Те, кому я нужен

На дворе был июнь. Морось заполонила все пространство, был непроглядный туман. Сириус пытался разлепить глаза, все плыло. — Вставай, — послышалось позади. Римус тряс его за плечо. Они жили и спали вместе, как в старые добрые. — Я не смогу, я не вынесу, — бормотал Бродяга, сходя с ума от осознания, что он в безопасности, дома, с другом. Опять снились кошмары. — Не ломай драму. Вставай, тебе к врачу, — Лунатик шлёпнул Бродягу по плечу, послышался шорох — оборотень встал с кровати. Почесывая ляжку он вышел из комнаты. Сириус надеялся, что путь его был на кухню и вскоре запахнет завтраком, но из ванной послышалось журчание. Бродяга выругался и все же поднялся. Было холодно, из-под одеяла он вылезал с трудом, подавленность тянула к полу, гравитация казалась сильнее обычного. Ну, как обычного. Когда-то несколько месяцев назад она не ощущалась вовсе, но сейчас… Друзья столкнулись в узком коридоре, отделаном белой штукатуркой — выбор Римуса. — Нахуй мне туда, напомни мне? — Сириусу хотелось капризничать. Он прекрасно знал, зачем все это. — Скрининг. Чтобы ты знал, что все хорошо. — Все хуево, ты вообще веришь в свое «хорошо»? Двое прошли в кухню. На столе стояла полупустая банка арахисовой пасты, грязный нож и открытая пачка хлеба рядом с ней. Завтрак был определен. Оставалось только налить черный кофе для уничтожения желудка или просто Эрл грей. Хотя даже на это сил толком не находилось. Слава Мерлину, существовала магия. — Я пытаюсь верить и понимаю, почему ты опускаешь руки, — голос Римуса был спокойным, как и выражение его лица, — но ради того, чтобы было хорошо, нужно стараться. — Ты же знаешь, что это не лечится, какой смысл? — Ликантропия тоже не лечится. Они оба замолчали, потому что в действительности были обречены на вечные страдания. Правда Сириус имел какие-никакие шансы уйти в ремиссию. — Забыл, что ты вчера ходил в центр (центр изучения анимагии). Как там? Есть продвижение? — Бродяга решил продолжить тему, не обсуждать же только его проблемы. Тем более он беспокоился сейчас, когда за ворохом не жизнеутверждающих мыслей и убивающих Сириуса воспоминаний, в голове всплыло то, что было действительно важно. — Нет, никакого прогресса. Вот, что действительно бесполезно. Какой вообще смысл в их деятельности? Открыли зачем-то отделение изучения ликантропии, — Римус раздражённо дёрнул плечом, — а сами ничего не смыслят. Я сижу, блин, каждый раз им разъясняю, что к чему. Ненавижу этих пустоголовых, — изливая душу, оборотень взмахивал палочкой, чтобы сварить себе рисовую кашу. Он хмурился. Сириус, забыв себя, тихо любовался, то и дело поддакивая. Взгляд скользил по лицу со шрамами, по крепким плечам, груди, обтянутой гейской, как говорили Марлин, футболкой. — Красивый, — вырвалось само по себе. — М? — не сразу отреагировал Римус, ставя перед собой завтрак. — Не, ничо. *** У Марлин дома пахло свечами и благовониями, правда, душно не было из-за вечно открытых окон. Ароматы, скорее, добавляли антуража, хорошо сочетаясь со всякого рода принадлежностями для гаданий, витчкор-безделушек и ловцов снов. Марлин были мракоборицей и к предсказаниям не имели никакого отношения, но почему-то питали нежные чувства к традиционным взглядам магглов на ведьм. Сириус лежал на пледе, с рисунками солнца и звёзд расшитым серебряными и золотыми нитями— подарок Доркас. Анимаг зевал — устал после работы, но идти домой не хотелось. Марлин сидели рядом и читали что-то из Лавкрафта. — Я сегодня пизданул, что Римус красивый, — апатично произнес Сириус. Он ругал себя за это, чувствовал неловкость, даже стыд. — Я хз, что он подумал. — Забей, Луни действительно красивый, как и вы все, ребятки. Не думаю, что он подумал, что это выходит за рамки дружбы, — Марлин звучали легкомысленно. — Ты думаешь, это не выходит за рамки? — А это выходит? — подруга подняли заинтересованный взгляд. — Выходит? Бродяга зажмурился, жалостливо заскулив. Руки шлепнулись о женственное лицо, анимаг заныл ещё больше, а потом взвизгнул, подергивая ногами. — Выходит, — заключили Марлин. Когда Сириус посмотрел на них сквозь пальцы, было ясно, что подруга сдерживает смех. — Только посмей, сучка! — Бродяга подскочил на одном локте и пригрозил свободной рукой, но хихиканье уже заполонило комнату. — Я не знаю, чо с этим делать, — Сириус решил продолжить, невзирая на веселье Марлин. — Каждую ночь и каждое утро мы засыпаем и просыпаемся в одной постели как ни в чем не бывало. Дверь в ванную всегда открыта. Едим всегда вместе. Зашуршал фантик от ириски — Как будто вы женаты, — Марлин говорили с набитым ртом. — Как будто мы женаты, да. Дай мне тоже. Марлин аккаунтно положили в рот Сириуса ириску. Тот блаженно вздохнул, расслаблено ложась обратно. Сладко было только во рту. — Я думали, у вас давно секс и все дела, просто ты со мной не делишься. А тут на тебе: даже комплимент не сделать — не дай Мерлин, кто что подумает, — МакКиннон звучали иронично. — Я вообще не понимаю, как между вами сложились такие отношения без признаний в любви и всего такого прочего. — Да я ебу, как! — вспылил Блэк, бурлила злоба, превращая внутренности в чёрное месиво. «Это все болезнь, всё нормально, ты справишься,» — думал Бродяга, скрепя зубами. Не хотелось признавать, что основа этих чувств вполне осязаема. — А ты вообще сам задумывался о том, чтобы встречаться с Луни? Ну, до этого, — Марлин легли рядом с другом. Тот пожал плечами. — Нет, я и сейчас не думаю. Просто знаешь, все как будто идёт так, как должно идти, но при этом комплименты, поцелуи, что-то такое оно просто не вписывается в мой взгляд на мир. — Может это что-то из асексуального спектра или вроде того? Ну, пока ты в депрессии. При подъеме было влечение к Римусу? — Марлин стали дергать кудри Сириуса. Друзья смотрели друг на друга. — Да нихера не было, наверное… Я ебался со всеми подряд, но о Луни почти не думал. Дрочил пару раз на него, но это не серьезно. Я и на Джеймса дрочил. Такое ощущение, что сейчас я чувствую все не по-настоящему. А так типа, слегка и ни о чем, — Сириус смотрел теперь в потолок, перегоняя во рту ириску, как перегонял в голове мысли. — Мир какой-то неадекватно бесцветный. — Ну, насколько я знаю, нормально чувствовать себя так в твоём состоянии. Ты четыре года был в гипомании, — Марлин повели плечом. Сириус чувствовал на себе их взгляд. Было горько. Он будто все утратил, все краски. — Лучшие четыре года в моей жизни, — это не было правдой, и Сириус это знал. Продуктивность на пустом месте, куча хобби, много поездок, новые знакомства, случайные сексуальные связи, в ноль потраченные деньги, несколько штрафов за неаккуратное вождение метлы, несколько — за использование магии на глазах у толпы магглов, несколько — за драки, несколько — за кражи… Это были лучшие четыре года в жизни Бродяги. — Я добился всего. И оба замолчали. Марлин смотрели на Сириуса, тот надеялся, без жалости. *** Под потолком вертелась виниловая пластинка, издавая звуки. Играл блюз. Snowy white. Лунатик искал что-то в книге-всезнаке, имевшей преимущество перед маггловским интернетом. — Помнишь, как мы проникли ночью в библиотеку, чтобы достать тебе книгу, доступную только старшему курсу? — Сириус полусидел, положив ноги на Римуса. Он любовался увлечённым другом, думал о разговоре с Марлин и происшествии вчерашнего утра. — Да, помню. Я тогда получил «превосходно» по трансфигурации. Лунатик поднял взгляд на Бродягу, сердце забилось чаще. Хотелось его утихомирить. Все эти чувства были неправдой. Так не бывает. Другие же чувства исчезли, почему так? — Почему ты вспомнил? — Просто наблюдаю за тобой с книгой. — Ты бы полегче, а то я подумаю, что ты влюбился, — Римус тихо засмеялся и подмигнул другу, кажется, краснея, пока тот совсем уж заливался краской. Сириус знал, что это шутка, но не мог с собой справиться. «Что если…» заполонили голову. — Кстати, я тогда тоже искал информацию об оборотнях, как и сейчас. Есть свежая статья, — Лунатик извернулся таким образом, что лежал теперь на груди Бродяги, сердце которого колотилось. — Статья про общину оборотней. Не слышал ни разу, но мне кажется, я хочу туда поехать. — Довольно странно, — Сириус, скрепя сердце бросив свои предположения о своей влюбленности, обнял друга за плечо, как можно активнее прижал его к себе, лишний раз подчёркивая, что точно НЕ влюблен и всё идёт как обычно. — Да, согласен. Ликантропию стоит лечить, а не жить с ней, если ты об этом. Но эти оборотни как-то живут… *** — Как ты съездил? — Сириус лежал на полу полураздетый. Он только пришел после прогулки и не нашел сил для того, чтобы дойти до комнаты до прихода друга, а ведь в планах было поухаживать за ним после поездки, тем более, что он простыл. — Хорошо. Нужно много о чем подумать, но хорошо, –шмыгнув носом, Римус скинул с себя поношенные кросовки. Один из полосатых носков немного съехал, оголяя волосатую ногу. «Мило,» — подумал Бродяга. Он не знал, что точно его прижало к полу: депрессия, тоска по Лунатику или все сразу. — Я думаю, что съезжу к ним ещё на месяц. Хотел попросить прикрыть финансово, если ты не против. Послышалось шипение воды из крана, Сириус начал постепенно вставать, ощущая свое тело, как доверху забитый камнями мешок. Голова слегка кружилась, руки служили не особо прочными опорами. «Мерлин, дай мне сил,» — пошатываясь, Бродяга наконец-то поднялся и опёрся о косяк, наблюдая за тем, как друг вытирает руки серым полотенцем. Руки его странно завораживали. Больше, чем обычно. Эти длинные пальцы, три белых шрама на левой руке, один красный на правой. — Да, давай. Ты только подлечись. Они пересеклись взглядами, знакомое тепло резью отозвалось в сердце, Сириус закусил нижнюю губу. Он вдохнул давно знакомый запах, радовавший его всю последнюю неделю своим следом на подушке друга. — Да, ну мне ещё надо отпроситься на работе, так что времени будет достаточно. Щёлкнул выключатель, в кухне зажёгся свет, в воздухе зелёный эмалированный чайник с черной ручкой уже парил во всех смыслах. — Акцио, — притянул Сириус к себе сигареты. Он нервно закурил, думая над вопросом, вперившимся ему в череп. Руки были влажными, дрожали. — Почему тебе хочется вернуться? — не тот вопрос, но тот, что обжигал задать было страшно. — Я открыл для себя новый мир. Ребята живут с этим, как будто так и должно быть, заводят детей с ликантропией. У них там есть специализированные врачи и даже психолог! — Круто. Ты хотел бы с ними жить? — было тяжко от этой мысли, Сириус заглушил боль горячим чаем. Язык и небо остались в ожогах. — Не думаю, — Римус отложил палочку, как только доделал сэндвич с ветчиной. Он расслаблено сидел на стуле за кухонным островом и был мил. — Мне нравится жить с тобой, — сердце сжалось, живот окутало приятным спазмом, губы втянули едкий дым, — в городе, а не в лесу непонятно где. — Почему именно со мной? — Сириус зацепился за эту фразу. Он вновь затянулся дрожащей рукой, нелепо облокотился об остров. Вопрос был идиотским с его точки зрения. — Мы с детства вместе. Не знаю, правда, в какой момент конкретно мы с тобой настолько сблизились, — щеки Римуса покраснели или… или всё-таки показалось? — Я имею в виду… мне кажется, ты даже с Джеймсом не так близок. Ну, знаешь, я хочу сказать… ам… Лунатик точно краснел. Его лицо полыхало настолько, что сердце Сириуса умирало в пламени влюбленности. Что? Какой ещё влюбленности? Дыхание перехватывало. Он не знал, что сказать, кроме выгравированного на обоженном языке вопроса. — Что между нами за отношения? Теперь оба они находились друг напротив друга красные, как вареные раки. Тело ощущалось ватным, хотелось плакать или смеяться или все сразу. — Не знаю, а ты как думаешь.? — Ой, да не мнись, я первый спросил! — Ну ты же что-то подумал, перед тем, как спросить меня об этом! Что? Время тянулось, языки тараторили. — А тебе зачем знать? Не увиливай! — Чтобы понять, на что мне рассчитывать. Это ты не увиливай! — А на что ты сейчас рассчитываешь? Тишина. Сириус смотрел на Римуса. Тот облизал губы, перекатил пальцем одну из крошек на столе. — Не знаю, мне казалось, мы слишком близки для друзей, — пожал он плечами. — Мы даже обнимаемся ночью. Мне казалось, у нас что-то вроде асексуальных отношений. Я давно не встречаюсь ни с кем, ты давно не приводил никого сюда, чтобы заняться сексом. Нет, может, я чего-то не знаю и… — Нет, ты прав, у меня не было никого уже больше года, — Сириус зачесал волосы назад, привычные пряди около глаз пропали, теперь в фокусе был только Римус. Тот кивнул. — Тогда я прав? Мы в романтических отношениях? Рот заполнил металлический привкус — Бродяга прокусил губу и с силой затушил сигарету. — Похоже на то. Хотел бы я знать, когда это началось, но Марлин были правы, мы как женатая пара с тобой. *** Вечер складывался не так, как мог бы, не как обычно. Друзья могли бы поговорить об общине, о делах Сириуса за минувшую неделю, о планах на завтра, о планах на неделю, но все, что происходило: молчание по разным углам квартиры и пластинка под потолком, играющая блюз. «I'm going through changes (in my life)» — пел Чарльз Брэдли, пока Сириус медленно вытирал голову на пороге ванной. Было страшно идти в спальню, хотя по установленному расписанию оба должны были уже лежать в постели. Сириус сверлил взглядом дверь в злосчастную комнату, пока Римус не вошёл туда, оглянувшись на друга. Они оба покраснели, но сделали вид, что так и надо. Превозмогая тревогу, Бродяга отбросил полотенце и вскоре был уже в маленькой спальне, куда помещалась только кровать, тумба и несколько полок с растениями. Низкий подоконник давно стал подставкой для воды и еды. Сейчас там валялась открытая пачка лакричных леденцов и несколько фантиков. Лунатик устроился на своем месте у окна. Он полулежал под одеялом смотря в маленькую карманную книгу-всезнайку, взгляд его, впрочем, был остановлен. Бродяга подошёл к кровати и нырнул под свое одеяло. Он стал пялиться в потолок, не зная, что им теперь делать. Парни разобрались, что между ними происходит, но как себя вести — не условились. — Ну чо, трахаться-то будем? — порвал неловкую паузу Сириус. Он взглянул на друга, тот был красный, как рак, но весело улыбался. — Нет, сегодня я не в настроении, — Римус неловко кокетливо повел плечом, вызывая тем самым лишь улыбку. Он был совсем не артистичным. — Черт, а жаль. Эта наигранная сценка никак не разряжала, а только усложняла сложившуюся ситуацию. Нужна была искренность, чувства, которые, видимо постепенно в них вырастали. Бродяга выдохнул. Он сел, оперевшись спиной о деревянную спинку кровати, и протянул руку, чтобы можно было лечь на плечо. — Иди ко мне? — эти нежные слова заставляли собственное сердце биться чаще, а щеки загореться. Оборотень пожал плечами и подполз ближе, отложив всезнайку. Они прижались щеками. Не то что бы все эти действия были необходимы для друзей, скорее, сейчас это имело больше смысла. Сириус закрыл глаза, чувствуя на своей щеке жар и покалывание щетины оборотня. Парни взялись за руки, перебирали пальцы друг друга. У Лунатика была холодная и влажная рука, хотелось согреть ее. Они сжимали пальцы друг друга, разжимали, гладили по щекам, плечам, сплелись телами в объятиях. Сириус чувствовал, на руках, шее влажные холодные пальцы, они мягко водили, плотно прилипнув у коже. Губы оборотня оказались в один момент слишком близко для того, чтобы не соблазниться. Поцелуй был нежным, насыщенным, губы двигались медленно. Сириус чувствал, как все тело прошивает райским удовольствием. Стон смешался с шуршанием свежей постели, запахи растворялись в запахе порошка, сплетались с ним. Бродяга пропихнул ногу между ляжек Лунатика, тот сделал то же самое. Близость была непревосходимой. Римус отстранился на мгновение, но его губы вновь оказались на губах Сириуса. Тот был снизу, кувырок и после — сверху, и обратно. Бродяга почувствовал, как руки друга сползают с его талии ниже. Шуршало дыхание, смешиваясь со всхлипами, пока набухшие оголённые члены тёрлись друг о друга. Сириус отстранился, издав жалостливый стон. — Не могу так кончить, — зашептал он, плавясь от одного только вида лохматого возбужденного Римуса. — Хочешь руками? — Да, давай. Сириус брал члены и в руки, и в рот, и даже в задницу, но сейчас ощущения от касаний к члену друга были совсем иными. Бархатная кожа, твердая плоть, жар. Бродяга двигал рукой довольно быстро, чувствуя ответные движения на своем члене. Он тяжело дышал, осыпал Лунатика ласковыми поцелуями. Друзья то и дело в упор смотрели в глаза друг друга. Все тело плавилось, дрожало. — Быстрее, — шептал Сириус в самые губы Римуса. Рука, не слушаясь, ездила уже как хотела, иногда дергаясь в стороны, стоны то и дело слетали с губ. Одеяла были откинуты и путались в ногах. Было невыносимо жарко, пот стекал со лба. Оборотень вдруг навис над анимагом, схватил оба члена в руку. Удовольствие было невыносимым настолько, что сложно было удержать себя на месте. Сириус впился губами в шею Римуса, вслушиваясь в несколько удивленный стон. Он всосал солёную кожу, пальцы впились в плечи друга, его спину. Хлюпанье снизу было все более явным — с каждым движением смазки становилось все больше. — Блять, — Сириус стиснул зубы, чувствуя, как тело прошивает долгий, мучительный оргазм. Несколько секунд превратились в вечность и эту вечность он смотрел в глаза друга, который уже не был другом. — Ах! — застонал Бродяга с выдохом и обмяк. Текстура постельного белья на какое-то время стала особенно ощутимой. Все стихло. Двое, сперма на простыни и животе, ночник в форме метлы, успокаивающееся, все ещё шумное дыхание.