся, можно будет положится на парня с ловкими способностями, он-то точно справится с таким пустяком, как дворцовая ограда. Оттуда совсем рукой подать до почтового пункта папеньки. И тогда, может, удастся, хоть глазком, посмотреть на дивные письма от кандидатов. Попробовать самому решить судьбу. Только если найдется правильное решение, только если… - Ты согласен? - голос отрезвляющей оплеухой льется в чуть покрасневшие уши. - Я, - голос опередивший разум повис в воздухе, неприятно разбавляя атмосферу недосказанностью. Но руки - горячие и такие цепкие - торопили, нужно принимать решение быстрее. - Подумай, - нашло свое место в смазанном касании к бедру, такое тяжелое слово, - ты всегда сможешь отказаться - уже гораздо легче, когда оно невесомо проходится по златым кудрям, их всегда кто-то да и трогает - но в случае согласия - давит на грани удовольствия и отвращения, когда смело ложится ладонью на корсетные завязки сзади - получишь желаемое. - Что… что я могу получить? - едва ли не хнычет, когда горячее дыхание опаляет ушную раковину. Так непозволительно близко, с толикой страха, но хочется услышать. - Все, - запечатывается пактом, прикосновением к его устам. В ту ночь, Веймар получил все - то, о чем думал тайком, грезил тихими вечерами, боясь быть услышанным. Рейх, не изменяя условиям, тоже получил все - он получил Его, до последней капли. - Веймар? - слегка обеспокоенный тон вывел юношу из раздумий. Теплая длань прочесывала кудри, слегка массируя основание копны волос. - Конечно, как можно забыть, - с легким вздохом отвечал ему старший. - Тогда, могу ли я сейчас пожелать? - нетерпеливый пылкий поцелуй в висок был призван наполнить нежностью беспокойное сердце. Ладони зарылись в омут исподней сорочки, требовательно сжимая ткань в области ребер. - Вольно тебе… желай. Позволение в значительной степени ослабило путы: мягкие касания золотым дождем осыпались на скулы и щеки. Губы лихорадочно очерчивали мрамор белесой кожи, тело прижималось все ближе, гораздо сильнее, чем было дозволено. - Я желаю твои сокрытые плечи. - Не могу перечить. Пуговицы стремительно ускользали из петель, даруя вечернюю прохладу измученному дневным паром телу. Чужие ладони опустились на бока, мягко притягивая к себе, почти-что принуждая лечь бок о бок. Уста щекотливо забегали россыпью родинок на шее, собирая каждую. Пальцы едва ощутимо гладили нежное изваяние плеч, даруя мурашки. Златые кудри несдержанно взметнулись вверх, позволяя изумленным глазам взирать сверху вниз на своего временного обладателя, пока губы могли лишь невольно распахиваться в горячих вздохах. А поцелуи все не кончались. Медленно смакуя тело устами, Рейх все дальше и дальше скользил ладонями. - Желаю касаться всего, что есть только у тебя, и ни у кого более. - Как… угодно. Несвойственно мягкие груди, вечно спрятанные тугими повязками, сейчас беспрепятственно выглядывали обворожительными изгибами. Стоило лишь позволить себе еще одну пуговицу, как дивное соблазнение оказывалось в полной доступности. Как еще можно поступить, если не распробовать. Язык легко скользит по ложбинке груди, создавая легкий мандраж накатывающему возбуждению. Осторожные поцелуи ложатся везде, где только можно дотянутся. Отсюда не видно алеющего лица, но весьма заметно взбудораженные ареолы. Если обвести лишь самым кончиком, можно уже слышать приметное сбившееся дыхание. Но гораздо лучше ловить вздохи, стоит вобрать грудь в рот. Как же приятно владеть этим телом, таким отзывчивым и податливым. Хочется просить еще, но вкус не отпускает. Ласка продолжается до той поры, пока персиковые ноготки не вцепляются в волосы. Только тогда Рейх замечает, что соски побагровели и даже не думают сбрасывать напряжение, а бедра Веймара дрожат. Остановится, или..? - А можно…? - Ч-что..? - сдержанный вздох прерывает неловкое предложение. Один лишь взгляд на этот растерянно-расслабленный вид, и пальцы сжимают ножки сильнее. - Я хочу овладеть твоими губами, - не отрывая очей, младший приспускается на уровень бедер, целует смазано, не переставая, с неприкрытым наслаждением прижимается щекой к пышной мягкости. - Сколько.. еще? - расплывчатый вопрос так и остается без ответа. Чем настойчивее губы прижимаются к ножкам, тем более лихорадочно Веймар сжимает простыни. Так неистово, но ласково - совсем не так, как должно быть. Он ведь забирает все, так почему сейчас ему совсем не тяжело отдать? Бедра вздымаются вверх, стоит языку коснутся лишь внешней части сокрытого. Веймар настолько чувствителен - сколько бы это не происходило, но каждый новый раз его бросало в жар. Руки ощутимой силой прижали таз к кровати, ласка распространила влагу по клитору, аккуратно дразня капюшончик и едва касаясь малых губ. Воздух неконтролируемыми горячими потоками вырывался изо-рта, юноша едва контролировал свой голос. Рейх совсем не торопится - собирает каждый неосторожно сорвавшийся стон, совсем не обращая внимание на страстные соки, испачкавшие его лицо. Он терзает его губами, лишь изредка языком раздвигая промокшие складочки. Ласка, походящая на странные поцелуи - он обрамлял его клитор губами, чередуя напор и едва ощутимые прикосновения. Вздохи сверху стали походить на граничащие с плачем. Лишь когда удерживать бедра на месте стало невыносимо тяжело, Рейх смиловался, стремительно погружая свой язык в неистово сокращающуюся влагу. Жар, заполонивший нутро, от удовольствия пронзил сознание лежавшего и нашел отклик в неприкрытом протяжном стоне. Это было непередаваемо хорошо. Поступательные движения языком внутри заставляли судорожно дрожать, поддаваясь навстречу импульсам. Как же стыдно смотреть на безобразно перепачканное лицо внизу, но так же умопомрачительно чувствовать непрекращающийся поток влаги и сжатия мышц. Так приятно, но так мало. Уже некуда ближе прижиматься, заполненная глубина кажется до смешного крошечной. Тело жаждет большего, для полного удовлетворения этого не хватает. Веймар изо всех сил пытается собрать поток мыслей во что-то связное, но в толще потока, сквозь ритмичные толчки языком внутри его киски и громкое хлюпанье, получается выхватить лишь - Желаю… Но этого хватает, чтобы на смену дрожащей опустошенности пришло распирающее чувство наполненности. Горячее напряженное возбуждение оказывается внутри без видимого на то сопротивления. И Веймар захлебывается в собственной похоти, когда бедра верхнего заходятся в неумолимом ритме. Руки совсем не слушаются, они тянутся туда, куда не следует - ищут опоры там, где могут оттолкнуть. Но этого не происходит. Его ладонь осторожно укладывают на шею напротив, а чужое тело наклоняется так, что член выскальзывает еще глубже, заменяя тихие вздохи на полноценные стоны. Длань Рейха находит свое место там, где доселе неотрывно скользили губы. Он неумолимо ласкает братца и снаружи, и внутри, заставляя внезапно срыватся на полноценные крики экстаза. Головка клитора покраснела от постоянного трения, импульсы непрерывной чередой тянулись сквозь все тело Веймара. Его тело горело. Раньше у него не было потребностей, раньше он бы не позволил испортить себя так мимолетно, не стал бы наслаждаться чем-то столь запретным. Все братец.. и его восхитительное неисчерпаемое желание тела Веймара. Так плотоядно исследовать губами, неприкрыто жадно рассматривать, касатся так, чтоб кожа плавилась - все он, и только он. - Посмотри на меня, - ладонь нежно приподняла за подбородок пылающее лихорадкой лицо. Слезы возбуждения катились по щекам, падая на багровые губы. - Дрянной, дрянной мальчишка! - между стонами вскрикивал Веймар. - Не волнуйся, - успокаивающим жестом Рейх взметнул слезы с дрожащих ресниц, - я никогда не отстану, потому что всегда буду желать лишь тебя. Мне всегда будет тебя мало. Поток мыслей утонул в жгучем переплетении тел, они прижимались друг к другу неистово. Темп слегка ускорился, покоящиеся на талии руки верхнего стали ласкать возбужденную грудь, выхватывая новые вскрики, заставляя киску сладко дергаться в истоме. Еще немного и бурное наслаждение напоследок захлестнуло с головой обоих, унося в омут. Свалившись вместе, они просто позволяли быть рядом, пока остатки страсти медленно тлели. Рейх приподнялся, дотянулся до чистого полотенца на прикроватной тумбе и, склонившись над обмякшим телом партнера, стал обтирать влагу. - Я ведь еще не попросил, - еле дыша проронил Веймар. - Это все и было мое желание, - прозвучал ответ, и заставил лежащего вновь зардеться. Он не сопротивлялся, когда Рейх продолжил обмывать его принесенной подогретой водой в тазу. Ни единая мысль подвоха не посетила голову, когда рядом с кроватью появился чай с мягкими пирожными. Мягкая, но счастливая улыбка украсила его изможденное лицо, когда под ним взбили подушку и помогли опустится, уютно расположившись в теплом омуте. - А ты, что же, так ничего и не пожелаешь сегодня? - спросил Рейх укладываясь рядом, задвигая темные портьеры, чтобы скрыть ложе от любопытных глаз. - Из нас двоих лишь у тебя непреодолимая жажда получать, - зевнул Веймар, робко придвигаясь спиной к груди младшего. Уютное тепло тела рядом успокаивало. - Конечно, я как всегда буду у тебя в долгу, - беззлобно улыбнулся Рейх, вдыхая аромат кудрей рядом. Свет в комнате постепенно поглощается сумраком наступившей ночи. В опочивальне становится настолько тихо, что Веймар может слышать собственные мысли, угасающие перед скоропостижной дремой. В следующий раз он обязательно отыграется, поставит этого нахала на место, но а пока.. нет ничего зазорного чтобы натянуть одеяло немного повыше и прижаться к принимающим рукам ближе. Да, получать все лишь взамен довольно обременительно. Вот только почему-то Веймар всегда предпочитает продолжить сделку.