***
Чонгук знает, что он излишне груб. Он сжимает руку Чимина так крепко и властно, что это невербально дает понять, что произойдет через несколько минут. Возможно, он мог бы быть мягче, сдержаннее. У оборотней нет таких правил или традиций, которые требовали бы постоянного насилия над военным трофеем. Его ненасытность в доминировании над Чимином отнюдь не дань традициям. Нет, Чонгук был бы лицемером, если бы сказал, что превратил Чимина в секс-раба только потому, что так гласит закон оборотней. Его похоть к Чимину инстинктивна. А инстинкты редко состоят из ласковых, бережных прикосновений. Воздух в шатре тяжелый. Он влажный и мглистый — наполненный ароматами феромонов двух альф и грубого секса, хотя прошли уже часы с тех пор, как Чонгук забавлялся с Чимином. Смесь пряной корицы со свежей, холодящей мятой должна бы вызвать резь в глазах, возмутить его альфу. Но лишь сильнее заводит Чонгука. Как и злобное рычание, сорвавшееся с губ Чимина, когда он сильным толчком повалил его на кровать. — Эта встреча и впрямь задела за живое, да Чон? — Чимин вызывающе сплевывает каждое слово. Все так же язвителен, несмотря на свое рабское положение. — Не буду врать, мне нравилось видеть, как кучка дряхлых оборотней унижала тебя, обращаясь с тобой пренебрежительно. Как со щенком. Чонгук не доставляет Чимину удовольствия молниеносным ответом. Вместо этого он нарочито медленно спускает штаны. Затем полностью обнаженным он опускается на край кровати, устрашающе возвышаясь над Чимином, лежащим в его постели. Чонгук пристально смотрит в наполненные ненавистью глаза. — Я нахожу маловероятным, что ты вообще мог что-либо видеть, Пак, — наконец отвечает Чонгук, плавно и хищно подбираясь ближе. Он надвигается, пока Чимин не оказывается под ним. Их лица разделяют миллиметры, — с опущенной между моими бедрами головой и твоим непослушным ртом вокруг моего члена. Язвительное возражение Чимина заглушается, когда Чонгук грязно целует его. Он не пытается этим смягчить ситуацию или нарастить темп происходящего — нет, Чонгук вылизывает рот Чимина, как будто хочет его сожрать. Каждое соприкасание их языков разливается лавой в его паху. Жарко, влажно и скользко. Чонгук не сомневается, что Чимин откусил бы ему язык, если бы он попробовал провернуть подобное до своей победы в их схватке. Честно говоря, Чонгук не может быть полностью уверенным, что Чимин не сделает этого сейчас. Но этот дополнительный риск его заводит. Чимин мог бы, но не станет. Сознательно или нет, но его альфа постепенно все сильнее подавляется, подчиняясь волку Чонгука, что заставляет последнего выть от восторга. — Руки над головой, — командует Чонгук, прерывая поцелуй. Ниточка слюны соединяет его рот с красными опухшими губами Чимина. Тот неохотно подчиняется, заставляя свои руки скользить вверх, пока не скрещивает их над головой. На долю секунды Чонгук задается вопросом, нравилось ли Чимину, чтобы его омеги держали руки вот так, пока он их трахал. От этой мысли на него накатывает новая волна возбуждения, сгущая его феромоны, и он улавливает, как в ответ усиливается запах Чимина. Не теряя времени, Чонгук наклоняется, присасываясь к его шее. Он чувствует на своих губах вибрации его гневного рычания. Чувствует, как мышцы Чимина напрягаются и расслабляются в непрерывной борьбе с желанием оттолкнуть или сдаться. Это опьяняет. Чонгук хочет большего. Хочет, чтобы Чимин сопротивлялся сильнее. Оставив грубые засосы, он дразнится, игриво чмокая Чимина под челюстью и медленно прокладывая себе путь к его запаховой железе. Губы Чонгука замирают прямо над ней. Он нежно дует на чувствительную кожу, наслаждаясь, когда тело Чимина сводит судорогой от едва сдерживаемой ярости. — Что, блядь, за игру ты затеял? — Чимин сердито шипит, вздрагивая, когда Чонгук оставляет языком влажный след на его железе. — Хочешь запретить мне играть с едой, Пак? — насмешливо спрашивает Чонгук. Но его ухмылка стирается, когда Чимин не отвечает, предпочитая вместо этого отвести взгляд, уставившись в потолок. «О, так он хочет попытаться просто стерпеть. Игнорировать нас. Притвориться равнодушным, будто его ничем не пронять. Но мы ему покажем. Мы его проучим. Посмотрим, как он запоет на нашем узле» Чонгук более чем согласен со своим альфой. Продолжая, он обращает свое внимание на его соски. Обычно Чонгук не заморачивается с прелюдией, тем более с кем-то вроде Чимина. Но в последнее время нужда сломать его, повторив свой предыдущий успех, когда он выебал и повязал его на глазах у всех, вернулась в десятикратном размере. Он хочет увидеть, как Чимин яростно сопротивляется удовольствию и поддается ему, как течная сука. Он берет нежные бутоны между пальцами, начиная сдавливать их, слегка выкручивая, заставляя Чимина давиться дробными порциями воздуха. Чонгук прижимает к ним подушечки больших пальцев и делает круги, наслаждаясь тем, как грудь Чимина поднимается и опускается быстрее с каждой секундой. Он видит, что член Чимина твердеет, но белокурая бестия отказывается смотреть ему в глаза или издавать какие-либо звуки. Чонгук и не против. Чем больше Чимин пытается сопротивляться, тем увлекательней процесс. Он в последний раз игриво щипает каждый сосок, прежде чем опуститься ниже, к самому паху, попутно оставляя на коже зудящие царапины. Чонгук подхватывает его бедра и широко раздвигает, с трудом удерживаясь от хохота, когда замечает, что его щеки порозовели. Чонгук засаживал Чимину достаточно часто и никогда раньше не тратил столько времени на то, чтобы распалить его. Но понимал, и это смешило его, что прелюдия лишь усилила румянец, а вызвало его совсем другое. Ведь даже после того, как Чимин испытал на себе, поправочка - в себе, узел Чонгука, он продолжал смущаться откровенных поз, выставляющих его напоказ. Чонгук задумчиво массирует упругие бедра, планируя следующий шаг. Это почти напоминает ему то время, когда он еще совсем молодым волком, поймал свою первую добычу. Столько мяса, а он не знал, с какой стороны приниматься рвать тушу. Он решает довершить начатое весьма экстравагантным, но, по его мнению, самым эффективным способом, который только может придумать. Но перед этим еще немного подраконить Чимина. Используя только подушечки пальцев, Чонгук нежно ласкает его член. Он медленно водит ими по всей длине, немного жестче, почти царапая ногтями у основания, где формируется узел. То, как член Чимина начинает постоянно подергиваться, говорит ему, что он все делает правильно — Что… Что ты делаешь? — со сбитым дыханием, спрашивает Чимин. Меж его бровей залегла морщинка, вероятно, от гнева, — которая на мгновение разглаживается всякий раз, когда пальцы Чонгука ласкают головку его члена. «Вот оно» — Должно быть, это так неприятно, — начинает говорить Чонгук, ладонью рисуя круги над самым кончиком, затем лишь, чтобы отдергивать руку каждый раз, когда бедра Чимина слегка подаются вверх в поисках трения. — У тебя член настоящего альфы. Длинный и толстый, особенно у основания. — Чонгук подкрепляет свои слова, мягко сжимая его узел, выдавливая из Чимина приглушенный стон. — Но ты не можешь его использовать. На самом деле, ты больше никогда не воспользуешься им без моего разрешения, которого, нет, не получишь. Такой здоровенный, но бесполезный хуй. Это становится последней каплей, заставляя Чимина сорваться и посмотреть на Чонгука. В его глазах пылает красный, клыки начинают удлиняться меж стиснутых зубов. — Ты, наверное, зверски меня ненавидишь, да? Отлично. Продолжай в том же духе. От этого все становится только приятней. — Слова слетают с губ Чонгука одно за другим, его альфа практически захватил контроль над его сознанием. Сейчас он больше зверь, чем человек. — Блядь, я готов поспорить, что ты до зубного скрежета хочешь меня выебать, да, Пак? Загнать свой узел в мою задницу. Поставить меня на место. Как же должно быть ебейше унизительно, что вместо этого я буду тем, кто порвет тебя своим узлом. Член Чимина полностью встал, гордо покачиваясь над его животом после непрерывных ласк ловких пальцев Чонгука. Ярко-красная головка сочится предэякулятом. Очевидно, что инстинкты требуют от Чимина повалить Чонгука, овладеть им, чтобы доминировать над другим альфой, ставящим под сомнение их авторитет. Понимая это, Чонгук снисходительно похлопывает его член. Чимин реагирует оглушительным рыком. Чонгук снова подхватывает его бедра и поднимает их, складывая Чимина пополам, пока его раскрытый зад не оказывается в воздухе, прямо напротив лица Чонгука. За секунду ярость Чимина истончается. Вспышка сомнения мелькает в его глазах, прежде чем Чонгук склоняется ниже, направляясь ртом к его входу. А затем рука останавливает его, хватая за волосы, сжимая пряди болезненной хваткой. Глаза Чонгука вспыхивают, красные и убийственные. — Нет, — говорит Чимин, почти нечеловеческим голосом. Его альфа, видимо, тоже находится на грани того, чтобы взять на себя управление. И это именно то, чего добивался Чонгук. — Не делай этого. Чонгук понимает, о чем он. И оба они понимают, что ни один настоящий альфа-самец не позволит никому отыметь себя языком. Такое только для омег. Или бет, если им нравится. Забавно, что именно это разбило железную выдержку Чимина. Он сорвался впервые с тех пор, как стал военным трофеем. Забавно, но недостаточно чтобы Чонгук отмахнулся от своей затеи. Они сверлят друг друга взглядами, в немом противостоянии альф. Их феромоны настолько усилились, что Чонгук уверен — любой, кто находится в радиусе нескольких километров от шатра, точно знает, что происходит внутри. Они не произносят ни слова, но невербальная битва за доминирование может быть страшнее самой кровавой бойни. Несмотря на то, что альфа Чимина был сильнейшим из всех, с кем когда-либо сталкивался Чонгук, его эго серьезно травмировано. Его публично унизили. Ему некуда идти, некого вести за собой. С Верховного Альфы стаи его опустили до согревателя члена. Он проиграл эту битву еще до ее начала. Рука Чимина предательски ослабляет хватку. Это вызывает немедленный прилив адреналина в теле Чонгука. Его альфа упивается силой своего доминирования, подчинением такого сильного волка. Еще до того как Чимин полностью отпустил его пряди, Чонгук ныряет прямо в него. Проводит языком между ягодиц и удовлетворенно хмыкает, ощутив тщетную попытку Чимина увернуться от необычного прикосновения. Чонгук театрально фиксирует свой взгляд на его лице, и кончиком языка начинает обводить сфинктер по кругу. Он жаждет в полной мере насладиться стыдом Чимина за то, как охотно его тело откликается даже на самые невесомые прикосновения. Хотя Чонгук не имеет понятия, каково это, когда тебе делают римминг, судя по тому, как напрягаются и расслабляются мышцы на бедрах Чимина, как сжимается его вход каждый раз, когда Чонгук дразнит его языком — это должно быть какой-то смесью странных, щекочущих, но приятных ощущений. Если Чимин держался с достоинством на протяжении всей этой извращенной игры, то сейчас стремительно теряет лицо. Он продолжает кусать свои губы. Руки сжимают простыни до побелевших костяшек. Его член истекает предсеменем, увитый вздувшимися венами он дергается все чаще. И Чимин не может отрицать — ему это нравится. Это столь же приятно, как и унизительно. Чонгук подмечает все, не отрываясь от своего занятия. Он сохраняет собранную информацию, чтобы использовать ее в дальнейшем. Он вылизывает Чимина уже дольше, чем изначально планировал, но не находит причин беспокоиться об этом. Наблюдать, как Чимин извивается каждый раз, когда он орудует в нем кончиком языка; чувствовать, как он пытается не дрожать всем телом, когда Чонгук мрачно посмеивается над его входом; слышать, как Чимин старается удержать звуки, которые хотят вырваться из его рта, когда он резко всасывает — самое увлекательное, что Чонгук получал во время секса за последнее время. Дисбаланс сил, неспособность Чимина помешать Чонгуку брать, брать и брать. Кто бы мог подумать? Возможно, у Чонгука и его отца действительно было что-то общее: они оба конченые садисты. Чонгук останавливается только когда понимает, что Чимин больше не сопротивляется. Его кожа с головы до пят покрылась испариной, дыхание настолько сбитое, что, кажется, он уже кончил. Но он этого не сделал. Его каменный стояк выглядит болезненным. Чонгук знает, что довел Чимина до отчаяния, усердно стимулируя, но ни разу не касаясь самой нуждающейся части тела. И хотя ему не терпелось узнать, как далеко он сможет зайти, прежде чем Чимину окончательно снесет крышу, он решает отложить это до следующей ночи. Чонгук оставляет последний глумливый поцелуйчик на влажной от его слюны дырке, прежде чем полностью отстраниться и потянуться рукой к флакону с маслом под подушкой. Чимин молча наблюдает за ним, пытаясь восстановить дыхание. Его светлые волосы растрепаны, несколько прядей прилипли к потному лбу. Его щеки теперь пунцовые, будто их отхлестали тяжелой рукой. Но если Чонгук думал, что эджинг Чимина — это ключ к тому, чтобы заткнуть другого альфу, то он сильно ошибался. — Ты наслаждаешься этим, не так ли? — бормочет Чимин, и его слова заставляют Чонгука прекратить разогревать масло между пальцами. — Ты больной ублюдок, — Чимин продолжает, не обращая внимания на сердитый взгляд Чонгука, направленный в его сторону, — рискну предположить, что ты всегда мечтал заняться сексом с альфой. Так ведь? Омеги не доставляют, да? Ты жалок, Чон. Чонгук в мгновение ока сдавил его шею. — Твой бездонный ебальник никогда не затыкается, да? — взревел он, рука дрожала от желания передавить трахею под ней. Его человеческая часть еле сдерживала этот порыв. — Ты больно много умничаешь и ведешь себя так, будто это не ты, сука, угрожал сделать меня своим омегой много лет назад. Или тебе память отшибло, а Пак? После этих слов Чонгук заставил себя разжать пальцы, Чимин дернулся в сторону и зашелся кашлем. Он все же чуток придушил его, несмотря на все усилия не делать этого. — Если кто здесь и имеет необычные предпочтения, так это ты. И думаю, сегодня я это доказал, — добавляет Чонгук. Наградив стоящий колом член Чимина тяжелым шлепком, он наслаждается приглушенным рыком боли. — Мне надоел твой пиздеж. Я попрошу слуг впредь надевать на тебя намордник. А теперь перевернись и подними жопу. Больше никаких прелюдий.***
Верный своим словам, Чонгук приказывает слугам надеть на Чимина намордник после той ночи в шатре. Позже ему доложили, что Чимин поцарапал и даже ранил нескольких бет, прежде чем им удалось скрутить его и выполнить приказ. Чонгук думает, что оно того стоило. Сегодня вечером они присутствуют на фестивале, проводимом раз в два года. На празднество собираются и северные и южные стаи. Чонгук сидит на своем троне, его окружают длинные деревянные столы, ломящиеся от угощений и напитков всех цветов. Отовсюду доносятся громкие разговоры веселящихся оборотней. Молодняк танцует у большого костра под звуки флейт и барабанов. У ног Чонгука сидит Чимин, одетый в прозрачные шелка и большой золотой намордник, затыкающий его непослушный рот. Чонгук находит это мероприятие невероятно скучным. Раньше он был частым гостем на подобных гуляньях. Он напивался и проводил ночь, трахая каждую встречную омегу на всех доступных поверхностях, не заботясь могут ли их увидеть. Теперь его положение Верховного Альфы требует от него более сдержанного поведения. Особенно после того собрания, где Совет поставил под сомнение его авторитет. Чонгук планирует остаться максимум на полчаса и уйти пораньше. Он оставит Чимина в шатре, готовиться для него, а сам отправится на быструю ночную охоту. Этот план слегка меняется, когда знакомое лицо приближается к нему и садится на подлокотник его трона, наполняя воздух сладким ароматом спелой вишни. — Давно не виделись, Чон Чонгук, — мурлычет Ханыль с соблазнительной улыбкой на губах. — Для тебя — Верховный Альфа, Ханыль, — поддразнивает ее Чонгук, но не делает попытки столкнуть с подлокотника. Он чувствует, как его альфа очнулся от своей полудремы и навострил уши в присутствии немеченой омеги. — Ах, прошу прощения, Верховный Альфа. Все же мне немного досадно. Мы оба знаем, как сильно тебе нравилось когда я произносила твое имя. — И мы оба знаем, что это было больше похоже на выкрикивание моего имени, детка, — усмехается Чонгук, чувствуя, как побежали по венам привычные искры возбуждения. Ему всегда нравился хороший флирт. — Но боюсь, тебе пока придется использовать титул. — Ммм, пока, — радостно говорит Ханыль, явно надеясь, что его слова подразумевают, что по окончанию праздника она получит хороший член. По правде говоря, Чонгук давненько не баловал себя сексом с омегой. Он так увлекся приручением Чимина, что почти забыл то ощущение мягкого скольжения когда член входит в теплую, влажную киску. Он подумывает отказаться от своего первоначального плана отправиться на быструю ночную охоту, когда видит, что взгляд Ханыль перемещается на третьего присутствующего. — Какую милую дворняжку ты себе завел, — говорит Ханыль со смехом, едва скрывающим яд в ее словах. — Я была так расстроена, что не смогла посетить ритуал, потому что гостила у подруги. Было бы безумно весело наблюдать, как его публично опускают. Он рыдал на твоем узле, Альфа? Он такой большой у тебя. Взгляд Чонгука медленно перемещается с Ханыль на Чимина, сидящего ровно и молчаливо, с чудовищно потемневшими глазами. Чонгуку, кажется, что он чувствует вибрацию тихого рычания от спины прижатой к его ноге. Ханыль это неведомо, но Чонгук знает, что ей невероятно повезло, что сегодня вечером на Чимине намордник. Нельзя просто назвать Пак Чимина дворнягой и уйти после этого целым и невредимым. — Он рыдал, но не теми слезами, о которых ты думаешь, — наконец решил ответить Чонгук, не отрывая глаз от Чимина. Ханыль громко хохочет, наваливаясь на него и практически усаживаясь к нему на колени. — А? Так значит, альфы могут принять узел в задницу и даже получить от этого удовольствие? — саркастично замечает Ханыль, бросая брезгливый взгляд на Чимина. Затем омега переводит их разговор на другие темы, и Чонгук не дурак — ему совершенно ясно, что Совет организовал эту встречу. Для Старейшин его бесчисленные любовные похождения никогда не были тайной. И связь с Ханыль, с их точки зрения определенно имела наибольший стратегический потенциал. Она дочь одного из самых знатных воинов стаи Ким. Она образованна, умна, богата и, несмотря на свой эгоистичный характер, могла бы стать отличной Верховной Омегой. Но именно эта эгоцентричнось ее натуры, которую Совет не принял во внимание, создает больше проблем, чем она того стоит. Потому что после пары бокалов ее внимание снова переключается на Чимина, к усиленному раздражению Чонгука. — Скажи, Верховный Альфа, ты планируешь оставить эту... сучку при себе, после того как найдешь пару? — презрительно спрашивает Ханыль. Она бесстыдно прижимается всем телом к Чонгуку, надменно косясь на Чимина. Ее намерение оставить на нем запах своих феромонов не ускользнуло от Чонгука, но он временно закрывает на это глаза. Чонгук хмыкает, делая вид, что обдумывает ее слова, и в то же время пристально смотрит на Чимина. Тот смотрит на него в ответ с чем-то сродни вызова и открытого неповиновения. — Не знаю. Оставить? — Вопрос срывается с губ Чонгука прежде, чем он успевает прикусить язык. Слишком поздно. Другой мог бы счесть этот вопрос заданным Ханыль, но он знает лучше. Чимин знает лучше. Чонгук видит это в блеске прищуренных глаз. Чимин слишком умен, чтобы не уловить тонкие детали, не прочитать между строк случайно вырвавшегося вопроса. У Чонгука возникла какая-то нездоровая, темная слабость к Чимину. И вопреки здравому смыслу он спрашивает Чимина: оставить ли мне тебя рядом? Чонгук знает, что Чимин никогда не надоест ему. Он не устал от него даже после стольких лет битв, угроз и крови. Дело не в том, хочет ли Чонгук оставить его себе. Вопрос в том, захочет ли Чимин когда-нибудь остаться. — В смысле, я не пытаюсь навязать свое мнение, но мне кажется, Верховный Альфа не должен распылять свое внимание на кого-то кроме связанной с ним меткой пары, — отвечает Ханыль, прерывая что бы там не происходило в этот момент между Чимином и Чонгуком. — Чтобы гарантировать успешную беременность и появление наследника, конечно. Но я думаю... Я предполагаю, что если бы Верховный Альфа согласился поделиться своей игрушкой с Верховной Омегой, то… это лишь укрепило бы их отношения, не так ли? Чимин, до этой секунды остававшийся невозмутимым, рявкает клацнув зубами. И, ох, как же Чонгуку доставляет видеть Чимина настолько злым. Намордник ограничивает его возможность высказаться, но совершенно не мешает ему быть устрашающим. Ханыль, которая, вероятно, никогда не сталкивалась с яростью альфы, съеживается на коленях Чонгука, безуспешно пытаясь подавить свои наполненные страхом феромоны. На нее направлен один из бесчисленных убийственных взглядов, которыми Чимин уже столько раз награждал Чонгука. Впрочем, этот не так смертоносен, как те что обычно доставались ему, что наполняет его альфу странной гордостью. Никто не испытывает к нему таких сильных чувств как Пак Чимин, даже если они проявляются в форме ненависти. — Обычно я не люблю делиться тем, что принадлежит мне, но… — Чонгук смотрит на Чимина, ухмылка уже проявляется в уголках его губ, — для Верховной Омеги я мог бы сделать исключение. Чонгук не уверен, что поступил бы так на самом деле, но его слова производят желаемый эффект. Феромоны Чимина становятся темнее, яростней, в то время как у Ханыль, явно довольной его ответом, — почти приторно-сладкими. Сочетание ароматов разливается возбуждением у него в паху. Возможно, сегодня вечером он все-таки развлечется с Ханыль. Возможно, он заставит Чимина смотреть, сидя на полу у кровати. Напомнит ему что такое секс с омегой. Покажет, как может не останавливаясь трахаться всю ночь напролет и каким грязным все это может быть. Вынудит Чимина понять, что обычно это его дерут в постели Чонгука, что там должен быть он. «Заставь его ревновать», — шепчет зверь в его голове, взвинченный, как и сам Чонгук. — «Покажи ему, как могло бы быть, если бы он полностью подчинился нам» Потому что Чимин, лишившись чести и достоинства в день ритуала, все равно не сдавался, держась за осколки своей гордости. «Да, мы покажем ему. Мы сделаем его нашим» — Надеюсь, тебе очень нравится стоять на коленях, дворняга, — шепчет Ханыль Чимину, думая, что Чонгук не услышит. — Потому что, когда я стану парой Чонгука, именно так ты будешь проводить со мной все то время когда он меня не трахает. Да, Чонгук обязательно возьмет Ханыль в свой шатер. Беспардонно поломав его планы на сегодняшний вечер, она отлично впишется в другой замысел в его голове. Он убьет двух зайцев одним выстрелом. «Наш», — как одержимый продолжает повторять его альфа. Эта мысль не покидает его до самого утра, даже когда он трахает Ханыль, не спуская глаз с Чимина. Мой.***
Когда Чонгук открывает глаза, он обильно кончает в чью-то глотку. Его бедра инстинктивно подаются вперед, заставляя обладателя той самой глотки поперхнуться. Но нежные губы с секундной заминкой продолжают сосать пока Чонгук не отталкивает их от своего члена. — Доброе утро, Чонгук, — говорит Ханыль с осипшим голосом и манящей улыбкой. Вместо ответа Чонгук проводит большим пальцем по опухшей нижней губе, собирая оставшиеся на ней капельки спермы. Он скармливает их омеге, засунув палец в натруженный рот, прежде чем неторопливо оглядеть комнату. Повсюду разбросаны подушки и одежда, а воздух насыщен феромонами. Вишней и корицей. Чонгук слегка морщит нос, сочетание уже не кажется таким приятным сейчас, когда он больше не возбужден. Но самое примечательное то, что смеси не достает третьего аромата. — Куда подевался Чимин? — лениво спрашивает Чонгук, как будто на самом деле не знает, где тот должен находиться именно в этот момент. — Дворняжка? — говорит Ханыль, робко улыбаясь. В ее запахе проскальзывают нотки раздражения, вызванные должно быть тем, что Чонгук вспоминает о Чимине сразу после того как она отсосала ему. — Понятия не имею. Но давай сейчас не о нем, а? Почему бы тебе не показать мне, насколько ты благодарен за то как я тебя разбудила. — Ханыль, — строго предупреждает Чонгук. Она смотрит на него растерянными глазами, но Чонгук видит ее насквозь. — Не играй со мной, милая, — настаивает Чонгук. Его голос мягкий, но не рука, крепко сжимающая ее запястье. — Я не ласков к лжецам. — Я… — заикается Ханыль, ошеломленная внезапной переменой его настроения. Но не желая уступать своему высокомерию, она продолжает упорствовать, — Я же сказала тебе. Я не знаю, где он. Хмыкнув, Чонгук сменяет гнев на милость, ласково поглаживая ее ладонь. На секунду Ханыль расслабляется, решив, что ей удалось провести его. Но когда он заламывает ей руку за спину, вынуждая встать с кровати, радость победы в ее глазах гаснет, как пламя задутой свечи. — Оденься, — приказывает он, когда наконец отпускает ее. — Какого черта? Да что с тобой такое?! — почти вопит Ханыль, тотчас жалея об этом под тяжелым взглядом Чонгука. Он знает, что, скорее всего, выглядит невменяемым в этот момент. Чувствует, как кроваво-красным заливает радужки его глаз, как удлинившиеся клыки вонзаются в нижнюю губу. Что-то первобытное, глубоко инстинктивное овладевает им. Его губы растягиваются в блаженной улыбке. — Мы встретимся с Советом. Мне необходимо сообщить им, что я нашел себе пару.***
Чонгук находит их почти у границы территории его стаи. Сцена открывшаяся перед ним немного отличается от той что он представлял себе, но вполне соответствует ожиданиям. В конце концов, он это спланировал. Вчера, прежде чем покинуть праздник, чтобы провести ночь с Ханыль, он сообщил об этом одному из слуг. Тому кто, как ему было известно, преданно донесет эту информацию Суджон. Уже некоторое время Чонгук знал о том как Совет планировал поступить с Чимином, как только их вожак выберет себе подходящую пару. Сама мысль, что кучка дряхлых оборотней действительно верила, что им это сойдет с рук, уже вызывала у Чонгука приступ безудержного веселья. Чимин был связан, намордник по-прежнему стискивал его челюсть. В руках у стоявшей рядом Суджон был кнут — ебанный кнут! — и судя по ярким отметинам на спине Чимина, она с ним не осторожничала. Альфа Чонгука гневно рычит в его груди. Никто. Никто, кроме него, не может так поступать с телом Чимина. — Итак, кто из вас хочет объяснить что здесь происходит? — спрашивает Чонгук, хотя все более чем очевидно. Даже неудивительно, что отвечает ему Суджон. — Ты не имеешь права вмешиваться в это дело, Чонгук, — говорит она, по-прежнему отказываясь обращаться к нему по титулу. — Совет утвердил это единогласно. Последнее вызывает у него желание расхохотаться — он может отметить как минимум пятерых членов Совета, выглядящих готовыми потерять сознание от страха. Суджон продолжает, не подозревая об опасности, которая нависла над ней: — Ты собираешься сделать Ханыль из стаи Ким своей парой. Пак Чимин, нет, эта псина тебе больше не пригодится. Он сыграл свою роль в том, чтобы сделать тебя самым могущественным Верховным Альфой в этих землях, но нет правил, которые обязывают тебя содержать его после ритуала. Он дикий, необузданный. Обременение, от которого мы должны избавиться. Чонгук уже не сдерживает свой смех, забавляясь тем фактом, что Суджон продолжает верить, будто у нее есть какие-то рычаги давления на него. — Я согласен, что у стаи действительно имеется ненужное обременение, Суджон, — спокойно говорит он. — Но до тебя все никак не доходит, что это ты. — Во имя богини Луны, что ты несешь? Ты совсем рехнулся. Никто не может пойти против Совета, это измена стае… Оставшаяся часть предложения застревает у нее в горле, когда громкое рычание Чонгука заставляет ее вздрогнуть от испуга. — Верховный Альфа решает, кто входит в состав Совета. Пойти против меня — это измена. И от предателей уже давно следовало избавиться. Особенно сейчас, когда я собираюсь представить свою пару, — говорит ей Чонгук, а затем поворачивается к Чимину. Их взгляды пересекаются всего на несколько секунд, но им этого достаточно, чтобы понять друг друга без слов. И Чимин понимает что предлагает Чонгук. Понимает, потому что ненависть в его глазах становится настолько осязаемой, что Чонгук мог бы ею подавиться. У него два варианта. Он может оставаться рядом с Чонгуком. Как прежде. Скованный. В наморднике. С жизнью недостойной даже домашнего питомца. Но он все еще будет Пак Чимином. Проигравшим войну, военным трофеем, но все еще грозным альфой в цепях. Или он мог бы стать парой Чонгука. Что подразумевало отказ от всего, что осталось от его изувеченной гордости. Что подразумевало принятие титула Верховного Омеги стаи Чон. Что он будет принадлежать Чонгуку. Навсегда. И у Чимина, к сожалению, не так уж много времени, чтобы хорошо обдумать свое решение. — Замечательно, — говорит Донхен, еще один из Совета. — Вижу, ты привел с собой свою будущую пару. — Он указывает на Ханыль, которая выглядит одновременно ликующей и растерянной. — Если ты, Верховный Альфа Чон, решил сделать ее своей парой, то для тебя не имеет значения, что произойдет с альфой. — Старик поворачивается в сторону двух бет, стоящих в нескольких метрах от него, которым, вероятно, было приказано казнить Чимина. — Приступайте, парни. Чонгук ничего не делает, чтобы остановить это. Он смотрит на Чимина, смотрит на него так пристально, что даже не моргает. Теперь это его выбор. Если он ничего не предпримет, Чонгук, возможно, отменит приказ, но это оставит Чимина рабом. Поэтому он ничего не делает. Как только один из бет оказывается достаточно близко к нему, Чимин с силой бьет его ногой в живот. Его напарнику требуется всего секунда, чтобы отреагировать и он прыгает на Чимина с выпущенными когтями, целясь вырвать ему глотку. Даже забавно, как легко Чимину удается уклониться от атаки и разорвать связывающие его веревки одним резким движением. У беты не было шансов выстоять против него. Чимин в мгновение ока сдавливает его шею одной рукой. Хруст из-под его пальцев отвратительный, но ни один мускул не дрогнул на лице Чонгука — он не хочет пропустить ни единого момента. Другой бета — тот, которого Чимин ударил в живот — не желая разделить страшную участь своего напарника пытается сбежать. Дрожащие ноги подводят его, он падает и начинает ползти. Чимин хватает его за лодыжку и тянет обратно, игнорируя мольбы о пощаде. Чимин не проявляет милосердия, и Чонгук почти улыбается на это. Настоящий воин никогда не дает пощады тому, кто не планировал делать этого для него. Чимин почти закончил выдирать бете глаза, когда всеобщее внимание привлекает громкий хлопок. Суджон держит кнут в дрожащих руках. Она выглядит крайне возмущенной. — Почему никто ничего не делает?! Чонгук, прикажи ему остановиться! — кричит Суджон. Страх просачивается в ее голос. Левое плечо Чимина рассекает длинная красная линия от удара Суджон, но не похоже чтобы его это беспокоило. Он грубо отталкивает от себя тело беты, который уже давно потерял сознание от болевого шока и, вероятно, умрет от потери крови, прежде чем кто-нибудь сможет ему помочь. Его рубиновые глаза пристально смотрят на Суджон, наблюдая, как она шаг за шагом в ужасе пятится от него. — Чонгук, я требую, чтобы ты приказал ему отступить! — снова кричит Суджон, хотя это распоряжение больше похоже на мольбу. Но Чонгук, он не остановил бы этот момент даже в обмен на всю силу и славу этого мира. Он до смерти хотел избавиться от Суджон собственными руками, но теперь он будет наблюдать, как это сделает Чимин. Осознавая, что Чонгук не собирается ей помогать, Суджон начинает отчаянно защищаться. Она замахивается кнутом раз и еще дважды перед тем как Чимину надоедает эта возня. Он перехватывает бич в воздухе, прежде чем тот успевает ударить его еще раз. Чимин дергает кнут на себя и охваченная страхом Суджон падает прямо перед ним на колени. — Что ты себе позволяешь? Я член Совета, ты лишь раб, ты не можешь… Больше она не произносит ни слова. Секунда — и Чимин затягивает кнут вокруг ее шеи, вторая — и Суджон конвульсивно пытается вдохнуть, еще одна — и жизнь покидает ее. Чимин продолжает душить, пока ее тело не прекращает биться в агонии. После этого наступает почти оглушительная тишина. Все оставшиеся члены Совета оцепенели от ужаса, шокированные увиденным. Чонгук тоже застыл, но из восхищения. Приятную тишину нарушает раздражающий визг Ханыль, неистово трясущей Чонгука за плечо. — Ч-Чонгук, он, он… — Она изо всех сил пытается подобрать слова, ее дыхание шумное и прерывистое. — Он убил их! Ты должен остановить его, прежде чем он убьет кого-нибудь еще. Прежде чем он убьет меня! Чонгук резко отбрасывает ее руку, заставляя ее от неожиданности заткнуться. Он делает несколько шагов в сторону Чимина и останавливается, когда оказывается всего в метре от него. Он понимает, что в данный момент альфа Чимина держит контроль над его телом. Он знает, что Чимин перед ним сейчас нестабильный. Дикий. На грани безумия от вкуса пролитой крови. Но Чонгук также знает, что однажды он уже сразил такого Чимина. Он может сделать это еще раз. И альфа Чимина тоже об этом знает. — Это люди, которые замышляли убить тебя, пока я был в постели с Ханыль, — Чонгук говорит спокойно, как делают те кто обращаясь к дикому зверю, не хотят его провоцировать. Он медленно приближается, протягивая одну руку к его лицу. Любой другой, вероятно, съежился бы от таких сильных феромонов, от вида этих жестоких кровавых глаз. Но Чонгук невозмутимо расстегивает застежку на затылке Чимина. Намордник с тяжелым глухим стуком бьется о землю. Чонгук произносит простую фразу: — Убей их для меня. И к большому удовольствию Чонгука, ему не нужно повторять дважды. Члены Совета пытаются сбежать, когда слышат вынесенный им приговор, но тщетно. Чимин действует молниеносно. Сначала атакует Донхена, того, кто отдал бетам приказ казнить его. Он убивает его быстро, но грязно, разрывая старику горло своими острыми клыками. Такая же жестокая участь постигает и всех остальных членов Совета. К тому времени, как Чимин закончил, его рот и грудь были залиты кровью десятка оборотней. Он выглядел великолепно — альфа в самом расцвете своих сил, сильный и безжалостный к своим жертвам. Но еще сильнее Чонгука восхищала его преданность, его готовность убивать врагов Чонгука. «Он подходящая пара. Сделай его нашим…» Альфа Чонгука воет внутри него, и Чонгук едва сдерживает его. Он тоже до смерти хочет поставить Чимину метку. Затем белокурый альфа делает то, чего Чонгук никак не ожидал от него. Он идет к нему, пока не оказывается так близко, что Чонгук чувствует жар от его тела, покрытого горячей кровью. Безмолвно Чимин указывает подбородком вправо от Чонгука. Ему даже не нужно поворачивать голову, чтобы понять, что жест направлен на Ханыль, сжавшую на земле с тех пор, как Чонгук снял с Чимина намордник. Выгнув бровь, Чонгук изумляется тому, что первым, о чем Чимин осмелился просить была жизнь Ханыль. — Ты даже более злопамятен, чем я, Чимин, — усмехается Чонгук, но без колебаний делает ему этот единственный подарок. Он хватает рыдающую Ханыль за руку, и не дав времени опомниться, одним быстрым движением ломает ей шею. Она падает замертво, даже не успев полностью подняться. Чимин тихо рычит, и Чонгуку приходится сдерживать смех. — Что, ты хотел более мучительной смерти? Медленной? — Он цокает языком, бросая на Ханыль последний жалостный взгляд, прежде чем полностью развернуться лицом к Чимину. — Не повезло. Я больше не могу себя сдерживать. Чонгук хватает Чимина за плечи и толкает все дальше и дальше, пока не прижимает его тело к стволу ближайшего дуба. Это почти эйфорично, как легко Чимин позволяет ему это сделать. Как чудовище только что разорвавшее толпу оборотней подчиняется. Как, несмотря на то что их кровь еще не застыла на его коже, тело дикого, необузданного зверя обмякает прижатое к дереву. От этого можно впасть в экстаз. Когда Чонгук, выпустив клыки, наклоняется в направлении шеи Чимина, он слишком экзальтирован, чтобы заметить, как его правая рука сжимается в кулак. Чимин бьет прямо в нос, ломая его. Боль на секунду ослепляет Чонгука, дав шанс Чимину повалить его, придавив своим телом к земле. Чонгук моментально прозревает: Чимин не подчинится без финального боя. Битва между двумя альфами — это жестокая и кровавая схватка. Ни Чонгук, ни Чимин не сдерживают своих сил. Ломаются кости, разрывается кожа. Чонгуку едва удается перевернуть их и залезть на него, но Чимин сопротивляется и снова бьет его в уже сломанный нос. Их сила и навыки слишком похожи, их бой слишком сбалансирован, также как в тот день, когда Чонгук победил Чимина. И, так же как и в тот день, есть всего одна ошибка, которая склоняет чашу весов в пользу Чонгука. Секундное промедление — все, что нужно Чонгуку, чтобы наконец схватить его руки и, прежде чем Чимин сможет оттолкнуть, нырнуть к его шее. Только, в отличие от того, что он сделал в конце их последней схватки, Чонгук не просто, в качестве предупреждения, прикусывает Чимину запаховую железу. Тело Чимина конвульсивно дергается, его альфа отчаянно пытается отбросить Чонгука. Безуспешно. Чонгук не отпускает, клыки глубже вонзаются в железу, усиливая, продлевая жгучую боль сверхнеобходимого. Только когда Чимин перестает сопротивляться, Чонгук отпускает его. То, что Чонгук видит в его глазах, почти заставляет его узел набухнуть прямо здесь и сейчас — красные глаза Чимина остекленели, зрачки расширены. Чонгук отчетливо чувствует аромат свежей мяты, как всегда, сильный, но в этот раз податливый. Чимин — его. Они оба это знают, их альфы это знают. — Ты мой. Ты полностью мой, — тихо говорит Чонгук, глядя на Чимина со смесью удивления и вожделения. — Может и так. Но я все еще охуеть как ненавижу тебя, Чонгук, — удается прошипеть Чимину. Метка на его шее сильно кровоточит. — И я буду ненавидеть тебя вечно. Навсегда. Любовь будет тем единственным, что ты, сука, никогда от меня не получишь. Чонгук искренне смеется. — О, разве ты еще не усвоил урок, моя дорогая пара, — говорит Чонгук с мрачным саркастичным смешком, а затем наклоняется, пока его губы не оказываются рядом с ухом Чимина. — Я обожаю, когда ты охуеть как ненавидишь меня, я люблю это. Чонгук не заинтересован получением ответа. Он впивается в его губы, грязно облизывая рот, слизывая кровь с языка и зубов, пока они снова не обретают вкус Чимина. Его руки собственнически лапают тело под ним, наслаждаясь каждым прикосновением, как никогда раньше. Ощущения другие, все по-другому. Чимин — его. Тело Чимина принадлежит ему, рот Чимина, член Чимина... Он не оставляет нетронутым ни одного сантиметра кожи. Не имеет значения, что они посреди леса, окруженные трупами — Чонгук полностью поглощен своей похотью. И Чимин, всегда отвергавший его прикосновения и подавляющий свое удовольствие, сейчас уступает Чонгуку. Возможно, виной тому метка, а может быть, его альфа наконец подчинился Чонгуку — это больше не имеет значения. Все что имеет значение, это то, как красиво он выгибает спину когда Чонгук облизывает его бедра, останавливаясь только когда его голова оказывается прямо между ними. Важно лишь то, что, когда Чонгук вылизывает его, Чимин больше не хочет сдерживать греховные стоны, срывающиеся с его губ один за другим. И когда Чонгук раздвигает его ноги и входит в него одним сильным толчком, Чимин кончает нетронутым. Волны оргазма еще трижды поглощают его, прежде чем узел Чонгука, наконец, формируется, удерживая его семя внутри, хотя Чимин никогда не подарит ему щенков. Когда они восстанавливают дыхание, ожидая, пока узел спадет, Чонгук не может не вспомнить ту первую встречу с Чимином, подумать о словах, которые сказал ему. Запомни, Пак Чимин, однажды я заставлю тебя подчиниться мне. Я отымею тебя на глазах у всех и сделаю тебя своим. Знали бы они тогда в юности насколько эти слова заклеймят и свяжут их судьбы. «Наш. Наш альфа, наша пара» — Моя пара, — шепотом соглашается Чонгук. К тому времени, как Чонгук берет Чимина на руки и уносит его обратно в деревню, над темным лесом уже сияет богиня Луна.