— Ой, отвали, Чан. — сплевывает, отягощая грудь Чана. — Перестань притворяться, будто тебя это волнует.
— Бин… — Глаза блестят, но он каким-то чудом сдерживает слезы. Он не может плакать. Если бы он это сделал, Чанбин не воспринял бы его всерьез. —. нам следует расстаться.
— Серьезно? Опять? Ты собираешься говорить это каждый раз, когда я злюсь? —
Дело не в том, что Чан поспешил с выводами. Дело в том, что он боится. Боюсь, что Чанбин его больше не любит. На самом деле он знает, что Со его больше не любит.
Между ними прошли три года ада, и Чан просто хочет мира. Он хочет, чтобы Чанбин жил той жизнью, о которой он всегда мечтал.
— Я серьезно. — Он не может смотреть ему в глаза. Его тело уже дрожит, и он знает, что взгляд, который бросает на него парень, вызовет у него истерику. — Это… это больно. Мы можем перестать притворяться.
— Ты этого не хочешь.
— Я хочу, чтобы ты был счастлив -, черт, все равно здесь идут слезы, — и я знаю, что ты борешься.
— Единственное, с чем я борюсь, это я сам. Сколько раз мне, черт возьми, нужно сказать тебе, что я люблю тебя,
прежде чем ты послушаешь?
Чан не отвечает. Его взгляд прикован к ковру, а слезы падают ему под ноги. Он хочет блевать.
Нет, он хочет забыть ночь с парнем. Но Чанбин завязал год назад и с тех пор не оглядывался в прошлое. Чан? Чан по-прежнему катастрофа. И он не планирует в ближайшее время исправляться.
— Ты хочешь, чтобы я ушел так сильно? — Чанбин больше не звучит сердитым. На самом деле, его голос напряжен. — Я уйду, если тебе от этого станет лучше.
— Нет, пожалуйста, не покидай меня. Я, я умру, если останусь один.
— Я останусь, если ты перестанешь это говорить.
— Мне жаль.
Он не может не вздрогнуть в тот момент, когда Со обнимает его. Парень никогда не бил его и даже не угрожал ему. Но он просто подумал — может быть, на этот раз он заставит мальчика сорваться.
Будет ли тогда мирно? Если Чанбин использует свою силу, чтобы задушить его? Или выкинуть его с балкона?
Вроде звучит красиво.
---
Чан оглядывает стол. Все его друзья здесь. Двое из них бурно спорят о чем-то неважном.
Это звучит ужасно. Но для них это настоящая дружба. Они были достаточно спокойны, чтобы знать, что такие простые вещи, как эта, никогда не разлучат их. Ничто даже не угрожало разлучить их.
Потому что у них Чан в качестве лидера. Мальчик собрал их всех вместе, и с тех пор они не оглядывались назад.
Ну, на самом деле, Чан так и сделал.
Он любит своих друзей, но именно из-за них он подсел на всякую ерунду. Каждые выходные они собирались вместе, чтобы потрахаться. Они бы праздновали ничтожность жизни и забывали любую боль, которую когда-либо испытывали.
И это так ужасно неправильно.
Но Чан также не стал бы менять это ради мира. Он знает, что даже несмотря на адскую зависимость, они все здесь друг для друга.
— Ты, блядь, серьезно? — крик Хёнджина прорывается сквозь его мысли. -«Это было один раз, блядь.
— Нет, черт возьми, это не так! — Минхо хлопает рукой по столу, его лицо краснеет. — Ты заставил меня четыре раза отвезти тебя в чертов отель, чтобы трахнуть этого чувака! И ты все еще отказываешься видеть, что он засранец.
Ах, на что только не идут ради героина…
— Ты что, внезапно разозлился? Потому что, насколько я помню, ты умолял меня увидеть его, чтобы ты мог получить свою дозу!
Дружба. Это замечательная вещь.
---
Пульс Чана учащается, когда он проталкивается в двери отделения неотложной помощи. Конечно, он приезжает сюда не впервые. Это даже не первый раз, когда он приходит сюда ради Джисона. Но это никогда не бывает приятно.
Тошнота от размышлений о том, выкарабкается ли твой друг. Жужжание флуоресцентных ламп над их головами. Судящие взгляды персонала, который устал видеть их лица.
Чан сочувствует им. Он тоже не хочет видеть их так часто.
— Хён, нет. Не… — Сынмин тянет его за руку, не давая ему ворваться в комнату. — Это не… это не передозировка.
Крис хмурит брови, а его желудок, кажется, скручивается, как будто он понимает слова Сынмина раньше, чем его мозг. — Что ты имеешь в виду?
— Я рассталась с ним.
Сынмин тяжело вздохнул, Крис увидел, как дрожит все его тело. Его грудь вздрагивает, когда он, кажется, выталкивает желчь, подступающую к горлу. Изо всех сил старается не допустить срыва. Он закрывает голову руками, и Чан наконец видит засохшие красные пятна на его коже.
— Какого хрена? — Чан снова пытается ворваться в комнату, но его резко дергают за рубашку. — Ты позволил ему, черт возьми, навредить себе?
— Нет! — Он кричит, прежде чем рухнуть на грудь Чана, слезы пачкают ткань. — Почему все обвиняют меня, когда дело касается нас? Что, черт возьми, я сделал?
— Я не знаю, Мин. Что ты сделала? Что он сделал, что заставило вас расстаться?
Джисон и Сынмин — ну, были — далеки от идеальной пары. Они ссорились почти так же часто, как Чан и Чанбин. Но их ссоры стали кровавыми. Ничего здорового. Они даже больше не спят в одной постели.
Причин, по которым они расстались, могло быть миллион. Ни один из них не боится трахать друг друга, чтобы получить то, что они хотят.
Чан знает. Он знает, что они хорошие люди.
Они просто не предназначены друг для друга. Он пытался предупредить их. Было бы хорошо, если бы Сынмин послушал его в первый день. Но Джисон был на шаг ближе к своему решению. Он был телом, которое держалось в трудные дни, даже если у них никогда не было связи. Никто из них по-настоящему не пытался ее иметь.
— У нас снова была ссора. Это было… это было плохо. Я не удивлюсь, если он на меня донесет — Сынмин дергается. — Но он не стал лучше. Я бросил стакан в стену, а он схватил осколок и…
— Ладно, — перебивает его Чан. Он больше не может слышать. Как жестоко и болезненно. Как нездорово. Как токсично подвергать друг друга таким потрясениям.
— Было так много крови, хён. Люди не должны истекать такой кровью и оставаться живыми. Какого хрена он все ещё жив?
Чан крепко обнимает его. — Я не знаю, но давайте просто порадуемся, что он жив. —
Вскоре приходят остальные и занимают комнату ожидания. Чан смотрит на них всех.
Хёнджин, должно быть, устроился на работу, он принарядился. Минхо, должно быть, только что встал или спускается, его тело дрожит и покрыто потом. Чонин, должно быть, спал, судя по тому, как он сворачивается в кресле. Феликс был на работе, его атласный сценический костюм выглядывал из-под пальто. Чанбин–Чан знает, что Чанбин спал.
Но здесь они все сидят, ждут и молятся, чтобы Джисон выжил. Он должен. Он сильный. Он еще так молод. Ему есть ради чего жить. Столько времени, чтобы прийти в себя и сделать себе имя.
Прошло четыре мучительных часа. На данный момент все они убеждены, что сотрудники не удосужились сказать им, что с ним все в порядке.
— Эй — раздался тихий голосок в тишине.
Группа поднимает головы, чтобы увидеть Хана. Его лицо бледно, а рука от запястья до локтя забинтована. Кровь засохла глубоко под его одеждой. Он выглядит в одной секунде от того, чтобы упасть.
В воздухе чувствуется странное напряжение, когда Минхо вскакивает и бросается к болезненно выглядящему мальчику. Их руки обнимают друг друга. Это тепло и успокаивающе, доводя Джисона до слез. И именно в этот момент Чан наконец видит их связь.
Как он был настолько слеп раньше?
Как Джисон оказался с Сынмином? Как Хёнджин оказался с Минхо? Как они все ошибаются в своем выборе? И почему они все слишком упрямы, чтобы что-то с этим по-настоящему сделать?
---
Чан сидит возле полицейского участка и ждет, пока Феликс заберет Чонина. Мальчик попал в очередную драку. Он никогда не учится. Он видит вызов, и его мозг настаивает на том, чтобы он принял его. Даже если очевидно, что он проиграет.
Они все задавались вопросом, сколько еще сломанных костей потребуется Чонину, чтобы сделать шаг назад и задуматься о своем выборе. С другой стороны, даже с кучей проступков, он лучше всех справляется со своей жизнью. Если бы только он помог Феликсу выбраться из его собственного кризиса. Между ними все было бы спокойно, если бы они помогали друг другу. Но вместо этого это еще один провальный матч.
— Как будто ты пытаешься убить себя — кричит Феликс, садясь в машину, Чонин заползает на заднее сиденье.
— Это было бы здорово. — Чонин пусто смеётся.
— Я больше не буду этим дерьмом заниматься. Я хочу, чтобы ты ушёл к концу месяца. —
Чонин наклоняется вперед, давая понять, что он не пристегнут ремнем безопасности.
— Серьезно?»
— Из-за тебя у меня кончились деньги. Я рву себе задницу, чтобы ты мог попросить о чертовом залоге
---
— Ты крутишься на шесте и трясешь задницей для возбужденных мужчин —
Феликс поворачивается, его глаза пронзают Чонина. — По крайней мере, это работа! Какого хрена ты делаешь?
Чан вздыхает, проверяя зеркало заднего вида перед резким торможением. Оба вощму от силы, прежде чем Чан продолжает, как ни в чем не бывало.
— Ругайтесь дома — бормочет Чан, и все замолкают.
---
Чанбин подходит к дивану и бросает сложенный лист бумаги на кофейный столик. Он со вздохом плюхается рядом с Чаном.
— Что это такое? — Чан указывает.
— Уведомление об отключении света. — Чанбин потягивается и зевает. — Наверное, завтра я пойду закладывать кое-какое дерьмо.
Голова Со падает на спинку дивана, его глаза сосредоточены на трещинах в потолке. — Я устал от этого цикла.
— Я знаю.
Крис хотел бы, чтобы они смогли его сломать. Но каждый раз, когда он думает о решении, план рушится и сгорает. Если ему придется заложить или даже продать все свои вещи, чтобы оплатить счета, то к черту все это. В любом случае, ему все эти вещи не нужны.
Но Чанбин никогда бы не пошел на такой шаг. Приходится изо всех сил стараться удержаться на плаву.
Простое решение — устроиться на работу. Ну, в теории это звучит просто. Но все хорошо оплачиваемые работы требуют прохождения тестов на наркотики. И Чан не собирается ни сдавать, ни прекращать свои вредные привычки. Это ужасно. Он такой ужасный. Он причиняет боль Со, одновременно причиняя боль себе. Это эгоистично.
— Может быть, нам стоит переехать к кому-нибудь другому. — Нога Чанбина подпрыгивает. Нервный жест, который он делал только тогда, когда приходил в себя после приема таблетки. — Как Феликс, черт возьми, с нашими родителями.
— Моя мама больше не хочет меня видеть». — Несколько лет назад он украл ее дебетовую карту. Он не совсем этого помнит, но она, по крайней мере, настояла на том, чтобы он помнил. С тех пор они не разговаривали. — Но клянусь, я верну нас в нужное русло. Мне просто нужно еще немного времени.
— Прошло 8 месяцев, Чан. Все наши деньги идут в вашу руку. Я устал бегать по кругу.
— Тогда уходи.
— Ты этого не хочешь.
Одна и та же фраза каждый раз, когда Чан предлагает расстаться. Это стареет, как его собственные привычки.
— Может быть… — у Чана сжимается горло. Он ненавидит то, насколько слабым он становится, когда дело доходит до возможного поджога моста, который он облил бензином. — Минхо и Хёнджин расстались. Иди, будь с Хёнджином, как ты хотела с тех пор, как я тебя с ним познакомил.
— Чан…
— Я умоляю тебя быть счастливым. — Его руки трясутся, но он все равно умудряется схватить Чанбина. Слезы текут. Он ничего не может с собой поделать. Он слаб. — Будь счастлив, чтобы я наконец мог знать, что хотя бы с одним из нас все в порядке»
И это было все, что потребовалось Со, чтобы наконец уйти. Он собрал свои вещи и уехал через неделю. Оставляя абсурдное количество пустого пространства. Напоминая Чану, как мало у него на самом деле. Напоминая ему, сколько ему дали на оплату одного-единственного счета за коммунальные услуги.
По крайней мере, Чанбин счастлив. И, судя по тому, что слышал Чан, Хёнджин тоже счастлив. Они не разговаривали около месяца, но он предполагает, что Чанбин ему не лжет.
Пока они счастливы.
---
Чан мягко потирает спину Феликса, парня сильно тошнит на унитаз. Кожа у него скользкая и холодная на ощупь, несмотря на покрасневший вид. Это его возможность снова встать на ноги.
Чонин переехал в собственную квартиру.
Феликс умолял Криса приехать, зная, что он лучшая система поддержки в группе. Даже если они, кажется, все больше и больше разваливаются со временем. Ему нужен был Крис, чтобы обнять его и сказать, что все будет хорошо. У него есть опыт в ломке. Он знает, что делать, когда Чанбин недоступен. Не то чтобы кто-то сейчас разговаривал с ним.
— Боже, это чертов ад.- Феликс стонет, вытирая желудочную кислоту с губ. — Я бы предпочел, чтобы ты меня пристрелил.
— Оружие дорогое.
— Ты можешь… обнять меня?
Он кивает, осторожно поднимая Феликса на ноги. Он абсолютно ничего не весит, несмотря на мышцы, наработанные на пилоне. Он ведет его к раковине, чтобы он мог смыть желчь и блювоту.
Как только Ли чувствует себя чистым, он отводит его в спальню. Они падают на кровать, и Феликс не тратит время, свернувшись калачиком на его боку. Это на самом деле приятно.
Это похоже на то, чего у Чана никогда не было с Чанбином.
Тепло.
Должен ли он? Стоит ли ему больше наклоняться к теплу? Феликс это чувствует? Или он слишком много вникает в ситуацию? Это будет не в первый раз. Черт, он встречался с Чанбином только потому, что предполагал, что когда мальчик сказал, что любит его, он действительно имел это в виду.
Его сердце колотится в груди, а горло сжимается, когда рука Феликса ложится на верхнюю часть его бедра. Одно простое прикосновение покалывает его кожу.
Он медленно поднимает Феликса, тщательно анализируя его реакцию. Феликс закрывает глаза прежде, чем Чан даже сводит их лицом к лицу.
Поцелуй. Простой поцелуй для большинства людей. Но Чану это кажется возбуждающим. Первое чувство страсти, которое он испытал за многие годы.
Вскоре поцелуй стал тяжелым и Феликсу залез к нему на колени. Его бедра прижимаются к бедрам Криса, заставляя его все больше и больше терять самообладание. Почему они были настолько слепы? Они так долго были рядом друг с другом, но никогда не знали, что оказались не с теми людьми.
Пока рано говорить, счастье ли это. Но это мирно.
---
Еще один день попыток собрать друзей. Еще один день неудач. На самом деле, трое из них наотрез отказались. Он не понимает. Сынмин, Чонин и Хёнджин, казалось, рассердились только от одной этой мысли.
Что случилось? Чан не совсем уверен. Возможно, растерянность и расставание
окончательно сломили их. Он догадывается, что никто не хочет часами сидеть со своим бывшим, обнимая при этом чужого бывшего. Но они по-прежнему друзья. Они должны хотеть тусоваться.
Верно?
[Джисон — 9:32 вечера]: Я приду, если сможем поснимать
[Чан — 9:35 вечера]: хорошо, но в следующий раз заплатишь ты
Это не идеально. Но он это примет.
В течение часа они оба лежали на диване в полусне. Чан приветствует онемение. Он должен был очиститься. Это было единственное условие Феликса, чтобы он переехал. Не потому, что Феликс ненавидит Чана, употребляющего наркотики, а потому, что он не хочет снова поскользнуться и упасть в пропасть.
Но Чан, как всегда, слаб. Это был шанс снова увидеть хотя бы одного из друзей. Так как в наши дни это редкость.
— Я трахал Минхо. — Джисон бормочет. — Неплохо.
— Скажи мне, что ты хотя бы расстался с Сынмином. — Чан наклоняет голову набок, чтобы лучше рассмотреть своего безвольного друга.
— Ага. Он ушел и практически сжег мост между
всеми.
Чан усмехается. — Вот почему он, казалось, разозлился на меня. Было бы приятно узнать об этом.
Тело Джисона сильно трясется, когда он потягивается и слабо тянется к кофейному столику за энергетическим напитком. —
Чонин снова в тюрьме.
— Никакого Феликса, который мог бы его выручить. Он может только пожать плечами.
— Может быть, лучше расстаться друг с другом.
Мы все токсичные и просто тянем друг друга вниз.
Чан чувствует эту
боль в груди. То, чего он не чувствовал уже несколько месяцев. И вот голоса, которые говорят ему, какой он ужасный, что вообще собрал этих людей вместе.
Вина и стыд за то, что он лидер худшей группы друзей, наполняют его тело.
— Мне жаль.
— Это не твоя вина. — Джисон вздыхает, садится и медленно собирает свои вещи. — Я знаю, это больно, но… мы убиваем себя.
Эти слова потрясают Чана. Он знает, что имеет в виду Джисон. Но его мозг искажает это, чтобы напомнить ему, как мало его волнует этот мир. Как мало мир волнует его.
— Я не могу заставить тебя остаться. — Чан искренне хотел бы, чтобы это было возможно. — Я думаю, что мы все обязаны стать лучше ради самих себя.
Джисон не дает Чану возможности ответить, прежде чем он встанет. Конечно, у него есть время поговорить, пока Джисон идет к входной двери. Но у него нет слов. Все падает. Разваливается. И он безнадежен.
Что дальше? Феликс выгнал его?
— Какого хрена ты здесь делаешь? — голова Чана выскакивает на звук голоса Феликса. — Я же говорил тебе держаться подальше от Чана.
Джисон усмехается и закатывает глаза. — Мне разрешено общаться с кем захочу.
— Не у меня дома. Хочешь принимать наркотики, забери его в свою адскую дыру.
— Отвали.
Джисон бьет Феликса по плечу, когда тот выходит из двери. Вот так Джисон ушел. Скорее всего, собирается удалить все номера со своего телефона. На пути к тому, чтобы забыть людей,
которых он так глубоко ценил.
И вот Чан сидит и задается вопросом, почему он вообще пытался быть счастливым.
— Ты… — Феликс бросается к Чану, хватая его за руку. — Что, черт возьми, я сказал?
Чан ничего не говорит. Он встает на ноги и идет по коридору, запираясь в ванной. Его отражение призрачно. Неужели он действительно так выглядит? Это отвратительно. Как Феликс вообще может смотреть на него?
Он наполняет ванну водой, не заботясь о том, подходит ли температура. Потому что это просто не имеет значения. Ничто не имеет значения. Даже вода, пропитывающая его одежду, когда он забирается внутрь. Он не знает, зачем он пытался. Он не знает, почему он так долго держал надежду.
Никто не любит друг друга. Все, что они делали, это боролись или притворялись, что все в порядке, пока не смогли больше это терпеть. Почему они притворялись? Зачем давать ему надежду, что он действительно помогает людям? В
се, что это сделало, это причинило им всем боль.
Чан медленно скользит под воду, его нос горит. Его голова раскалывается от давления, но он крепко держится за край ванны, чтобы оставаться под водой. В этот момент, когда зрение еще больше темнеет за закрытыми глазами, он никогда не чувствовал себя таким живым. Он наконец чувствует, что делает что-то правильно.
Его хватка ослабевает, чем дольше он остается под водой. Шорох воды сменился помехами. Он еще больше толкает себя вниз, не рискуя всплыть обратно наверх.
Его легкие кричат от боли, когда они заставляют его сделать вдох, наполняясь водой. Он пинается, грудь вздымалась, просто желая, чтобы это закончилось. Почему это должно быть больно? Почему он не может просто умереть уже?
Почему он не чувствует, как к нему тянется рука? Почему его никто не спасает? Можно ли его спасти? Заслуживает ли он спасения? Нет. Не заслуживает. Он ужасен. Никто не заслуживает испытать тот ад, через который он заставил всех пройти. Даже он сам.
Но, похоже, это никого не волнует. Если бы они это сделали, по крайней мере, кто-то проверил бы его. Феликс уже бы сломал дверь. Но вместо этого он вдыхает еще воды, жжет так же сильно, как и в первый раз. Это больно. Серьезно, почему должно быть так больно? Ему следовало сначала принять таблетки или перерезать себе вены. Это было бы быстрее. Он бы избежал катастрофы, которую сам же и создал, раньше.
Никто не собирается его спасать. Им все равно. Он бесполезен. Он никто. Он чертовски одинок.
Он делает последний резкий вдох, его хватка полностью выскальзывает из ванны. Его тело опускается на дно всего на мгновение, прежде чем все окончательно останавливается.
---
Феликс колотит в дверь, его рука вот-вот начнет кровоточить. Черт возьми. Почему Чан ему не отвечает?
Он бежит в гостиную и оглядывается в поисках чего-нибудь, чего угодно, чтобы открыть дверь. Но у него нет инструментов. Даже гребаного молотка. Может быть… может быть у Чана есть отвертка или какая-нибудь гребаная штука.
В его входную дверь раздается быстрый, но сильный стук. У Феликса нет на это времени. Но может быть, может быть, кто бы это ни был, он сможет ему помочь.
— Что? — Нет, Феликс. Ты не можешь быть подлым. Тебе нужна его помощь.
— Я забыл зарядное устройство для телефона. — Джисон указывает, но не делает никаких шагов вперед. В конце концов, это дом Феликса.
— Помоги мне… — его шепот едва достигает ушей Джисона. — Чан… Я думаю, он что-то сделал…
Джисон вбегает внутрь, следуя за Феликсом к двери ванной. — Что? Он принял душ?
Ему удается сломать замок, надеясь, что он не увидит задницу Чана. Вместо этого Чан лежит под водой, его тело неподвижно.
Подожди. Блядь. Нет-нет, нет, нет. Это не может быть тем, что он думает. Он не просто так зашёл, чтобы увидеть своего друга мёртвым.
Феликс вытаскивает голову Чана над поверхностью воды, осушая ванну. Его спина болит, когда он тянет Чана через край на пол. Чан лежит безвольно, жидкость выливается из его рта и носа при каждом отчаянном толчке к груди.
— Чан, пожалуйста. Не делай этого, черт возьми! — кричит Феликс, теперь уже колотя себя по телу.
Но он знает, что Чан его не слышит.
---
Кто бы мог подумать, что единственным событием, способным объединить всех, будут похороны?
Они все выглядят дерьмово. Не из-за потери своего хёна. А, по-видимому, из-за того, что остались со старыми привычками. Из-за того, что не исцелились, как они все обещали себе.
У Хёнджина, должно быть, случился нервный срыв, потому что его волосы всклокочены, и он смотрит вдаль. Чанбин так крепко сжимает его руку, что может остаться синяк. У Минхо запятнанная повязка на запястье, но новая татуировка. Следы Джисона выглядят довольно резкими. Феликс явно давно не ел, вся его мышечная масса превратилась в кости. У Чонина, который, как ни странно, не в тюрьме, синяк под глазом и разбитая губа. Сынмин явно находится под каким-то влиянием.
Почти ничего не изменилось.
За исключением того, что пепел, покоящийся на алтаре, принадлежит
очень ценному человеку.
Джисон встает и идет к передней части зала. Он не идет на трибуну, просто смотрит на небольшую группу.
— Что, черт возьми, с нами не так? — Он качает головой, сжимая кулаки. —
Он пытался дать нам надежду, даже когда сам себя подвел. Когда мы, черт возьми, подвели его. Насколько мы эгоистичны? Это жалко. Никто из нас на самом деле не стал лучше, и даже сейчас никто из нас не разговаривал друг с другом уже несколько месяцев. Чан хотел, чтобы мы были вместе, а мы, черт возьми, потерпели неудачу.
— Как… — Хёнджин медленно поднимается на ноги. — Как это мы виноваты, что он хотел сыграть дерьмовую сваху с группой наркоманов?
— Почему ты здесь?
— Хотите верьте, хотите нет, но меня это волнует. — Он кусает губу. — Конечно, мы чертовски эгоистичны, но он тоже не помог себе.
— Он сделал это, — кричит Феликс с другого конца комнаты. — Но вы все бросили его!
Он встает, чтобы лучше видеть лица всех. — Единственная причина, по которой он оступился, была в том, что Джисон отказался тусоваться, если он, черт возьми, не принимали наркотики! Так что идите вы на хер за попытку обвинить его!
Минхо встает и выходит вперед, наклоняясь к лицу Джисона. — Это правда?
Джисон закатывает глаза. Это закатывание глаз все они видели. Его единственный рассказ о том, когда он собирается солгать. — Нет. Это фигня. Он попросил потусоваться.
— Ты серьезно собираешься сейчас врать? — Феликс не может удержаться от смеха. — У меня все еще есть его телефон. Я знаю, ты бы уже продал его. — Я приеду, только если мы сможем выстрелить. Отвали!
— Хорошо… Хорошо, ты прав. У тебя есть полное право злиться на меня. Я сказал ему в тот день, что мы хотим разойтись. Если бы я знал, что он… — Джисон закрывает лицо руками и падает на грудь Минхо. — Я чертовски глуп.
---
Хёнджин спотыкается, когда его толкают через парадную дверь их квартиры. Он пытается спуститься в спальню, но его ловят за запястье. Это всегда запястье. Все, что может повредить его способности заниматься искусством. Единственное, что его отвлекает.
— Я больше никогда не хочу слышать, как ты говоришь гадости о Чане! — Чанбин дергается, отступая назад, чтобы не толкнуть Хёнджина.
— Как будто тебя это заботило… — усмехается Хёнджин, потирая теперь пульсирующее запястье. — Ты тот, кто бросил его больше всех.
— Он сказал мне уйти.
— И вместо того, чтобы увидеть, как сломленный человек умоляет тебя помочь ему, ты беззаботно выбросил его. Он качает головой. — Я знаю, что то, что я сказал на похоронах, было неправдой. Но ты не можешь посмотреть на себя и увидеть, насколько ты чертовски эгоистичен.
— Как?
Хёнджин закатывает глаза, сбрасывая ботинки с такой силой, что они ударяются о стену. — Оглянись на все, от чего он отказался ради тебя. — Он грубо толкнул Чанбина в грудь. — Тогда посмотри на свой подарок и угости, кто у тебя лучше.
Чанбин замирает. Он дрожит. Неужели он наконец понял, как ужасно поступил? Не только с Чаном, но и с Хёнджином? Как он вымещает всю свою агрессию на человеке, ради которого он ушел из жизни Чана?
Мысли, скорее всего, временные. Каждый прорыв Со заканчивается тем, что он отмахивается от него и возвращается к своему неблагодарному «я».
Хёнджину хотелось бы, чтобы у него хватило смелости внушить ему хоть немного здравого смысла.
Например, когда он стал собственником и заставил Хвана отказаться от работы в эскорте. Но ему не хватило задним числом понять, что это был их единственный источник дохода. Только так оба могли остаться на ногах.
— Я пойду… — шепчет Чанбин. — Я позволю тебе жить своей жизнью. Ты можешь продать свое искусство и вернуться к тому, что, черт возьми, тебе захочется… Мне жаль.
— Я просто не понимаю, что ты имеешь в виду.
— Вина. Стыд. Нюхает таблетки за спиной Чана и направляет его на наркотики. Понимая, что я был неправ. Чан заботился. Он слишком заботился. — А Чанбин всегда был слишком заносчив, чтобы видеть. Теперь Чана больше нет. И Чанбин задается вопросом, можно ли было бы этого избежать, если бы они просто все уладили. — Он хотел, чтобы мы все были счастливы. До такой степени, что он позволил себе разбиться.
— А теперь посмотрите на нас. — Хёнджин опускается на пол, подтягивая колени к груди в отчаянной попытке не сломаться. — Никто из нас не стал лучше. Мы стали хуже. Мы потерпели неудачу. И это стоило нам самого важного человека в нашей жизни.
Со хочет сказать ему, что они могут это исправить.
Но ничто и никогда их не исправит. Потому что Чан ушел.
Может быть…может быть, они все еще могут попытаться…
Может быть, для них еще
не слишком поздно.
---
Джисон идет по улице, его грудь тяжела и ноет. Куда бы он ни посмотрел, он видит места, где обнимаются все его друзья. Центр отдыха, мост, крыши, чертов ресторан, в котором они ели каждую пятницу.
Это больно.
Джисон получил приглашение снова потусоваться, по крайней мере, в семь. Он хочет присоединиться. Он хочет, чтобы они были вместе.
Но он сомневается, что Феликс захочет его видеть. Он сомневается, что Минхо захочет его утешить. На самом деле, он этого не сделал. После похорон Минхо ни разу не встречался с Джисоном. Единственное, что было — одно сообщение с вопросом, оставил ли он свою толстовку.
Как ужасно. Они уничтожили себя. И чуть не переложил вину на кого-то другого. Они не могут это исправить. Они никогда это не исправят.
— Сони.
— Нет.
— Джисон-а.
— Останавливайся.
— Дыши.
Его грудь горит, и он отчаянно хватает ртом воздух. Он сбегает с края тротуара, падая коленями на траву. То немногое, что он съел сегодня, быстро возвращается и пачкает его джинсы.
В каком аду он застрял? Почему он слышит голос Чана? Как он все еще пытается помочь даже после смерти? Почему он все еще так чертовски старается?
Он почти подпрыгивает от своей кожи, чувствуя, как рука касается его плеча. Часть его задается вопросом, не является ли это просто ложным прикосновением его хёна. Потому что это имело бы смысл. Но когда он поворачивается, вместо тени Чана он видит другую знакомую фигуру.
— Привет. — Чанбин стоит там. Почти комфортно глядя на своего бывшего друга.
— Пожалуйста… Я умоляю тебя… — Джисон тянется к нему, отчаянно царапая штанину. — Останови это.
Он не совсем ожидал, что Чанбин схватит его, отвезет обратно в свою квартиру и положит ему на язык небольшую вкладку. Но ему это было нужно. Он просто хочет, чтобы все это прекратилось. Он хочет вернуть своих друзей. Он хочет вернуть Чана.
Но он будет танцевать по комнате, притворяясь, что танцует с Минхо. Он скучает по Минхо. Они так и не начали встречаться по-настоящему. Он собирался признаться той ночью, Чан.
Он бросает полотенце, которое представляет его любовь, через плечо и начинает искать Чанбина. Они никогда не пробовали этот наркотик вместе. Поэтому он надеется, что парень не поранится. В конце концов, лестница Джисона стала причиной многих травм в группе друзей.
Чанбин стоит в коридоре и смотрит в окно. Его рука покрыта краской, и он размазывает ее по стеклу. Джисон был бы расстроен тем, что краска испортилась. Но это был подарок для Хёнджина. А в последний раз, когда Хёнджин и Джисон разговаривали, они закончили разговор угрозами смерти.
— Я хочу увидеть всех. — Чанбин не оборачивается. Просто смотрит сквозь отражение, прижимая к нему свою испачканную ладонь. — Мы можем это исправить?
— Я не знаю.
---
— Где он? — Сынмин в ярости трясет Минхо.
Минхо снова пытается позвонить Чонину. Но после достаточного количества звонков он отправляют на голосовую почту. Ян игнорирует его? Или он мертв и валяется в какой-то канаве? Хо не знает. Он надеется, что младший просто ненавидит его.
Но они должны были потусоваться. Наконец они собирались увидеться. И Чонин перестал отвечать. А в прошлом это всегда означало неприятности.
— Ты должен был присматривать за ним. — Сынмин поправляет свою челку.
— Он твой парень… — Минхо смотрит.
Он не хочет злиться. Но он не должен присматривать за Чонином. Сынмин взял на себя эту ответственность. Единственная причина, по которой Минхо «должен был» присматривать за Чонином, заключалась в том, что Сынмину нужно было пойти в клинику.
— Я не собираюсь драться, Минхо. Пожалуйста, мы можем просто найти его?
Найти его. Легче сказать, чем сделать в самом сердце города. Если бы Чан был здесь, он бы точно знал, что делать. Если бы Чан был здесь, Чонин ответил бы на его чертов телефон. Но сейчас единственное, что они могут сделать, это умолять остальных помочь.
Чанбин пообещал поискать возле реки и взять с собой Джисона. Феликс выглядел раздосадованным, но пообещал помочь. Пока тот не в тюрьме. Но это не помешает ему проверить. Хёнджин сначала не ответил на звонок. Пока не увидел безумный спам от Сынмина. Тогда он согласился искать.
Это действует на нервы.
Чонин просто так не исчезает. Он всегда с гордостью объявляет о своих боевых успехах. Любое изменение, чтобы похвастаться своими синяками и шрамами.
Хо и Сынмин достигают моста и видят у воды Чанбина и Джисона. Кажется, они в растерянности. На самом деле, похоже, это прервало их веселые времена. Минхо чувствует себя виноватым. Он знает, что Джисон капает кислоту вместо игл. Это намного приятнее. Но это нехорошо, если вам придется вставать посреди всего этого, чтобы найти потерянного друга.
Так ли они снова вместе? Из-за страха, что другой друг бросит их навсегда? Это было бы несправедливо. Они действительно пытаются в кои-то веки. И вот что они получают?
— Дерьмо. Чонин! — Минхо кричит достаточно громко, чтобы напугать двоих у воды.
Ему не жаль. Потому что он видит знакомое тело, лежащее на земле вдалеке.
Пожалуйста, не будь Чоннином. Если это так, пожалуйста,
будь живым.
Четверо мгновенно бегут в сторону мальчика. Чем ближе они подходят, тем очевиднее, что это Чонин. Но хорошая новость в том, что они также видят, как он двигается. К сожалению, он не выглядит в хорошей форме. Он определенно ввязался в драку. Может быть, Чонин не изменился.
Может быть, он не хотел меняться.
Ли и Ким подходят к нему первыми, старший наклоняется к его окровавленному туловищу. Чанбин и Джисон вернулись. Младший сообщает Феликсу и Хёнджину об их местонахождении. Воздух напряженный, густой. Почти так же, как когда Джисон поранился. Почти тогда, когда они с Феликсом ломали дверь в ванную…
Не похоже, что он ввязался в обычную драку. Конечно, его много раз ругали. Он любит причинять себе боль. Это всегда повод принять таблетки, чтобы заглушить боль.
Но это… это выглядит так, будто на него напали.
— Ебать. — Минхо чувствует тошноту. На плечах Чонина лужа крови. — Что случилось? — Что, черт возьми, ты сделал?
Чонин тяжело вздыхает, тянется к руке Минхо. Он такой безбожно холодный. Могут ли они спасти его? Они должны спасти его. Но когда он пытается заговорить, из его горла вырывается неестественный хрип.
— Мы здесь, Чонин. Все будет хорошо. — Сынмин падает на свободный бок.
Где они были для Чана? Почему ему не помогли? Что отличает его от Чонина? Никто из них не может на это ответить. Но они точно знают,
что не потеряют еще одного друга.
Они не смогут пройти через это еще раз. Им нужен Чонин, чтобы держать их вместе.
Но его лицо такое бледное. Он выглядит таким испуганным. Это неправильно. Он такой молодой. Он не должен бояться. Он не должен страдать. Он не должен ставить себя в такие ситуации.
Он не может умереть. Он не может, черт возьми, умереть!
— Кто-нибудь, вызовите чертову скорую! — наконец кричит Минхо, крепче сжимая руку Чонина.
Чанбин достает телефон и отходит. Это кажется таким нереальным. После всех опасных вещей, которые сделал Чонин. Никто из них никогда не думал, что увидит его лежащим на земле, так близко к смерти. Они никогда не думали, что услышат, как он скулит от страха. Или увидят, как слезы текут по его щекам.
— Держись, Инни. Сынмин всхлипывает, запуская пальцы в жесткие рыжие волосы Чонина. — Мы недалеко от больницы. Это ненадолго.
Грудь Чонина вздымалась, спина выгибалась, когда он скулил от боли. Его глаза мерцали, и он впивался ногтями в руку Минхо. Кажется, он ускользает, несмотря на отчаянные мольбы всех держаться.
Пожалуйста, подождите… пожалуйста…
---
Воздух такой холодный. Гостиная Джисона маленькая, но пространство кажется таким пустым. Так тихо. То, чего группа никогда не испытывала вместе. Обычно звучит музыка и крики. Всем весело.
Но как они могут развлечься? Они пошли с восьми до шести. Им не хватает двух ценных людей. Они потеряли двух ценных людей.
Это кажется таким безбожным пустым.
Исцеляются ли они от этого? Могут ли они исцелиться от этого? Им позволено исцелиться? Два раза, когда они наконец попытались, двое из них умерли. Они никогда не думали, что потеряют кого-то из них в начале. И они потеряли самого старшего и самого младшего. Их лидера и того, кто должен был равняться на них.
Они действительно эгоистичны, не так ли? Они помогали себе сами и никогда не думали спасать друг друга.
Но в одном они все уверены. Они не потеряют то, что у них еще есть. Они больше никогда не причинят друг другу боль. Больше никаких потерь, никакой зависимости, никакой боли.
Пока они обещают оставаться вместе, с ними все будет в порядке. Они смогут это пережить.
Поскольку их жизнь, возможно, была катастрофической, они сделают все возможное, чтобы сделать ее прекрасной.
