На шаг ближе к концу

Щелочь горит на моей коже и это ощущается самой сильной болью, которую я мог бы испытать. Это ощущается точкой всепоглощающего ужаса, которая сосредоточена на прожигающем моё нутро химическом ожоге, и руке Тайлера, который не даёт мне уйти или сделать хоть что-то с этой болью. Когда Тайлер смочил губы и коснулся ими моей тыльной стороны руки, сердце билось быстро и с надрывом. Когда он высыпал щелочь на мою кожу, причина сильного стука сердца не изменилась. Это было всё так же из-за Тайлера Дердена. Всё в моей жизни теперь было связано с Тайлером. Когда квартира взорвалась и все мои кресла, столы, полки разбились об асфальт; когда я позвонил ему и встретил его в баре; когда он попросил меня со своей чертовой улыбкой ударить его. Именно тогда вся моя жизнь перешла под его власть. Я ударил его кулаком. Причинил боль, когда он попросил меня об этом. И получил в ответ такую же ярость. Когда я ударил Тайлера, он ударил в ответ. Был ли это действительно я, или же его отец? Или же вся его жизнь? На кого он был зол, кого представлял на месте меня? Были ли моменты, когда оставался только я и он, а не тысяча расплывчатых образов-виновников его злости? В любом случае, я с радостью буду занимать место любого, кого он хотел бы видеть. Приму всё, что он даст — любую месть с кулаками и зубами, что заляпаны моей кровью. Ведь я в идеале знаю, как ощущается чужая кровь на костяшках пальцев, кожа на которых лопается, едва попытавшись зажить после прошлых драк. Я знаю, как чувствуется во рту медь и пустота на месте, где был зуб. Знаю, какого это быть на грани сознания, когда кислород кончается, а хватка на шее становиться сильнее. Знаю этот первый глоток воздуха, эту эйфорию, и последующую за ней боль, потому что бой продолжается. Потому что ты не сказал стоп. Ты ещё в сознании. Я так же знаю, каково это испытывать облегчение не только от победы над кем-то, но и из-за поражения. Особенно когда тебя одолел Тайлер. Это его руки стали трафаретом моих синяков. Его ногти расцарапали мои ребра. Его пальцы оставили раны и кровоподтеки. Я весь исчерчен мазками его творчества. Каждая часть моего тела была омыта болью из-за него. И я не боюсь признаться себе, что это лучшее ощущение — полная передача контроля в руки Тайлера. Тайлер, который в любой миг может обернуть этот контроль против меня и уничтожить одним махом полностью, а не частями, как он это обычно делает. Это всё так же остается приятным — полное доверие окрашенное насилием и отобранной волей. И прямо сейчас насилие кричало на моей коже, где мгновения назад Тайлер оставил свой влажный поцелуй. Казалось, что щелочь прожгла руку насквозь и темная дыра ожога поглощала всё моё существование. И только голос Тайлера не давал мне соскользнуть. Только его жесткая хватка и взгляд пронзительных голубых глаз держал меня в сознании. Это напоминало такой же бой с ним, как и все предыдущие. — Почувствуй это. Я кричал от того, насколько сильно я чувствовал это. — Почувствуй это, — повторил он этим холодным тоном, который всегда вызывал озноб. Чувствую это, чувствую, повторял я, задыхаясь от слёз и слюны, что вытекала из уголка моего разорванного от крика рта. В моей голове звучал белый писк агонии, увеличенный во много крат. Оторванные нейроны в моём мозгу. Трескающееся сознание. Лопающиеся нервы. Медитация, думаю я. Найдите своего внутреннего ребенка. Обнимите его. Тайлер бьёт меня раскрытой ладонью по щеке. — Не прячься. Осознай эту боль. Снова удар по щеке, боль от которого я не чувствую. Когда что-то причиняет боль, что меньше существующей, тогда она становиться лишь маленькой назойливой мушкой, которая теряется на фоне огромной жестокости. Я пытаюсь выдернуть руку, но Тайлер держит крепко — до синяков и сломанных костей. До разорванных мышц и истекающей крови. Он держит меня в своих руках, продлевая боль, ухудшая ее. Он палач, топор которого лежит на моей шее. Лезвие, режущее с неспешным весельем, затем скукой. Пожалуйста, умоляю я. Это больно, продолжаю хрипеть я. — Запомни этот момент. Запомни эти ощущения и эту агонию. Он тянет меня к себе, и я тряпичной куклой карабкаюсь ближе. Его рука на моей щеке, большой палец вытирает слёзы. Щелочь продолжает плавить мою кожу. — Пока ты жив, ты можешь чувствовать эту боль. Когда ты умрешь, ты ничего не будешь чувствовать. Это не имеет никакого смысла. Мне больно, мне так больно, думаю я. — У тебя нет ничего, кроме собственного тела. Лишь эта оболочка, которая может чувствовать страдания, — говорит Тайлер, не отрывая взгляда от моего искаженного болью лица. Я хочу умереть. — Ты умрешь, — словно читая мои мысли, продолжает Тайлер. — Ты в любом случае умрешь и будешь гнить под землей вместе с другими. Потому что ты не особенный. Ты человек. Человек, который тратит свою жизнь на страх перед смертью, которая в любом случае доберется до него. Я мотаю головой из стороны в сторону и вновь пытаюсь вырвать руку, что безуспешно. Его ладонь на моем лице пропитывается слезами. Я хотел бы раствориться под ней. — Я могу отпустить тебя. Тогда ты попытаешься смыть водой щелочь и сделаешь только хуже. Он делает паузу, стискивая пальцы вокруг моего запястья сильнее. — Или же ты останешься на месте и возьмешь всю эту боль. Почувствуешь ее и насладишься. И тогда я возьму уксус и смою все страдания, которые ты принял. Это выбор без выбора. Иллюзия добровольности. Тирания под маской помощи. Но все равно, несмотря на это, я чувствую облегчение в груди. Облегчение от принуждения. Наслаждение от психологического и физического давления, которое Тайлер Дерден применяет ко мне в любую подходящую, по его усмотрению, минуту. Извращенная манипулятивная пытка. Пожалуйста, шепчу я между всхлипами. Я не знаю, о чем именно я прошу, но Тайлер знает. Он всегда знает. И поэтому Тайлер кивает, усмешка прорезает его лицо, выглядя почти хищно. Самодовольство, которое он источает, будто бы всё идет по его плану. Будто бы он с самого начала не знал, что всё так и будет. Что я сделаю всё, как захочет он, сдавшись после первой пощечины. Или же это были его пальцы, вытирающие мои слезы? Я вижу в его глазах гордость, которая воспламеняет каждый нерв в теле. Как послушная собака, что угодила своему хозяину, я мотаю невидимым хвостом из стороны в сторону, изнывая от всепоглощающей боли, которую причинил мне он. — Тогда прими это. Освободись от этого жалкого страха, который останавливает тебя при каждом шаге. Выкинь из головы значение слова «боль», которое было тебе навязано. Создай новое прямо сейчас. Полюби это ощущение беспомощности и неизбежности. И только тогда ты сможешь идти дальше. Только после того, как окажешься на дне. Я слушаю его голос. Огонь, который прячется под всеми словами. В глазах полыхает обещание гибели. Разрушение. Тайлер разрушит меня, понимаю я. Сломает, разгрызет на мелкие куски, умоется моей кровью, выпьет столько пинт, сколько сможет. И он будет улыбаться на протяжении всего времени, что будет делать это. И я буду не против этого. Я думаю о том, что давно изменил значение боли. Боль давно перестала ассоциироваться с чем-то мирским и, теперь кажущимся, жалким. Теперь я знаю, что такое боль. Боль — это облегчение и вспышка радости за секунду до того, как ты вырубишься от тяжелых кулаков незнакомца. Боль — это сквозная дыра в щеке и надколотые зубы. Это вырванные волосы, кровоточащий скальп и окрашенные фиолетовым глаза. Это множество раз сломанный нос и зеркало, отражение в котором ты уже не узнаешь. Ты забыл, каким была твоя жизнь до, потому что осталась жизнь только после. Жизнь до Тайлера Дердена и жизнь после. Каждый день это боль и наслаждение. Каждое мгновенье это тянущие мышцы и кровь. Крови так много, потому что тело не перестанет кровоточить, если не дать ему зажить. Боль — это пауза, это отдых. Это забытие. И конечно же боль — это Тайлер Дерден. Тайлер, с его золотистой кожей. С его ссадинами и ранами, которые делают его только красивее, в отличие от меня. С его кинопленками и расстёгнутой ширинкой, чтобы испортить суп. С вечным запахом сигарет, пота и адреналина. Крови. Это так же запах нашего дома. Запах мыла и протекающих труб. Запах мокрого гнилого дерева. Запах неизбежности и спокойствия, которое я испытал при первой встречи с ним. Тогда, на нудистском пляже, где он был совершенно голый, мокрый, с прилипшим к телу песком. Рассказывая про идеал, который живет лишь мгновенье. Тень огромной руки с пятью идеальными пальцами. Минута совершенства — вот и все что возможно. Мгновение, утекающие как песок через пальцы, но всё же существующее. Мгновение, которое тянется с самой нашей первой встречи и только рядом с ним. Тайлер вновь бьет меня по щеке, и это сильнее всех предыдущих раз. Его рука ложиться мне на шею. Сдавливает, прекращая любые звуки, что я издавал, и все мысли о доме, пляже, море. Из носа течет кровь — я понимаю это, когда жидкость со вкусом меди знакомо омывает мои губы и пропитывает рот. Голова болит от бесконечной разрушительной боли и от недостатка воздуха, который присоединился к ней. Если бы голова была воздушным шаром, то это был бы тот самый момент, когда она лопается. Лопается и окрашивает комнату и Тайлера Дердена в ярко красный. Такой яркий, как неоновая краска. Именно так, как ощущается боль в этот момент. — Не прячься от боли. Прими её. Ощути. Я начинаю ярче чувствовать дыру, которая продолжает расширяться и углубляться в моей руке. — Пойми, что смерть всегда рядом. Что ты никогда не сможешь спрятаться. Никогда не сбежишь. Прими мысль о том, что ты проиграл. Опустись на самое дно. Он говорит это так, будто бы я не был на дне до этого момента. Будто бы вся моя жизнь до взрыва собственной квартиры была освежающей и парящей. Будто бы существовал, хоть один чертов момент радости. Будто бы все клубы поддержки, в которые я ходил, знали мое настоящее имя. Будто бы химический ожог, которым клеймит меня Тайлер это худшее, что произошло в моей жизни. Это, однако, чувствуется, как облегчение. Как пьянящий алкоголь, который испортит твоё сознание настолько, что ты забудешь, каким никчемным ты был всё время, думая, что жизнь полна радости и счастья. Полна хоть какого-то смысла. Сейчас существует только моя обжаренная щелочью плоть и Тайлер, который дробит все возможные кусочки моей личности на части. Разбивает их, не жалея. Опуская на самое дно. Поэтому, когда Тайлер убирает руку с моей шеи, рыдания начинают сотрясать все мое тело. Сильнейшая истерика из-за боли. Нервный срыв из-за бессмысленности жизни. Плач за потерянными возможностями и глупыми страхами. Приходит облегчение. Тайлер подставляет мою руку под падающие капли соли, что усиливает боль, разжигая действие щелочи. Будто бы тысячи окурков тушатся об руку без малейшей жалости. Сигареты, которые напоминают мне Тайлера. Ему не нужно говорить, чтобы я стал плакать сильнее. Я понимаю, чего он хочет. Поток слез льется на мою руку. В сердце прожжённая дыра, идентичная той, что на руке. И она продолжает увеличиваться. Круговорот боли и страдания. Бесконечный момент агонии. Тайлер отпускает мою руку, но я ничего с этим не делаю. Соль всё также прожигает кожу. Я всё так же плачу, не шевелясь. Я больше не убегаю и не отрицаю боль. Он поднимает мою голову за подбородок, разглядывая моё лицо. Он улыбается. Тайлер выглядит так, как никогда не выглядел, даже побеждая в самом суровом бое. Он выглядит победителем, завоевателем. Палач, топор которого прорезал мою шею. Лезвие, окрашенное моею кровью и нанизанными мышцами. Он берет бутылку, и уксус льется на мою руку, прекращая все страдания. Я почти падаю от волны удовольствия, что пробегает по всему телу, но Тайлер держит меня за плечи. Его рука ложиться на мою щеку, скользит по уху, затем по затылку. Он сжимает мои волосы, приближая лицо к своему. Лоб ко лбу. Его дыхание на моих мокрых губах. Нейтрализованная щелочь на моем сердце. Язык Тайлера чертит линию по моей щеке, забирая слёзы, страдания, всхлипы. Я — треснувшее сознание, удовольствие и агония Джо. Поцелуй в уголке глаза, который крадет оставшуюся соль. Я — бесполезные слезные протоки Джо. Тайлер отстраняется и смотрит в мои глаза. Я — помятое сердце. Я — будущий шрам на руке, который оставил Тайлер. Клеймо на коже и костях. Яд в венах, сосудах, капиллярах. Зависимость и отвращение в одном человеке. Болезненная нужда в каждой по́ре. Пот страха и боли на коже. Я — это худшее и лучшее, что уничтожит Тайлер Дерден моими же руками. С моего позволения, но и без моей воли. С моей просьбы. С моей мольбы. — Смерть всегда будет внутри тебя. И пока ты этого не признаешь, ты постоянно будешь думать о боли, что тянет тебя вниз, — говорит Тайлер, и с каждым произнесенным словом, его губы касаются моих, окрашиваясь в красные пятна крови. Я закрываю глаза и делаю вдох, чувствуя только запах никотина. Блаженная пустота на месте, где должна быть душа. Слабость во всем теле и сознании. Будто бы выпил сильнейшее снотворное. — Открой глаза, — говорит Тайлер, и я делаю всё, что он говорит. Я смотрю на его губы с отпечатком моей крови. Выглядит как помада. Или же так, будто бы он разорвал чье-то горло зубами. Ни то, ни другое. Близко к последнему. — Ты на шаг ближе к концу, — шевелится его рот, образуя слова. Я на шаг ближе к концу, повторяю за ним. Его губы кривятся в ухмылке. Рука лежит на моем затылке. Пульсация ожога на моей руке. Ожог, который идентичен тому, что есть у Тайлера. Отпечаток моей крови на его губах и клеймо на моей коже. Мгновение совершенства. На самом дне. На шаг ближе к концу.