Пустая оболочка

      Размеренные покачивания убаюкивают, пейзаж снежного леса за окном успокаивает. В машине так тихо, что лёгкое похрустывание снега под её колёсами слышится донельзя отчётливо. Оля тихо посапывает на соседнем сидении, давно погружённая в дрёму такой редкой в семье Петровых, спокойной, умиротворённой атмосферой. А Антон, погружённый в собственные мысли, с минуту смотрит на личико сестры, перед тем как перевести взгляд на стекло. Взгляд цепляет занесённые снегом громадные сосны, угрожающе возвышающиеся над проезжающей машиной. Толстые мрачные стволы деревьев, перекрывая друг друга, скрывают лес и силуэт, мелькающий в глуши. Стоит за него зацепиться, как темнота леса забирает силуэт в свои объятия, скрывая от новоприбывших.        Антон слегка припадает к стеклу, хмурится и щурится, пытаясь вновь разглядеть нечто среди тёмных громадин. Безуспешно. Парень вздыхает, скрещивая руки на груди и откидываясь обратно на сидение. Скидывает видение на выходки собственного уставшего в дороге мозга, и откидывается, устраивая голову на подголовнике.        Стоило проблемам, настигающим главу семейства Петровых, начать наступать на пятки, как Борис, и по совместительству отец Антона, быстро собрал семью и повёз, как позже сказали Антону, в дом матери Карины, мамы детей Петровых. Времени попрощаться со знакомыми, которых Антон с таким трудом завёл в прошлой школе, просто не было. Трудно будет перед ними извиниться, но и не это сейчас важно. Собирать чемодан пришлось впопыхах, под ярые подначивания матери и отца, а также их громкие крики и пререкания из гостиной.         Ехать пришлось долго. И, если Антон умудрился уснуть в середине пути и проспать почти до самого его конца, то бедная Оля, его младшая сестра, прикрывала уши и жалась, слушая злобные монологи Карины почти всю дорогу. Но стоило машине заехать в лесную чащу, как женщина, до этого готовая вырывать волосы мужа, подуспокоилась и даже притихла, оглядывая природу за окном. Тогда, и лишь только тогда, Оля наконец смогла унять волнующееся детское сердечко и уснуть.        Неожиданная кочка прервала поток мыслей, вырывая из Антона и остальных пассажиров удивлённый возглас. Девочка на соседнем сидении дёрнулась, пискнув, и приоткрыла глаза, тут же начиная медленно их потирать. Не лучшее из возможных вариантов пробуждения.  - Приехали, - Борис выходит из машины, помогая выйти Карине, пока Антон, надавливая на ручку и медленно отворяя дверь, вываливается с заднего сидения. В нос проникает морозный воздух, начиная щипать непривыкший орган и заставляя парня шмыгнуть. И лишь через мгновение холод пробирается и под одежду, лёгкими касаниями проходясь по голой коже и частям, скрытым под лишь одним слоем одежды. Правда, и привыкает парень быстро, единожды потерев руки и вздрогнув.         Глава семейства подходит к входной двери, звеня связкой ключей и перебирая их в поисках нужного, а когда находит, звонко вставляет в замочную скважину и несколько раз поворачивает. С нажимом открывает дверь, приглашая членов семьи зайти, а сам двинулся обратно к машине, начиная неспеша доставать из багажника чемоданы.        Внутри пахнет сыростью и временем. Стоит нажать на выключатель, как бедная лампочка, стараясь пересилить себя, несколько раз мигает перед тем, как окончательно пискнуть и всё-таки выключиться. Перегорела и вымерла, бедная. Карина где-то за спиной шумно выдыхает, нервно скидывая обувь, быстро стягивая шубу и направляясь в комнату, вероятно, желая наконец отдохнуть. Антон был бы не против сделать то же самое. Рядом возникает фигура Оли, снимающая с себя верхнюю одежду и с интересом разглядывающая их обиталище на ближайшие пару лет.         Отец, занёсший последний чемодан в дом, тихо раздевается, стягивая ботинки, и, не перекинувшись с детьми и парой фраз, закрывает входную дверь, уходя за Кариной в их комнату. Антон, подминая губы и наконец приступив к снятию ботинок, оглядывает прихожую понурым взглядом, останавливая его на мнущейся рядом сестре.   - Как думаешь, Тош, переезд хоть что-то изменит? - буравя взглядом дверь в комнату родителей, девочка вздыхает, переводя взгляд на оторопевшего брата. Он стоит, потупившись всего секунду, перед тем как потрепать Олины волосы, разрушая порядок уложенной причёски.  - Обязательно, - слабая улыбка оседает на губах, стоит соврать самому себе. Оля охватывает брата двумя руками, обнимая и прижимаясь к его груди, и шмыгает, резко чихая. - Пыльно тут, - констатируя факт, Антон поправляет очки и приобнимает сестру свободной рукой, устраивая голову на её растрёпанной макушке. - Они обязательно поговорят и успокоятся, я уверен, - девчушка кивает, медленно расцепляя руки, и хватает чемодан, уносясь на второй этаж в свою комнату. Хлопает дверь и Антон, провожающий сестру взглядом, окончательно раздевается, вешая свою куртку на крючок прямо рядом с Олиной. - Я уверен, - шепчет паренёк и хватает свой чемодан за ручку, начиная тащить его по ступенькам на второй этаж.        Чемодан сестры, видимо, был в два раза легче, или сам Антон потерял хватку, потому что ему понадобилось приложить немало сил, чтобы затащить его наверх, когда как Оля взлетела по этим же ступенькам со своим барахлом словно пташка.         Не сказать, что с последнего приезда что-то в доме изменилось. Скрипучая дверь и слегка освещённая заходящим солнцем комната поприветствовали давнего хозяина. Улыбка на лице альбиноса выросла непроизвольно, стоило бросить взгляд на слегка запылённый письменный стол и огромный деревянный шкаф у противоположной стены, в который в детстве при игре в прятки так любила залезать Оля. Пока не начала бояться Бабая. Мягко опустившись на скрипучую кровать, тут же ругнувшуюся на Антона, парень невесомо провёл по мягкому одеялу, расправляя появившиеся складочки и бугорки.        Когда бабушка была ещё жива, семейство нередко приезжало к ней в гости на летних каникулах. В лучах испепеляющего летнего солнца весь дом выглядел иначе, да и атмосфера была другой. Словно наполняя каждый уголок теплом, лето кружило голову и туманило разум, заставляя забыть об обыденных проблемах. Родители тогда тоже ещё не успели повздорить, улыбаясь не только детям, но и друг другу такими яркими взаимными улыбками. Словно смеясь Антону в лицо, холод от внезапно открывшегося окна ударил по щекам, заставляя поёжиться. Надежды на сохранение тёплых воспоминаний об этом месте таяли на глазах, стоило вернуться в реальность и услышать возгласы матери, громко хлопнувшей дверью и яростно прошедшей, судя по звукам, на кухню. Как бы Карина не была зла, семья не останется без ужина, что ненадолго подняло голодному парню настроение.         Новый поток мороза, прошедший по ногам, встрепенул Антона, сразу поднявшегося и подошедшего к окну. Старая оконная рама выглядела так потрёпано, что стоило задуматься, а не развалится ли она при следующем открытии окна. Хмыкнув своим мыслям, парень так и застыл. Недалеко от дома, облокотившись о тёмный сосновый ствол, кто-то стоял. Словно желая скрыть незваного гостя, произвольно стоящие деревья сжирали остатки света заходящего солнца, обращая его в кромешную тьму, обволакивающую силуэт. Мурашки пробежали по спине, стоило этому нечто приподнять голову, заглядывая на Антона своими чёрными, бездонными глазами. Оттолкнувшись от ствола, некто шагнул на свет, оставаясь до странности мрачным, и приподнял руку с Антоновым рюкзаком. Несколько раз им потряс, и свободной рукой поманил парня за собой.         Парень непроизвольно стиснул зубы, вцепившись в ручку оконной рамы, до боли впиваясь в кожу ногтями. И это отрезвило, приводя Антона в чувства. Поправляя очки, парень с минуту переводил взгляд с силуэта на дверь в свою комнату и обратно, однако всё же чертыхнулся и, кивнув себе, помчался вниз.        В прихожей стоял ещё недостаточно различимый, но уже приятный запах готовящейся еды, заставивший парня притормозить и вдохнуть полной грудью, кидая взгляд на спину стоящей за плитой Карины. Женщина что-то напевала себе под нос, мелодично мыча и изредка грустно вздыхая.   - Я на улицу, мам! - Антон подскочил к ботинкам, начиная нервно натягивать их на ноги, чертыхаясь под нос каждый раз, когда палец соскальзывал или застревал между ботинком и ногой.  - А не поздновато ли, молодой человек? - слегка развернув одну лишь голову, женщина смерила сына не очень довольным взглядом. Одна бровь её поползла вверх, придавая взгляду нотку вопросительного характера.  - Я там, у машины, рюкзак оставил, - врать некрасиво, отвратительно и просто очень плохо. Разъедаемый моментально нахлынувшим чувством вины, Антон закусил губу, продолжая борьбу с порядком подбешивающими его ботинками. Однако, стоит задуматься и понимаешь, что говорить о неизвестном, своровавшим этот самый рюкзак и держащим его в заложниках, идея ещё хуже. Так что Антон лишь выдыхает, поправляя спавшие на кончик носа очки и слегка ёжится, ощущая материнский пронзительный взгляд на своей спине. - Я быстро! - не дожидаясь последующих расспросов, парень, наконец вышедший победителем из войны с ботинками, на ходу хватает куртку и шапку и вылетает за порог, чуть не хлопая входной дверью. Успевает схватить её за секунду до столкновения и уже сам закрывает медленно и тихо.         Стоит шапке оказаться на голове, а куртке закрыть тело, как Антон вздрагивает, всем телом ощущая накативший холод и, взявшееся не на пустом месте, волнение. Мысли стали плыть совершенно не в том направлении, предлагая в качестве незнакомца какого-нибудь маньяка, извращенца или ещё кого похуже. Вжимая голову в плечи, парень застёгивается, доводя собачку молнии до самого горла, и прячет руки в карманы, ощущая отсутствие в этих самых карманах так нужных сейчас перчаток.         Хруст снега под ногами успокаивает, пытаясь помочь школьнику забыться, но и то длится недолго. Силуэт оказывается прямо напротив парня, всё ещё выжидающе стоя почти у самого леса. Отсюда разглядеть его оказалось проще. Капюшон с меховым обрамлением, накинутый на голову, скрывал лицо незнакомца, на руках, держащих рюкзак, виднелись чёрные варежки, а силуэт вблизи оказался до боли худым. Совсем женским.         Силуэт встрепенулся, стоило Антону подойти ближе. Наконец оборачиваясь к заходящему солнцу, на свет, незнакомец улыбается. А можно ли назвать это улыбкой? Ухмыляющаяся лисья маска закрывает лицо. В глазницах маски непроглядная, засасывающая в свою пучину, тьма, а в пасти, ряды ровных мелких, но явно острых, зубов. Неужели в этой глуши живут чудаки? Или у них тут праздник какой? По всем признакам, которые отметил Антон, перед ним стояла девушка. Однако какая, до странного необычная. С такими и насильно не заговоришь, иначе сразу оклеймят чудаком и засмеют. А стоит стать таким же - вечный позор. Видеть же таких чудаков в живую по-своему странно и удивительно. Вот кого действительно не волнует чужое мнение и косые взгляды. Даже завидно становится.        Протянутый рюкзак встряхивают, привлекая внимание Антона звенящими в нём вещами. Парень вздрагивает, неловко улыбаясь краем губ, и хватает протянутый предмет за лямку. Однако забрать не получается, незнакомка держит крепко, кажется, даже, легонько подтягивая к себе.  - Зайчик, чего же дрожишь? - незнакомка приближается, притягивая альбиноса к себе, словно играя в перетягивание каната. Антон хмурит брови, демонстративно дёргая рюкзак в свою сторону, пытаясь показаться более уверенным. - Неужели думаешь, что укушу?   - Отдай, - на серьёзный тон парня, лисичка обиженно хмыкает, но не отпускает. Лишь расслабляет руку, ослабляя натяжение и позволяя Антону отступить назад. Рюкзак никто из них отпускать не торопился.   - Вот и помогай вам, людишкам, - чудачка смеётся, демонстративно отпуская рюкзак и складывает руки за спиной, склоняясь к парню и наконец показывая свои глаза. Человеческие, живые и яркие, но такие таинственные, щурящиеся и смотрящие прямо в душу. На обращение к себе подобным как к "людишкам", Антон непонимающе клонит голову. Она и сама человек, к чему так говорить? Или это она в образ так вжилась? - Слу~шай, зайчик, как тебе среди людей живётся? Не надоело ещё? - не припомнит Антон, чтобы в эту ролёвку записывался. А его и "зайчиком" окрестили, и в историю вписали.  - Мне домой надо, - пытаясь быстрее ретироваться, парень на пятках делает медленный разворот на месте. - Спасибо, что нашла рюкзак, - почесав затылок, блондин насильно растягивает губы в улыбке, пытаясь не показаться хамом или грубияном. А действительно ли он его потерял? Антон и сам не помнит, брал ли с собой рюкзак, а если и да, то почему оставил его в машине. Или на улице.   - Жестокий зайчик, - лисичка протягивает гласные, в очередной раз делая акцент на своём обращении к Антону. - Но это правильно, - неожиданный серьёзный тон девушки вызывает табун мурашек, стремительно пробегающий вдоль позвоночника. Поправляя очки, Антон останавливается и оборачивается на усмешку лисы. Девушка, довольная, оказанным её фразой, эффектом, снова подходит, однако в этот раз держит дистанцию. - Людишки здесь такие жестокие. Нужно быть жёстче, - искра в её глазах меркнет, а тень, словно выждав момент, проглатывает глаза в глазницах маски, вновь делая её такой неживой. - Никому не верь. Не слушай. Не терпи. Твои друзья лишь я и этот лес, зайчик, - Антон кривится, совершенно теряя связь с адекватностью. Эта девушка явно с ума сошла. А теперь лепечет какую-то хрень про зайчика и, вероятно, своё окружение. "Если у тебя в семье проблемы, а ты решаешь от них сбежать, то учить других жить ты просто не имеешь права,"- хочется возразить, но Антон терпит, скрипя зубами и бегая глазами по лисьей маске. - Не веришь, - лисичка вздыхает, а затем резво отскакивает в сторону леса. Смеётся, так заливисто и звонко, что и не понятно, как такой человек может быть двинутым. - Ну ничего, я не обижаюсь. Мы не обижаемся. Всё понимаем, - словно разговаривая с самой собой, девушка приобнимает ближайшую сосну и замирает на мгновение, перед тем как бросить очередной пустой взгляд на Антона. - Но ты зови. Зайчику среди людишек будет туго. А мы поможем, как совсем не вмоготу станет, - лисья маска расплывается в оскале, а затем лес съедает остатки девушки, обращая её во мрак, тень сосновых стволов и высоких сугробов.        Нервная усмешка падает на уже обветренные губы, когда Антон, бегая глазами по бывшей локации девушки, понимает, что она просто испарилась. А возможно и не было никакой девушки, а Антон просто переволновался перед школой и придумал себе невесть что, пытаясь унять боязнь встречи с новыми одноклассниками.        Найти общий язык с прошлыми было трудно. Однако нашлись такие же отщепенцы, с которыми даже наш Антон смог заговорить и даже сдружиться, если их редкие переговоры после уроков и встречи до школы можно было так назвать.         Теперь же, стоит только подумать о том, какие сверстники учатся в этом захолустье, как волосы на загривке дыбом встают. Мама рассказывала Антону какая сама была, воспитанная улицами и лесом, однако время меняет всех, и исключений просто не бывает. А теперь таких как она, возможно, будет целый класс, что наводило панику при одной лишь мысли. Думать Антону нужно как можно меньше.         Накинув рюкзак на плечо, парень зашагал ко входной двери, взглядом цепляясь за уезжающий УАЗик. Брови невольно ползут вверх, а глаза бегают от машины к дому и обратно, и так несколько раз, пока она окончательно не скрывается в, уходящий в потёмки, лес. И действительно, солнце только-только ушло за горизонт, освещая округу своими медленно уходящими лучами, а пейзаж, будучи совсем недавно приятно полу-светлым, стал теперь искажённо тёмным, с преобладающими элементами в виде сосновых теней, грозно тянущихся по снегу и норовящих схватить тебя за лодыжку и утащить, поглотить или чего похуже.        Отогнать такие мысли трудно, они всегда остаются где-то на подкорке, но Антон всё же резко качает головой и забегает в дом, встречаясь взглядом с заинтересованными глазами сестры, спускавшейся по лестнице, но остановившейся, стоило ей завидеть брата.  - Куда ходил, Тоша? - девочка улыбается, наконец допрыгивая до последней ступеньки. Она не дожидается ответа, подмечая появившийся у брата рюкзак, и кивает, залетая на кухню. - Мама суп приготовила, сказала всем идти есть, - голова Оли появилась в дверном проёме и уведомила парня о совместном ужине, тут же вновь скрываясь на кухне. Антон кивнул, не ожидая, что его немой ответ кто-либо увидит, стянул верхнюю одежду и, наконец донеся рюкзак до комнаты, вновь спустился на кухню, где уже сидели все.        Звонкие постукивания приборов о тарелки и гробовая тишина не казались чем-то напрягающим или страшным, всё лучше, чем сидеть меж двух огней, слушая очередной спор, завязавшийся из-за какого-либо ингредиента или качества блюда. Вроде взрослые люди, родители, а ведут себя как звери, цапающие по поводу и без. Наступит время, и кто-нибудь наверняка не выдержит, это всё закончится, и они разведутся. Как враждующие стороны, заберут трофей в виде одного ребёнка и будут жить себе порознь. А о детях кто подумает? В такие моменты Антон молится, чтобы это произошло позже, когда ему будет восемнадцать или больше, чтобы был шанс уйти из вечно штормящего дома самому вместе с сестрой.         Отмахиваясь от самого себя и своих навязчивых мыслей, складывающихся, как пазл в голове, Антон наконец накладывает себе поесть, занимая стул у окна и склоняясь над наполненной тарелкой, как ива над рекой. Вдох его разносится по комнате, привлекая внимание непонимающей сестры, которая уже закончила свою порцию и приступила к десерту в виде небольшой тарелки овсяного печенья. Оля с самого детства его просто обожает.         Улыбка невольно разукрашивает лицо до этого понурого парня. Антон наконец приступает к трапезе, при этом стараясь не греметь посудой и не нарушать идиллию и тишину, царившую в комнате.         Мысли о школе вновь забредают в голову, протаптывая себе глубокие и неприятные тропы во все уголки разума. А какими будут учителя? Станет ли преподаватель приятным собеседником, с которым можно будет завести беседу по теме урока, или с ним можно будет поговорить о простых, не связанных со школой ситуациях, делясь собственными мыслями. А может Антон сможет рассказать учителю о проблемах в семье, а он поддержит, предложив своё плечо. Хотелось бы верить. Верить в существование подобных людей парень перестал ещё в позапрошлой школе, в которой каждый второй преподаватель пытался практически в открытую завалить каждого ученика из-за личных конфликтов с администрацией школы, в которой им приходилось преподавать уже, как казалось, насильно. Они плевались оскорблениями, опаздывали на уроки и слушали даже правильные ответы учеников в пол уха, сразу начиная отнекиваться и перебивать. Хотелось сквозь землю провалиться. Средняя школа была сущим кошмаром. Хотя бы родители, на тот момент ещё не начавшие ежедневные распри, поддерживали сына и подбадривали его, зная о способностях и познаниях своего сына. Тогда Антону верили.         В следующей школе было лишь немногим легче. Восьмой класс прошёл в постоянных погонях за учителями в попытке добить пятёрки по всем предметам. Нет, они не заваливали учеников, лишь вели уроки из рук вон плохо. Уходили сразу после звонка, не давая и шанса подойти и задать вопрос по теме, смотрели с таким безразличием, что скручивало где-то в желудке, заставляя мяться и чувствовать себя частью пола. Они давили на учеников авторитетом, показывая своё пофигистичное отношение к возможным результатам их же учеников. Везло Антону на школы, несказанно.         И если в этот раз будет так же, он не выдержит - это про себя отметил парень, когда ложка стукнула о дно пустой тарелки, разнося по кухне противный дребезжащий звук, на который, слава богу, обратила внимание только Оля. И та лишь хихикнула, быстро возвращая своё внимание окну и инеевым узорам на нём.        Антон поблагодарил маму за ужин, придвинул свою тарелку печенья Оле под недовольный взгляд Карины, и двинулся в свою комнату. Скрип каждой половицы, каждой ступеньки, словно предупреждающий звоночек, проникал в уши, дополняя негативные мысли не самым приятным эмбиентом. Желание забыться и уйти в себя, добиваемое шалящими мыслями, не способствовало хорошему сну. Оно не способствовало сну вообще, не позволяя даже глаз сомкнуть.         Не зашторенное окно пропускало в комнату слабый просвет от уличного фонаря, стоящего где-то рядом с домом. А стоило поднять взгляд на потолок, свет рисовал чёткий чёрный рисунок окна и силуэта. Округлая форма капюшона и два торчащих треугольника наверху. Лиса? Это же второй этаж!        Подпрыгивая на кровати от собственной панической мысли, Антон бросает взгляд на окно, в котором, обрамляемая светом мерцающего уличного фонаря, в окно глядит тень. Заметив копошение парня, она спрыгивает, заставляя Антона почти подбежать к окну. Он спотыкается о собственные ноги, но всё же хватается за оконную раму и, прижимаясь к стеклу, глядит вниз. Фонарь продолжает мерцать раз в минуту, словно отторгая гостей, пришедших к пареньку посреди ночи. Две фигуры стоят неподвижно. Одна, фигурой уж совсем напоминает ту чудачку, нашедшую Антошин рюкзак. А вторая, круглее. Торчащие из-под капюшона треугольнички, вероятно, ушей, меньше, чем у лисы. Но эти глаза. У обоих они светятся так, будто не отражают свет, а являются им. Свет не выливается за прорези глаз в масках, а собирается чётко в них и держится там, как два маленьких светлячка.  - Анто~н, - они машут руками. Движения их ртов не видно, но парень уверен, обращаются к нему именно они. Уверен, что пасти их искажаются в ухмылках, или улыбках. - За~йчик, - милые обращения, перебор вариантов, в надежде найти тот, который привлечёт Антона, заинтересует. Заставит его таки выйти. Парень морщится, до боли сжимая руку в кулак. На виске проступает липкий пот, скатывающийся ниже, по щеке. А стоит его смахнуть, как всё тело словно током прошибает. Отрезвляет.         Парень быстро задёргивает шторы, прижимает руку к холодному лбу, ощущая и на нём выступившую испарину. Морщится, вытирая всё краем футболки, и ещё с минуту сминает в руках штору, борясь с въедающейся в подкорку мозга мыслью выглянуть снова. Свободная рука хватает волосы на макушке, сжимая их почти до боли, но Антон не замечает.        Почему они не отстают? Почему вообще выбрали Антона своей жертвой? Преследуют так, будто хотят схватить живьём, словно дикие звери. Увести с собой, а как отдалятся от дома достаточно, вцепиться в Тошину бледную кожу, медленно отделяя куски его собственной плоти от костей, не обходя сухожилия, мышцы и прожилки. В своих диких масках будут смотреть, как их, так называемый "зайчик", дёргаясь и крича, покрывает белое снежное покрывало своей багровой кровью, вырывающейся из его открытого брюха, умоляющих глаз и, раскрытого в немом крике, рта. Не зря они похожи на хищников, а Антона окрестили травоядным. Наверняка всё именно так.        Сильный рывок, клок волос оказывается в мальчишеских руках. Антон чертыхается, отряхивая ладонь от налипших волос, и тут в окно что-то влетает. Со свистом, оглушительным ударом впечатывается прямо в стекло, норовя треснуть его на мелкие осколки. Парень хрипло кричит, не успевая осознать происходящее, и падает, продолжая удерживать в руках край шторы. Вторя действиям мальчика, предмет подаётся за его рукой, приоткрывая вид на окно.         Никого. Становится так тихо, что хочется взвыть самому. Словно все звуки разом поглотила такая оглушительная тишина, что даже сжимающая штору рука, разом, словно потеряв всю силу, упала, отпуская ткань. Стало так легко. Мышцы, разом отказав в подчинении, отправляют Антона в свободное падение. Глаза закрылись, позвонки со звонким ударом, впечатали тело уставшего парня в мягких, но не сумевший смягчить падение, ковёр, а мысли, до этого мельтешащие в панике и истерике, начали как по волшебству, уходить в забвение.         Антон и не вспомнит с какими мыслями он уснул. Да и когда именно он уснул парень тоже не уверен. Всё, что он видел тогда, казалось таким реальным, что стоило продрать глаза и почувствовать телом мягкую кровать, как возникало ощущение диссонанса. Но его было решено в срочном порядке отогнать, ведь пришло время собираться в школу.        Вставать с кровати не хотелось. Никто в жизни не променял бы тепло родного предмета мебели на холод пустой комнаты, и Антон не хотел. Но навязчивые крики ворон за окном всё же заставили сначала вскочить с испугом, прокручивая воспоминания прошлой ночи, а затем уже окончательно встать, приобнимая самого себя не то в панике, не то от холода.        В доме стояла гробовая тишина, из-за чего собственные шаги звучали, как пошаркивания старика, что заставило Антона усмехнуться. Лестница, как всегда, скрипела больше положенного, норовя разбудить весь дом, однако, слава богу, этого не произошло. Мальчишке удалось преодолеть пролёт без нежелательных проблем и очутиться на кухне.         Счастье одиночества в компании жужжащего холодильника продлилось недолго. На кухню ввалилась Карина, смотря на сидящего и завтракающего сына с толикой удивления. А затем, что-то вспомнив, хлопнула себя по лбу, смягчая взгляд лишь на мгновение.   - С добрым утром, - улыбнувшись краем губ, Антон наклонил голову, стараясь выглядеть как можно менее невыспавшимся. Глаза слипались непроизвольно, а жевать из-за нахлынувшей утренней лени становилось всё труднее. - Ты... сможешь? - с трудом подобрав слово, парень обвёл женщину изучающим взглядом, тут же прочитавшим отрицание в её позе и глаза.   - Доброе, Антон, - Карина вздохнула. - Нам с твоим отцом ещё нужно кое-куда съездить, прости, - в прихожей появилась высокая фигура, в лёгкой панике метавшаяся от ящика к ящику. Отец что-то искал.   - Ничего. Куда идти знаю. Доберусь, не маленький, - нарочито громко и обречённо вздохнув, Антон слегка сгорбился, доедая утренний бутерброд и сгребая в охапку приготовленный у ножки стола рюкзак. Ловить взгляд матери не хотелось, особенно после того, как периферийное зрение уловило вновь начинающуюся потасовку. Мозг непроизвольно отключил слух, погружая парня в заевшую тишину и пучину личных переживаний.        Антон уже знал куда ему надо было идти. Школа находилась относительно далеко, по дороге через лес, но не являлась для Антона неизвестностью. Он уже приходил в неё, принося с матерью собственные документы, и несколько раз пробегал в детстве на летних каникулах. Тогда ему было непонятно, как проживать эти суровые зимы в деревянных и обшарпанных домах, когда в любой момент температура в минус тридцать даже под одеялом может сцапать ногу. А возможно ли тут получить обморожение, если прилечь на полу? Желания попробовать мозгом изъявлено не было.        Стоило пройти мост, возвышающийся над замёрзшей речкой, как всеобъемляющий лес обступил со всех сторон, словно провожая своими слугами-соснами по единственной примятой тропе. В такой глуши никому жить не пожелаешь. Стоило ступить вперёд и отойти от моста вдаль, как со всех сторон картина стала однотипной. Вот встанешь, покрутишься вокруг своей оси, а когда остановишься и не вспомнишь, в какую сторону ты шёл, а в какую путь назад лежит. Ноги от такого пробирает особенно крупная дрожь, словно сотряслась земля.         Антон мотает головой, пролетая вперёд, и, когда впереди начинают вырастать крыши посёлочных деревянных домиков, подуспокаивается. Нервно теребит потёртую лямку рюкзака и, выпрямляясь, шагает под свет ещё не потухших уличных фонарей, так любезно освещающих страдающим ученикам путь.         За мыслями тянется дорога. За дорогой - мысли. Уже на подходе к школе Антон подмечает подходящих к ней учеников, и тех, кто явно пришёл уже давно, и просто стоял у входа в компании знакомых. Весело, когда находятся такие, понимающие тебя, с которыми и в огонь, и в воду до самого выпуска. А там, как карты лягут.        Стоило подойти к массивным дверям и опустить руку на ручку, как гортанный смех и громкие перебранки привлекли внимание. Поодаль стояла довольно неспокойная компания подростков, не боящаяся стоять и курить прямо у главных ворот. Они о чём-то спорили, толкались и курили одну сигарету на компанию, передавая её друг другу после каждой затяжки. Выглядело до нелепого странно, что вызвало у Антона усмешку. Совершенно не злобную, просто парень вспомнил, как и сам пробовал закурить, когда друзья начали наседать. Теперь Антон не способен назвать тех козлов друзьями.         Распахивая дверь и вваливаясь внутрь с, кажется, группкой каких-то младшеклассников, Антон готов поклясться, что почувствовал на затылке пожирающий взгляд, но списал это на волнение, переключаясь на изучение помещения. Яркий жёлтый свет ударил в глаза, которые парень, с непривычки, сразу потёр, приподнимая очки, но почти сразу возвращая их на нос. Улыбка на лице расцветает неосознанно, стоит проводить радостных младшаков взглядом. Но парня быстро возвращают в реальность резким толчком. Компания, бывшая недавно снаружи, громко хлопает дверью, заходя внутрь. Они смеются, когда от столкновения с самым толстым их членом, Антон кренится, но равновесия не теряет, лишь отшатываясь в сторону. А затем, гогоча что-то о своём, уходят. Петров косится на них, но молчит.         Из воспоминаний Антон выуживает номер нужного кабинета и имя классной руководительницы и плетётся вперёд, на поиски. Двери мелькают перед глазами, но все номера не те. Звенит звонок, а нужный кабинет найден так и не был. Приходится подняться на второй этаж, где Антона наконец примечает нужные цифры, возвышающиеся над кабинетом и кричащие "204". Он на месте.        Вдох-выдох. Парень стучится, почти сразу открывая дверь и просовываясь в кабинет. Десятки глаз, устремляясь на Антона, жгут кожу, норовя пробраться вглубь. Заставляю вздрогнуть и прикусить щёку изнутри, совсем незаметно, лишь чтобы покрыть взволнованные подрагивания в коленях болью.   - Здравствуйте, - парень вдыхает полной грудью, обращая на себя внимание классной. Она поднимает ядовитый взгляд, всем видом показывая непонимание. - Я новенький, - женщина на секунду кривится, быстро начиная листать свои бумажки, разложенные на столе в творческом беспорядке.   - Имя, - выдавливает из себя женщина, - прокручивая между пальцев свою ручку и вдыхая так устало, будто одним своим появлением паренёк испортил ей весь день. Сделала она это намеренно, но ответить всё надо было.   - Антон, - липкие взгляды подростков впивались в кожу, в оголённые и прикрытые одеждой части тела, отрывая по кусочку. Сердце в груди отдавало громкими стуками в ушах, застилая собственный голос. Антону казалось, что он вообще ничего не сказал. А когда прищуренный взгляд учительницы скользнул по нему с ожиданием, стало стыдно, но парень повторил. - Антон Петров, - наконец расслышав ответ, женщина провела по листу ручкой, цыкнула и оглядела парты.  - И куда тебя сажать, - на вопрос это было не похоже, поэтому парень лишь сглотнул, от нервов дёрнув край рубашки, и вместе с учительницей провёл взглядом по классу. Мальчики и девочки, словно хищники, косились на Антона, хитро щурясь, а стоило ему пересечься с ними взглядом, тут же отворачивались и начинали шептаться с соседями по парте или ряду. Неприятным осадком проходясь по позвоночнику, тишина забирала нервы. Клетку за клеткой.   - Я на последней посижу, - Антон улыбается краем губ. Краем глаза видит кивок со стороны уставшей учительницы и, расценив это за одобрение, ловит глазами пустую парту, к которой тут же держит путь.         Не проходит и секунды, как пол под ногами вдруг словно пропадает. Антон ощущает преграду, но ничего не способен предпринять. Всё происходит, как в замедленной съёмке. Тело кренится вперёд, утягиваемое собственным весом, а в попытке спасти лицо от встречи с полом, парень вытягивает руки, одной задевая соседнюю парту и сшибая с неё чужой пенал и тетрадку в довесок.  - Смотри куда прёшь, урод, - жирная прыщавая рожа угрожающе таращит свои глазёнки, сверля парня злобным и выжидающим взглядом. Кажется, именно с ним Петров столкнулся при входе. Антон сглатывает, переводя взгляд с валяющихся вокруг предметов на жиртреса и обратно. Хочется плюнуть ему в лицо: "А не расставлял бы ноги где попало, не приходилось бы других осаживать.", но Антон лишь поправляет очки, извиняясь себе под нос, и поднимает школьные принадлежности, под самодовольную ухмылку паренька за партой. И почему единственная свободная парта находится именно за этим недоразумением?  - Что устроили! Бабурин! - учительница взрывается, хлопая по столу обеими руками и резко вскакивая. Она явно не первый раз на него так кричит, потому что парень лишь щурится сильнее, скалясь на Антона ещё ехидней и потом резко, будто забывая о нём, отворачивается и скучающе пристраивает на одну руку прыщавую рожу, подпирая её. Кулаки сжимаются непроизвольно, но Антон только стискивает зубы посильнее, находя приют за своей партой.         Стоит первому уроку закончиться, а Антону выйти в коридор, как полный паренёк со своими, наверняка, подельниками, окружил альбиноса, преграждая ему все пути отступления. Прямо посреди коридора, заполняющегося детьми разных возрастов, с интересом сверлящих взглядами пытливых глаз разворачивающуюся картинку. Вот и показал себя тряпкой. Стоит единожды ослабить бдительность, находятся те, кто эту дыру расковыряют и выудят из тебя всё, высосут до последней капли.  - Ну что, очкарик, - обращаясь к Антону, прыщавый почти выплёвывал каждое слово, скаля такую омерзительно-гнилую улыбку, что от одного её вида завтрак просился наружу. Обезображенное красными прыщами лицо, к которому страшно даже прикоснуться, и полная фигура сигнализировали о запущенности неоднозначной самостоятельности, которую этой ошибке природы выдали родители, видимо, не подумав. Вроде люди уже достаточно взрослые, а про чистку зубов словно слышат впервые. - Что за рожа? Скинул мои вещи с парты, натравил на меня нашу маразматичку, так ещё смеешь на меня такой взгляд косить, - вот тебе и новая школа. Тёплое приветствие, ничего не скажешь. Высказаться хочется, но ощущение ещё нескольких пар вгрызающихся в затылок взглядов заставляют вздрогнуть, пропуская по спине табун мурашек. Смелость находится лишь на пару слов.  - Отвали, а, - пробегая глазами по, собирающейся вокруг, толпе, Антон дёрнул плечом, поправляя сползающий рюкзак. Возрастает желание уйти, развернуться и просто пойти домой, и не важно, что прошёл всего один урок. Кажется, Бабурин и его дружки считают иначе.   - Что ж, Сём, кажется, новенький не понимает местные порядки, - справа возникает фигура. Слегка сгорбившись, паренёк смотрит на Антона, улыбаясь краем губ, сверкая острыми, как у хищника, зубами. Его рука подхватывает жертву под мышку, а одним взглядом он так и рычит, что выхода нет. Острый взгляд впивается в Антона, он ощущает его обжигающее давление на собственном виске. Хочет вырваться, сказать кое-что в ответ, но осекается, стоит второму бандиту из группы - парню с бурятской внешностью и зияющей на месте передних зубов дырой, подойти с другой стороны. Вторую руку фиксируют на месте мёртвой хваткой, начиная волочить альбиноса куда-то дальше от класса. - У нас тут, таких как ты, Антошка, не жалуют. Ещё и ведёшь себя некрасиво.   - За базар ответишь, на, - вклиниваясь в разговор, бурят дёрнул рукой, встряхивая Антона, прекрасно осознающего к чему всё идёт, а потому плетущегося как можно медленней, в жалких потугах оттянуть неизбежное. Дети расступались, словно Петрова, как в сказках, вели, будто принцессу.         Парня завели в мужской туалет на втором этаже. Дверь за собой компашка закрыла, бурят встал на стрёме, оставшиеся двое зажали Антона в одной из узких кабинок. Дверь в ней держалась на добром слове, а петли скрипели подобно плачущим животным, молящим о прощении. Ох, как Антон хотел бы взвыть вместе с ними.   - Будешь знать как борзеть, выродок.        Одним резким ударом воздух из лёгких выбивают мгновенно. Антон хрипит, прижимая к месту удара руку, и оседает на пол, сжимаясь практически пополам. Из глаз брызжут слёзы, застилая обзор на дальнейшие действия. Словно в тумане, парень наблюдает за плывущими силуэтами, опасно замахивающимися и что-то рычащими. Распознать в их монологах слова Антону более не удавалось, лишь звериные крики и гортанный смех, словно стая волков собралась вокруг одинокого немощного зайца.         В носу начинает колоть, а ощущение инородной субстанции неприятно обжигает нос, когда, от нового удара Петров встречается со стенкой лицом. Со стороны слышится шушуканье и еле различимый мат.   - Блять, перегнул, - противный голос прыщавой персоны врезается в мозг. До этого противно гогочущий над состоянием альбиноса, теперь парень стоит и потирает костяшки пальцев, изредка прокручивая кольцо на безымянном пальце. Видимо, именно от него прилетали самые неприятные холодные удары, особенно сильно врезающиеся в ощущения контрастностью с последующими ощущения жжения на покрасневшей коже.   - Ничего, Антошка у нас не дурак, будет молчать, - волосы на затылке стягивают, притягивая к ухмыляющемуся лицу. Хищный оскал на лице спортивного парня, явно являющегося главарём шайки, так и сквозит угрозой, которую Антон прекрасно различает. Он слегка кивает, за что получает облегчение в виде неожиданной свободы. - Вот и отлично.        Ноги подкашиваются, опуская измученное тело на кафельный пол. Плакать не хочется, это Антон уже множество раз проходил в других школах. Не иначе ощущение обиды затуманило расшатанную психику, но парню неожиданно стало до ужаса плевать. Он прикрыл лицо рукой, ощущая налипающую на ладонь кровь, медленно стекающую теперь уже не только по изувеченному лицу. Антон растирает кровавую субстанцию, пытаясь оттереть её с лица, мажет по ещё чистым участкам кожи, ненароком проводит по стенке кабинки, запечатляя фатальный проигрыш на белой стене. Хочется смеяться.  Но Антон быстро приходит в себя. Кусая губы и сдерживая подступающую тошноту, парень подходит к раковине, в зеркале не узнавая самого себя. Бледная кожа шеи и живота, испещрённая синеющими гематомами, так и кричала о насилии. А, видимо, от финального удара, красно-синим стал ещё и нос, до сих пор опасно кровоточащий. Один глаз так же не обошёл стороной тот удар. Капилляры лопнули, окропляя алым, бывший девственно белым, белок. Самое же прекрасное красовалось поверх новых уродств на теле Антона - своими попытками оттереть из-под носа раздражающую жижу, парень растёр её на всё лицо и начал походить на убийц и маньяков из самых кровожадных триллеров.         Стоило отойти от состояния шока, как эта самая кровавая жижа стала ощущаться инородно, слепляя волоски, да и саму кожу, делая каждое последующее действие болезненным и до противного липким.         Антону пришлось постараться, чтобы оттереть всю кровь с лица. Жаль, что новая неплохая рубашка уже не пригодна к использованию, впитывая в свой ворот всё больше стекающей по шее крови.         Вот тебе и первый день в новой школе. Кажется, ни в одной другой ребята не были так агрессивны с самого первого дня. Что-то новое.         Антон вернулся к учёбе спустя половину урока. Зашёл в кабинет под недовольный взгляд и едкий комментарий учительницы, перешёптывания одноклассников и прожигающий взор компашки за последними партами. Какофония звуков, вкупе с неплохой затрещиной, полученной в туалете, давила и отзывалась тупой болью в висках. Как бы Петров не любил учиться, в попытках забыться и уйти в себя, сегодня явно был не подходящий день.         Парень не особо помнит, как он вернулся, о чём говорил с Олей и Кариной, и были ли сегодня какие-либо ссоры между родителями вообще, но, что он точно запомнил, это зовущий его голос, эхом отскакивающий от стенок черепной коробки и вырисовывающий в подсознании знакомый образ. Уж больно знакомый был голос.