Я заживлю твои шрамы

Мягкий кожаный диван с чёрной обивкой, свежие фрукты и ослепительные огни фонарей за окном дорогостоящей квартиры в многоэтажном доме в самом сердце Альт-Сити. По другую сторону панорамного окна блестящий снег ровным одеялом лёг на карниз, отсвечивая золотым в свете большого телевизора, на котором крутило дурацкий романтический сериал с сентиментальной девушкой в главной роли и принцем на белом коне, который спасает её из всевозможных передряг. Обычная слезливая история любви, которую Дейв в здравом уме даже не посмотрел бы, но в данной ситуации, когда он лежал в гостиной у потрясающего светловолосого мужчины с алыми глазами в его же объятиях, он готов был подписаться на всё, что угодно, лишь бы тёплые руки продолжали обвивать его шею, согревая от грубого январского холода. Винс бережно накинул на ноги комиссара одеяло, когда почувствовал мелкую дрожь чужого тела. Лололошка решил не говорить ему, что трясёт его от глупости главной героини в сериале и до ужаса клишированных моментов, потому что боялся, что тот воспримет это как оскорбление. Как-никак сериал выбирал лично Кавински, хотя по его лицу и нельзя было сказать, что ему нравится картина больше, чем Лололошке. Они просто сидели, окружённые шёлковыми подушками, на диване, ели виноград и запивали до кошмарного дорогим шампанским. Не сказать, что Лололошке нравился алкоголь, даже если он и осознавал, что один бокал стоит как его полугодовой доход с работы комиссара. Ему просто было приятно сидеть с Винсом в обогреваемом помещении подальше от всей поселенческой суеты, пить напиток, который пил и он, есть фрукты, которые ел и он, касаться его тонких пальцев, как бы невзначай проводить ладонью по смуглой коже и наблюдать за реакцией. Изначально наблюдатель просто пошутил про то, что позовёт Дейви на свидание в свою квартиру, но после он и сам стал не против посмотреть сериал и выпить шампанского вместе. Его огромное жилище никак не разделяло его любви к одиночеству: хоть помещение и обогревалось, оно всё равно было пустым и холодным. На полках было огромное множество вещей Кавински, в ванной стояли маски для волос, лица, многочисленные профессиональные шампуни и скрабы, но это не выглядело по-семейному, скорее вся квартира пропиталась одиночеством мужчины, каждый предмет интерьера отражал его вкус в дизайне и желание видеть свой дом более инновационным. Хоть и обстановка была щедрой и квартира не выглядела пусто, всё равно никакой уютной притягательности у неё не было. Винс сидел в вульгарной позе с раздвинутыми ногами, а на плече у него лежал комиссар, покоясь прямо между ног многоуважаемого бывшего наблюдателя. Голова Кавински немного опрокинулась на Дейва, касаясь его щеки своей. Руки Винса обвили тонкую шею Лололошки, лишённой голубого шарфа. Сегодня у них не было привычных аксессуаров: Кавински снял свои приклеившиеся к его лицу голубые очки, надутую куртку и цепи на ключицах, а Лололошка сидел без шарфа и солнцезащитных очков, которые он носил даже зимой. Оба были одеты в лёгкую домашнюю одежду: футболка и штаны. Вещи Винса были слишком маленькими для Лололошки, поэтому он выглядел как взрослый, которого заставили надеть одежду ребёнка. Футболка облегала его торс и плечи так сильно, что передвигаться было проблематично. По словам Кавински это были самые широкие футболка и штаны в его гардеробе, но и те плотно обвивали сильные ноги. «В следующий раз куплю тебе одежды на несколько размеров больше» — усмехнулся Винс, наблюдая за чужим переодеванием. Ему было не стыдно наблюдать за тем, как другой мужчина, почти нагой, надевал его маленькую одежду. Их отношения уже давно нельзя было назвать «нормальными». Они твёрдо понимали, что их «свидания» — просто глупые шутки и ничего более, но Кавински не отрицал, что ему нравятся эти шутки. Ему до безумия нравилось наблюдать за голым торсом комиссара, за стремительно краснеющими ушами после очередной забавной фразы про их отношения, небрежно брошенной Радану или Кейт, за смущением во время их разговоров про мужской секс или что-то подобное. Винс не то, чтобы никогда не трахался с парнями, скорее его опыт с мужчинами даже мог поравняться с девушками, но он старался не видеть и не видел в своих друзьях объекты вожделений, которым можно присунуть за несколько сотен рабочих часов. Все его половые партнёры — просто продажные люди, которые готовы были лечь под мужчину ради денег. Он не осуждал — скорее понимал и помогал. Все эти люди были либо бедными с огромной нуждой в деньгах, либо шлюхами, которым было в кайф делать это за просто так и бокальчик светлого. Винс не имел ненависти к их желанию подзаработать таким образом, он просто понимал, что особо других вариантов разжиться, если тебе не повезло в жизни, в Империи как таковых не было. Он не собирался помогать им за чистую душу, они давали ему услугу — он платил. Всё честно, все довольны и счастливы. Чувствовал ли Кавински себя моральной мразью? Безусловно. Некоторые были совсем молодыми, но уже совершеннолетними, кто приходили с целью заработать денег на операции для родителей или братьев и сестер. Но не Винс тащил их в кровать, они добровольно шли к нему, всё тщательно обдумав. Неправильно, но куда деваться? Империи плевать на такие изъяны в системе, нет никаких нуждающихся с херовой жизнью. Все счастливы и верны, а значит смысла беспокоиться о людях совсем нет, до того момента, пока послушные куклы не восстанут против кукловода, поборов страх перед стиранием и смертью, осуждением общества и правительства. Именно этим и занималось Сияние — искореняло боль и страдания народа. С каждым днём к Кавински приходило всё меньше людей, потому что большинство нуждающихся состояли в рядах восстания, а значит получали мотивацию не сдаваться и искать альтернативные пути решения своих многочисленных проблем. Винса не особо это беспокоило, на каждый товар найдётся покупатель, а значит всегда будут люди, готовые отдаться ему за относительно небольшую плату. Что насчёт Лололошки? Не сказать, что он видел в нём романтический объект и не сказать, что он видел в нём преданного друга и помощника как Радана, готового порвать любого, кто прикоснётся к Кавински. Дейв безусловно красивый, сильный и добрый, девушки и так бегают за ними толпами, разбивая себе сердца, а Винс не прочь подлить масла в огонь, подразнить их, унизить. Так и заставляло что-то внутри каждый раз потешить своё самолюбие, нагрубить Шерон, когда та ещё клеилась к нему, пошутить какую-нибудь мерзкую пошлость и отогнать от Дейви всех надоедливых мух. Почему? Винс сам не особо понимал. Сначала он чувствовал к Лололошке братскую любовь, а потом он начал вести себя как девчонка, которая ревнует своего возлюбленного к любому столбу, при этом не осознавая этого. Главная причина, почему Кавински до сих пор не предложил комиссару потрахаться — их дружба. Он никогда не занимался сексом с человеком, которого видел более трёх-четырёх раз за жизнь, ибо с остальными так и было. Неловко было ежедневно встречаться взглядами с человеком, которого ты поимел однажды. Именно поэтому Винс отгонял от себя всякие навязчивые мысли с идеями насытиться этим телом и успокоиться уже, просто наблюдая и трогая в неинтимных местах. Сам же Лололошка не понимал, что происходит между ними: они ходят на свидания, пялятся на обнажённые тела друг друга и делают вид, что они сейчас не сидят на ебучем свидании, не пьют шампанское и не смотрят сопливую драму в обнимку. На экране плазменного телевизора главная героиня сомкнулась губами с её возлюбленным в страстном поцелуе. — И этого мы ждали 13 серий? — недовольно пробубнил Винс, поднося к губам бокал с шампанским и делая глоток. — Н-да, я же говорил, что они поцелуются в этой серии, — довольно ухмыльнулся Дейв, оборачиваясь к собеседнику. Их лица были в сантиметре друг от друга и они видели глаза, которые блестели в свете телевизора. Глаза Кавински жадно блеснули алым огоньком, выпуская из пальцев хрустальный бокал. Поцелуй на экране был чувственным, но слишком наигранным. Настолько, что звуки чмоканья их губ были какими-то искусственными. — Чего ты так смотришь на меня? Тоже хочешь? — усмехнулся Винс, в шутку обхватывая чужую шею ладонями и прижимая к себе. Щёки Лололошки покрылись ярким румянцем, но он не отталкивал мужчину от себя. Просто смотрел в его глубокие рубиновые глаза и пялился жадно, не желая отрывать взгляда или показывать смущения. Почти вызывающе Дейв коснулся чужого плеча, проводя рукой от ключицы до кончиков пальцев по тыльной стороне кисти. Кавински вновь ухмыльнулся и выпустил комиссара из хватки, откидываясь на спинку дивана. Поцелуй на экране всё ещё не закончился. — Зачем ты это делаешь? — с комом в горле бросил Дейв. — Что? — уточнил наблюдатель. — Вот это всё, сериалы выбираешь странные, пялишься на меня, поишь дорогим шампанским, обнимаешь, намекаешь на поцелуи, — Лололошка отстранился от друга, чувствуя, как тепло от чужого тела стремительно покидает его. — Я понимаю, что ты шутишь, но это уже совсем не смешно, Винс. Я хочу знать, что между нами происходит, — его серые глаза устремились на экран, где парочка наконец разъединила губы и теперь крепко обнималась. — А что между нами может происходить? Это же всё шутки, я просто люблю издеваться над людьми, — говорил он несерьёзно, с каплей самоиронии. — Я серьёзно, ты ведёшь себя странно, Кавински, — Дейв не сводил глаз с экрана, хотя чувствовал, как строгий взгляд алых глаз впился в его лицо. — Ох, Лололошка, мне жаль, если я дал тебе надежду на что-то. Между нами только... как это называет Райя? Сугубо дружеские отношения, — пожал плечами Винс, отправляя к себе в рот следующую виноградинку с фруктового подноса. Лололошка готов был поклясться, что из его глаз совершенно непроизвольно потекли слёзы. Он, быстро смахнув слезинки с щёк, прикусил губу, чтобы не выдать своего состояния. В горле всё нарастал огромный ком, пока и вовсе не стал таких размеров, что мешал говорить и сглатывать. Он сам не отдавал себе отчёта в том, почему его так задели эти слова. Неужели внутри он и правда надеялся на что-то большее, чем просмотры сериалов в зимний вечер под бутылку шампанского? Какая глупость. Винс панически всмотрелся в чужое лицо, увидев жемчужину, медленно стекающей от уголка глаза к подбородку. Главная героиня на другом конце экрана плакала от счастья от воссоединения со своим любимым, а Дейв сейчас разрыдался от... от чего? Его даже не отвергли, что уж там. — Так, Дейви, не надо здесь плакать, ты чего? — он нервно хихикнул, на коленях подполз к комиссару и схватил его за плечо. — Ты это из-за меня что ли? Ответа не последовало, Лололошка до сих пор не отрывал глаз с девушки в красивом голубом платье на экране. — Ты это... переставай, я не умею успокаивать людей. Да и вообще, это ты вроде у нас психолог, а не я! — хихикнул Винс, тут же стирая улыбку с лица. — А-а-а, чёрт, Дейв! Ну-ка вытирай слёзы и давай не раскисай мне здесь. Лололошка холодно смотрел на экран. Абсолютно не шевелясь и ничего не говоря. — Дейв... — Кавински неловко коснулся пальцами чужой щеки и вытер мокрые слёзы. — Я тебе нравлюсь? — снова тишина. — Я понимаю конечно, что я богатый, сексуальный и красивый, но я же самый большой мудак на планете! Вкусы у тебя конечно так себе, Дейви, — подбадривающе улыбнулся наблюдатель. — Ты это... пойми, что дело не в тебе. Ты добрый, ответственный, красивый, сильный, короче... много чего. Но я боюсь, что я вообще не могу чувствовать к кому-то что-то, даже отдаленно напоминающее любовь. Да, у меня есть к тебе симпатия, но не более того. Я никогда не испытывал привязанности и не хочу её испытывать, потому что она влечёт за собой страшные последствия, которые клеймят тебя на всю жизнь, — он поёжился. — Короче я моральный урод, ублюдок и придурок. Этого достаточно? Ты заслуживаешь намного большего, чем какого-то богатого эгоиста, живущего в своё удовольствие. Лололошка наконец обернулся, всматриваясь красными от слёз глазами в такие же красные глаза напротив. Его взгляд был холодным и безразличным, его эмоции слишком противоречили собственным действиям. — Прости, не знаю, чего это я, — Дейв запустил ладонь в свои каштановые кудри. — Скорее всего от сериала. Такая трогательная сцена с воссоединением. Чего ты там говорил? Что я красивый? У Винса по спине пробежали мурашки, а глаза распахнулись от удивления. Он понимал — издевается. Грубо, жестоко, с ненавистью. Хотел обидеть так же сильно, ударить по самолюбию, и у него это удалось. Дейв покажет слабину только через свой труп, наблюдатель это знал. Кавински открыл рот от удивления, когда Ло довольно обернулся обратно на экран, поглощая нужную реакцию от своих слов как губка. — Это... было хорошо. Поставил на место, — Кавински удовлетворённо ухмыльнулся, смывая с лица удивление. — Неужели наш Дейви умеет грубить? — Учился у лучших, — ответил комиссар с издёвкой. — Да ладно тебе, я же не со зла, я правда слишком плох для такого, как ты, — заверил Кавински. — Найдёшь ещё себе своего белого принца на коне, или как там... — Ага. Лололошка хихикнул и всхлипнул, отводя взгляд от экрана. — Прости, я не знаю, что на меня нашло, — комиссар сгибает колени, кладёт на них подбородок и обвивает свои ноги руками. — Я понимаю, что между нами ничего не может быть. — Дейви... — Кавински приближается к нему и смиренно кладёт руки на широкие плечи. — Ты правда слишком классный для меня. Я убивал, понимаешь? Убивал своих друзей, убивал тех, кто ничего не сделал. Они просто пытались жить, но Империя им не позволила. Я не могу отмыть свои руки от этой крови, не могу забыть отчаянные крики перед смертью и тексты прощальных записок для их детей. Я часто просыпаюсь по ночам от кошмаров. Меня преследует то, что я делал ради денег, ради репутации, ради Империи. И каждый день меня посещают мысли: будь я сейчас не таким богатым, не умывайся я чужими мольбами о пощаде, был бы я хоть немного счастливее? Смог бы полюбить кого-нибудь, отдать ему всего себя без остатка? Только вот, Дейви. От меня ничего не осталось. Я не могу ничего дать тебе взамен на твои светлые мысли и слова поддержки. Меня давно съело изнутри сожаление о содеянном. И теперь я не могу принять такой дар судьбы. Не могу быть счастливым с тобой, потому что судьба ошиблась на мой счёт. Она промахнулась, когда дала мне тебя. Ты слишком светлый для того, чтобы замазывать мою пустоту в сердце белой краской. Делись своим светом с тем, кого ты действительно полюбишь, договор? Лололошка всё это время смотрел прямо в душу Кавински, с отчаянием вглядываясь в его алые глаза. Он внимательно слушал, не перебивал, но с каждым словом брови его сочувственно изгибались. На серых глазах вновь засияли капли слёз. Он протянул дрожащую руку в сторону наблюдателя, с усилием сжал зубы и плюнул на всё. — Я люблю тебя, Винс! Я безумно тебя люблю, — он не понимал, что несёт, просто знал: так нужно. — Я не знаю, за что ты так жесток к себе. Ты не виноват в том, что Империя заставляла тебя убивать. Ты не виноват в том, что те дети никогда больше не увидят своих родителей. Ты — просто жертва обстоятельств, Кавински. Винс не успел ничего ответить. Он почувствовал сильные руки на своей спине, теплоту чужого тела. Лололошка обнимал его со всем трепетом, на который только был способен. И Кавински крайне оценил этот жест. Он ответил на объятия, крепко сжимая в руках ткань его футболки. — Винс... — Лололошка не отдалялся от него. Шептал на ухо. — Я хочу быть тем, кто будет заваривать тебе чай после твоих кошмаров, кто обнимет тебя во сне, в конце концов тем, кто избавит тебя от бесконечных страданий. Прошу, Винс, давай попробуем изгнать из твоего разума это сожаление. Кавински в ответ похлопал его по спине. — Я не знаю, готов ли я переложить на тебя груз ответственности. Прости меня. Дейв замолчал. Хватка его объятий ослабла и он медленно отдалился. В горле вновь возник ком. Он взглянул в сияющие глаза напротив и заметил маленькие крупицы, которые блестели в свете плазмы. Кавински плакал. Впервые в жизни Лололошка видел, как он плачет. И Винс даже не спешил стереть свои слёзы, чтобы не показаться слабым. Он просто вывернул душу наизнанку человеку, который так отчаянно пытался добиться его расположения последние десять минут. — Ло, — Кавински впервые назвал его так. И эта форма имени отозвалась громким стуком сердца в груди. — Мы можем попробовать, но только если ты правда готов к тому, что я разделю с тобой всю свою жизнь. Лололошка улыбнулся. Уголки его губ едва заметно тряслись от напряжения. — Я готов на что угодно, только если ты рядом со мной. Комиссар медленно наклонился и впился в мягкие губы наблюдателя. Он обвил ладонями чужое лицо, почувствовал своим языком, как Винс неуверенно целуется. В голове мельком пробежала мысль о том, насколько Кавински на самом деле ранимый. Пусть он и скрывает все свои эмоции за голубыми очками и маской клоуна, он никогда в жизни бы не сделал больно тому, кто ценит его. Одно только убийство Радана чуть не довело Винса до панички, пусть он и старался до последнего делать вид, что ему всё равно на лучшего друга, которого он убил пару часов назад. Такой уж бывший наблюдатель. Работа на Империю его так вымотала, что он стал жёстким, как консервная банка. А теперь он может снять чешую, потому что вот тот самый век перемен, происходит прямо на их глазах! Падают имперские оковы и с каждым днём всё больше рушится то, что возводилось тысячелетиями. Ничто не сможет скомпенсировать ту боль, что нанесла Империя: шрамы не заживают. Однако даже самые болезненные порезы забываются со временем. Всё, что делает сейчас повстанческое движение, войдёт в историю не только этого мира, но и целой мультивселенной. Мироходцы будут разносить легенды о загадочном парне, который спас Алотерру от цепей Равоама Кэлхуна всего за полгода. Они будут спорить о том, был ли этот парень мироходцем или Богом, но никогда не узнают ответ. Потому что Лололошка больше не хочет покидать этот мир, больше не хочет забывать. Он будет стараться быть хорошим другом и человеком для тех, кого успел полюбить всем сердцем. И будет он это делать в абсолютно новом мире. В идеальном мире.