«Я — твоя хрупкая бабочка,
Юная, таинственная и печальная,
Развернувшая средь небес свое знамя».
7-ое апреля, Двадцать девятый год периода Хэйсэй. Время: около шести утра.
[Track 1] Оглушительный звон горластого будильника, не принимая никаких возражений, насильно тянет ее прочь из сладкого мира сновидений, сотканного паутинками пылкого девичьего воображения: с пушистых ресниц слетают сахарные снежинки последних грез. Она вот-вот очнется и угодит в удушающие объятия нового учебного дня, пусть и не сразу — девушке еще предстоит одержать верх в неравной борьбе с прогретым футоном, за ночь сроднившимся с покладистым телом хозяйки. Если трезво оценить шансы юной леди на победу, вероятность проиграть «битву», к прискорбию, куда выше. Если бы не подспорье в лице старшей сестры, разгромное поражение не заставило бы себя ждать. Одно мимолетное прикосновение Канаэ — Синобу мигом вытаращила заспанные глазки и, согнав дымку дрёмы, неуклюже приняла сидячее положение, распрямив точеные плечики. Механически одергивая задранную до живота хлопковую пижамку судорожными рывками тоненьких пальцев, неисправимая соня ведущей рукой вяло прощупывала шершавые татами в слепом поиске драгоценной расчески (на всклокоченной голове воцарился такой хаос, что обозвать это спутанное буйство колтунов «прической» можно было только в качестве нелепой издевки). Пора маленькой ночнице наконец выпорхнуть из постельного кокона и расправить мятые крылышки. Семерка на странице настенного календаря, обведенная красным маркером, ознаменовала отправную точку, с которой для выпускницы начнется заключительная фаза школьной жизни. Неподалеку со змеиным шипением зашкварчила раскаленная сковородка, а значит, сестрица уже вернулась к приготовлению еды (масляный запах золотистых ломтей свинины, обваленных в пряных крошках панко, успешно перекочевал в спальню из кухонной теплыни, разбудив аппетит девчушки раньше нее самой). Как же замечательно, когда в семье есть хоть кто-то, не знакомый с коварным понятием «лень»: воодушевленно постигая Метод КонМари, вычитанный ею из книги, Канаэ черпала из нудного процесса искорку магии. Она вывернула ненавистную многим рутину наизнанку, ровно заношенный джемпер перед стиркой, и приправила ее щепоткой волшебства. Усилиями Котё заброшенный домишко преобразился: впредь надлежащее местечко обеспечили каждой вещичке. По выходным девушка вытряхивала пожитки на пол и, растроганно поглаживая их поверхность, отбирала те, что вызывают у нее в груди эхо «токимэку». Нээ-сан будто бы вообще отринула отдых (частенько оберегая младшим домочадцам лишний часок на сон) — укрыв ухоженную блестящую копну узорчатым платком, неугомонная труженица без передышки металась от плиты до сестринских спален, попутно делая экспресс-уборку, и, казалось Синобу, не знала навязчивой усталости. Ненастье или невзгоды — она улыбалась всегда: так миролюбиво, лучезарно… На фоне неунывающей сестренки-ангела непомерная вспыльчивость меньшой Котё ощущалась особенно резко. Загадка, как в этой тощей малышке помещалось столько осиного желчи... — Утречко!.. Я привела в порядок твою форму и сложила у изголовья. Ждем тебя к завтраку! Не торопись, сестричка, успеется, — заглянула между делом в комнатку старшая, успокаивающе похлопав по встрепанной головке миниатюрной ладошкой, по-матерински мягкой. Одолев зевоту, Котё-младшая потянулась. Сегодня у нее намечен длиннющий список важных дел, а она, как на зло, не собрана, все копошится… Подъем, Синобу, подъем! Неохотно упрятав спальные принадлежности в стенной шкаф и подобрав стопку одежды, Синобу бесшумными шажками затопала в ванную. И не знала, за что взяться в первую очередь… Сперва бы умыться да оклематься, пока пол из-под ног не ушел. Собственное отражение словно и не принадлежало ей вовсе: даже снежное банное полотенце на фоне ее обескровленной кожи выглядело не таким уж и белым, вполне себе «живым». Не особо хотелось в очередной раз услышать в свой адрес «бледная моль» от одного невоспитанного засранца, до боли напоминающего детеныша черного ринопитека, которого с боем отловили в горах Юньлин, наголо побрили ему тельце, не затронув только дурацкий хохолок, и повелели страдальцу во что бы то ни стало получить образование. Да у реального примата из диких лесов манер и такта того больше: помой, расчеши да приодень — за приличного человека сойдет! Конечно, не пристало президентке студсовета сыпать бранью. Но это же мысленно, а, следовательно, кто запретит ей чутка ругнуться в гордом одиночестве?.. Разгоряченный поток обволакивал лаской оголенную спину, ластясь к телесным изгибам полупрозрачным паром. Захватив в ладонный «ковшик» немного теплой водицы, худощавая девочка взбодрилась: школьная медсестра, Тамаё-сама, нередко выказывала опасения по поводу болезненного внешнего вида старшеклассницы. Синобу перепробовала все: корректировки питания, оздоровительные тренировки, прогулки в парке на свежем воздухе, а вес, будь он неладен (хотя куда уж хуже…), застыл на вызывающей беспокойство близких метке в тридцать семь килограмм и был не намерен подниматься. Легла бы в больницу, однако некогда: на нее возложено слишком много обязанностей и надежд. Даже в душевой кабинке Котё строила на семестр амбициозные планы: выложиться на все сто на грядущем спектакле и показать себя перед директором во всей красе. Не за горами масштабный фестиваль в часть столетия с момента строительства здания академии — «День глициновой кисти», когда учащихся от мала до велика сплотят креативность и энтузиазм. В этом Кимэцу сохранила приверженность традициям. Обитель творчества и эрудиции распахнула двери для пытливых умов еще в середине эпохи Тайсё, приурочив открытие к началу сезона цветения вистерии. Непостоянный мир не стоял на месте, являя предвкушавшему перемены обществу настоящие венцы архитектурной мысли, в число которых вошла и престижная школа, чей величавый облик спроектировали по западному образцу мастера своего дела. Детишки, девушки и юноши считали Кимэцу вторым домом, а местных учителей — справедливыми наставниками, готовыми в час нужды протянуть руку и помочь им познать эту запутанную жизнь. Ни гнилые плоды войны, ни кризисные годы не задели защищенный лиановым плащом храм знаний, а стихийные бедствия немыслимым образом обошли его священную территорию. С той поры почти ничего не поменялось — ну, разве что выцветшие фасад и черепицу подвергли масштабной реставрации, а былую униформу значительно осовременили: на смену широким подпоясанным хакама и узким кителям с гербом глицинии на сверкающих металлических пуговицах пришли холеные твидовые кардиганы и брюки широкого кроя — отныне ничто не стесняло движения молодых дарований в светлое будущее. Девиз на табличке у каменных ворот мудро гласил: «Потерянный в темноте светлячок, даже угаснув, свой приют обретет: „Всякий, кто ищет, непременно найдет“». Ученицам также давали на выбор складчатые юбки, схожие с разложенным бежевым веерком, — атрибут, что временами доставлял Котё немало хлопот: худоба вынуждала ее заправлять туда блузку, дабы случайно не потерять юбочку по дороге на учебу. Придется-таки вновь навестить Масао в швейном кружке. Он наделен талантом созидать наряды буквально из ничего. Признанный бог нитки и иголки, славится скоростью — творит, пока спичка горит. Ответственный, не придраться (картину портит пара «но»: извращенец до мозга костей, не упустит шанса тайком укоротить ткань на сантиметр-другой, а про снятие мерок и обсуждать нечего — за ним нужен глаз да глаз, чтоб поменьше шаловливые ручонки распускал и не использовал портновские ножницы не по назначению). Развратный «модельер» умудрился облапать музу вдоль и поперек, зато платье обещало превзойти ее самые дерзкие фантазии: распухший от дюжины оплеух Маэда клятвенно заверил, что преподнесет одеяние «Принцессы Лоз» в аккурат к пробному выступлению, только «добавит ма-алюсенький штришок» (значило ли это — «убавит длину подола до резинки трусов»?..). Проконтролировать Масао для профилактики все же не повредит... — Хм, вроде бы, прежде она мне по колено была… Неужели я прибавила в росте?? Хорошо бы… Еще «во-о-от столечко» — и дурак из «1-B» точно постыдится дразнить меня малявкой, — вертясь и стряхивая с себя невидимые пылинки, прихорашивалась у зеркальца бабочка. На совесть уложив густые черные волосы, плавно переходящие на волнящихся концах в фиолетовый, Синобу сосредоточенно зажала в зубках шпильку. Перед началом уроков она составит мини-группу поддержки неопытному офицеру Дисциплинарного Комитета. Чтобы на досмотре дресс-кода перед господином Убуясики не ударить в грязь лицом, необходимо выглядеть на высшем уровне. Ух, как же некстати волосинки топорщатся… Нужно задействовать весь комплект невидимок и для верности зафиксировать лаком предательские прядки. И вишенка на торте — закрепленная сзади лиловая заколка-монарх, чьи цепкие стальные лапки неустанно поддерживают укладку, — символ идеальной симметрии в гардеробе Котё, ее преданная подруга и визитная карточка представительниц их семьи. Каждая заколочка обладала неповторимыми орнаментом и цветом, воплощая собой чарующую индивидуальность троицы девушек. Завязав под воротничком лиственно-зеленый галстучек, украшенный паттерном асаноха, и нанеся на губки тонкий слой пунцовой помады, дотошная Котё добавила на щечки аккуратные мазки персиковых румян с целью придания им игривой розовины и растушевала кисточкой. Веки решила не подводить: симпатяжка безмерно кичилась своими достоинствами, ибо для этого у нее имелись веские основания. Художники минувших лет отождествили бы ее с девственной чашей орхидеи, выведенной тушью беглянке с рисового полотна, соблазняющего людские взоры. Родись она веком ранее, неземную красоту девы запечатлели бы на сотнях гравюр, воспели бы в тысячах стихов... Никакой скверный грубиян не посмел бы язвить над Синобу… Мечтать не вредно. Есть в этой жизни вещи, которым не суждено сбыться… [Track 2] Удостоверившись, что все надоедливые «изъяны» устранены, девчушка удовлетворенно улыбнулась и с хихиканьем подмигнула зеркальной близняшке на прощание. Эх, не выходило у нее, как у сестрицы — «с непоседливыми ребяческими ямочками по обе сторонки от уголков губ»: смотрелось слишком натянуто и фальшиво, что ли… Это же не так сложно: всего-то правильно изогнуть рот, — почему же тогда ей не удается..? Раздосадованно надувшись, мотылек выпорхнул из комнатки навстречу двум другим «чешуекрылым созданиям», что слетелись на совместное чаепитие. «Утречко, дражайшие телезрители!.. Надеюсь, Вы уже настроились на позитивную волну, потому что денек будет жарким: после полудня ожидается значительное повышение температуры! Ох, как же я соскучился по знойному лету! Разве не здорово, что оно нагрянуло к нам так рано?!. Спрячьте свои дождевички на са-а-а-мую дальнюю полку и достаньте веера — я свой всегда держу наготове — погодка обещает быть ясной..!» — телеведущий, окруженный вырвизглазными пчелиными сотами, жеманно елозил на кресле (возможно, его пестрый костюмчик заполонили чесоточные клещи). Слащавый голосок в утреннем выпуске «SOLiE24» даже при максимально пониженной громкости действовал Синобу на нервы. «Старичок» Панасоник, перешедший в их собственность с отъездом соседского дедули, то и дело барахлил, сигналы его рябой экран принимал с опозданием, так что понадобилось с ним повозиться. Окончательно заткнув опостылевшего болтуна с четвертого клика пульта, Котё дразняще проворчала: «„С Вами был Дома... Точнейший метеопредсказатель в Японии! Прервемся на рекламную паузу“!.. Жарко и ясно тебе, ха! Думаешь, вырядился в вычурную круизную рубашку — я разомлела и купилась на твое цирковое шоу. Ты нас той же чепухой зимой морочил, а потом страну непролазные сугробы накрыли! Жалкий врун... У тебя семь пятниц на неделе..!». Не доверяла она притворному блондинчику с прилизанной шевелюрой и глазенками, переливающимися всеми цветами радуги!.. Речь у него чересчур наигранная, а подставу с февральской метелью Котё ему вовек не простит... Чудо, что его до сих пор с канала под зад пинком не выперли: у него не «предсказания», а хаотичные тычки пальцем в небо... Погодите... с чего это вдруг Нээ-сан дождевики с вешалки сняла?.. Неужели и ты туда же, Канаэ?! Как можно слепо внимать ненадежному ноунейму, который под бредовым псевдонимом работает?!. Уловив носом приглушенные нотки вустерского соуса, брюзга проглотила возмущение, затушив внутренний пожар. Вот как тут сердиться?.. Наоборот, ее снедала вина. — Сестренка, я в школе покушаю, обещаю!.. На этот раз уж точно, честно-пречестно!.. — наспех утрамбовав палочками вырезку тонкацу на перине из риса в компактную коробочку бэнто, невинно поклялась Синобу, параллельно скрестив пальчики за спиной и явно забыв сказать: «…если вспомню». А потом еще удивляется, куда это масса улетучивается… Синобу корила себя: для нее ни свет ни заря стараются, а она не в состоянии выкроить пять минуток на законном обеденном перерыве ради заботливой родни. — Ты не будешь завтракать вместе с нами?.. — в смятении пролепетала усевшаяся за котацу приемная сестра: Канао с первых денечков пребывания в доме следовала благотворному примеру Канаэ: вставать, заслышав птичью трель; работать не покладая рук и излучать позитив, заменяя опечаленным солнце (пока что третье давалось Цуюри с переменным успехом — сказывалась зажатость, обесцветившая ее личность под деспотичным влиянием биологического отца — даже по сущей мелочи девчушка взглядом просила у собеседника прощения, избегала продолжительных зрительных контактов). Старшая Котё безобидно зажмурилась, мол, не тревожься, все в порядке: твоя сестричка совершенно здорова. Синобу с согласными кивками выровняла покосившееся насекомое на конском боковом хвосте брюнетки и умильно потискала ту за щеку: хорошеет день ото дня. Как же она похожа на их мать… Бывают же совпадения… Задумчиво погрузив контейнер в глубины синенького тоута, девушка поставила прямоугольную сумку на деревянный порожек и, приземлившись рядышком, сунула изящные ножки в безукоризненно начищенные кожаные туфли. Если бы не предпраздничная суматоха, так бы и просидела на энгаве под сенью крыши, часами любуясь причудливыми пляской солнечных зайчиков под серебряные дини фурина. Обратить бы годы вспять и заново пережить детство... Лежать, придавая плывучим по синеве облакам незатейливую форму эфемерных зверюшек, резвящихся с друзьями на раздолье небесных лугах. [Track 3] — Увидимся на занятиях!.. Будем держать за тебя кулачки!.. — примчались девчонки пожелать той удачи: что уж говорить, Синобу с замиранием сердца приближала сегодняшнее утро. Насколько бы проворно та ни скрывала панику, она нервничала, поджидая подвоха от лукавой судьбы. То, что минувшую ночь она проспала беспробудно, не мучаясь в чертогах кошмаров, уже само по себе несказанное везение… В капризном возрасте Синобу не испытывала подобного волнения: жила себе безбедно, после садика катаясь на качелях у детской площадки и не задумываясь, что однажды обыденное «завтра» не настанет для мамы с папой, а когда-нибудь — для нее самой. Только благодаря стараниям сестрицы младшая Котё помнит, какими те были потрясающими... Такиногаву обступала суета. Родители Котё познакомились здесь еще подростками, разделив желание встретить тут первые седины на висках. Они тешили себя мыслью, что их дочери будут расти вдали от тесных токийских улочек, толпы пешеходов и теснящих друг друга многоэтажек — под шатрами раскидистых деревьев в цветочной колыбели певучих птиц. В центре Токио царила в корне противоположная атмосфера. Захаживая в квартал Синдзюку по нехитрым матушкиным поручениям, Синобу ощущала себя забитой бабочкой, чьи лоскутные крылья намертво пригвоздили вострыми булавками, а обезображенную бедняжку обрекли вечно томиться под запотевшим стеклом. При дневном свете городские небоскребы, бликующие на солнышке, и впрямь походили на громадные панельные кубы, грозящие в любое мгновение обрушиться и расплющить кислые тельца тщедушных муравьишек, мельтешащих по улочкам сутки напролет. Невесомые прядки безмятежно колыхались под прохладными дуновениями весеннего ветра, словно блестящие кисточки бахромы. Скучающе пошаркивая носочками, розовощекая неторопливо переминалась с ноги на ногу. Возле нее танцевал куроагэха. Черный кавалер шествовал за девчушкой с малолетства, как за обворожительной покровительницей. Едва ли это один и тот же... Махаоний век недолог. Синобу пригласила скитальца на лоно своей ладоньки. Тот зацепился за выставленный мизинчик крылатым колечком, скрасив ей мучительное ожидание. — Для тебя здесь слишком опасно. Пожелаешь мне удачи, малыш..? — чудеса, да и только... как он проскочил в метро?.. Обычно маячащие по подземке клерки под ноги не смотрят, то и дело прижмут насмерть парочку страждущих насекомых. Бесстрашный парусник юркнул за благодетельницей прежде, чем входные дверцы сомкнулись. [Track 4] Путешествие на поезде летнего подсолнечного оттенка умиротворило Котё: вагон попался совершенно безлюдный и просторный, позволив ученице расположиться с комфортом, не отказывая себе в свободном пространстве. Рэтро-транспорт сберег в себе дух целых поколений и совсем не изменился. Внутри по-прежнему витали пчелками отголоски полевого мёда, на вдохе щекоча ноздри… Заткнув уши треками Мили, школьница укуталась в шелковый флер инди-музыки и отправилась в неспешную вылазку за границы уютного райончика — в Кимэцу, где старшая сестрица преподавала биологию, а Канао проходила второй год обучения в старших классах (соседствующие клубы Цуюри и Котё-младшей дружили со дня основания, хотя икэбана и фармакология — весьма экзотическое сочетание). Да, неблизко, зато туда лежит ее чуткая душа. В низинах музыкального плейлиста заиграла лелеющая барабанные перепонки композиция «YUBIKIRI-GENMAN». Фантазерка боготворила эту мелодичную песню: ставила на повтор и, вопреки тому, что заслушала ту до дыр в количестве, неподвластном счету, не разлюбила ее, вторя шепчущим пением каждой заученной наизусть строчке. Несомненно, кто-то записал бы восторженную слушательницу в категорию недалеких чудил: Синобу необъяснимо раздражал вступительный куплет — единственный, что она намеренно не пропевала, объявляя на фразе «Твое странное лицо напугало меня» коротенькую забастовку. Дело в том, что на второй строке со дна бессмертной реки девьей памяти всплывал, откровенно говоря, не самый приятный ей парень, не то чтобы незваного гостя кто-то приглашал или типа того… Невозможно одновременно пугать человека до чертиков и доводить его до белого каления, но тот нахал с поставленной задачей справлялся превосходно, «ханамару» за невиданную целеустремленность!.. Вот бы он ее в правильное русло направил — например, на исправление оценок, — цены бы ему не было! Ух, нравится же некоторым неучам на дне рейтинга успеваемости на ломком волоске болтаться да окружающих разочаровывать… Мать с отцом, поди, отреклись от безнадежного сынка: то, что их невежественный отпрыск добрался до старшей школы, сродни чуду, поскольку звезд с неба он не хватал, прочно завязнув по горло в болоте плохих отметок… К сожалению, в развитии мальчишка застрял на стадии бесноватого детсадовца, не обремененного интеллектом. По этому дислексику плакал стул в классе коррекции, а он аж до третьей ступени школы дополз. Без божьей помощи (или нечистой силы) здесь точно не обошлось. Задолго до плановой остановки прилежную ученицу встряхнуло до дрожи (и не потому что захандрившему водителю приспичило экстренно затормозить). Некто сжал рукав девушки и достаточно настойчиво за него потянул. Беззвучно вскрикнув и недовольно вытащив наушник-капельку, Котё тяжелой посадкой спустилась с небес на землю. Наморщив вздернутый носик, она обернулась и оборвалась на гневном полуслове: ей дружелюбно щурилась махонькая седенькая старушка в соломенной шляпке с индиговым цветочком на ленточном ободке. Оторопев, девушка неловко подсобила загадочной попутчице взобраться на недосягаемое сидение, сравнимое, по старческим меркам, с вершиной Фудзи, и пристроила подле нее корзиночку. [Track 5] — Обаа-сан, п-простите за нерасторопность!.. Я не заметила, как Вы зашли!.. — в извинениях склоняла головку Котё, упрямо игнорируя беспечные отмашки бабули и силясь загладить перед той проявленное неуважение. — У Вас такой цветок красивый!.. — улыбчивая незнакомка устроила шляпу на коленочках и молча сняла с атласного бантика безропотный бутончик: берущие начало от беленького пестика насыщенно-голубые лепестки образовывали сошедшую с небосвода крошечную звездочку, которую щедрая спутница без раздумий вручила изумленной черноволосой. Та, было, застенчиво отнекивалась, но в итоге уступила, с кроткой благодарностью переняв неожиданный презент в раскрытые ладошки с просьбой при первой же возможности поместить стебелек в источник воды, ибо без него «все цветы смертны». — Хо-хо, мой подслеповатый глазок не проведешь: такой красавице немофила и вправду к лицу!.. Не бойся за престарелую чудачку — я нарву на своей ферме еще: у меня они цветут с небывалой силой!.. — заверила цветочница, наблюдая за тем, как Котё селит американскую незабудку в уютном кармашке лимонно-желтой кофточки. Рановато в этом году они раскрылись... Может, она ухаживала за ними по-особому?? В противовес старшей сестрице, Синобу в садоводстве не разбиралась... — Держу пари, ты уже похитила чье-то сердечко… Мой тебе совет — прижми его крепко-крепко и ни за что не расставайся с ним!.. Хе-хе, чувствую, вскоре обзаведешься завидным женихом, ведь неспроста «голубоглазки» на языке цветов сулят истинную любовь!.. — в шутку ткнув ту крючковатой тросточкой, невзначай нагадала компаньонка, оживленно болтая резиновыми сапожками. Уж больно чудно́ приоделась, еще вдобавок вооружилась несуразным зонтиком с прохудившимися складками, заставшим истоки правления Сёва, если не закат Мэйдзи (не сказать, что бабушка до такой степени «древняя», — вон, и зубы все на месте, за крохотным исключением, — просто ее скукоженная мордашка смахивает на веселую изюминку…). Разве синоптики вообще обещали дождь? Накануне по телевизору Синобу отчетливо расслышала уверенные прогнозы диктора про ясную погоду в регионе Канто, причем в течение месяца, про дождинки ни слуху ни духу (но по телеку вещал же Доума, а у этого отпетого мошенника все сбывается с точностью до наоборот)... Ладно, зря Котё тут разнегодовалась: у пожилых людей свои «заморочки», которые продвинутой молодежи не понять. В любом возрасте кроются некие потайные «прелести», порой не нуждающиеся в разумном объяснении. Вдруг бабуля не здешняя… Негоже ее осуждать. М-да уж, не прогадала: Синобу «похитила» сердца доброй половины парнишек академии: завидев «предмет воздыхания», бедолаги разучивались ровно дышать. В кругах Кимэцу у очаровашки водились своего рода «почитатели», которых та не воспринимала всерьез: на День святого Валентина ни одному из несметной оравы рьяных фанатов не прислали заветный мешочек хонмэй-тёко с самодельной шоколадкой, подтверждающую взаимность объекта их обожания. Жестоко… Синобу не питала ни к кому из поклонников ничего, переходящего за рамки субординации и обыкновенной вежливости, а от игры чужими чувствами на потеху ненасытному эго воздержалась. На Белый День паренькам конкретно сносит башню: отвергнутые, но непрошибаемые, юноши не сдаются. Почтовый ящичек Котё по швам трещит от их «знаков внимания». Почтальон Гото с последнего инцидента все еще не оправился от болючих шишек и психотравмы: он толкнул в прорезь наглухо забитой коробки «фатальный» конвертик. В любви как на войне: из нее с грохотом «выстрелило» подарочным залпом — потревоживший ящик Пандоры невезучий мужчина потонул в потоке писем, пирожных, пакетиков маршмэллоу и прочих безделиц. Один «умник» даже комплект кружевного нижнего белья додумался подсунуть... Масао потом неделю прощение вымаливал, а его недвусмысленный сюрприз превратился в пригоршню пепла, развеянную на заднем дворе. — Все мальчишки, которым я нравлюсь, до смешного глупые, порой мне их жалко: они не видят дальше собственного носа, — не удержалась она от сочувствующего смешка: парней, имеющих на нее виды, действительно заботила сугубо миловидная оболочка, а дальше конфетной обертки никто и не заглядывал. На первых порах Котё дико льстил водопад комплиментов во славу ее фарфоровому кукольному личику — ровно до тех пор, пока она не осознала простую истину: эти юноши влюблены не в нее саму. Однажды их страсть угаснет вслед за ее миловидной внешностью. С трудом верится, что среди мужчин хоть кому-то в целом свете есть дело до ее внутреннего мирка… Зато нашелся смельчак (точнее — безумный камикадзэ), что с раздражительной регулярностью ставил ее привлекательность под сомнение. Низкий рост — «Козявка» (сам-то — чуть за полтора метра, и то с начесанным ирокезом, а гонору с лихвой хватит на две пятиэтажные академии — там еще и останется)… Открытый лоб — разумеется, «Лобастая», классика жанра. Крупные глаза — «Лупоглазая» (они у нее, в отличие от некоторых, не косят…). Присутствуют намеки на бюст и бедра — без вариантов «Плоскодонка» (не стоит искать в его «гЭниальных» изречениях зерно маломальской логики — она давно умерла в муках за компанию с его адекватностью). Еще эти пренебрежительные «-тян», нарочито подчеркивающие слабости Синобу, — коротышки с хрупкими костями, не способной дать сдачи обидчику. И самое, пожалуй, осточертевшее прозвище, на которое задира истратил все запасы своей оригинальности… «Пальцекрылка». Вот как у него только язык повернулся уподобить божественную бабочку с этой бесцветной страхолюдиной на кривых белесых ноженках?!. Серьезно, вы бы ее видели!.. «Ты нахера ей крылья обломала и на башку напялила, живодерка сопливая?? Смотри, как бы тебя такую ветром не унесло!..» — ну это уже ни в какие ворота!.. Вот ведь выпендрежник! Не разбирается в энтомологии (собственно, как и в остальных дисциплинах, что уж греха таить) — нечего и умничать, выставляя себя круглым идиотом!.. Видать, на кое-кого зависть давит: уродился образиной неказистой, от того и бесится! Вот уж на ком матушка-природа отдохнула в отпуске… — Он заждался на горизонте! Будь начеку: бездумно разбрасываясь неосторожными словами, упустишь свое счастье!.. — не унималась вошедшая во вкус (или в транс…) пассажирка. И кто же, интересно, ее избранник?.. Судя по всему, это на редкость ранимый тип с тончайшей душевной организацией!.. Прям ходячая хрустальная ваза!.. — …Помни: они режут человека без ножа — вырывают из грудной клетки сердце, бросая за собой невосполнимую пустоту… Эту безжалостную брешь практически не поддается исцелению… Не всегда выпадает шанс вернуться назад и исправить совершенные ошибки. Не только по уши влюбленные бывают близоруки. Заболтала я тебя бедную... Ты куда-то спешишь? Нет?? Хочешь, я тебе поучительную сказку оставлю, чтобы времечко с пользой скоротать? Взять к примеру моего младшего внука — он не шибко с литературой в ладах, а стишки бабули взахлеб читал!.. — теперь и не отвертишься... Неудобно как-то отвечать отказом этому простодушному седому одуванчику, к тому же поездочка до горного подножия точно на часок растянется, поэтому Котё согласилась. Убрав плеер с глаз долой, девушка сцепила ручки в замочек и снисходительно кивнула старенькой сочинительнице: недаром же Канаэ прививала заядлой проказнице усидчивость. Книжечка оказалась вертикальным карманным блокнотом с пожелтевшими листочками, вкрадчиво шелестящими при щекотном соприкосновении с подушечкой указательного пальца. Оформление занятное такое выбрали — стилизованное под старину... «Моим неразлучным мальчишкам» — значилось на разрисованной чернокрылыми птицами обложке. Трепетно огладив шероховатый корешок, Синобу с замиранием сердца раскрыла рукотворное произведение. Витиеватые кандзи вывели фудэ — филигранно, без тени халатности — не отрывая от поверхности бумаги кончика кисти. Растянутые в длину строки сплелись в причудливые узоры, в мгновение ока обвив мысли молодой читательницы плотной тесьмой. Просто... — ...невероятно... В сёдо Вам нет равных!.. — завороженно пролепетала школьница на выдохе. Это не было безосновательно преувеличенным комплементом, сказанным из почтения к пожилой даме, — каждый книжный дюйм поэтесса раскрасила пламенем эмоций. Детище сказочницы изначально не предназначалось для широкой аудитории. Она, вне всякого сомнения, посвятила свои кропотливые труды кому-то из близких — сыновьям, внучатам или племянникам. Те «мальчишки»... женщина искренне ими дорожила. Они, должно быть, сейчас уже совсем взрослые, живут порознь, а единственное доказательство их существования — книжонка, сочиненная любящей бабушкой... — Могу я спросить, как Вас..? Куда подевалась бабуля?.. Растворилась? Сквозь землю провалилась?? Что-то Синобу ее проморгала… Неужто на остановке выскочила, когда Котё отвлеклась на разглядывание стайки воронят?.. В этом крылось зерно правды: она не отдавала себе отчета о том, сколько времени потратила на немое восхищение. Как-то совестно присваивать столь памятную другому человеку вещицу... В голове не укладывается: расстаться с ней и ни капли не сожалеть о принятом решении... Это имеет смысл, если только старушка написала несколько экземпляров, да кто знает... А вдруг в будущем не свидятся?.. Проблематичная задачка: на сборнике даже псевдоним не указан. Подсказок нет от слова совсем... Не хочется зацикливаться на ненужном негативе: Синобу непременно разыщет старушку. До того момента правильнее держать творение женщины в целости и сохранности. Любопытство вновь взяло над ученицей верх. На форзаце, ярко контрастируя с переплетом, кружили неряшливые птицы с меловым окрасом. За ними следовала глава «Хацухару». Строфы стелились по страничкам грациозными вихрем из чернильных «перышек».***
[Track 6]
Холодные лета. Провинции терзает зверский голод.
Столицу пожирает суета. На пиршестве стервятников вином разлился смерти гогот.
Немало выпало на долю островного государства распрей.
Безгрешная любовь не околела под натиском бесчисленных препятствий.
У берегов безмолвных вод, где семгу и тунца ловили паутиной из бамбуковых сетей,
Одной ткачихе работящей в подспорье боги ниспослали семерых детей.
Ей первенцем был уготован мальчик-альбинос.
Его сроднили с бесами за белоснежье кожи и вихров волос.
Соседские ребята грозились белую ворону бросить на костер.
Друзей обрел тот средь беззлобных братьев и приветливых сестер.
Второй по старшинству сын клялся за него стоять горой,
Однако, мочью обделенный, сам дрожал в слезах за братскою спиной...
По мнению пьяницы-отца, супруга и мальцы его в семье были «равны».
Больны, глупы, тщедушны и одинаково дурны...
«А отпрыски мои сравнимы с рыбой, выуженной из грязной лужи, —
День ото дня те выглядят все хуже. Нет, никому из них не стать воистину достойным мужем».
Одна лишь матушка юнцов своих забитых утешала:
Смахнув росинки слез, обогревала чад накидкой одеяла.
«Ваш батюшка порою слишком строг...
Но верю я: полюбят вас, когда наступит срок».
Из-под покрывальца ершистый показался хохолок:
«Никак все в толк я не возьму, каков нам будет от женитьбы прок!..
Когда со мной мил брат, а младшая сестра — нежна,
К чему тогда вообще жена?! Она мне не нужна!..».
«Нет смысла пререкаться с госпожой судьбой.
Нам не дано понять того, что предначертано ее рукой...
Когда на свете чуть подольше проживешь,
Ответ на свой вопрос ты по крупицам соберешь...».
Года неумолимыми ручьями через пальцы утекали,
Покинули родимое гнездо птенцы и, оперившись, возмужали.
Их клятва сохранить семьи оплот, подобно штормовому ветру, окрепчала.
Тугая шелковинка уз запястья неразрывно меж собой связала.
Весною незапятнанные души пленяет древа сакуры расцвет,
Что плечи юношей вишневыми ветвями обнимает.
В груди податливую глину разминая, в жаровне страсти сердце обжигает,
Влюбляя тех, кому едва исполнилось шестнадцать лет.
Пока сестричек искусной вышивке на пяльцах обучали,
Сыны гулящего папашу на поприще рыбацком выручали.
Старшой, сноровисто сманив в ловушку косяк из непокорной иваси́,
Меньшому наказал: «К братишке восвояси ты сардины отнеси».
Второй ребенок, чуть рассвет забрезжит, на рыбном рынке за прилавком бдел.
Отец считал невежду этого негодным для ведения торговых дел:
«Читаешь кандзи невпопад, к арифметическому счету не приучен,
Как бестолковый мертвый груз, что мамку мягкотелую замучил!..».
Бескрайние владенья океана детенок не напрасно избегал.
Надменный взор его зерцал навек трусишку застращал.
Давным-давно коварный омут в тенёта кролика наивного поймал:
Как в муку обращается истома, еще малюткой отрок на себе познал.
Полдня уставших горожан гнетущей духотой морило.
Веером утива несчастных от погоды, благо, защитило.
К границе моря и небес потухший круг склонило:
Скрипучие сверчки на славу убаюкали светило.
Парнишка неприкаянный на коробке́ беспрекословно восседал.
Улыбкой он народ встречал, зевак к прилавку зычным кликом зазывал.
Ушедшим вслед свистел, плюгавенький нахваливал товар, ручишками отчаянно махал.
Немало потенциальных покупателей спугнул его «доброжелательный» оскал.
На городской базар мальчонка чуть того помладше прискакал.
Он ребятенка с кипарисовым ведром сопровождал: «Нии-тян, нас Санэми к тебе послал!».
«Себя зазря не утруждайте, Сюя и Хироси!..
Я сам поклажу разгружу, коль Аники о помощи нас просит..!».
Внезапно тот дар речи потерял. Затихли вокруг звуки.
Рыбешек по землице разбросал. Плетьми повисли руки.
Он щупает рубаху — в ней незримая дыра.
Вскружила парню голову несносная жара...
Умельцами пошито из кисеи фурисодэ.
Шиньон заколка бережет, степенно повинуясь моде.
На ложе сложила чинно крылья кимоно девица из величественного рода.
Защекотала соком нецелованные губы услада запретного плода.
Из сонма незнакомцев лишь Она
Заполучить Его внимание смогла:
«Уж ежели пригожа да бела, почто же ты тогда удручена?
Неужто боль али беда посмели омрачить твои глаза?..».
Слова не подобрать — внутри царит разлад...
Не в силах разобрать, о чем бормочет брат...
Когда крылатая богиня обратила к нему взгляд,
Ответил тот растерянным ребятам невпопад.
Зарделся паренек вплоть до ушей
И счел себя для барышни докучливой обузой.
Детишки захихикали: братик рядом с Ней
Стал розовее мякоти созревшего арбуза.
Смущение рассудок облекло...
«Молю, скажи: „Меня оттуда видно?..”».
Язык обидою предательски свело:
Повел себя при девушке постыдно...
«Сейчас она довольно далеко,
Изнеженным на солнцепеке нелегко!..
Наверняка, та странница не так проста,
Раз в норимоно золоченом прибыла!».
Пытая вереницей лишенных сна ночей,
За длани подводила жертву к гробу.
Вонзая жалом взгляд отравленных очей,
Губила парня ядом горделивая Синобу.
***
[Track 7] На въезде в кромешный желудок прожорливого тоннеля затылок Котё обдало колким вздохом сквозняка: по ложбинке напряженной шеи проползли скользкие «личинки» мурашек. Она же… не называлась. И в упор не помнила эту непохожую ни на кого из ее окружения женщину. — Откуда тут... — в замешательстве пробормотала девушка. Вопрос разлетелся на осколки тишины. — ...мое имя?