Смена освещения

      В тесном тёмном помещении уныло капал кран. Ваймс шмыгнул разбитым носом. Высокий человек выхаживал кругом него, скрестив руки на груди. Сбитые кулаки командора саднили. Чёрные капли на костяшках марали всё, к чему Ваймс прикасался. Патриций остановился. Ваймс молчал. На миг взглянул на него заплывшим глазом и потупил взор. Лорд Ветинари склонился и подался вперёд, чтобы его лицо было против разукрашенной морды командора.       — Ты идиот, Ваймс.       Всякий художник скажет, что от освещения зависит многое, если не всё. Если описать сцену так, как в примере выше, наверняка вы спросите: «Что же такое натворил бедный старина Ваймс, за что беспощадный и бессердечный правитель Анк-Морпорка отходил его кочергой, а потом начистил его лицом до блеска весь санфаянс своей ванной?» Однако первое впечатление бывает обманчиво. Особенно, если рассматривать ситуацию вне контекста. Дело поправимое: пара тройка лирических апперкотов туда-сюда, и вот...       Сливочно блёклый лунный свет пробрался в спальню. В этой же спальне в третьем часу ночи истерично скрипела задвижка. Тут эпилептический припадок засова унялся, и крепкая рука прижала щеколду, чтобы больше та не издала ни звука. Дверь потайного хода отворилась в страхе божием перед человеком, которому сейчас были противопоказаны любые сторонние шумы.       Ваймс беспутной тенью шмыгнул в покои патриция. Свет не горит. Отлично! Значит уже уснул. Командор Стражи, аки вор последний, на цыпочках цыпочек просеменил мимо постели его светлости, поблагодарив всех богов, по чьей воле под его ногами не скрипнула ни одна половица. Какая-то частичка Ваймса чуть было не забылась и не понесла его к спящему телу, чтобы на мгновение приникнуть к бледной коже за ухом поцелуем, но инстинкт выживания напомнил этой частичке, что если патриций прочухает, как прошла ночь командора (если уже не прочухал), и увидит, как раскурочен его герцогский лик, — можно будет смело составлять завещание. Последний рывок до ванной комнаты был преодолён также без сучка без задоринки. Ваймс закрыл за собой дверь с аккуратностью ювелира, изготавливающего серьги для блохи.       Теперь дело за малым. Но вздыхать с облегчением тоже пока не время.       Перепачканная кровью одежда погребена на самое дно корзины для грязного белья. Вот так. С утра, по крайней мере, Хэвлок не успеет разглядеть, что там такое зарыто, а там и до прихода горничной недалеко. Хотя с тем же успехом одежду командора теперь можно было сжечь. Это ж надо было так... Сэмюэль затруднялся подобрать определение тому состоянию, в котором он пребывал, но он бы назвал это «увлечься». Вот так «увлёкся»... Позор ему, командору Стражи. Аве Сэмюэлю Ваймсу, хаха! Ведь он всё-таки достал этих сволочей! Пару раз чуть не умер, но достал! Пришлось из-за этого пропустить вечерний отчёт. Патриций явно остался не в восторге. Зато когда он узнает, кто там пригорюнился с разбитой харей в камере Ярда, хаха! Тогда он простит и опоздание, и синяки, и потраченные нервы. Наверное...       Ваймс опустился на жёсткий табурет и беззвучно выдохнул (в полупустой ванной комнате эхо всё ещё было предательски громким). А как всем известно, вздох облегчения слаще, если делать его через сигаретный фильтр.       Рука машинально похлопала по карману брюк и достала родной портсигар и коробок спичек. Одна самокрутка тут же оказалась зажата в зубах, а вот со спичками пришлось повозиться — в темноте да скользкими от крови пальцами разжечь огонь та ещё задача. Не отсырели ли?       Раз! Раз! Чирк! Да что ж ты будешь делать!       Чирк!       И тусклый огонёк заплясал и перекинулся на кончик сигары Ваймса.       — Спасибо, — пробурчал командор себе под нос.       — На здоровье, — ответила тьма.       До Ваймса дошло. Он влепился в стену позади с неистово колотящимся сердцем, но было уже поздно. Огонёк спички перелетел к столу и подпалил там фитиль одинокой свечи. Круг света выхватил из теней мрачную долговязую фигуру.       Ваймс втянул воздух разбитым носом и почесал щёку, между делом пряча свою рожу.       — Привет, сэ... — сегодня ему ни раз прилетело по голове (и обещало в скором времени прилететь ещё). Мысли спутались от стыда и усталости в один клубок, так что Ваймсу пришлось силком их расплетать. Дело шло со скрипом: — Вет... Ваш... Гм... Хэвлок, — пробубнил Ваймс. Ледяная рука резко цапнула его за запястье и отвела командорскую граблю от Ваймсовой рожи. Небось думает: «О, красавец! Ни дать ни взять».       Ну, приехали... Вот этого он и боялся.       Сэм не поднимал глаз, но знал, что лорд Ветинари смотрит на него холодно и сурово, а его тонкие губы поджаты в серо-малинувую полоску.       С чего бы начать?..       — Почему не спишь? — тихо поинтересовался Ваймс, очевидно, решив перед смертью притвориться, что глупее кабачка. Ветинари вскинул брови. По-видимому, Ваймс всё ещё дышал, лишь потому что патрицию было любопытно, что ещё выдумает этот кретин в своё оправдание. — Мы ж договаривались... — начал Сэм пережёвано. — Если задерживаюсь — ложись без меня.       Лорд Ветинари раздражённо постукивал пальцами по своему плечу. Огонёк подсвечивал его как бы снизу, и Ваймс бы сказал, что патриций выглядел... Драматично.       — Не уснуть, — молвил он наконец. — А что же Вы, ваша светлость?       Ооо, дело совсем дурно... На «Вы» Хэвлок переходит только в бешенстве.       — Ты не явился на вечерний доклад, — холодно отчеканил патриций, — и ни разу не попался моим агентам на глаза. Похвальная прыткость. Вот только жалование командора ты получаешь не за умение скрываться от меня, — процедил Хэвлок сквозь зубы, вслед за чем смерил Ваймса испепеляющим взглядом. Сэм уставился в напольную плитку. — Тебе дан титул командора для чего?       Дым от Ваймсовой сигареты понуро и виновато вился под потолком. Ветинари вдохнул поглубже:       — Ты командор Стражи, чтобы что? Без зазрений совести присутствовать на светских вечеринках? Заявляться на балы не через чёрный ход? — Ваймс было протестующе разинул рот, но открытая бледная длань возникла перед самым носом и заткнула его. Патриций брезгливо поморщился и коснулся уха Сэмюэля. Зря. Сломано... — Скажи мне, что это? — прошипел он. Ваймс чуть дёрнулся, но не более. Даже не пискнул от боли. Ветинари славился крепостью нервов. Но на сей раз вскипел даже он: — Ты герцог! Тебе под силу разрешать военные конфликты и вершить судьбы государств. Тебе дан титул, а вместе с ним власть! Скажи, неужели это я просчитался? Неужели это я тебя переоценил, и твой крохотный мозг не в состоянии понять... — тут лорд Ветинари сцапал Ваймса за нижнюю челюсть и приподнял его лицо на себя, — что беготня за мелким хулиганьём — это удел капитанов? Неужели ты не понимаешь, что у тебя есть дела поважнее, а подобной шелухой потребно заниматься твоим офицерам? Я позволил тебе развить Стражу, так скажи мне, Ваймс, почему на улицах моего города преследованием бандитов занимается сам командор? Разве командор Анк-Морпоркской Стражи настолько глуп, что не в состоянии делегировать свои обязанности? Ответь мне, Ваймс. Разве командору Стражи необходимо тревожить мой покой?!       Каждое слово его светлости хлестало по мозгам, будто кнут. А пряника не будет. Всё как любит Ветинари.       Ваймс не пытался отнекиваться. Потому что та самая маленькая частичка, что почти забылась, когда он крался в ванную, сейчас подсказывала ему, что лютует вовсе не патриций, разбуженный визитом командора. Неистовствует Хэвлок, который исчесался в ожидании Сэма, потому что тот не явился ни в восемь, ни в десять, а крысой просочился в спальню, чтобы позорно скрыть следы своего проступка. Но виноват разве Сэм, что он трудился для города? Виноват разве Сэм, что в погоне он дышит полной грудью? Виноват разве Сэм, что, когда он опомнился, было уже за полночь, и простыми извинениями ему б было не отделаться?       Он правда не хотел, чтобы до этого дошло. Теперь придётся терпеть.       Ветинари вырвал из зубов Ваймса сигару и отшвырнул её в раковину.       — Сядь ровно, — скомандовал он.       Ваймс подчинился.       Вот оно.       В тесной тёмной ванной уныло хлюпал кран. Ваймс шмыгнул разбитым носом. Ветинари скрестил руки на груди и обошёл его кругом. Сбитые кулаки командора саднили. Чёрные капли марали всё, к чему Ваймс прикасался. Патриций остановился. Ваймс молчал. На миг взглянул на него заплывшим глазом и вновь потупил взор. Лорд Ветинари склонился и подался вперёд, чтобы его лицо было против разукрашенной морды командора.       — Ты идиот, Ваймс, — проговорил он.       Ваймс не перечил. И всё же...       — Валк Давид... — негромко начал он. Ветинари прислушался. — Валк Давид и его шестёрки сегодня ночуют в камерах Ярда. Завтра они будут твои. За всё... За похищение офицера Фон-Убервальд. И за то, что они устроили на улицах нашего города.       Ветинари ничего не ответил.       Валк Давид...       Он не убивал людей. Не разрушал здания. Не воровал драгоценности. Но этот безумец с множеством маленьких шрамов на лице ненавидел собак. Этот безумец с руками мясника умел навязать свою ненависть безмозглым ублюдкам, жажда творить зло которых не находила выхода. Этот безумец и его последователи отправили на радугу три дюжины пушистиков. И это те, которых удалось найти. От которых что-то удалось найти. Какие-то бездомные. Какие-то домашние. Хорошо, если был ошейник. Три дюжины Дружков, Бубликов, Багетов, Барбосов, Мосек, Рэксов, Рыжиков, Везунчиков, Тузиков и Принцев с Принцессами. Дистиллированная, первобытная жестокость. Именно столько, сколько нужно, чтобы отправить три дюжины псов, собак и щенков в собачий рай. У них не было и не могло быть права отнять жизнь. Тем более такого безгрешного существа как собака. Ваймс был прав, и Хэвлок был с ним согласен: убийство есть убийство. Не может быть маленького убийства, как не может быть маленькой жизни. Не важно за что, не важно, почему. Твои руки в крови независимо оттого человека ли убил или маленького шпица. Преступление совершено. И наказание за него должно быть неотвратимым.       Бесчинства длились где-то месяц. За это время ловили и обычных «крикунов», и просто остолопов с живодёрскими замашками. Но никто даже близко не был так жесток как Давид. Давид поймал Ангву, когда та шла по следу. Давид разукрасил командору Ваймсу лицо, потому что тот был «цепным псом режима». Терьером Ветинари.       Хэвлок ничего не ответил.       Он вернулся к столу у раковины и щелчком открыл маленький чемоданчик. Сэм по-прежнему буравил взглядом пустоту. За спиной послышались шаги. Тонкая кисть перемахнула через его плечо.       — Возьми, — приказал серый голос. Сэм послушно взял небольшой мешочек, от которого веяло холодом. — Приложи.       Сэм без лишних разъяснений приложил мешочек к фингалу. Мороз и пламенеющий от боли отёк — не лучшее сочетание. Но вскоре Сэм привык. Перед его взором вновь возник Хэвлок. В его руке был ватный тампон.       Ваймс цыкнул.       — Да ну тебе, — внезапно взбунтовался он, но Хэвлок тут же осадил его:       — Закрой рот.       Ваймс смолк.       Ветинари склонился к его лицу. Щипучая вата коснулась разбитой губы. Сэм зашипел.       — Закрой рот, — уже не столь резко напомнил патриций.       И Сэм, конечно, послушался.       Вату несколько раз пришлось сменить. Обеззараживающие пятна размазались и на многострадальном носу, и на брови, и на костяшках. По ходу дела вскрылось, что у Сэма здоровенный шишак. Тогда же компресс с отёкшего глаза перекочевал к темени.       Бинтуя кисти, Хэвлок сухо спросил:       — Сержант жива?       Сэм покивал.       — И невредима, — дополнил он. — Успели.       Тогда Хэвлок тоже кивнул, и на долгое время в ванной воцарилось молчание.       Дальше торс. Его украсили многочисленные синяки. На них в аптечке нашлась мазь. А когда мази не хватало, было слово:       — На кухне должен быть засушенный боярышник и зверобой, — сказал Хэвлок. — Можно приказать приготовить отвар. И это не вопрос. Если я скажу «пей», ты выпьешь, ясно?       И Сэм согласно кивнул, потому как послушался бы даже без этого наказа. Одного взгляда Хэвлока ему бы хватило, чтобы влить в себя любую бурду.       — Только, пожалуйста, не говори мне больше ничего про «зверей» и «бойню», — глухо хмыкнул Сэм.       Свеча к тому времени почти догорела.       И в уединённом, уютном полумраке тёплой ванной утешно капал кран. Сэм шмыгнул носом. Хэвлок вновь обошёл его кругом. Сбитые кулаки командора саднили. По искусно наложенным повязкам на руках растеклись чёрные пятна. Хэвлок остановился и оглядел плоды своих трудов. Сэм теперь походил на обитателя гробниц, но не жаловался. На миг их взгляды встретились, но теперь Сэм не отвёл взгляд. Хэвлок осторожно взял в руки лицо Сэма.       — У тебя что-нибудь сломано?       Сэм помотал головой. Хэвлок кивнул и принялся наводить порядок, педантично раскладывая все лекарства по местам. Сэм за это время никуда не ушёл, хотя по существу очень хотел завалиться в постель и проспать не меньше суток. Хэвлок покончил с аптечкой и воротился к Сэму. А потом...       — Сэмюэль, — бледная кисть невесомо легла на сбитую скулу. — Будь у меня собака, она могла бы оказаться в числе этих трёх дюжин. Если бы не ты. — Голос его отныне звучал ровно, тихо, спокойно. Ласково и тепло. Трепетный порыв забился у Сэма под рёбрами. И он оказался взаимным. Потому, не сговариваясь, Ваймс прижал дурную голову к худой груди, а тонкие руки обняли её.       — Но ради всего святого, — продолжал Хэвлок. Руки Сэма будто по собственной воле обняли тощую талию. — Если бы пёс вернулся, а ты — нет, я бы тебе не простил.       Тонкие губы осторожно коснулись седеющей макушки.       — Я буду возвращаться вовремя. Или предупреждать, если задерживаюсь. Обещаю, — зарёкся Сэм.       — Успеется. Только возвращайся.