smoke him

«В детстве я молил Бога

о велосипеде. Потом понял,

что Бог работает по-другому…

Я украл велосипед и стал

молить Бога о прощении»

2012

То ли звуки происходящего вокруг, то ли свежий утренний воздух – не ясно, что пробудило его. Один единственный петух орёт с ночи особенно громко и возбуждённо, видимо, чувствует, что сегодня к нему должны привезти кур. Коровы под ним мычат, прося завтрак. Где-то у дома слышится голос Хёрин, орущей его имя. Не помнит, как он оказался на крыше корóвника, полного сеном, уснув на одном из. Вчера его выкинули из дома ближе к ночи, потому что он случайно поднял голос на Исыль – дочь Хёрин. Она плакала и истерила без умолку, пока Тэхён разогревал ей молоко. Как назло, микроволновка сломалась, а двенадцатилетний Тэ не имел опыта работы с чайником и старой плитой. На нервах наорал на Исыль «можешь помолчать?», а это услышала её мать и вот, чем это ему обернулось. От несправедливости зарыдав, в слезах, не осознавая, поднялся на крышу и лёг. Наплакавшись, видимо, не заметил, как уснул. – Я тут, спускаюсь! Хёрин, щурясь от солнца, летом рано поднимающегося, недовольно наблюдала за ним. Когда мальчик спустился, раздраженно указала домой, мол, заходи. Тэхён идёт за ней, уже не обиженный, привык. Его позвали на завтрак, он и завтракает тихо под довольное хихиканье Исыль. Проказница, довольна, что из-за неё он ночевал на улице, где холодно и полно мошек, комаров и прочей живности. После завтрака идёт в корóвник, сначала прибирается, убирая за коровами их отходы. Затем меняет воду в поилке, в корыто засыпает свежий корм. Наблюдает, как трапезничают коровы, и идёт ближе к своей любимой. – Милька, доброе утро! Как дела? – счастливо улыбается. Милька отзывается протяжным «Му-у-у!». – У меня тоже хорошо. А ты знаешь, что сегодня я спал над тобой? – широко улыбается, будто корова понимает людскую речь. Приглаживает её по носику, под подбородком, за ухом, нежно проводит пальцем по длинным ресницам, любуясь. Корова была красивая – ухоженная, с короткой шерстью, в светло-коричневых и белых оттенках, с розовым носом, на кончике которой малюсенькая родинка. Как у него. Вечером того же дня, слава Богу, они ужинали в мирной атмосфере. Никто не истерил, не орал. Хёрин только приказала ему постелить им на ночь после ужина. Поужинав и выполнив поручение тёти, которую иногда всё ещё хочется назвать мамой, мальчик решает снова лечь спать на улице. Уж больно ему понравилось. Сейчас летние ночи прохладные, а он любит этот легкий холод, только если накинет на себя толстое одеяло из верблюжьей шерсти. Ещё эти убаюкивающие сонные мычания коров, шелест листьев на деревьях и вкусный ночной воздух родного села. Что-то в этом есть. Рассматривая яркие звёзды, он мечтает о будущем. Мечтает как хорошо ему будет, когда он повзрослеет. Ведь тогда им никто не будет помыкать, он будет сам в ответе за себя. Сам будет себя кормить, одевать, обустроит свой комфорт. Он уверен, он сможет это сделать. Жизнь в селе с жестокой тётей, её противной дочерью и мужем, абсолютно равнодушным ко всем зверствам в доме, кажется Тэхёну уже нормальной. Ему думается, что во всех домах так. Детей воспитывают жестокостью. Он верит в то, что это традиционный метод воспитания. Ничего из ряда вон выходящего. Он уже не обижается, не плачет, не проклинает в мыслях тётю, когда она его избивает. Раньше были тихие истерики, постоянно обращённый к небу взгляд, немо спрашивающий у Вселенной «почему они так относятся ко мне?», злость на Хёрин, из-за чего он тихо нашёптывал ей в спину «пусть сдохнет», но сейчас пришло абсолютное смирение. Привыкание, равнодушность к несправедливости по отношению к себе. Вот только, подросшая пятилетняя дочь Хёрин бесит. Ещё маленькая, но такая противная. Она его тоже ненавидит и отыгривается на нём. Правда, сама ещё не понимает, почему это делает. Повторяет за мамой. Только она, наверное, похуже матери будет. Если Хёрин ломала физически, Исыль ломает морально. Его бесит, что Исыль все любят. Его-то не любят. Его либо жалеют, либо издеваются над ним. А Исыль купается во всеобщей любви, на людях строя из себя милашку, а дома специально настраивая маму против Тэхёна ещё больше, нарочно подставляя. Её по сезонно одевают во всё новое, начиная от ободков на голову, заканчивая заколочками на обуви. Каждый день мама спрашивает у неё что приготовить на ужин и готовит обязательно то, что она скажет. И первая тарелка всегда достаётся ей. Каждый вечер ей читают разные сказки, водят в кино, в театры. Однажды, когда она капризно изъявила желание научиться петь, родители тут же отвезли её в музыкальную школу. Всеми силами заставили директоров принять её, даже если поёт она, будто прищемила палец дверью. А Тэхёну с детства не разрешали никакие кружки, а ведь он очень близок к творчеству. Ему нравится рисовать, петь, танцевать, играть на старом пианино дома, шить и вязать. Но его ругали, избивали за все проявления талантов, и угрожали, что убьют, если он не прекратит, особенно когда он играл на пианино. Ведь Хаин точно так же играла на нём. Из одежды он носил всё поношенное. Родители соседних ребят отдавали ему одежду своих детей, которые становились малы. Даже в девчачьих юбках ходил, лишь бы голышом не щеголять. За всю жизнь у него было всего шесть пар обуви. Одну пару надевал круглые два года, пока ноги не вырастали. Кушал он то, что оставалось. Если все кушали пюре с котлетами, он кушал одну маленькую тарелочку пюре. У всех спагетти с фаршем, а у него всего-то парочку спагетти, и то даже без подливы, в сухую. Бабуля, когда жила, конечно, ругалась на Хёрин «наложи ему тоже мяса», на что Хёрин всё равно не разрешала, отвечая всегда одним и тем же «он полноватый, ему лучше не употреблять мяса, на здоровье плохо влияет». Бабушка не перечила, ведь Хёрин так или иначе будет сильнее, чем она, чем старая, немощная баба. Она всё равно заткнула бы её. Бабушка лишь грустными глазами наблюдала за внучком, молчаливо прося прощения. Раньше Тэ обижался на бабушку, что та не ведает, не замечает, что творится под её носом. Её любименького внучка же обижают! Обижался, что она старая и не может дать отпор своей дочери. Но с её гибелью, всё простил. Вчера он плакал не из-за того, что его выгнали из дома. Что там плакать, такое же уже было, пора привыкнуть. Он плакал из-за чувства злости, которую не мог выплеснуть на бесячую Исыль. Ему же и так не сладко, так почему она всегда способствует на то, чтобы ему было ещё хуже? Однажды она сломала свой планшет. Когда родители спросили как это случилось, та зарёванными глазами посмотрела на Тэ как на врага народа, и тихо прошептала «Тэхён хотель поиглать в иглы на моем планшете, плоиглал, лазозлился и кинул в стенку…». Тэхён тогда изумлённо смотрел на неё, как это так, ведь он даже телефон в своих маленьких ручках никогда не держал. Но не успел он оправдаться, в щёку со скоростью метеорита прилетел удар. С тех пор, таких случаев было не мало. Чтобы оправдать себя в глазах матери, Исыль пользовалась братом как щитом. Тэхён, чаще всего, молчал. Если скажет, знал, что всё равно получит. Тэхён поставил для себя правило: никогда много не думать о своей тяжелой участи. Если начнёт больше положенного думать, начнёт жалеть себя. А этого ему не надо, все вокруг и так его жалели, ему хотелось, чтобы хотя бы он этого не делал по отношению к себе. Его успокаивает лишь те мечты, в которых он вырос, оставил позади своих недородственников в селе, а сам укатил в Сеул строить счастливую жизнь.

***

Вроде солнце не слепит глаза, значит, утро ещё не наступило. Тогда что его разбудило? Под верблюжьим одеялом он чувствует странное прикосновение к щиколотке, будто что-то его гладит. Он, до сих пор одной ногой блаженствующий в царстве Морфея, долго не мог понять. Внезапно, действие прекратилось, но что-то осталось на его ноге, согревая и потея. Что-то шершавое, грубое, тёплое и потливое. Тэхён, до этого лежавший с закрытыми глазами, думая, что к нему забралась какая-то маленькая живность, ошарашенно раскрыл веки. Это же ведь не то, что он думает?! Сущность, наподобие человека, сидело подле его ног, сгорбившись и положив руку на левую ногу. Тэхён не знает, что это, он никогда не верил во что-то сверхъестественное, считал, что всё зло мира в людях. Но в этот момент первой мыслью был домовой. В некоторых сказаниях домовой представался злым, если его разозлить или не уважать. Один из некоторых рассказов повествует о семье, которая постоянно ссорилась и устраивала раздрай в доме. Тэхён тут же вспомнил, что у них тоже давно уже не царит покой. Из-за страха не шевелясь, он ждал дальнейших действий сущности. Интересно, сожрёт или убьёт? Хотя, в обоих случаях исход не весел. Совсем медленно рука на ноге движется вверх, плавно заворачивая во внутренную часть бедра. Немного задерживается там, поглаживая непривычно нежно для монстра. Тэхён даже не знает, что думать. Что это? Или… кто это? И зачем этому «оно» он?

***

Тэхёну было двенадцать, когда муж тёти впервые надругался над ним. Сексуализированное насилие – это похабное желание «охотника» превратить свои гнилые, опустившиеся на дно сексуальные фантазии в реальность, принуждая жертву. Это как антилопа съедается львом против своей воли. Антилопа просто существовала, потому что так наказала природа, а лев сожрал её в личных целях, дабы наполнить свой желудок, чтобы насытиться богатым вкусом мяса. Но ведь антилопа не желала себе такой жестокой смерти в угоду кому-либо. Сексуализированное насилие – это то, что сделал чёртов Банмин – проклятый муж Хёрин и отец Исыль, в ту злополучную ночь с ребёнком, наивно думавшего, что это домовой хочет его сожрать. Какой же он тупой. Сексуализированное насилие над детьми – это то, как пыхтел двадцативосьмилетний Банмин над двенадцатилетним Тэхёном, без подготовки еле как вогнавший свой вонючий крохотный член в детскую девственную заднюю дырку. Это то, как горько из глаз Тэхёна брызнули по особенному горячие слёзы температуры Ада с первым толчком. Его мычания, поскуливания, горькие всхлипы, которые пытался заглушить его насильник своей потной ладонью. Хотя сам чуть-ли не терял голос от удовольствия. Тэхён никогда не забудет эти ненавистные звуки, банминов голос, шепчущий похабно «Дюймовочка», даже если очень сильно хочет. Не забудет и тревожное кудахтанье кур, почувствовавших рядом что-то неладное. Мычание коров, на которых сыпался потолок корóвника, который двигал Банмин своими толчками и Тэхён, извивавшийся всем телом, лишь бы избавиться от свиньи над собой и выйти из под грешного тела. Или из своего тела? С тех пор ему противны «ко-ко-ко» куриц, «му-у-у» коров, даже на свою Мильку начал смотреть ненавистно. Почему ты меня не спасла от него? Он просил, он умолял прекратить, оставить его в покое, не продолжать. Просил не только у Банмина, у всего, что живое в этой Вселенной. Особенно у кур и у коров. Ведь они находились ближе всех. Банмин в ответ блокировал его рот и тихо угрожал тем, что если он не заткнётся, утром его никто не найдёт. Будут ходить легенды о несчастном мальчике, на заре дня исчезнувшего с крыши корóвника. Вновь называл дюймовочкой. Но Тэхён не обращал внимания, он слышал лишь свои жалобные униженные звуки, продолжал сопротивляться, но тело словно парализовало. Ему казалось, что он от души дерётся за свою честь, но на деле, от происходящего, он лишь слабо тыкал дрожавшими кулачками в мужские крепкие плечи. Но вскоре и этого был лишён. Банмин грубо соединил его запястья одной ладонью над головой – так удобно ему было держать две маленькие ручки в своей одной, но от этого осознания ему не было как-то плохо. Наоборот, он наслаждался, что тело под ним детское – всё такое крохотное, тесное, узкое и слабое. Слишком неожиданно сдавшись жестоким поворотам жизни, Тэхён просто решил позволить Банмину доделать своё дело. Как так? Ведь до этого он всегда мужественно терпел жестокосердие к себе! И в этот раз потерпеть и не сломаться было сложно? Борись! Но он так устал. Ему всего-то хотелось закрыть глаза, игнорировать своё тело и представить, будто его тут нет, его не существует. Он так часто делал, когда Хёрин избивала его. И действительно, это помогает. Настолько напредставлял, что вскоре, отключился. Не запомнил, что конкретно чувствовал. Запомнил лишь дикую тошноту. Утром проснулся животом вниз, со спущенными пижамными шортами и трусами, без верха. Любил ведь без верха спать. Теперь никогда не уснёт. Тэхён не понимал и понимал одновременно, что с ним произошло. Что со мной произошло? Почему это со мной произошло? Не знал, как именовать сей процесс. Изнасилование, вроде так. Слышал, как соседские бабушки обсуждали что-то про это, связывая одну незнакомую девочку-односельчанку и учителя физ-культуры в одной истории. Но тогда не обратил внимания, а теперь вспомнил. Во время завтрака, на котором ему пришлось появиться, иначе Хёрин бы избила его как собаку, он чувствовал взгляд Банмина напротив. Точно не видел, какими глазами тот смотрел, но точно запомнил, что снова почувствовал на себе ту липкую тошноту. После завтрака пошёл кормить коров, но долго не мог поднять себя с земли, рухнув на колени возле корыта. В моменте оказался поднятым банминовыми руками, следовавшего за ним. Именно в тот момент начались продолжительные акты насилия над его детской душой.

***

2017

Омеги всегда трепетно переживают потерю девственности. И всем омегам хочется медленно прожить этот момент, попрощаться с частью себя с любимым альфой, которому омега добровольно вверяет себя, свою душу и тело. Тэхёну просто не повезло. Он больше не думал о случившемся, не корил себя, у него была чудесная способность – мириться со всем дерьмом и перекидывать ответственность за свою жизнь прямо в руки Судьбы. Но она же всегда была не на его стороне, ты, что, забыл? Тэхён вырос, достиг семнадцатилетнего возраста. Стал красивым юношей-омегой с безумно притягательной внешностью. Все альфы в селе рассматривали его горящими глазами, не смотря на грязную поношенную одежду, часто грязные волосы и еле заметный запах навоза, вечно преследовавшего его в связи с работами в корóвнике. Но ароматный запах инжира, его природный, глушил навоз, эффектно застывая в альфьих рецепторах. Лучше бы пах навозом. Помнит наступление своей первой течки, которую он, слава Всему, провёл один. Банмин, к счастью, не застал этот момент, будучи в командировке в соседнем селе. Покупал у одного фермера своих сородичей. Свиней. После первой течки, у него проявился собственный запах. Он пах инжиром. В моменты негативных эмоций и чувств, как злость, горечь и страх, от него пахло остро, терпко и зелено, как будто растёрли меж пальцев лист инжирного дерева. В моменты радости, удовольствия, счастья и восхищения стабильно благоухал сладким, сливово-персиковым, медовым и сочным запахом настоящего плода инжира. В моменты без особых эмоций пах сушёным инжиром, имея характерные нотки «подкопчёности», менее сладко, но всё равно притягательно. Тэхёну не нравился его запах, он привлекал слишком много внимания.  В Книге Бытия упоминается, что Адам и Ева прикрывали свою наготу фиговыми листьями. Собственно, сам плод познания добра и зла тоже с большой долей вероятности является инжиром: в Междуречье, где, как предполагают, находился райский сад, никаких яблок, конечно же, в помине не было. Добротность его запаха заключалась в том, что он был сладок и мог понравиться любому альфе, пробуждая в них желание отнестись к обладателю запаха предельно нежно и трепетно. А злобность его запаха заключалась в том, что он был сладок и мог понравиться любому альфе, пробуждая в них желание заполучить себе обладателя запаха. Не известно какое по счёту изнасилование, было совершено одноклассниками-альфами в школьном туалете во время подготовок к выпускному. Вот школьный директор глупый, как он вообще додумался до того, чтобы сделать туалет общим? Если он на свой вопрос «почему дяде Банмину нравилось моё детское тело?» давным давно дал ответ: «Он больной», то порыву своих двух одноклассников долго не мог дать название. Они, наверное, тоже больные. Ни Банмин, ни одноклассники не понимали, что сотворили ужасное. Им всем нравилось это безумие, смешанное с жестокостью и равнодушием к человеческой душе. Тэхён много читал про это, в надежде найти ответы и оправдать себя. Каждый чёртов день с того дня, как в пятнадцать лет ему отдали бывший в употреблении Банмина Nokia 5230, он лазил в интернете с холодным «Изнасилование» в поисковике. Насильники часто не испытывают чувства вины за совершенное преступление. Они склонны находить себе оправдания. Как вычитал Тэхён, в опросе 2015 года, в котором приняли участие 183 мужчины-насильника, бóльшая половина насильников считали, что так или иначе ответственность несёт омега, а оставшаяся половина были уверены, что жертва получала удовольствие в процессе. Банмин это ему тоже говорил. Говорил, что как бы Тэхён не проклинал его за украденный жестокий первый раз и другие последующие разы, в глубине души это ему нравилось и он сам этого хотел. А Тэхён отрицал и пытался вразумить его со словами «если ты ещё будешь издеваться надо мной, я покончу с собой», но альфа не верил ему. Знал, что для этого он слишком трусливый. Он наивно считал, что главная обязанность омеги – быть сексуально доступным где угодно и когда угодно для альфы. Тэхён на это лишь одаривал его разочарованным выражением лица и тупым, стеклянным взглядом. Со временем, он даже научился не мычать от боли и унижения во время изнасилований. Научился профессионально игнорировать чувство, будто его в сотый раз окунули в целую бочку с навозом. Отточил способность представлять, что это не он и не с ним. Эта игра в пофигизм передалась и в обычную его жизнь. На красивом лице всегда ноль эмоций, был один лишь ледяной холод. Он здоровался на улице с односельчанинами с улыбкой в голосе, но камнем на лице. Терпел боль от избиений с гладким лицом, но со слезами, застывшими в стеклянных глазах. Жертвы насилия отчуждают от себя части своей истории, свои эмоции, свои мысли; изолируют настоящего себя от опасного окружающего мира, а на поверхности остается своего рода маска – та часть человека, которая может защищаться (и временами эта защита выглядит как «отсутствие чувств», а временами как «сверхперфекционизм»); остается только внешняя идентичность, а настоящие эмоции надёжно спрятаны глубоко внутри.* Но Тэхён не хочет считать себя жертвой, его достала жалость к себе; не хочет быть тем, кто постоянно защищается. Он предпочитает считать себя давно мёртвым внутри.

***

Тэхён ярко запомнил тот насильственный акт, совершённый альфами, что учились вместе с ним. Вонючий общий туалет с двумя поломанными унитазами и одним целым, но ржавым, кривое зеркало над такой же, как и унитаз, ржавой раковиной и куча использованной туалетной бумаги с биологическими жидкостями тех двоих. Изнасилование было посовестнее, если сравнивать с Банмином – он трахал всегда всухую и без защиты, а эти двое притащили дешёвую смазку и презервативы, и на этом спасибо. Было больно – и физически, и морально, но Тэхён же научился это игнорировать, поэтому ничего не запомнил. Но запомнил одну фразу, едкую и гиблую: – Передай своему «папаше», что помимо его, в твоей заднице побывало два других члена. Интересно, если он узнает об этом, убьёт тебя или нас? – позабавился первый, высокий. Тэхён задался вопросом откуда они знают. Второй решил дополнить друга и добить Тэхёна: – И не забудь рассказать о нас своей «мамаше», она-то обязательно да кому-то растреплет. Никто ничего объяснять ему не стал. А он и не пытался взять с кого-то объяснительную. Сам догадался. Когда ему стукнуло четырнадцать, спустя два года продолжительных приставаний со стороны Банмина, Тэхён не выдержал и раскрыл душу Хёрин. По-детски надеялся, что она разозлится на мужа, накажет его, хотя бы, образумит. Но на красно-мокрые глаза орехового цвета та ответила лишь не греющим «Вот сучара!» и четырёхчасовым процессом избиения, семидесятидвухчасовым морением голода и пятью бочками холодной воды, окатившей его с макушки до пят на улице, зимой в -24 градуса. Тэхён слёг с наисложнейшей простудой, а Хёрин порхала по дому от чувства победы. Её пересказ слов Тэхёна своей подруге, не остался ни кем не обглàдованным. Все замечательно прожёвывали сплетню, что Банмин изнасиловал Тэхёна в возрасте двенадцати лет, наслаждаясь тем, что каждый вечер было что пообсуждать с бабками во дворе. «Малолетняя шлюха», «потаскуха», «поимелок» – чем только не обсирали мальчика, и так лежавшего на руках Смерти, растерянной вопросом «Забирать или пока рано? Но он так натерпелся…». Всем было плевать на тот факт, что альфа под тридцать позарился на двенадцатилетнего ребёнка. Они, не морщась, за миллисекунду выпивали из рюмки, содержимое которой было горькое «педофил», и закусывали салом тэхёнового производства, долго смакуя на языке со вкусным «а маленький омежка-то грешен, кто ж его возьмёт-то теперь?», жмурясь от удовольствия. Как было ранее сказано: они все больные.