I.
16 июня 2024 г. в 11:22
В тот злополучный день Акутагава впервые видит Дазая с девушкой. Красивой, улыбчивой, вежливой. Она — полная противоположность Акутагаве, она — носитель самых лучших качеств, которые Акутагава никогда не смог бы развить в себе даже при всём старании.
Дазай приобнимает девушку одной рукой за обнажённые плечи, и они оба, цокая каблуками чёрных туфель, вальяжно вышагивают по тёмному коридору Портовой Мафии, пока Акутагава выглядывает из-за угла и впивается в счастливую парочку завистливым взглядом.
Элегантное чёрное платье сидит идеально на изящной талии прекрасной дамы, и перебинтованная рука Дазая всё время норовит соскользнуть с её плеч и основаться именно там. Акутагава смотрит на то, как незнакомка по-девичьи хихикает над мрачными шутками Дазая, и не может поверить своим глазам.
У прелестной девушки белокурые локоны, милое лицо и прекрасные манеры, она безусловно хороша собой, легка на подъем и держится просто великолепно. Если так задуматься, она однозначно заслуживает находиться рядом с Дазаем, и имеет полное право так открыто с ним флиртовать и нежно обниматься.
Но Акутагава не может этого выносить. Это не должно быть правдой. Только он мог стать для Дазая парой.
Пелена яростной ревности застилает ему взор, и в ту минуту, когда двое скрываются в кабинете, он понимает, что после такого кошмара наяву ему от Дазая ничего не надо, — ни признания, ни одобрения, ни ласкового взгляда.
После такой страшной ошибки он жаждет лишь его кончины, — быстрой, бесславной и безвременной. Дазай должен не достаться никому, раз уж не достался ему, он должен умереть, раз уж не смог начать с ним жить.
И теперь Акутагава, порабощённый жаждой мести за то, что Дазай его не выбрал, будет только ждать подходящего момента для того, чтобы принести жесточайшее возмездие и привести свой коварный план в действие.
Но удача благоволит Акутагаве, и поэтому ему даже не приходится ничего делать для приближения этого рокового момента. Ведь в тот же проклятый день Акутагава нечаянно обнаруживает Дазая в холодной уборной Портовой Мафии почти повесившимся.
Тот стоит спиной к нему, его плащ сиротливо покоится на полу, а он сам находится прямо на кромке смерти, — на краешке шаткой деревянной табуретки. Петля болтается на его измученной бледной шее, и его худощавое тело, облачённое в тёмные одежды, выглядит чересчур беззащитным в тисках смерти.
Акутагава злорадно усмехается про себя, — даже самая прекрасная девушка на свете не смогла спасти Дазая от мыслей о вечном успокоении. Он искренне удивляется происходящей нелепице, — вроде его наставник мнил себя непревзойдённым гением, а в итоге даже повеситься не сумел. Либо просто не нашёл в себе смелости завершить своё грешное дело.
Но ничего. Акутагава поможет ему в этом.
Он придаст ему решимости своими безжалостными действиями, и отправит его прямиком туда, куда тот должен был давным-давно попасть — в само адово пекло.
И поэтому он молниеносно, в два шага оказывается подле Дазая, со всей силы пинает табуретку, и оставляет Дазая без опоры под ногами и без единого шанса на спасение. Табуретка с грохотом падает на белый кафель, петля сразу же затягивается на бледной шее, и Акутагава мигом подходит к Дазаю спереди, чтобы посмотреть, как красивое лицо вмиг обезображивается и скорчивается от нехватки воздуха и неприятных ощущений.
Округлый рот Дазая невольно приоткрывается, и его сухие губы приглашающе распахиваются, но после того, как их трогали чужие губы и Дазай обругал своим поступком его чувства, Акутагава не будет к ним прикасаться, потому что ему обидно и противно до жути.
— Она ничем меня не лучше, — выплёвывает Акутагава, глядя в безжизненные глаза, которые скоро станут такими не в переносном смысле. — Вы поплатитесь, Дазай-сан, за то, что вы меня не выбрали, хотя я этого заслуживал, — с мрачной торжественностью улыбается он своим мыслям.
Несмотря на то, что Акутагава понимает, что та девушка чудесна и чарующа, он всё равно продолжает думать, что он Дазаю подойдёт куда лучше. Ведь он со своей стороны за столько лет сделал абсолютно всё, чтобы дотянуться до его уровня.
Но разве Дазай когда-то обращал внимание на такие вещи?.. Он всегда преследовал только свои интересы, а Акутагава им никогда не был.
Акутагава с хищным блеском в безумных глазах любуется тем, как беспомощное тело Дазая против своей воли начинает трепыхаться в петле, чтобы через пару минут застыть в ней навечно.
Акутагава привстает на цыпочки, чтобы затянуть петлю покрепче на изящной шее, а затем, вдоволь налюбовавшись прекрасным зрелищем грядущей смерти, отстраняется от Дазая и подходит к грязной раковине. Он мельком бросает взгляд на своё отражение в мутном зеркале, пару секунд смотрит на осунувшееся лицо с безумным взглядом, а затем открывает небольшой шкафчик над раковиной, чтобы достать из него смертоносные лезвия.
И когда те оказываются в его подрагивающих от злобы руках, он обращает внимание на притихшего Дазая, который явно старается не показывать свою слабость перед Акутагавой, и поэтому пытается не издавать ни отчаянного вздоха, ни беспомощного хрипа.
Напрасно. Чтобы понять, что Дазай вне себя от ужаса, Акутагаве даже не нужно слышать его крика.
Руки Дазая безвольно висят вдоль обессиленного тела, точно плети, и даже не пытаются зацепиться за петлю, чтобы освободиться из неё и тем самым избежать неминуемой смерти. Его тёмные ресницы мелко дрожат на закатившихся веках, а синеющая кожа на мертвенной шее всё сильнее натягивается под весом его тела.
Акутагава очень хорошо понимает, что всё ледяное спокойствие Дазая и покорное принятие своей смерти может быть блефом, и стоит ему отвернуться, как Дазай может подтянуться и сбросить петлю со своей шеи.
И поэтому он подходит к телу Дазая, уже почти безропотно висящему в петле, быстро и резко, — с одной лишь целью, — чтобы доставить ему максимум боли, не дать ему спастись и заставить его кануть в Лету.
Он берёт тощие руки Дазая в свои, — цепкие и обретшие прежде небывалую смелость, — наспех закатывает рукава его чёрного пиджака до локтей и беспрепятственно разрывает белоснежные бинты дёрганными движениями. Он без лишних церемоний бросает их на пол, и с нажимом начинает резко чиркать бритвенным лезвием вдоль по израненным запястьям, которые Дазай прежде резал лишь поперёк, особо не затрагивая вены.
Он с тёмным упоением смотрит, как Дазай невольно вздрагивает от боли и непроизвольно пытается отстраниться от жестоких прикосновений. Но Акутагава не даёт ему это сделать, — он держит его руки в крепком захвате, настойчиво кромсает его синеватые вены, продолжает сильно их резать и откровенно наслаждается своим господствующим положением.
— Не нравится? — сумасшедше усмехается он после того, как Дазай тщетно начинает пытаться оттолкнуть его руки. — Мне точно так же не нравилось, когда вы меня били и издевались надо мной, Дазай-сан. Узнайте теперь и вы, что такое боль и страдания. Почувствуйте всё то, что я испытывал все эти годы, — едко говорит он, и невозмутимо вонзает серебристые лезвия в податливую кожу всё глубже, бесконечно радуясь тому, что Дазай не может ему ни ответить, ни прекратить мучения.
Несколько сладостных в своей беспощадности мгновений, — и Акутагава удовлетворённо любуется тем, как багровая кровь начинает покидать чужое гибнущее тело, а смертельное натяжение на шее уносит Дазая в непроглядную бездну.
Совсем скоро последняя капля крови покинет измученное тело и испачкает белый кафель, и после этого Дазай навеки позабудет, как дышать, и безвольно сдастся во власть смерти. И тогда палач самоубийцы останется совсем один на этом свете, и несомненно поймёт, что он — следующий на её примете.
Акутагава будет последним, кого увидит Дазай перед тем, как навсегда закроет свои тяжёлые веки.
Дазай будет последним, кого Акутагава увидит после рокового понимания, что тот, кто не прощает ошибки другим, в конце концов не простит их и самому себе.