Свет души

Хонджун, придерживая полы платья, босиком выбегает на мокрый холодный песок. Он хихикает и кружится на берегу, пока солёные волны облизывают его щиколотки. Джун чувствует себя свободным, имея возможность слиться с морем, пусть он даже давно не выезжал за территорию острова. Он снова забыл накинуть на себя куртку, когда выбегал из маяка, но сейчас омега не чувствует пробирающего морского холода. Свет на вершине маяка натужно загарается, освещая темнеющее небо своими вспышками. Теперь в окнах можно разглядеть фигуру Минги, которая поспешно скатывается вниз. Ги появляется на берегу с тонкой курткой и протягивает её супругу. — Мне кажется, ты каждый раз забываешь надеть куртку, чтобы я её тебе вынес, — выгибает бровь Минги, помогая Хонджуну застегнуть молнию, скрывая красоту воздушного платья. — Может быть, — на лице Хонджуна цветёт улыбка, когда он обхватывает шею Минги и чмокает его несколько раз в губы. — Как хорошо-то, любимый! Минги смеётся, когда Хонджун вырывается из объятий, чтобы продолжить бегать от одной части берега к другой. Ги терпеливо ждёт, пока Хонджун наберётся сил у моря. Вода действительно любит его, едва ли не сильнее, чем Минги. С тех пор, когда Джун вечерами начал выбегать на побережье, не случилось ни одного шторма в этом неспокойном месте. Даже стёкла на верхушке маяка перестало выбивать. — Джун-а, пойдём домой, — Минги ласково улыбается, успевая словить супруга за талию. — Там Чонхо и Ёсан без твоей сказки на ночь с ума сойдут. Хонджун по-родительски нежно улыбается, складывая холодные ладони на горячей груди мужа. — Ну пойдём. Пока они поднимаются по лестнице в детскую комнату, Хонджун всё время смотрит в окошки на провожающее его море. Наконец они с Минги оказываются на этаже со спальней своих детей. Хонджун осторожно входит внутрь, боясь потревожить Чонхо и Ёсана, если они уже уснули. Но младший ребёнок терпеливо ждёт его, лишь накрывшись тёплым толстым одеялом. Джун улыбается и целует Ёсана в горячую щёку, на что тот хихикает и пытается обнять маму за шею. Минги осторожно отодвигает шторку, разделяющую крошечную комнатушку на две — территорию Ёсана и территорию Чонхо. Мальчик лежит, уткнувшись в одеяло маленьким носиком, но не спит. Ги осторожно присаживается на край кровати старшего сына. — Чонхо-я, мама сейчас будет сказку рассказывать. Открыть шторки? — Не надо, — резко отвечает Чонхо, глубже зарываясь в одеяло. — Уходи, пап. Ги гладит ребёнка по волосам, тяжело вздыхая. После появления младшего брата Чонхо закрылся в себе, почти не выходит из комнаты и отказывается ужинать за общим столом. Как бы Хонджун и Минги не пытались открыть его, вернуть того жизнерадостного мальчика, Чонхо тут же уходил глубже в себя. — Чонхо, в чём дело, малыш? Расскажи мне, пожалуйста. — Всё хорошо, пап. Уходи. Минги смотрит ещё несколько секунд, прежде чем пройти через шторы и плотно их задёрнуть. На полный надежды взгляд Хонджуна Минги мотает головой. Джун тяжело вздыхает, дрожащими руками пытаясь схватить книгу. Сегодня он снова будет читать чуть громче, чтобы его ребёнок точно услышал новую сказку через эти ужасные плотные шторы. Когда Ёсан засыпает, Хонджун осторожно убирает книгу обратно на полку. Мужчина целует сына в обе щёчки, повыше натягивая одеяло. Омега оборачивается на пытальные шторы, осторожно подступаясь к ним. Чонхо внутри ещё не спит, своими умными маленькими глазами рассматривая потолок. — Лучше бы Ёсана не было, мам, — Хо почти кричит, по его щекам текут слёзы, которые он прячет в одеяле. Хонджун жуёт свои губы, не зная что ответить на подобную истерику своего ребёнка. Внутри плещется смятение, рука застывает на полпути к плечам Чонхо. Омега осторожно обхватывает деревянной рукой талию сына в подобии объятий. — Чонхо, почему ты так думаешь? Мы с папой стараемся дать вам одинаковое количество любви… — Вы Ёсана любите больше, больше! Уходи, мама, ты предательница! Уходи! Чонхо сбрасывает руку Хонджуна с себя с не детской силой, уже готовый кусаться, как дикий кот. Джун прижимает к груди ладони, тяжёло вздыхая. Он впервые не знает как ему поступить, всё нутро противится уходу, но Джун не знает, что ещё предпринять. Джун оставляет Чонхо одного, бьющегося в своей детской истерике, бросает. Хонджун не выдержал необычного поведения ребёнка, не смог с ним совладать. Он плохая мама.

***

Хонджун тяжело вздыхает, убирая все свои глупые платья далеко в шкаф со слезами на лице. После того как Джун позорно сбежал от истерики своего собственного ребёнка несколько дней назад, он чувствует себя отвратительно. Ему нужно повзрослеть, хватит с него детских платьев и танцев босиком на берегу моря. Его семья рушится у него на глазах. Джун натягивает на бёдра серые штаны и футболку, осторожно присаживаясь на край кровати. Это уже не он и всё не будет, как прежде. Минги пропал где-то на верхних этажах маяка, заменяя треснувшую линзу. В последнее время море разбушевалось сильнее, чем когда либо. Один корабль чуть не врезался в скалу из-за отказавшегося работать прожектора, и Минги едва предотвратил трагедию. Ночи нынче тёмные. Хонджун спускается на их кухоньку, чтобы приготовить что-нибудь поесть. Руки едва способны удержать нож, слёзы скатываются по щекам, смешиваясь с листьями салата. Единственное что он может сделать беспроблемно — включить горелку. — Джун-а, — слышится голос позади. Хонджун прекрасно знает, кому он принадлежит, поэтому даже не думает обернуться. — Море без тебя плачет. — Не драматизируй, — Хонджун начинает нарезать зелень ещё мельче и громче. — Я всего лишь снял платья и перестал валять дурака. Повзрослел, понимаешь? Минги тяжело вздыхает, обнимая супруга со спины. Джун опускает нож на доску, накрывая его своей ладонью. Омега крепко зажмуривается, давая слезам скатиться по щекам или остаться в морщинках. — У нас двое детей, — напоминает Минги. — Им нужна счастливая мама, а не та, что льёт слёзы им в салат, — Ги щекой трётся о плечо супруга. — Этой ночью был сильнейший шторм за последние шесть лет! Треснула линза и окно… Тогда, когда ты перестал радоваться, понимаешь? Хонджун тяжело вздыхает, выдавливая из себя лишь слабое «наша семья рушится». Мужчина берет себя в руки и наконец скидывает измельченную зелень в бульон на газовой горелке. Минги качает головой, отступаясь от супруга. Он снова повержен, но у Ги есть ещё кое-кто. Очень маленький и самый любимый. Возможно сейчас получится разговорить Чонхо. Альфа поднимается в детскую комнату, улыбаясь Ёсану, играющему со своими куклами. Мужчина собирается с силами, прежде чем отодвинуть шторы. — Чонхо, маленький, — Минги почти шепчет, садясь рядом с ребёнком, бесцельно рисующим у себя в тетради чёрточки. — Прошу, перестань молчать. Мы с мамой беспокоимся… — Я сказал всё маме, — обрывает Чонхо, поворачиваясь к папе спиной. — Она любит Ёсана больше, чем меня, потому что я не похож на неё! Минги застывает. Он не ожидал, что Чонхо будет так легко разговорить и не ожидал услышать такую правду. Горькую, режущую грудь. — Нет, нет-нет, Чонхо, мама тебя безумно любит. И я тоже, — Минги двигается к Чонхо ближе, осторожно касаясь рукой его плеча. — После появления Ёсана ты не перестал быть нашим первенцем, нашим любимым сыном. Чонхо всхлипывает, носом утыкаясь в собственные колени. Мальчик осторожно всхлипывает, закусывая губы, потому что очень больно. Он никогда не чувствовал себя так, словно что-то разъедает его изнутри. Тяжёлое чувство одиночества, потому что Ёсан — маленький, потому что ему нужно особое внимание. — Мама больше не поёт мне на ночь, только читает сказки Ёсану… — Чонхо шепчет, поднимая голову, чтобы упереть взгляд в стену. — Милый, просто попроси маму спеть тебе, — Минги улыбается, лбом упираясь между лопаток сына. — Мама боится подступаться к тебе, потому что ты её отталкиваешь, Чонхо-я. — Просто… Попросить? — Чонхо оборачивается на отца, а в глазах его снова загораются звёзды. — Мама не откажет мне? Я хочу чтобы она пела только для меня… Не для Ёсана. Минги счастливо выдыхает, рукой зарываясь в волосы Чонхо. По крайней мере, дело сдвинулось с мёртвой точки. Дальше будет только лучше, они обязательно пройдут все трудности вместе. Их семья станет только крепче. — Мама ждёт больше всего на свете, чтобы ты попросил её, Чонхо, — Минги наклоняется ближе к лицу сына, чтобы ласково поцеловать его в лоб. Хо крепко обнимает отца за шею, снова расплакавшись. Только слёзы теперь другие, лишёные боли — только искреннее облегчение. Чонхо выплакивает последнюю обиду в плечо Минги, чтобы наконец попросить маму о самом сокровенном — спеть песню, как тогда, когда Ёсана не было. Минги терпеливо ждёт, когда Чонхо успокоится, только поглаживает по взмокшей спине и шепчет всякие глупости на ухо. Мужчине не терпится рассказать Хонджуну о том, что лёд наконец тронулся, что завтра будет лучше, чем вчера. Чонхо наконец засыпает, обнимаемый папиной любовью и руками. Он почти осторожно сопит и наверняка видит добрые сны. Минги снимает сына со своего плеча и нежно накрывает его тёплым одеялом. Хотел бы он обнимать своих детей всю ночь. Ги смотрит в небольшое окошко на злое море, что отчаянно бьётся о берег, будто пытаясь достучаться до маленького несчастного взрослого внутри Хонджуна. Звуки успокаивают, под них действительно спится лучше — но как бы это не привело к трагедии. Как бы линзы снова не потрескались.

***

— Мамочка, а где твоё красивое платье? — Чонхо наклоняет голову набок, поудобнее устраиваясь в мёртвом песке. Спеть на берегу моря было идеей Минги, чтобы спасти сразу две души. Вернуть огонь внутрь супруга, заставить море успокоиться от присутствия любимца. Сделать их всех счастливее. — Тебе не кажется, что они глупые? Я взрослый омега, куда мне всякие… — Мамочка, тебе же нравятся платья, — канючит Чонхо, складывая руки на груди. — Я хочу как раньше. Хонджун слабо улыбается, поднимаясь с песка. — Я пойду переоденусь, — на его губах застывают слёзы счастья. — А ты не сиди долго в песке, папа застукает — убьёт нас обоих, милый. Чонхо счастливо кивает, перебираясь с песка на мокрый валун. Море сегодня тихое, лишь пена пытается дотянуться до похолодевших ног. Мальчик терпеливо ждёт маму, от нервов закручивая кофточку на пальце. Они так давно не были наедине, не считая комнату Чонхо, в которой всё ещё живёт Ёсан. Перегородка не делит их личное пространство так, как хотелось бы Хо. Чонхо оборачивается на дом, наблюдая за тем, как мама в своём пышном платье в цветочек целуется с папой. Видит, как Минги снова застёгивает куртку на Хонджуне и даёт ещё одну — для мальчика. Джун бежит вниз по склону, оставив босоножки на пороге. Толстая куртка забавно на нём смотрится, пытаясь скрыть собой красоту маминого любимого платья. — Чонхо! — Хонджун хихикает, крепко сгребая сына в свои объятия. — Как хорошо! Хо хихикает, носиком зарываясь в грудь Хонджуна. Там другое тепло — родительское, которое почти светится. — Надень курточку, а то папа будет ворчать, — Джун щёлкает сына по носу, расправляя детскую куртку. Малыш послушно просовывает руки, но застёгиваться отказывается. Джун трепетно обещает, что ничего не расскажет. Хонджун прокашливается, прежде чем настроится на пение. Внутри всё сводит судорогой, когда он тянет первые слова и видит, что в глазах Чонхо загораются звёзды.