happy nation

— Зажимы, шибари, виброяйца, дилдо разных форм и размеров, — Сугуру буднично перечисляет все содержимое коробки, неспешно вытряхивая весь этот арсенал секс-шопа на белое покрывало. — С чего хочешь начать? Сатору думает о том, что хотел бы начать с того что… ну мог бы он потрогать траву? Посмотреть на воду? Прийти в себя? Потому что в голове какой-то невероятный вакуум, вселенская пустота космоса, проклятого и холодного если верить «Стражам галактики» и «Звездным войнам». Годжо не задрот какой, вы не подумайте (мало ли, просто, по дурости прикупил когда-то светящиеся презервативы и размахивал стояком в темноте перед партнером предлагая сразиться на световых мечах… но это было давно, неправда и целых десять лет назад). Так вот, он не про космос, так-то. Черная длинная прядь падает на лицо Сугуру, когда он наклоняется неприлично близко, а его поцелованная летним загаром грудь проглядывает сквозь широкий вырез цветастого хаори, что держится на честном слове и последних нервных клетках Годжо. Такое случается, но… — Ты проглотил язык или у тебя микро-инсульт? Если, вот чисто теоретически, он дернет за завязку этого цветастого позорища, он умрет сразу или постепенно? Кадык прыгает вверх-вниз, а в ушах стоит море шума. Как в Окинаве десять лет назад, когда Гето, мать его за ногу, Сугуру смотря нечитаемым взглядом в огромный аквариум выдал: — Мне нужно идти, — и ушел, оставив миллион вопросов и разбитое на осколки сердце в ладонях Сатору (он распихал его по кармашкам джинс от Вивьен Вествуд, склеил скотчем и пообещал носить бережно, спойлер — не вышло). Сатору сдувает снежно-белую прядь со лба собирая кусочки слов во рту. Как будто стеклом ворочает. Не каждый день узнаешь, что твой друг по совместительству твоя первая любовь звезда онли-фанса, что готов с тобой потрахаться спустя, ахуеть не встать, аж целую вечность игнора и уход из жизни. Кусок сердца плавает где-то в аквариуме Окинавы. Сатору думает, что и шибари его не спасет. Только дурка. В фиолетовых очах напротив знакомое мерцание ночных огней, счастливого лета и беззаботной юности, только тонет это все под напускным: у меня все хорошо, давай просто не будем заморачиваться и решим все через койку, а дальше снова разбежимся, как в море корабли, окей? Очко, вообще-то. — Сато… — Со свидания, — припечатывает Годжо самонадеянно скалясь в чужое-родное недоумение. Он тоже умеет играть грязно. — Хочу начать со свидания. Я мальчик приличный, в койку только после третьего. Так что… сегодня, в ресторане, в шесть. И меня не волнует, что у тебя стрим. Сатору Годжо не торгуется, правило номер один. Сатору Годжо, с разбитым сердцем, что распихано по карманам Вивьен Вествуд, выставляет ультиматумы. Но началось все, конечно же, не так. /// Десять лет назад ему разбили сердце именно с этого, как считает Кенто-кун, начался его персональный путь выложенный благими намерениями прямо в… ад. Или в пучину дейтингов, где были попытки перебиться дешевым суррогатом, который не пах Гето Сугуру, не говорил, как Гето Сугуру и был слишком не Гето Сугуру. Ах, какая жалость. Сатору искал золото там где его быть не должно. Вступал в сомнительные авантюры, мазал себя тонким слоем по стенам клуба под неоново-синюю светомузыку, так что скулы болели, а ноги двигались в глупом танце по инерции. Он прожигал себя и жизнь, пока та не тряхнула его мощно за плечи, намекая на то, что компания семьи сама в себе не разберется. И вот, он ухнул с головою в семейный бизнес, переговоры, путешествия, семимильными шагами огибая все и вся, он перешагивал моря и раздвинул ладонями облака, ощущая себя всесильным. Всесильным с дыркой в груди. Сосущая пустота и один и тот же типаж мужчин и изредка женщин, что запал в душу с разгону, будто рев мотоцикла. Все они цветастой вереницей промелькнули перед глазами. Черноволосые, смешные, с дурацкой челкой (прости, Утахимэ, у нас все равно ничего не вышло бы, но спасибо, что оценила световой меч и терпела стремные каламбуры), люди с фиалковыми глазами и мурлыкающим смехом. Вереница народу из приложения для знакомств, которые разбивали образ совершенства при первой встречи в реальности. Годжо даже однажды по пьяни клянется, что лучше умрет в одиночестве (и что пить он никогда не будет, ну что за кошмар, Кенто, ты предатель! Вот кто пустил меня на барную стойку? В смысле, вы с Ю не смогли меня остановить?!), а потом скролит ленту FetLife прямо в такси, когда натыкается на… это. Это — крепкая мужская грудь обвязанная толстыми алыми нитями шибари. У Годжо мозг покидает чат со скоростью света, а когда он приходит в себя, то обнаруживает а) головную боль б) себя в ванной комнате, под слоем пены и горячей воды в) к сожалению, неприлично одетого для данного мероприятия. Но это и не важно. Метод потрогать воды не помогает. Он смотрит на кинки в профиле и на аватарку, где красуется ничего себе такая задница. Ограничение движений: и глупый мозг вспоминает распятого на кровати Сугуру, который доверительно смотрел своими фиалковыми глазами куда-то в душу или соседствующее рядом с ней либидо. Ролевые игры/Наручники. — Я что-то нарушил, мистер полицейский? Стыд обжигает щеки, а самому тянет уйти под воду, да телефон топить жалко. Годжо смаргивает воспоминания, что горячим потоком обжигают черепную коробку. Чужое колено, вклинивается между ног, большие ладони сминают задницу и тискают стопор пробки. Гето тогда слишком долго мариновал его в ощущениях, накидывая самые невообразимые и самые грязные комплименты, говоря, что кто-то слишком глупо попался на контрабанде и теперь ему, как служителю закона, придется осмотреть Годжо с ног до головы и начнет он, пожалуй, с одного интересного места. Сугуру в воображении, сокрушенно цокает языком. — Ну что за зрелище, детка? Порка: пиши пропало, мозг и стыд вышли из этого дома и больше никогда не появятся. Сатору закусывает губу рассматривая чужой профиль. Первая папка в галерее заполнена эстетичными фотографиями рук, что удерживают меж узловатых пальцев различные стаффы. Мастурбаторы, резиновые попки, перепачканные в лубриканте искусственные вагины. Короткие видео, где эти самые руки смачно шлепают силикон раскрытой ладонью. Флоггеры, эпоксидные паддлы, стеки, расчески. Веревки, пожестче или помягче, всегда плетение, что показывает чужую оголенную грудь или торс или… спину. Сатору знает, что его новая влажная мечта, обладатель татуировки огромного синего дракона от плеч до поясницы. Витиеватый рисунок, ни один сеанс потраченный на подобную работу. Парень с экрана кричит: я шанс забыть твою дурацкую любовь. Парень на фото, без лица. И можно представить на его месте кого-то другого. Кого-то позволившего, насмешливо смотрящего вперед ясными глазами. Того, кто хрипло спросонья тянет последнюю гласную его имени и… (Годжо, ты жалок) Парень без лица… Он осторожен, но это абсолютно не значит, что мозг Сатору под воздействием вишневого сидра (хреновая идея для пяти утра), соображает нормально, ибо у него а) жесткое похмелье б) на трезвую голову дурость делать грустно. Нанами бы его остановил. Но его рядом нет. Так вот. Он пускает слюни и позволяет всему своему серому веществу стечь в штаны, пока его в хламину сошедший с ума разум не подкидывает идею написать. Написать объекту вечерних, ладно, почти утренних воздыханий. В конечном счете, как-то наивно и расслабленно предполагает Годжо, нельзя убиваться и сохнуть по одному и тому же парню плюс-минус десять лет, так и кукухой не далеко уехать, так что почему нет? Он просто позовет этого красавчика на свидание, раз они сошлись кинками. Проведут вместе горячую ночь, а дальше… дальше Сатору последует примеру Нанами и послушно утонет в целибате работы. Что вообще может пойти не так? (К примеру, ссылка на один сайт в закрепе профиля) У него уходит разгон от нуля до ста, чтобы его выкинуло на стриминговый сервис восемнадцать плюс, а в пьяной душе, что отчаянно требовала залатать пробоину размером в черную дыру, расцвела поистине ядерная весна. Или это ожившее либидо, что прекратило подавать признаки жизни в районе прошлого мая? Не важно. У Годжо уходит неприлично много времени, чтобы с головой утонуть в этом открытом космосе, где не было ничего святого и окончательно убедиться, что мистер биг дилдо - точно тот кого стоит и нужно звать на свидание. Никакого лица, никакого голоса, только влажный звук того, как эти затянутые в черный латекс руки обхватывают мясистую головку члена, оттягивают крайнюю плоть обнажая щелочку уретры, где красуется выступившая жемчужная капля предсемени. Парень не стесняясь ласкает себя, демонстративно раздвигает длинные мускулистые ноги, обводит упругую венку вдоль ствола. Гортанный стон, то, что дозволено слышать, но не более. Чавкающий отголосок смазки, густая прозрачная струйка, что льется потоком на член. Рот позорно наполняется слюной. О… О господи блять боже, Годжо Сатору готов написать двадцать пять страниц рукописного текста этому достоинству. Он готов послушно сесть на колени перед этим парнем, раскрыть рот пошире и быть его самым-самым хорошим мальчиком, заглатывая по самый яйца с самым порнушным звуком на свете. Он будет удерживать в ладони эту тяжелую мошонку, будет очерчивать пальцами и серединный шов и точно, определенно точно хотел бы растянуть этого парня. Хотя бы пальцем. Сжать его ягодицы в ладонях, счастливо уткнувшись носом в лобок, пока его горло отчаянно бы сжималось вокруг члена, а большая рука парня с родинкой на бедре, как у Сугуру бы сжимал его горло ладонью, чувствуя движения члена внутри. Родинка, как у Гето… Родинка. /какая умора и позорище. Ты ищешь парня, чтобы забыть другого парня и находишь кого-то до родинки на бедре схожего с ним. Позорище, Годжо Сатору. По-зо-ри-ще/ Подсознание издевательски глумится и ржет, катая льдинкой на языке единственное имя. И надо бы отказаться, но… Без обязательств. Вот что значилось в бегущей строке FetLife. Сатору открывает окошко сообщения, быстрее, чем успевает обдумать все за и против. Может он и жалкий чудила помешанный на своей любви десятилетней давности, но это определенно точно не помешает ему затащить в койку мистера биг дилдо. Тем более… Дилдо, которое он дрочил на записи январского стрима ногами, определенно биг и определенно то, что Сатору хотел бы увидеть в живую. В чат с прекрасным незнакомцем под ником «Кендзяку» отправляется самое глупое из возможных сообщений. Дик пик из ванной и «хе-е-е-ей» с самой развратной интонацией букв из всех возможных. /// Вот он момент его окончательного грехопадения, когда стоило остановиться, подумать, убрать сидр в холодильник и проспаться, но у Сатору тормоза ограничивающие эту машину, сгорели лет в тринадцать, когда он со всей дури влетел с горки в кусты. С тех пор, он несется куда-то без слова «стоп». Залог его вечного успеха. Залог абсолютно всех его проблем, которые можно смело перечислить в алфавитном порядке. Или в хронологическом, особо не принципиально. Кендзяку — насмешка над мирозданием, грех в самом лучшем из своих проявлений отвечает на манер кота из Алисы в стране Чудес. Хотя по ощущениям, кот не кот, а серый волчок, что за милую душу предложит дурить голову несчастным простофилям охотникам, а после разведет Алису на горячий секс с узлом (не спрашивайте? Хорошо? Хентай-омегаверс в свое время был топе любимых жанров). Кендзяку: Хочу ли я знать предысторию твоего снимка, мистер-люблю-фото-в-пене-и-одежде? Не так плохо. Возможно, его эксцентричность сыграла на руку настолько насколько возможно. Сатору дергает уголком губ, вырубая звук и камеру на совещании. Какая гребанная жалость, он не узнает, что там случилось с запуском оборудования на севере страны (спойлер: выручка оказалась даже больше запланированного, он видел отчеты, скучные, черно-белые, пестрящие огромными цифрами и статистикой, от которой ноют виски). В груди, весна подпитанная сидром и легкий аромат грядущего приключения витает в воздухе. Сатору — будто снова семнадцать, а пузырьки шампанского-веселья лопаются в районе солнечного сплетения. Si(e)x(y) eyes: Подумал, что кто-то вроде парня, любящего ролевые игры, ограничение и фото из ванной такое зацепит. И не прогадал. Si(e)x(y) eyes: Стоит ли мне рассчитывать на взаимность от такого горячего парня? Si(e)x(y) eyes: Фото? Видео? Сатору — сверхновая, взрыв, тот, кто хватает и бежит, боясь упустить, что-то из виду. Сатору — тот, кто не думает слишком долго в делах любовных и постельных. Однажды он слишком много думал и по итогу упустил что-то фундаментально важное. Утопив кусок своей души в аквариуме Окинавы. Не важно. Кендзяку: Какой ты ужасно быстрый. Не любишь медлить, шестиглазый серафим? Si(e)x(y) eyes: Мой план раскрыли ( Si(e)x(y) eyes: Умру со стыда, в своей роскошной спальне в окружении единственного дилдо. Кендзяку: Слишком грустный конец, для парня, что в профиле так старательно фотографирует все, что ниже спины. Было бы грубо оставлять такого одинокого и жаждущего серафима в беде. Кендзяку: Фото. Это нечестно. Почти преступление против человечества. Просто… За окном воет полицейская сирена, в такт ей, слабое дурацкое сердце Годжо Сатору разрывается на миллион частей. Он видит кусочек белья, облегающие темно-синие хипсы, что выгодно подчеркивают кожу, что облизало широкими мазками Токийское лето. Очертание члена, возбужденного, твердого, горячего, аккуратно проступает сквозь ткань белья. Пальцы набирают ответ почти не глядя. Si(e)x(y) eyes: нсколько похабно будет говорить, что я облизал бы этот ствол даже сквозь предохранитель? Кендзяку замолкает в чате на пару чересчур тягучих минут, прежде, чем откликнуться, в насмешливой мурчащей манере. Кендзяку: Для начала, я бы вытащил одну руку из штанов, прежде, чем такое писать. И второе, серафим, думаю, нам стоит узнать друг друга поближе. Это официально самый быстрый развод на секс в его жизни. Но Годжо и ядерная весна в его груди, что корнями оплела дыру в сердце, согласны с этим заявлением, как минимум по девяти из десяти пунктов. /// У них короткая и быстрая переписка в приложении, где они на скорую руку оговаривают кинки, запреты и дразнят друг друга фотографиями откровенного характера. Кендзяку умеет томить в ожидании, топить в вине, медленно поджаривая мозги и интерес на маленьком огне. Неделя переписки ощущается месяцем, ждать слишком долго. Смех, да и только, Годжо чувствует себя живым, как никогда, его будто мальчишку потряхивает от предвкушения, когда они договариваются на среду. Кендзяку: Хочу увидеть тебя при свете дня, серафим. Приедешь пораньше? Si(e)x(y) eyes: И эта просьба абсолютно не связана с твоим стримом в шесть вечера, что висит объявлением на канале? ( Si(e)x(y) eyes: Разрешишь остаться и посмотреть, потом? Si(e)x(y) eyes: Обещаю быть очень послушным. Три точки белыми снежинками пляшут в фиолетовой верхней строке чата. Кендзяку: Никакого терпения и никакой выдержки, серафим. Но за энтузиазм плюсик в карму. Если понравишься мне даже слишком, отшлепаю тебя в прямом эфире. Будешь моей приглашенной звездочкой. Сатору сползает, нет, не так, даже скорее растекается по сидению такси, упираясь длинными ногами в силиконовый коврик и вытягивая ступни, где-то в районе под вторым сиденьем. Места катастрофически не хватает. Он буквально слышит в голове, как незнакомец на одну ночь… или точнее день, насмешливо прикрывает рот ладонью, попивает свой утренний эспрессо-тоник (это не вкусно?! Кто вообще придумал мешать в таком сочетании напитки?!). За окном проносится сочной вереницей яркие краски душного Токийского лета, которое в кои-то веки обещает что-то невероятное. Годжо не помнит, как выскакивает из такси, не помнит, как поднимается на самый верхний этаж небоскреба и не помнит, как оказывается у заветной двери, но… отлично запоминает момент, когда розовые очки впиваются ему в глаза осколками, стоит двери реальности распахнуться перед ним. Распахнуться и явить миру пурпур чужого взгляда, расписное черное хаори в аляповатых алых паучьих лилиях, шелковая смоль волос, чуть влажных после душа. Реальность раскрывается перед ним дверью, а разбитое сердце, забытое в кармане любимых джинс устало ноет, напоминая, что с ним вообще-то, обещали обращаться бережно. Так вот. — Сатору? — осколки собственного имени режут под ребрами, дыхание перехватывает. Ну и кто он такой чтобы теряться перед закидонами мироздания? Годжо — солнечно улыбается самой лучшей из арсенала своих улыбок рассыпаясь в ярким смехом. — Вот это встреча, Сугуру-кун, — из чужой квартиры пахнет благовониями. — Не пустишь старого друга вовнутрь? /// Надо было бежать, но он остался и возвел все в апогей, безбожно ломая себе ребра и комедию, выплевывая пулеметную очередь слов и заполняя собой возникшую между ними тишину, пока Гето, не усаживает его на край кровати, осторожно приподнимая за подбородок теплыми пальцами и не ловит взгляд в ловушку. — Мир не схлопнется если ты немного помолчишь и дашь себе переварить информацию. — Касательно того, что ты звезда онли-фанса и веб-кам модель? — Касательно того, что ты приехал переспать с незнакомцем, а встретил меня, — большой палец обводит контур нижней губы Тору, это грязный прием от которого внутри все скручивается горячим мокрым узлом. Сугуру знает, знает его как облупленного и пользуется этим фактом, паскудно и во все щели. А потом, этот хитрый лис, уводит диалог в нужную для него сторону, аккуратно и бережно, как в старые нихрена не добрые, ядерная весна цветет и бушует, пока тот, о ком Сатору мечтал годами запечатляет нежный, влажный поцелуй в уголке его губ, отстраняясь. — Так с чего ты хочешь начать? — Гето на вкус, как эспрессо-тоник, как лучшее проклятье, как обещание скорой смерти. — А? — Зажимы, шибари, виброяйца, дилдо разных форм и размеров, — Сугуру, будто из текстур извлекает небольшую коробку, чуть встряхивает ее и… буднично перечисляет все содержимое, неспешно вытряхивая весь этот арсенал секс-шопа на белое покрывало. — С чего хочешь начать? Вот, как это продолжается, и вот в какой момент гениальный мозг рождает самый ужасный план на свете и на всей планете Земля. /// — Ты все знала! Ты все знала и молчала! Сёко судя по кислому выражению лица не испытывает и малейшего угрызения совести касательно этого факта. Она рассматривает Сатору, будто тот преинтереснейший музейный экспонат. Ага, австралопитек недотраханный, новый вид, новая модель, смотрите не пропустите. Ийери призналась во всем еще утром, в моменте, когда Сатору слишком шокированный и все еще мысленно сходящий с ума от воспоминаний о широкой груди и цветастом хаори, позвонил ей выплескивая океан всего пережитого стресса, на что получил искрящееся фантомным весельем: — Ну наконец-то. Она подносит к губам вишневый подд и тот загорается сине-алыми оттенками, демонстрируя всем окружающим в курилке у больницы, какой уровень заряда у этой химозной сладкой штуки. Все лучше, конечно, чем ее старые сигареты. Те безбожно воняли стухшими носками и тяжестью табака. — А что я должна была говорить? — нараспев тянет она, поправляя тяжелую шоколадную прядь и поднимая покрасневшие глаза к чересчур яркому небу. — Знаешь, Сугуру не просто так пропал со всех радаров, а подался в секси-фетешисты и теперь каждую среду и пятницу дрочит на камеру резиновое щупальце пятками? — Хотя бы это! — совести у Ийери не было и так не завелось, Годжо предпочитает думать, что ее вытеснили знания по судмедэкспертизе и любовь к Утахиме. Она вскидывает тонкую бровь и смотрит чересчур долго, будто прикидывает в своей хорошенькой головкой, правда ли Сатору настолько эгоистичной долбоклюй или это просто напускное. Она качает головой, проверяет сообщение на экране разбитого телефона и прячет его в карман стареньких темных штанов. — Поговори с ним, словами через рот, — Ийери накручивает прядь на палец и подкидывает подд в руках, будто рассуждает над тем, хочет ли сделать еще пару затяжек или спрятать его обратно. — Вам обоим это нужно. — Ты думаешь, что он… Цепкие длинные пальцы сжимают щеки Годжо до синяков. Пустой, нечитаемый взгляд Сёко неприятно пробивает до холодного пота: — Словами, через рот. Считай это домашкой от Тайлера. — А ему ты так не говорила… — это не жалоба, ясно? Просто констатация факта. Ийери загадочно улыбается чему-то своему и неспешно отстраняется, ловко разворачиваясь на высоких каблуках. Эти шпильки способны разбить сердце и самооценку в придачу. — Напиши, как все пройдет, — не оборачиваясь роняет она. /// Кендзяку: Знаю, что твой чертовски хитрый план был встретиться на людях, но было бы еще лучше, если бы ты сказал в какой конкретно ресторан мы идем? Сердце жалобно заныло и пропустило удар, как подло с его стороны. Годжо пялится в экран еще с минуту, его мозг — работает со скоростью тачки на гоночной трассе, поберегись, на крутом повороте мысли врежутся куда-то не туда и пиши пропало. Он думает, думает, думает… о смехе, брызгах шампанского в лицо и мягкой полуулыбке Гето, когда тот накрыл его ладонь своею и рассмеялся на предложение, сбежать из ресторана не заплатив. Под ногами за толстым стеклом мерцали мириады огней, а порядком захмелевшему мозгу чудилось, что они парят над землей. При учете того, насколько высоко был расположен ресторан, даже близко к истине. Босая пятка касающаяся паха под столом, и игривое сугурово, на ушко, теплым жаром: — А я без белья. Воспоминание царапнуло мозг яркой вспышкой. Сатору помнит десерты и крем в уголках чужих тонких губ, как покрытые облупившимся темным лаком ногти отражали искры бенгальских огней, а темнота ночи мешалась с фиалковым взглядом. Si(e)x(y) eyes: Towers. Si(e)x(y) eyes: В Синдзюку. Три точки вновь вспыхивают своим волнообразным танцем в чате, сообщая о том, что собеседник печатает ответ. Кендзяку: Так и знал, что тебе запомнился тот кремовый десерт. Кендзяку: Обещаю не опаздывать. Сатору ощущает себя глупой школьницей из второсортного ромкома, прижимая подушку к лицу и пища, будто заветное желание наконец исполнилось. /// Плохо, очень, очень, очень плохо, потому что он опаздывает. Он всегда опаздывает, не способный рассчитать время затраченное на дорогу, не способный на то, чтобы организовать себя. Однажды, он проебется слишком по крупному, как пророчила Мей Мей смотря в кофейную гущу своей арабики. Возможно это случится сегодня, прямо вот в считанные секунды, потому что… потому что он опаздывает уже на двадцать минут и если бы он был Гето Сугуру, что идеально балансирует в этом мире между личностью айти-специалиста (да-да-да, можно обвинить Сатору в сталкерстве, но… ему потребовались чертовы три часа, чтобы выяснить, что ведение странички на Fetlive и стримы с игрушками, не единственный его заработок) и вебкам моделью, он бы давно ушел из ресторана. Ханна Монтана, но есть нюанс. У них тут версия восемнадцать плюс, как не крути. Приветливая хостес сверкает белозубой рекламной улыбкой: — Столик номер шесть, у окна, на имя Годжо Сатору, там должен… Хостес открывает рот, будто рыбка выброшенная на берег, но не успевает сказать и слова: — Должен, — мягко произносит ангел, не иначе спустившийся с небес из-за спины девушки. — Добрый вечер, Тору. /// Он думает о прошлом, будущем, настоящем. О том, что пить больше не будет примерно с никогда, о том, что хотел бы запустить пальцы в эти волосы, и о том, насколько Сугуру идет костюм. Сатору болтает без перерыва по новой захлебываясь словами, будто те ползут чужеродными пальцами по трахее умоляя заполнять тишину и пропущенные годы, потоком бесконечного, вечного, лишь бы не думать о том, насколько все это странно, неожиданно и отчасти больно. Теплые пальцы касаются его щеки, что-то стирая. Ощущение влаги мерцает на коже, что до Годжо доходит не сразу, что произошло. — Что ты?.. — Вытер слезку, — мягкие мурлыкающие нотки, кошки, что осторожной поступью направляется к тебе. — Так что там с качеством продукции, которую поставляет Мей Мей? Мозг категорически, отказывается воспроизводить все, что он нес последние полчаса. В голове наступает этот отвратительный белый шум. Во второй раз за день. Где там вода на которую нужно смотреть и трава, которую надо трогать? Ему срочно нужно прийти в себя! — Да знаешь, к черту ее, я… Да почему рядом с Гето все слова позорно рассыпаются мелким бисером по столу?! — Попробуй, — Сугуру осторожно, будто кормит с рук дикое животное, подносит к губам Годжо палочки с намотанной на них яки-собой. — Да ладно, Тору. Просто открой рот, у тебя отлично это выходит. — Не лучше, чем у тебя. Браво. Где-то на фоне должен играть похоронный марш его личной жизни. Но Сугуру хохочет над ним, щуря глаза, пока Сатору плотно обхватывает палочки с едой и комично сюрпает лапшой, что пропадает меж губ. Они толкаются ногами под столом, будто им снова семнадцать. Ядерная весна пускает больше корней-метастаз. На этот раз в мозг. Кажется, это не лечится. Но с этим можно жить. — Хочешь обсудить все что произошло? — выбившаяся прядь чужих волос, космос на дне зрачка. Гето умеет делать шаги навстречу, когда надо (но так же отлично умеет сбегать, когда этого не ждешь. Эй, Сатору не зол, просто…). Привкус собы запивается безалкогольным соджу. И Гето начинает говорить первым. Неспешно набирая обороты истории, как это бывает в текстах на форумах. Сначала цепляющие фразы, по типу: прикол, конечно, но у меня тогда был долг перед универом в два ляма. Долг перед университетом, деньги на кредитке, что кончались чересчур быстро, вереница новых квартир, из которых он вылетал со скоростью света, пять подработок, чтобы удержаться на плаву, спойлер не помогло. Сугуру молча тонул в собственных проблемах, лишь иногда выныривая на поверхность и являя Сатору счастливого беззаботного бойфренда, который готов был сбежать из Towers не заплатив за ужин и не носил белья на кинки-пати и всякие мероприятия. Он умирал под гнетом своих проблем. А Сатору… — А ты был таким сияющим, таким стабильным, уверенным в завтрашнем дне, — Гето стучит пальцами по столу. — Сначала, я просто боялся утащить тебя за собой. А потом мелочно злился, что деньги у тебя были всегда, а я… а я жил от кредита к кредиту и усугублял ситуацию с каждым месяцем. «Ты мог бы попросить помощи у меня», — рвется из груди. Не мог, Сатору знает лучше других. Сугуру гордый, привыкший быть один, привыкший, что вывезет чтобы там не происходило. Гето мог бы, если у него не было принципов. Но тогда бы он не был Гето Сугуру. — А там. В Окинаве… все стало таким глупым, таким бессмысленным, что я был уверен, что утоплюсь рядом с акулами. Из универа на тот момент пришло письмо, предупреждающее, что если плата за обучение не будет внесена через месяц, я могу забыть об успешном окончании и карьере программиста. Я выплатил один долг, но накопился новый, а ты… — Рассказывал про Гранд Каньон, — слова-бусины катаются по столу. Между молодым вином и их тарелками в паре сантиметров друг от друга. Сугуру прячет улыбку в бокале. — Да. И тогда я решил, что лучше будет уйти, — он трет глаза, сглатывая сладость и терпкость вина. — Я поступил как сука, я знаю. И приношу извинения, хотя понимаю, что слов никогда не будет достаточно. Будет. Господи боже. Блять. Конечно, будет. Сатору простил его миллионы, миллиарды лет назад. — А веб-кам? Айти? Fetlive?.. Сугуру качает головой. — Стримы быстро помогли разобраться с остатками долгов, а на ту фирму, с которой я сейчас работаю вышел чисто случайно, — пожатие плеч, грустная улыбка. — Ты когда прислал ту фотографию, я подумал, что нельзя десять лет плавать в сожалениях и пора начать новую страницу книги жизни. — Ты ни с кем из?.. А как же «без обязательств» в профиле? Ничего не по… — Сатору, — он тянет последнюю гласную его имени, звук от которого внутри рвутся сухожилия и трепещущее склеенное сердце подпрыгивает. — Скинуть член в личку можно и без обязательств. Как и видео того, как я шлепаю резиновую задницу пять минут к ряду. Краска обжигает щеки, потому что жаркая фантазия подкидывает видео такого характера со странички чужого профиля. Как и пространные рассуждения, тексты, посты-фантазии, что отдавали горьким флером совместных проведенных ночей. Господи боже. Блять. Они просто ходили вокруг да около, пока судьба не решила их вести. /умора и позорище/ И… — Тору? Первые ноты Happy nation ласкают слух, кристально чистый голос просящий славить и поклоняться, отражается от стен и стекол помещения, люди вокруг, слишком увлеченные друг другом, а пространства рядом со столиком хватает для одного небольшого маневра и шалости в одном флаконе. — Потанцуем? — беззаботно, будто между ними не было десяти прожитых лет, истории в Окинаве и секс переписки в чате, спрашивает, нет, почти утверждает Годжо. Потому что Сатору Годжо не спрашивает. Только выставляет вселенной ультиматум. Рука Сугуру накрывает его ладонь. /// — Пожалуйста, скажи, что ты тоже думаешь о том, чтобы сбежать отсюда не заплатив? Гето прижимается к нему со спины, покачиваясь в такт музыке, переплетая руки, его пальцы нагло скользят по запястьям, щекочут и очерчивают выступающие венки. Его слова обжигают шею, а смех заставляет кровь бурлить. — Вообще-то, я хотел сказать, что я без белья, да и счет я оплатил еще десять минут назад, — он целует в угол челюсти, разрывая контакт и отстраняясь, вынуждая Сатору совершить разворот вокруг собственной оси. — Но кое-кто сегодня утром выдал, что будет приличным мальчиком и не полезет в кровать раньше третьего свидания. Правда, такая жалость, Тору? Это не честная и чертовски грязная игра. Сугуру негромко смеется над ним, щелкая по носу. — Правило трех свиданий, верно? — Так мы, считай на втором, — Годжо ловко подхватывает Гето за талию, чуть приподнимая над полом, в повороте. — Первое — было сегодня утром. Второе — сейчас. — А третье, ты засчитаешь мне чашкой кофе? — И десертом. В фиалковых глазах плещется море невысказанной нежности. /// Что ж, этот вид спиддейтинга, ему нравится гораздо больше, чем тот венок из сонетов неудачных свиданий, что он пережил за последние… хрен знает сколько времени. Когда он впечатывает Сугуру в стену, когда лезет пальцами под рубашку, когда касается кожей кожи, в голове выключаются все тумблеры. Он в открытом космосе, в нем трижды проклятом, если верить «Звездным войнам» в кое-то веки не холодно. Жарко. Обжигающе, до тлеющих углей прикосновений, до жаркого мокрого рта, что накрывает его собственный, до искр перед глазами. Потому что между ними искрит на манер линий электропередач, что взрывается, а брызги фейерверков разлетаются в разные стороны, как и одежда. Белья на Сугуру предсказуемо не обнаруживается. Они заваливаются на широкую трехспальную кровать, шарят ладонями вдоль тел друг друга, будто два изголодавшихся зверя. Сатору не знает меры, не умеет ждать, жадно тянется пытаясь урвать все, везде и сразу. Сцеловывает, вылизывает, прикусывает, царапается. Он будто предъявляет права, выкрикивая «мое», но не используя слова. Гето под ним… едва ли соображающий, что происходит. Гето под ним разрушенный. Он начал крошится под его поцелуями еще в такси, когда их пальцы потерялись в волосах друг друга. А сейчас, на кровати, когда шелк иссиня черных волос расплескался по покрывалу, а аметисты глаз смотрели снизу вверх… все теряло смысл, кроме Сугуру перед ним. Горячая ладонь перехватила дрожащие пальцы Сатору и направила меж разведенных ног. Ладонь уперлась в нагретый теплом тела стопор игрушки. — Ты!.. — Я, — закусывая нижнюю губу и сверкая драгоценным обещанием, насмехается Гето. — Ты не умеешь терпеть, Тору. Просто признай это. — Сказал тот, кто растягивал и готовил себя перед ужином. — Как того поросенка за соседним столиком в ресторане, — Сугуру нагло закидывает ногу на плечо Годжо. — Только «яблоко», в более интересном месте. Этот человек просто невыносим! Пальцы тянут основание пробки на себя и та, черная, блестящая от переизбытка смазки с порнушным звуком покидает растянутое колечко мышц. Нить смазки тянется вязкой леской, а крупные капли оставляют темные следы на постели. Края ануса сжимаются вокруг пустоты, будто приглашая войти. Сугуру не может сжаться полностью, при каждой попытке, на кровать вытекают капельки лубриканта, что остро пахнет чем-то ванильным. Будто насмешка над фразой: так бы и съел. Ну и кто Сатору такой, чтобы отказывать себе в таком десерте? Он наклоняется, обнимая ладонями крепкие бедра, запечатляет дорожку засосов-поцелуев вдоль упругого живота, опускается ниже, лишь щекочет дыханием напряженный член, ведет языком от тяжелых гладких яичек до влажного раскрытого входа. Это стоит растерянного рваного звука, что срывается с губ Гето, когда кончик языка обводит по краям припухшие края ануса. Годжо проталкивает язык во внутрь имитируя фрикции, он подтягивает Сугуру за бедра к себе, буквально утыкаясь лицом меж ягодиц. Вылизывает долго, с оттяжкой, играется с яичками, изредка позволяя взять перерыв и заменить язык пальцами. Знакомое ощущение того, как Гето сжимается на нем, негромко стонет, до сих пор скрывая стоны, уткнувшись лицом в подушку или прикусывая ребро ладони. Разрушенный, горячий, такой готовый. Все время мира сосредотачивается в этой квартире, в этой спальне, в этот момент. Сатору нащупывает небольшой чуть набухший бугорок простаты, надавливает подушечками пальцев, пока согревает поочередно яички во рту. Массирует, надавливает, имитирует движение члена внутри, когда комнату наконец пронзает этот до боли знакомый стон. Короткий, но сочный, задыхающийся звук, когда в чужих легких все пузырится от накопившегося напряжения и возбуждения и теперь наконец находит выход. Гето забрызгивает семенем низ живота, тяжелые капли, кажется попадают ему на грудь. — Иди ко мне, — знакомая просьба сквозь века, и Сатору не имеет права ослушаться. Он льнет в знакомые объятья, прижимаясь перепачканными в слюне и лубриканте губами, к губам Гето. /// — Теперь я могу говорить, что умею этим языком не только бесить. Сугуру качает головой, а из его груди вырывается негромкий мурлыкающий звук. Он перебирает пряди Сатору, ласково целуя его в макушку. — Мне кажется или?.. — Или, — Годжо трясет снежно-белой челкой и потирает стояком о бедро Сугуру. — Отдрочишь мне ногами, как на том видео? Горячая рука треплет его по волосам, Сугуру целует в висок и лениво приподнимается на локтях. — Тогда, — задумчиво тянет он. — Сначала душ, а потом… Потом я покажу, что эти ноги могут провернуть не только с резиновым членом. Уговор? Годжо скулит ласковой псиной, утыкаясь лицом в широкую смуглую грудь.