Лайм и мята

Обычно в квартире Антона и Арсения преобладает именно запах лайма. Он довольно стойкий, всегда витает в воздухе, ненавязчиво ласкает рецепторы, едва заметным осадком ложится на душу и приятной кислинкой оседает на языке. Запах не самый типичный, и он мало кому может понравиться по-настоящему. Но вот Антон действительно искренне любит именно этот запах и никакой другой ему совсем не нужен. Он свежий, приятный и будто бы родной. Именно такой, какой ему хочется ощущать в своём доме. Конечно, из-за того, что это запах альфы, он иногда отдаёт и горьковатыми, даже немного терпкими нотами. В запахе Арсения присутствуют нотки гвоздики, хоть они и не такие явные, как основной аромат. И Шаст любит даже их. Ему нравится порой уткнуться носом в плечо партнера, вдыхая всё его амбре, ощущая каждую ноту, улавливая каждый оттенок. Он в такие моменты дышит часто и глубоко, чтобы наполнить свои лёгкие до краёв любимым запахом, до тех пор, пока не закружится голова, а на языке не выступит густая слюна от приятной кислоты. Арсу в свою очередь нравятся те самые моменты в их жизни, когда запах душистой мяты преобладает над его лаймовым. Ему нравится, когда изнутри пробирает приятный холодок, когда на нёбе остаётся послевкусие, когда чуть слезятся глаза от витающего в воздухе ментола. Арсению нравится, когда его любимый омега пахнет так насыщенно и ярко, что начинает даже немного кружится голова. Он сходит с ума, кажется, в такие моменты. А бывают эти моменты именно в период течки. В обычное время запах Антона совсем лёгкий, тонкий, нежный, едва различимый, почти что прозрачный, но все равно приятный и любимый. Но во время течки он становится более выразительным, от части даже резким, въедается в одежду, пропитывает каждый сантиметр их квартиры, а потом очень долго никуда не уходит. Этот запах мяты будто бы вынуждает Арсения быть всё это время как можно ближе к своему партнёру, аромат манит и влечёт его где-то на уровне подсознания и инстинктов, которым альфа никак не может противиться. — Тоша, — мурлычет с предыханием Арсений куда-то в шею любимому, закрывает глаза, тычется носом в нежную кожу и вдыхает сильный запах. Мята своим холодком щекочет рецепторы и будто пьянит. Феромоны Антона всегда очень явно действуют на него. Арс будто сам не свой, он собой не владеет и не может остановиться, оторваться. Его теперь от шеи не отлепишь. Антон по-кошачьи улыбается и жмурится от того, как становится щекотно. Альфа обдаёт своим горячим дыханием кожу, вызывает мурашки по телу, румянец на щеках и лёгкое смущение. Как бы долго они ни были вместе, Шаст реагирует на такой тесный контакт и ласку всегда как в первый раз, волнуется и тушуется. Ему просто трудно привыкнуть к подобному, хотя это уже далеко не первая течка, которую он проводит в цепких объятиях Арсения. Арс едва заметно проводит по коже кончиком языка, ощущая привкус мяты. От этого буквально сносит крышу. Антон весь целиком похож на мятную конфету, которую хочется съесть сию же минуту. — Щекотно, Арс, — бормочет Антон с улыбкой, когда чувствует на себе влажный язык всё более и более отчётливо. Арс вылизывает каждый миллиметр его шеи, начиная от ключиц и заканчивая за ушком. Антон лежит на постели в своей белой тёплой пижаме, лениво хлопает глазками и совсем немного вздрагивает, когда Арс по-хозяйски слюнявит его шею, ничего не стесняясь и ни о чём не думая. Его крепкие руки окольцовывают и сжимают талию, прижимают поближе к себе и не позволяют сдвинуться с места. А Антон и не хочет. Он просто лежит и плавится от приторной ласки. В это утро Шасту не хочется ничего, кроме как провести весь день, не отлипая друг от друга, безвылазно дарить любовь в кровати. Во время течки он вообще мало чего хочет обычно. Только кушать побольше, спать до обеда, нежиться в одеяле весь день и получать заботу и внимание от своего партнёра во всех смыслах. Больше ничего и не нужно для счастья. Арс ласково покусывает особо чувствительные и нежные участки кожи, совсем не задействуя при этом клыки. От таких любовных укусов остаются лишь маленькие покраснения, которые быстро сходят. Антону почти не больно от них, он лишь закусывает губу и прикрывает глаза, чувствуя, как зубы хаотично смыкаются то там, то там. Шаст чувствует, как внутри что-то отзывается на все эти действия, его ведёт и мажет от таких простых, и в то же самое время волнующих и особенных касаний. Ему так хочется ластиться к тёплым ладоням, прильнув поближе к телу любимого, так нужно сейчас почувствовать себя защищённым, любимым и самым желанным. Арс, хоть и является альфой, никогда не рычит, находясь рядом со своим омегой, а особенно в такие моменты. Он скорее будет мартовским опьяневшим котом мурчать всё время, чем рыкнет хоть раз в порыве страсти. Не его это, совсем не его. К тому же, такой нежный Антон, пахнущий свежестью, сладостью и холодком, располагает его всегда лишь к приторной нежности и осторожности. Арс будто находится в его власти, под его влиянием, становится до бесконечности заботливым и трепетным. Хотя Антон знает: дело совсем не в нём и его феромонах. Арсений сам по себе такой. Ему не нужна пылкая и обжигающая страсть, ему не нужно быть грубым и притворно несдержанным. Он хочет дарить любимому нечто большее, чем просто секс. Нечто глубокое и важное, на уровне слияния душ. Именно за это Антон его и любит всем сердцем. Именно поэтому он и смог однажды довериться Арсу, открыться перед ним, отдаться в его власть, упасть в его объятия и раствориться в них без остатка, ни о чём не жалея. Среди всех обычных альф, которых волновали всегда только премитивные мирские потребности, Шаст выбрал именно его, Арсения, мужчину с особой душевной организацией, возвышенными мыслями и искренними намереньями заполучить хорошего спутника жизни и взять на себя ответственность за него, а не просто добиться омегу, способного варить борщи и рожать детей. В каждом ласковом прикосновении Антон чувствует эту любовь, это желание сделать всё правильно. Арсений всегда старается показать в действиях свои чувства. Он вкладывает в них свои искренность и эмоции, отдаётся Антону без остатка, получая абсолютную взаимность в этом смысле. — Какой же ты замечательный, Тошенька, — голос Арсения бархатистый и совсем немного хрипит. Антона едва ли не на изнанку выворачивает от того, как альфа зовёт его Тошей. Есть в этом что-то правильное и до невозможности гармоничное. Так и нужно. Так и должно быть, никак иначе. Арс ведёт рукой выше, проникая пальцами под пижамную рубаху, приятно царапая кончиками коротких ногтей живот и бок, пересчитывая рёбра и заставляя Антона непроизвольно прильнуть к ладони. Шастун требует больше прикосновений, выгибаясь в спине дугой. Попов усмехается и приподнимается с постели. До этого он лишь прилипал к омеге с боку, теперь же основательно и многообещающе нависает сверху. Ленивые движения кистей рук становятся бодрее и настойчивее. А запах мяты от этого становится всё слаще и приторнее, в плоть до того, что у Арса приятно щекочет нёбо. Антон хочет, чтобы его неустанно трогали эти руки, разгоняя тепло по всему телу, вызывая сокрушительные волны возбуждения и пробуждая бабочек в животе. Антон хочет, чтобы его альфа был ближе, ещё ближе, чем есть сейчас, ближе, чем это вообще возможно физически. Шаст тихо мычит от касаний, прикрыв глаза на половину. Он следит за тем, как рубашка топорщится, когда под ней так по-свойски шарят ладони. Холодок пробирается под ткань вместе с руками, вызывая волну мурашек. Антон шумно сглатывает слюну и откидывает голову назад. Он знает, что пахнет сейчас до невозможности приторно. Он весь заведён, потому источает аромат мяты наиболее сильно. Арс буквально в восторге от этого: видно, как горят его голубые глаза. Пуговицы рубашки, одна за одной, расстёгиваются и обнажают светлую кожу. Кажется, что Антон сделан из хрупкого фарфора, во всяком случае оттенок его кожи кричит именно об этом каждый раз, когда снимается одежда. Потому Арс обходится с ним соответственно: как с дорогой фарфоровой вазой. Антон сам не замечает, как чуть поджимает колени и разводит ноги в стороны, подпуская альфу поближе, позволяя неиболее гармонично расположиться. Арс наклоняется и почти без промедления впивается в губы Антона. Он размеренно и с чувством целует его, будто в беспамятстве. Разум застилает туманом, в нём растворяется всё лишнее и не важное в эту минуту. Остаётся только Антон. Есть только Антон. Больше ничего. Шаст тихо скулит в поцелуй, ощущая в полной мере, как сильно он намок. Не удивительно даже. Ему много времени не нужно, чтобы завестись до предела, особенно в такой период. К тому же, Арсений хорошо умеет заводить. Каждое его действие отзывается волнами по телу и тяжестью внизу живота. Но запачканные смазкой бельё и пижамные штаны всё-равно ощущаются очень неприятно. Хочется поскорее всё это с себя снять. Антон нетерпеливый омега. Арс любит долгие ласки и прелюдии, он каждый раз смакует, как в первый, никогда никуда не торопится. И Шаст давно знает об этом, ему и самому до невозможности сладко от таких нежностей. Но он всегда много скулит, елозит на месте и беспорядочно шарит по телу партнёра руками, выпрашивая больше. — Погоди, — шипит, жмурясь, Антон прямо в губы. Влага между ног просто невыносима, он больше не может ни секунды это терпеть, потому сам приподнимается над постелью и снимает с себя сначала рубашку, а уже потом и штаны. Арс просто смотрит на это, кусая губы, но не вмешивается. Знает, что Антону гораздо удобнее раздеться самому. Он предстаёт перед своим партнёром полностью обнажённым и краснеет всё сильнее. Как бы то ни было, Антон ещё тот скромник, потому ничего не может поделать с ярким румянцем на щеках, тот появляется сам собою. Арсений поспешно снимает с себя одежду, чтобы им двоим уже ничего не мешало. Антон в это время падает на подушки и скромно отворачивает голову куда-то в бок, прикрыв правой рукой половину лица. Щёки горят. Антон это чувствует. Он весь горит, кажется. А низ его живота крайне требовательно ноет. Долго ждать ему не приходится. Вскоре руки Арсения ложатся на бёдра, оглаживают их и раздвигают пошире. Антон снова сглатывает вязкую слюну, шумно выдохнув через нос. У него сильно потеют ладони, он хочет снова вцепиться ими в плечи альфы, но не может этого сделать: они слишком низко. Арс ведёт кончиком носа по животу, чуть склонив голову, а уже после целует туда же, медленно, плавно и вдумчиво. Его губы оставляют на коже влажные следы, вырисовывая относительно ровную дорожку из поцелуев. Антон буквально истекает смазкой, и это даже не единственная его проблема. Аккуратный омежий член, наливаясь кровью от сильного возбуждения, стоит и периодически подрагивает, требуя прикосновений. Арс это прекрасно замечает. Проводит кончиками пальцев по заведённому органу, после несильно сжимает в руке и плавно поглаживает, не отвлекаясь от поцелуев: влажная дорожка спускается всё ниже, ниже и ниже. Антон жмурится и тихо стонет, когда член оказывается в хватке крепкой ладони. Он толкается в руку Арса, напрягшись всем телом и двигая бёдрами. Руки беспорядочно шарят по постели в поисках чего-то, за что можно схватиться. Арс в это время бесстыдно проводит языком по внутренней стороне бедра. — Расслабься, Тош, — ласково просит он, чуть активнее двигая рукой, а второй сжимая бедро. И Антон честно старается послушно расслабиться, но волнение и предвкушение немного сбивают его с толку. Он мелко дрожит всем телом, ощущая чужое дыхание на коже внизу. Арс нарочито медленно проводит языком прямо там, слизывая выступившую смазку. Антон вздрагивает и резко неосознанно зажимается, хлюпнув носом и проскулив. Попов не останавливается, лишь нежно гладит бедро и оглаживает раз за разом напряженный член, изредка чуть сжимая его в ладони. Пытается расслабить всеми силами. На языке отчетливо ощущается мята, и от этого вкуса Арс уже готов сойти с ума. Антон течёт перед ним рекой, от чего сам очень сильно смущается, но никак не может это контролировать. Хочется вылизать его всего, свести с ума языком, чтоб забыл даже собственное имя. Альфа плавно толкается языком внутрь, ощущая определённое сопротивление. Мышцы немного зажаты, но это не критично. Он уже давно научился расслаблять и располагать Антона, делая всё так, чтобы его омеге было действительно хорошо. Арсений старается не обращать внимание на собственное возбуждение. Ему важно в первую очередь то, что чувствует Антон. Всё остальное может подождать. Ведь искреннее удовольствие заключается в том, чтобы слышать, как Шаст сладко стонет, откинув голову на подушки, раздвигая ноги шире и позволяя тем самым ласкать себя ещё глубже языком. Антон сбито дышит и едва слышно поскуливает от того, как чужой тёплый и влажный язык мягко входит, чуть щекоча податливые стенки. По телу будто пробегает электрический ток. Особенно когда Арс утробно мычит и закрывает глаза. Ему самому до безумия нравится это делать. Мятный вкус смазки будоражит и подталкивает лишь к тому, чтобы продолжать. Антон действительно обо всём забывает напрочь, когда его медленно, но ритмично трахают языком. Он может лишь шире разводить ноги и выгибаться, как кошка, постанывая в такт с движениями внутри. Арс старается проникнуть глубже, насколько это возможно. В воздухе витает лишь сильное возбуждение и два сильных запаха, смешавшихся в одно гармоничное амбре. Приторно сладкая и свежая мята, от которой холодит душу, и намного более сдержанный запах лайма с его типичной кислинкой и каплей терпкости. — Арс, я... не могу больше, — тихо лепечет Антон, хмуря брови. Он не может ничего с тобой поделать. Его течная задница хочет только одного: ощутить в себе альфу, принять его всего и полностью. Это желание отзывается внутри почти что болезненно, и терпеть уже нет сил. — Ты слишком сладкий. Я бы от тебя весь день не отрывался, — шепчет с улыбкой Арсений, на что омега багровеет ещё сильнее. Почему-то такая любовь к его естественной смазке слишком вгоняет в краску. Хотя Антон уже успел за долгое время привыкнуть к тому факту, что Арс помешан на вылизывании его задницы. Попов нежно двигает рукой на чужом члене, в то же время снова утыкается в шею, выискивая кончиком носа места, где проходят железы, вырабатывающие феромоны. Антон, затаив дыхание, терпеливо ждёт, когда в него войдут. Не требуется ведь даже растяжка: благодаря течке Антон подготовлен практически двадцать четыре на семь. К тому же, альфа его совсем разнежил своим языком. Арс сначала лишь трётся головкой, а Антон кусает губы и обхватывает тело партнёра всеми руками и ногами. Не хочется даже менять позу, в ней Шаст может изо всех сил прижиматься к любимому, обнимать, целовать, ластиться и получать всё это в ответ. — Пожалуйста... Арс, — нетерпеливо мямлит Антон, откинув голову и позволяя Арсению целовать его в шею, кусать, оставлять засосы и облизывать. Только бы тот скорее вошёл и не томил ожиданием. — Метка почти зажила, — подмечает Попов, глядя мутными глазами на плечо Антона. Он медленными толчками входит, позволяя омеге привыкнуть и без боли принять его полностью. Шаст лишь громко стонет от полного удовлетворения. Он понимает, к чему было это замечание. И не возражает быть помеченным сегодня снова. Арс оставляет на нём новую метку каждую течку, хотя этого, по сути, и не нужно делать так часто. Но Антон никогда не был против, ему даже нравится, когда Арсений впивается клыками в кожу, чем снова показывает, что этот омега принадлежит только ему. Шаст рад принадлежать ему полностью. Он никогда не думал, что будет искренне счастлив лишь от того, что альфа имеет над ним такую власть. До встречи с Арсом казалось, что всё это полный бред. И лишь почувствовав это на себе, Антон понял для себя, что такое настоящее счастье, с которым ничто не сможет сравниться. Арс размеренно и плавно двигается внутри, не входя пока что до упора. Антон пытается подмахивать бёдрами навстречу, но ему этого просто не дают: Попов плотно вжимает его в постель и угомонительно гладит бок и живот, мол: "Я сам всё сделаю, просто получай удовольствие". Антон склоняет голову на бок, намекающе открыв больше доступа к старой метке. Он чуть закусывает нижнюю губу и крепко сжимает в своих руках плечи Арсения. Тот не торопится, лишь водит по коже губами, вызывая ещё больше мурашек, будто ищет правильное место. Его всегда волнует тот факт, что он причиняет Антону боль, пусть и не такую сильную, чтобы испытывать за это хоть сколько-то вины. В любом случае, старается укусить так, чтобы это вышло наименее болезненно. Шаста бросает в жар от чувственных и неторопливых фрикций. Арс вдруг сжимает в обеих руках талию и с опаской впивается, как нежный вампир, в кожу над ключицей. Антон полностью замирает, когда под натиском острых клыков рвётся его кожа, но даже лишнего писка не издаёт. Эта боль всё-таки ему больше приятна. Особенно приятно, когда Арс языком начинает зализывать свежую рану, хоть ему и щиплет от этого. — Прости, прости, солнышко, — шепчет Попов прямо на ухо, ведь чувствует, как Антон дрожит в его руках. Он продолжает совершать спокойные толчки, внимательно смотря на лицо любимого. — Всё хорошо, правда, — Шаст улыбается, тихо постанывая, и перемещает руки на лицо Арса. Их губы снова сливаются в поцелуе, но теперь уже с лёгким привкусом металла на языке. Арс постепенно ускоряет толчки, чувствуя, как внутри Антона с каждой секундой становится всё более и более горячо. Его смазка, которая выделяется в огромных количествах, пачкает постель, но на это сейчас почти наплевать. Шасту сейчас хочется чуть глубже и быстрее, но попросить он не может — слишком увлечён сладким поцелуем — потому лишь мычит. — Так нетерпится? — с усмешкой говорит Арс прямо в губы, на что получает лишь активный кивок. Почти сразу по комнате разливается громкий стон: точки становится глубке и настойчивее, а медленно набухающий узел давит на самые чувствительные точки. Антон сводит ноги накрест за спиной Арсения, прижимая того ещё ближе, требуя глубже, пытаясь задержать того в себе. Слишком приятно чувствовать себя заполненным. Слишком хочется слиться воедино. — Повяжи меня, — хрипит Антон, хватая воздух ртом, — Пожалуйста, повяжи, — отчаянно и громко просит, ведь знает, что не сможет успокоиться, пока не почувствует сцепку. Арс нежно целует его в скулу, увеличивая амплитуду толчков, а Антон удовлетворённо стонет и благодарно ластится, подставляясь под поцелуи нежности. Альфа шепчет ему что-то любовное на ухо, прикусывает мочку и сбито дышит, мыча от удовлетворения и приближающегося пика. — Какой же ты у меня замечательный, — Арс чуть жмурится, когда чувствует, как стенки начинают сокращаться и сжимать его. Входит до упора под громкие блаженные стоны и, сделав ещё пару движений, кончает с самым любимым и прекрасным именем на устах, — Тошенька, — внутри становится безумно узко, потому Попов больше не двигается. Антон весь содрогается от накрывшего его с головой сладостного оргазма и тихо поскуливает от ощущения полноценной заполненности. На глазах выступают мелкие слезинки, до того ему хорошо в этот момент. Арс гладит его щёки и ласково вглядывается в помутневшие от неги наслаждения зелёные глаза. Только в этот момент он понимает, что положение их тел не самое удобное для того, чтобы провести около получаса в сцепке, но это не так уж и сильно волнует. — Всё хорошо? — дежурно спрашивает Арсений, дав Антону сначала немного отдышаться. — Более чем, — смущённо отвечает Шаст, обнимая альфу за шею, — Я люблю тебя, Арс. Очень сильно люблю, — Антон тонет в этом бесконечном потоке нежности и любви, которые ощущает в руках своего партнёра. Слишком хорошо, запредельно. Кажется, что так хорошо быть на самом деле не может. — И я тебя люблю, — Арс осторожно чмокает своего омегу в нос, а уже потом склоняется к свежей метке, на которой только-только начали засыхать капли крови. Он начинает успокивающе зализывать раны, а Антон в это время чуть ли не мурлычет под ним, благоговея и испытывая полное удовлетворение своих потребностей. Запах мяты со временем становится чуть спокойнее, перестаёт быть вызывающим и таким соблазнительным. Теперь он побуждает Арса только быть рядом с любимым и оберегать его изо всех сил. Залюбить, занежить, накормить и защитить от любой опасности. Как и положено любому альфе, который искренне любит своего омегу.