Мольбы, оставшиеся неуслышанными

      Ленивое потрескивание огня было первым, что Мэн Яо услышал, когда проснулся. Ему тогда было десять лет, юному и невинному, счастливо живущему, не зная о том, что с ним произойдёт в будущем. Сонно потирая глаза, он выглянул в окно и посмотрел на луну, ярко сиявшую в небе и купавшую широкие улицы Юньпина в лучах серебряного блеска. Казалось, что на улице не было ни души. Даже пьяниц, что время от времени ошивались у борделя по ночам и выкрикивали вульгарные оскорбления и другие непристойности, не доставляя ничего, кроме хлопот.       На этот раз словно воцарился покой, даже в тишине ночи невероятное явление для такого шумного и живого города, как Юньпин.       Внезапно, вопреки его мыслям, в коридоре прогремели шаги, без усилий проникая сквозь тонкие стены борделя. Мэн Яо торопливо кинулся обратно под одеяло, надеясь избежать гнева того, кто словно пытался протоптать в полу дыру. Шаги остановились у его комнаты, и он выглянул из-под одеяла. Как раз тогда, когда дверь широко распахнулась.       Гневно бормоча что-то себе под нос, в комнату ворвалась его мать, а за ней — её близкая подруга Сы-Сы, женщина, которую он считал своей тётей, безуспешно пытавшаяся её успокоить. Видеть матушку такой взволнованной было необычно: она всегда старалась быть спокойной и рассудительной, какой бы страшной ни была ситуация.       — Запомни, А-Яо, — говорила она с мягкой улыбкой на лице. — Благородный господин никогда не выходит из себя и не говорит, не подумав. Ты всегда должен быть спокоен и вежлив, что бы ни происходило. Когда твой отец вернётся за нами, он будет впечатлён, увидев, каким замечательным вырос его сын, пока его не было.       Она постоянно говорила о дворце отца, большом и красивом, сверкающем ярче, чем звёзды в небе. Говорила о том, что во всём Ланьлине не найдётся строения более изысканного.       Другие проститутки громко смеялись каждый раз, когда это слышали. Часто они издевались над матерью, когда она учила его читать и писать или покупала ему пособия для заклинателей, — говорили, что таким вещам нет места в борделе. Он давно научился прятать свои книги, ведь — чаще, чем можно представить — другие дети, находя их, разрывали их на шматки.       — Ха! Какой прок ему будет от поэзии и красивых слов в будущем? Он закончит так же, как и мы. Больше смысла будет, если научить его ублажать других.       — Какая глупая женщина. Она уже должна понять, что её «бравый спаситель-заклинатель» бросил её! Почему ему должны быть интересны никому не нужная старуха да её внебрачный сын?       — Существует ли вообще этот отец? Или она просто преувеличивает его богатства? Может, он простой бездарный рыбак, по пьяни надававший грандиозных обещаний.       Конечно, матушка никогда не обращала внимания на окружавшие её насмешки, не подавала виду, что они её волнуют. Сы-Сы между тем тут же мрачнела и принималась укорять других женщин. Сколько он себя помнил, Сы-Сы всегда защищала мать в такие моменты, говоря ему продолжать учиться и утверждая, что «Такой талантливый мальчик как ты, А-Яо, обязательно получит признание». В таком жестоком месте, как бордель, где соперничество глубоко пустило корни в каждый разговор, каждое несказанное слово и неуловимое движение, дружба Сы-Сы была чем-то невероятным. Особенно учитывая, что репутация наиболее известной куртизанки Юньпина принесла матери множество врагов среди завистливых проституток.       В борделе Сы-Сы слыла грозной и смелой женщиной. Одарённая соблазнительными пышными формами, Сы-Сы очень скоро стала одной из самых популярных проституток, к большому неудовольствию остальных работниц. За спиной другие проститутки плескали яд в её сторону, однако стоило им оказаться с ней лицом к лицу, как они становились кроткими и тихими, едва способные выдержать её острый взгляд. Из всех цветочных дев, Сы-Сы была самой прямолинейной и уверенной. Она никогда и ни перед кем не склоняла головы, не смягчала слов — даже при хозяйке. Её грубое, не ведавшее авторитетов поведение вызывало ненависть в других женщинах, считавших, что она смотрит на них свысока, мнит себя превосходящей их. Других женщин она запугивала с таким блеском и так естественно, что её старались избегать.       Все, кроме его матери. Что-то в ней заставляло Сы-Сы смягчать резкие слова, сглаживать острые углы и прятать свои изъяны и недостатки. Становиться проще и привлекательнее. Пока остальные пугались и вздрагивали в присутствии Сы-Сы, его мать была равнодушна, спокойна. Наверное, именно за это Сы-Сы так ей доверяла. За то, что та смотрела дальше враждебной маски, видела за ней человека.       Заметив, что в комнату заходят матушка и Сы-Сы, Мэн Яо стоило бы успокоиться, бросить попытки притворяться спящим и поприветствовать их. Но по непонятной причине что-то внутри подсказывало ему, что лучше не показываться. Возможно, дело было в странном виноватом выражении лица Сы-Сы, появившемся, пока она слушала тираду матери, — или причина была другой, далёкой от его понимания. Доверяя своим инстинктам, он затаился.       Зарывшись пальцами в волнистые, тусклые тёмные волосы, она начала бродить по комнате, прежде чем прошипеть:       — Эти… Эти! Ах, эти женщины не знают, о чём говорят!       Сначала Мэн Яо не понял, из-за чего матушка была так расстроена, но это стало ясно, когда она продолжила:       — Говорят, что меня бросили и оставили гнить… Да что они знают? Он вернётся, я знаю, вернётся, он из тех, кто верен своим словам.       А, так это о его отце. Выходит, матушка не была так безразлична к ходившим слухам, как казалось.       Нервно облизав губы, Сы-Сы шагнула вперёд и нерешительно произнесла:       — Ах, А-Ши… Может, прекратишь и подумаешь, нет ли в их словах доли правды?       Это заставило его мать остановиться. Она замерла, пытаясь осознать сказанное её дорогой подругой.       Мгновение спустя её голова повернулась к Сы-Сы со скоростью, казавшейся невозможной для человека. Она подошла к Сы-Сы с ужасающим блеском в глазах. Её руки были сжаты в кулаки, кожа под пальцами побелела. Сквозь зубы она отрезала:       — Так значит ты тоже считаешь меня глупой? Как и все они?       Поняв, что оговорилась, Сы-Сы подняла перед собой руки в сдающемся жесте, прежде чем осторожно ответить:       — А-Ши, ты знаешь, что я не это имела…       — Но ты сказала это! Не ври мне. Все думают обо мне так, даже ты! — обвинила она. — Все вы думаете, что он не вернётся, но я знаю, что он придёт за мной и А-Яо.       Сделав глубокий вдох, Сы-Сы попробовала прервать её:       — А-Ши…       — Не говори больше ничего! Ты лишь опорочишь его доброе имя!       — Я не собиралась делать ничего вроде…       — Какой матерью я буду, если позволю людям наговаривать на отца моего сына?       — Дай мне хоть слово сказать, — Сы-Сы выглядела немного раздражённой, будучи перебитой несколько раз.       — И не собираюсь. Я уже знаю, что ты хочешь сказать.       Мэн Яо застыл. Под колючим бордовым одеялом было душно, но он не решался высунуть голову. Он никогда не думал, что услышит голос матери звучащим так агрессивно, эмоционально, будучи полным огня, готового кого-нибудь сжечь. И тем более он не ожидал, что она будет говорить так с Сы-Сы.       Нахмурившись, Сы-Сы попыталась собраться, прежде чем заговорить:       — Если ты успокоишься…       — Никто не понимает! Все они думают, что знают его лучше меня, — протянула матушка, вновь игнорируя Сы-Сы.       К этому моменту Сы-Сы стала уже заметно раздражённой. Его мать начала активно жестикулировать, преувеличенно широко взмахивая руками.       — А-Ши…       — Ну конечно, я же просто наивная старуха, кто знает, что она…       — Мэн Ши! — Сы-Сы сорвалась, крепко обхватила руки матери. Вена на её лбу начала пульсировать, она дышала тяжело, кровь прилила к её щекам. Такое неожиданное действие заставило его мать замереть и замолкнуть на достаточное время, чтобы Сы-Сы смогла начать уже свою тираду:       — И что, если я согласна с ними? И что, если я думаю, что они правы? Ведь они говорят правду!       Его мать отшатнулась, раскрыв рот, словно Сы-Сы её ударила.       — Этот… Этот человек! Он забыл о тебе. Ему всё равно на тебя и А-Яо. Тебе нужно перестать ждать его возвращения, как… Как заискивающая юная дева, ждущая своего любимого.       Возможно, это было из-за того, что слова эти были сказаны Сы-Сы, бывшей на её стороне многие годы, но его мать как будто сдулась, весь её пылающий гнев потух. Но если гнев его матери исчезал, то гнев Сы-Сы становился только сильнее, рос стремительно, начинал просачиваться из плотно сжатой коробки, где она сдерживала свою ярость.       — Но у меня есть доказательство! Доказательство того, что он не врал мне!       Вывернув руки из ладоней Сы-Сы, его мать кинулась, спотыкаясь, как новорождённый оленёнок, к своему туалетному столику. Он был маленький, дешёвый, сделанный из дерева. Она выдвинула кривой ящик, рассыпая украшения, сделанные из искусственного золота, по полу. В спешке она словно не замечала беспорядка, который создавала. Как безумная, она порылась в ящике ещё несколько секунд, прежде чем с улыбкой облегчения и триумфа достать небольшую вещь.       Любой, увидевший эту жемчужину, с первого взгляда незамедлительно понял бы, что этот камешек отличался от всех остальных её украшений. В центре её ладони лежала маленькая, едва больше ногтя жемчужина. Небольшой камушек цвета слоновой кости сиял ярко, почти ослеплял, отражая свет комнаты.       — Зачем бы ему оставлять мне такую ценную жемчужину, если он собирался бросить меня?       В вопросе его матери было много смысла. Такая красивая жемчужина, должно быть, была единственной в своём роде — и невероятно дорогой. Она точно не была тем подарком, который дадут любовнице на один раз, тем более низкоклассной проститутке. Тем не менее, вид маленькой жемчужины заставил Сы-Сы взорваться злостью такой же разрушительной, как первое за сотню лет извержение спящего вулкана.       — Мне плевать на эту проклятую жемчужину! Она не меняет того, что прошло десять лет. Ты слышишь это, Мэн Ши? Десять. Лет. Десять!       Его мать попятилась, открывая и закрывая рот, она начала заикаться:       — Но… Но жемчужина… Он… Я… Он обещал…       Низко простонав, Сы-Сы провела рукой по лицу, красивые черты которого исказились в разочаровании и гневе. Стиснув зубы, она возразила:       — О, ради всего!.. Тебе нужно вернуться в реальность. Ты не хуже меня знаешь, что здесь обещания не стоят ничего, что люди, которым, как нам кажется, можно доверять способны предать, даже не моргнув глазом. Как, по-твоему, нас обеих заставили выбрать именно эту проклятую профессию? Мужчин вроде него не волнуем ни мы, ни наши мечты и стремления. Они даже не видят в нас людей! Для них наше единственное предназначение в жизни — быть кучкой распутных, соблазнительных шлюх. Очередной дрянью, которую можно использовать ради собственного удовольствия. Если он так любил тебя, почему не забрал с собой в ту же ночь, как ушёл? Наверняка такой добродетельный мужчина, как он, забрал бы тебя из этого развратного места немедленно, верно?       На это его матери было нечего ответить. Лицо её помрачнело, губы сомкнулись. Но Сы-Сы ещё не закончила.       — Посмотри на своего сына, — выплюнула она, указывая на него пальцем. Он тут же захлопнул глаза, надеясь, что они не заметили, что он подглядывал. Их взгляды ощущались тяжёлыми, как камень, пока Сы-Сы продолжала говорить:       — Как ты можешь врать А-Яо и давать ему ложную надежду на будущее, которое никогда не будет ему принадлежать? Его никчёмный, богами забытый отец не заслуживает его восхищения или какой-либо сыновьей почтительности! Тебе нужно перестать бредить и ждать человека, который никогда и не собирался за тобой возвращаться.       Наконец, она успокоилась, тяжело дыша ртом. Стоило ей с последними произнесёнными словами внимательнее посмотреть на его мать, как выражение вины незамедлительно проникло в её взгляд.       Голова матушки была наклонена, рука, сжимавшая жемчужину, безвольно опустилась. Её поза выражала смирение, она продолжала молча стоять. Ни она, ни Сы-Сы не смели пошевелиться или сказать хоть слово в воцарившемся напряжении, почти осязаемым в своей тяжести. Наконец, не в силах терпеть душившую тишину, Сы-Сы на трясущихся ногах сделала шаг вперёд. Она медленно просипела:       — А-Ши…       Её рука начала подниматься, ладонь потянулась вперёд, но матушка этого словно не заметила. Вместо этого она отвернулась от Сы-Сы и пошла к кровати. Мэн Яо быстро зажмурился.       Он почувствовал, как кровать прогнулась под весом матери, когда она забралась на неё. Её дыхание было ровным и медленным, в нём не было ни намёка на недавнее беспокойство. До ушей донёсся звук тихих шагов по мягкому ковру, и он осторожно открыл глаза.       Его сердце пропустило нервных удар, когда он заметил, как близко была Сы-Сы. К счастью, она была слишком сосредоточена на его матери. Сы-Сы стояла у кровати, там, где лежала она, и не двигалась. Матушка лежала к нему лицом, устроив руки рядом. Из-за того, что глаза её были скрыты завесой волос, он не мог видеть выражения её лица полностью, только тонкую линию плотно сжатых губ. Встревоженная её молчанием, Сы-Сы склонилась над кроватью, прямо над матушкой. Она прижалась лицом к её голове, её мягким волосам и скользнула пальцами по кровати, осторожно соединяя свои и её пальцы. Она подняла их сплетённые руки к груди матушки, её тонкие пальцы дрожали.       — А-Ши… — прошептала Сы-Сы. — Я… Боги, мне жаль. Мне так жаль. Я никогда не должна была выходить из себя вот так. Если… Если ты не сможешь простить меня, я пойму…       — Думаю, у нас обеих был долгий день, — мягко произнесла матушка, обрывая Сы-Сы. — Именно поэтому мы ведём себя так странно. Пожалуй, тебе стоит вернуться в свою комнату. Я боюсь, как бы не было сказано ещё что-то ужасное.       Эти простые, короткие предложения, казалось, глубоко врезались в Сы-Сы, её дыхание сбилось и ускорилось. Она подняла голову. Глаза её сияли таким чувством, что ему бы понадобились годы, чтобы понять и проникнуться им. В её глазах была чистая, предельная нежность, влюблённость, которая цвела на протяжении лет, но была отравлена ощущением горького раскаяния, вины за то, что причинила боль человеку, которому принадлежало её сердце.       Следующие произнесённые слова были слишком тихими, чтобы он мог услышать, пусть они и были очень близко.       — Знаешь, если бы… Если бы я была им, отцом А-Яо, я не ждала бы ни секунды, прежде чем забрать тебя отсюда.       Безвольное тело матери напряглось — первое движение за всё это время.       — Проведя с тобой ночь, я на следующий же день увезла бы тебя отсюда в белой карете, лучшей, чем любая другая. Я бы облачила тебя в самые роскошные одежды, одарила лучшими драгоценностями, достойными императрицы. А-Яо бы занимался с лучшими наставниками, он мог бы тренироваться в заклинательстве каждый день. За вами двумя ухаживала бы команда слуг. Никто не смел бы и слова плохого сказать о вас двоих…       — …Пожалуйста, уйди, — просипела матушка охрипшим голосом. Её тело затряслось, словно она сдерживала рыдания.       Сы-Сы резко вдохнула, и на мгновение Мэн Яо показалось, что он увидел слёзы, стоящие у неё на глазах. Но это было бы смешно. Сы-Сы не была человеком, который показывал свою уязвимую сторону, не говоря уже о слезах, — не считая тех странных случаев, когда казалось, что мир остановился, и все её неприступные стены таяли так легко, как кусочки пергамента в воде.       Она встала и надтреснутым голосом произнесла: «Хорошо», — прежде чем повернуться на каблуках и исчезнуть в вихре тонких розовых и фиолетовых одежд.       Когда звук шагов стих, матушка подняла голову. Её медового цвета глаза встретились с его. Он подавил испуганный вздох, прежде чем захлопнуть глаза. Лёгкий, напряжённый смешок прозвенел в тишине — жалкий фасад, прятавший беспокойство внутри. Весёлый голос матери позвал:       — Ах, А-Яо, не прячься от собственной мамы. Я знаю, что ты не спишь.       Мэн Яо открыл глаза по её зову, чувствуя стыд от того, с какой лёгкостью его видят насквозь. Лицо матушки украшала улыбка, но она была далека от обычной. Она была хрупкой, словно простого толчка хватит, чтобы полностью её разбить. Её глаза покраснели, подтверждая его прошлую догадку.       Она протянула к нему руку в молчаливой просьбе, и он тут же подчинился, заползая в объятья и устраивая голову под её подбородком. Она рвано вздохнула, прижимая его ближе к себе, прежде чем сказать:       — Значит, ты слышал нас с Сы-Сы, да?       Мэн Яо замер, прежде чем осторожно кивнуть. Он мог почувствовать, как её горло дёрнулось, когда она сглотнула, скорее всего, думая о том, как объяснить ему произошедшее. Стыдящаяся того, что сын стал свидетелем их потери контроля над собой.       Матушка поверхностно кашлянула и произнесла:       — Сы-Сы просто не в духе сегодня, А-Яо. Не обращай внимания на её слова. Твой отец вернётся за нами, я знаю, что вернётся. За время с ним я поняла, что он щедрый, внимательный и верный человек, который всегда волнуется о других и…       Как и всегда, он соглашался и слушал, как она говорила и говорила о его отце, его внешности и том, как его голос мог легко заполнить всё пространство, как он захватывал всеобщее внимание, лишь ступив в комнату. Только в этот раз внутри него билось чувство неуверенности. Чувство, что, возможно, Сы-Сы и другие проститутки были правы в том, что его отец не вернётся, что их бросили. Но так же, как каждый раз, когда такие чувства возникали, он отталкивал их, пока они не исчезали вовсе. В конце концов, матушке он доверял больше всех, больше всех её любил. Почему он должен не верить ей?       Если бы он смотрел ей в лицо, он бы заметил, как её губы всё медленнее округлялись вокруг букв, как её глаза темнели в сомнении, словно она сама не верила своим словам. Если бы от посмотрел на неё, возможно, это спасло бы его от жестокой судьбы, ожидавшей его спустя несколько коротких лет.       Годами позже, у подножья золотой лестницы — такой же прекрасной, как её описывала матушка — он смотрел снизу на отца, пока кровь стекала из раны на его голове и каждая часть тела изнывала от невероятной боли. «Любящие нежные глаза» и «чарующая добрая улыбка», которые мать вспоминала с такой любовью, исказились в выражении полного отвращения, а его собственные губы скривились, глаза горели ненавистью и стыдом. Он встал на отказывавшиеся держать ноги и поклонился, пока левое плечо напряжённо пульсировало. Оно было разбито до невозможности вылечить после падения с дюжины лестничных пролетов, фрагменты кости вонзались в мышцы. Дыхание чересчур сильно давило на множество сломанных рёбер, причиняя ещё больше мучений. Он игнорировал насмешки и сплетни заклинателей и слуг вокруг себя. Одна повторяющаяся мысль кружилась в разуме на протяжении всего этого времени.       «Сы-Сы тогда была права. Моего отца не забочу ни я, ни моя мать. Даже немного».