Его задание

      Третья ночь подряд. Вот уже трое нескончаемо длинных ночей, я не сплю, а только лишь чутко прислушиваюсь к каждому звуку в комнате, каждому шороху, даже к звенящей тишине которая некогда преобладала в моей квартире, я не испытываю такой сумасшедшей тоски. Она никуда не делась, по прежнему есть, и по ней я низачто не стану печалиться. Для меня самое страшное — не услышать более средь этой тишины, его дыхание. А ведь Он здесь — уже третью ночь, стабильно в час пятнадцать, незримо охраняет мой сон, хотя я чувствую, что изначально его план касаемо моей участи был иным. Знаю, ибо в первую ночь Он красноречиво, очень ясно дал мне это понять, когда приставил к моему виску оружие. Я не могла и не должна была видеть его лица, так как имею привычку всегда спать спиной к двери в спальню. Может показаться, что я слишком осведомлена, и нет, мой личный Азраил вовсе не был со мной откровенным. Просто поняла, что серьёзным людям перешла дорогу, и оставлять меня в живых и дальше им небыло никакого смысла. Не могла увидеть Его. Но так отчаянно желала. Его дыхание, жар присутствия рядом, прямо возле моей постели, и сталь дула пистолета — это всё, чем я могла довольствоваться. По началу, я почти не слышала его из-за бешеного стука сердца в груди от ожидания того, что моя жизнь вот вот оборвётся. Липкий пот по спине, мурашки в районе затылка, и сумасшедшее желание повернуться, чтобы увидеть Его в отблеске падающей в оконный проем перламутровой луны. Ждала, и молилась, хоть не верила сроду. Однако, то ли бог внезапно стал ко мне чуть по лояльнее за моё неверие, либо мой Азраил подвержен сомнению: в его руках моя жизнь, словно увядающий цветок ромашки, но Он отчего то не вырвал оставшиеся лепестки, а милосердно приголубил, трепетно прижавшись к ним своими ледяными устами, что абсолютно точно не ведали любви. Оставшись в первую ночь, все же при жизни, я по настоящему ощутила, как мне сильно не хватает Его. Во вторую ночь, я снова не могла уснуть, а мой кот Бюльбюль, мирно сопящий прямо на моём боку, в один миг забеспокоился, но не настолько чтобы реагировать на присутствие постороннего в комнате. Пушистый увалень вальяжно спустился на край кровати, и… тишина вместе с таким долгожданным родным, шумным дыханием, совсем рядом, которое буквально дарит мне второе рождение. Бюльбюль мурлыкает, а я глупо улыбаюсь, лёжа все так же к двери спиной. Кошки всегда чуют опасность и дурные намерения. Ох, дружище Бюльбюль, мы с тобой оба чувствуем, что никакой опасности нет. Мгновение, и матрас рядом со мной прогибается. Он присел на краешек, чтобы помолчать со мною. — Ты пришёл… Ответом лишь края одеяла, укутавшие моё оголённое плечо. Бюльбюль спокоен, и мне хорошо. Сегодня, третья ночь. Не покидает ощущение, что нечто должно измениться. Его шаги, бесшумная подступь, прогибающейся матрас рядом, однако теперь я не решаюсь задать вопрос, а только ближе двигаюсь к нему. Сердце сбивается с ритма как только в ночной тишине, по которой я так не скучаю, послышался томный, бархатный шёпот: — Спи. Отдыхай…я не наврежу, даю тебе слово. Мой Азраил нежно припрятал спасённую им ромашку в кармане, что прямо у груди. Все как обычно: пустая квартира, час пятнадцать, кудесница луна, дыхание, которое так успокаивает, мирно сопящий Бюльбюль, и ладонь моего спасителя на моём укутанном одеялом, плече. Так надёжно, крепко, и тепло.