Кислые яблоки

Скарамучча нисколько не ревнует своего парня. Ну вот нисколечко. Абсолютно. Ни капельки. Просто изводится по вечерам, когда Казуха возвращается домой, полностью пропахший чужим запахом. «Так бывает», – мысленно убеждает себя Скар. «Он ведь не один работает в офисе, не принести на себе чей-то чужой запах просто невозможно…» Да, Скар согласен – это просто невозможно. Но не когда от его почти что мужа пахнет одним и тем же омегой. Чужим омегой, который, складывается ощущение, будто бы целыми днями крутится вокруг Казухи, не отлипая. И это напрягает. И нет, как уже замечал Скарамучча, он нисколечко не ревнует. Он уверен в своём партнере и в том, что Казуха его не предаст. Каэдэхара ни за что в жизни не променяет Скара на какого-то левого и залётного омегу со своей работы. Не зря же он несколько лет его добивался, долго и скрупулёзно выстраивая их хрупкие отношения. Казуха верен Скарамучче, а Скарамучча верен Казухе. И никак иначе. Но это пресловутое «но» в их отношениях в виде навязчивого внимания омеги к уже давно занятому альфе напрягает Скара. Потому что эта омега явно игнорирует факт наличия метки на шее Казухи, продолжая ошиваться вокруг него. И Скарамучча не знает, что делать. Вернее, понимает, что самый лучший из вариантов – поговорить с Казухой. Но что этот разговор даст? Казуха наверняка смутится и начнёт тревожиться, боясь, что Скарамучча может посчитать это за измену. А такого совершенно не хочется. За долгими раздумьями тянутся дни и недели. В какой-то степени Скар надеется на то, что спустя недельку-вторую это прекратится, но насыщенный запах кислых яблок уже начинает выводить его из себя. Порой ему начинает казаться, что этот запах преследует его повсюду. Что он не только на офисной одежде Казухи, но и на нём самом. Эти чёртовы кислые, – наверняка ещё и зелёные, – яблоки будто бы застряли в его носу, полностью перебивая все остальные окружающие его запахи. Скарамучча медленно, но уверенно сходит с ума. И, к огромному сожалению Скара, Казуха тоже это замечает. Начинает волноваться, уделяя ему как можно больше внимания, и Скарамучча взвыть из-за этого хочет. Ему приятно, чертовски приятно, его сердце кровью обливается от того, каким внимательным и ласковым – сверх меры – становится Казуха, пытаясь мягко и ненавязчиво выяснить, что же случилось. Но в тоже время Скар чуть ли не сгорает от стыда, боясь рассказать своему парню о столь глупой причине для переживаний. И вся эта сложившаяся ситуация, а ещё чертов запах кислых яблок, так сильно выводят Скарамуччу из себя, что огромный снежный ком, медленно копящийся в его душе, в какой-то момент разваливается на части. Скар не выдерживает. Еле как дожидается возвращения Казухи и не выдерживает, зажимая его у самой двери. Прислоняется близко-близко, дышит неровно и судорожно, чуть ли не рыча. Ему хочется что-то сделать. Прямо здесь и сейчас. С Казухой. Но сначала ему нужно стянуть с него эти мерзко воняющие тряпки, к которым он как раз и тянется, когда Казуха выходит из ступора и подаёт голос. – Милый, что-то случилось? – звучит немного сипло и взволнованно. Ладони Скарамуччи, расстёгивающие пуговицы на белой рубашке, замирают, и он поднимает голову вверх, встречаясь взглядом с Казухой. Смотрит долго и хмуро, медленно выдыхая через нос. Глаза Казухи, как и всегда, слишком красивы и наполнены любовью, из-за которой Скар почти что мгновенно тушуется и убирает свои ладони, отворачиваясь и отступая от своего парня на шаг. – Иди в душ. Сейчас же, – тихо, но чётко проговаривает он и уходит в спальню. Оказавшись в соседней комнате, он прислоняется спиной к стене и принимается считать про себя секунды до момента, пока из коридора не послышится шум воды. Казуха хлопает дверью на восьмой, воду включает на пятнадцатой. Скарамучча ухмыляется и ещё где-то секунд тридцать стоит неподвижно, лишь после медленной походкой направляясь к Казухе. – Какой послушный мальчик, – удовлетворённо выдыхает Скар, закрыв за собой дверь. Силуэт за шторкой движется, и в следующее же мгновение её отодвигают в сторону, давая возможность насладиться чуть покрасневшим лицом Казухи, который хоть и смущённо, но с жадностью всматривается в ухмылку возлюбленного и аккуратным движением ладони приглашает Скарамуччу к себе присоединиться. – Тебя здесь очень не хватает, – подливает масла в огонь Каэдэхара, не совсем понимающий откуда у Скара появилось столь игривое настроение, но абсолютно и точно не желающий упускать возможность. – А я уж думал, что не пригласишь, – язвит, пока скидывает домашние вещи. Оказавшись под струями тёплой воды, первое, что делает Скарамучча – вновь прижимает Казуху к стене. Последний ничуть не сопротивляется и ласково берёт лицо Скара в свои ладони, мягко улыбаясь. – Ты сегодня такой нетерпеливый, – хихикает Казуха и оставляет смазанный поцелуй на щеке возлюбленного. – Не говори этом с таким лицом, когда от тебя так… воняет, – хмурится Скарамучча и уводит взгляд в сторону, подхватывая с полочки гель и губку для душа. Он будет драить Казуху хоть часами, только бы вымыть этот чёртов запах с его кожи. – Воняет? – удивляется Каэдэхара, оглядываясь и принюхиваясь. То ли ему кажется, то ли в его запахе нет чего-то странного и неприятно пахнущего. Хотя… возможно, Скарамучче со стороны это проще почувствовать? Ощутив смущение, расползающееся розовыми пятнами по щекам, Казуха вскрикивает от неожиданности и щекотки, когда Скар начинает намыливать его тело их любимым гелем для душа. Он тихонечко хихикает, но ничуть не сопротивляется тому, как Скарамучча предельно аккуратно, но тщательно касается мочалкой каждого участка его кожи, будто бы боясь пропустить даже жалкий сантиметр. Казуха смущён. Очень сильно смущён. Но ему определённо нравится. Сердце в груди бьётся как бешенное, а всё потому, что на лице Скара украдкой, но всё же можно заметить небольшую улыбку. Он её старательно прячет и пытается казаться крайне серьёзным, но Казуха то знает его не первый день. Но он, конечно же, готов подыграть Скарамучче, ведь тот уже успел что-то задумать, а хорошим мальчикам и альфам негоже ослушиваться свою омегу. Казуха огорчён совсем немного, когда Скар не позволяет в ответ поухаживать за ним. В последние недели их отношения были столько напряженными, что Каэдэхара рад даже такой мелочи, хотя это с какой стороны ещё посмотреть. Они уже очень давно не делили ванную на двоих, и в последний раз, кажется, они тут… Но сейчас это не важно. Сейчас Казуху закутывают в белоснежное полотенце и выставляют за дверь, а потому ему не остаётся ничего кроме как пойти в спальню. И пока Каэдэхара непринуждённо вытирает свои мокрые волосы, Скарамучча внутренне сходит с ума от мыслей, роящихся в его голове. Казуха так просто принял правила его игры, ни на секунду не сомневаясь в нём, что теперь становится даже как-то неловко от того, что он сгоряча себе придумал. Всё же, возлюбленный действует на Скара слишком обезоруживающе. Тушит пожар в его груди быстрее, чем успевает осознавать его наличие. Но, когда мысли возвращаются к тому, что сегодня Казуха снова пах кислыми яблоками, у Скарамуччи начинает дёргаться глаз. Даже если после этого завтра он почувствует на одежде Каэдэхары этот чёртов запах, Скар лично поедет бить лицо настырной омеге, наплевав на всё. Заходит в спальню Скар спустя несколько минут, сразу же притворно возмущаясь. – Своевольничаешь? – Скарамучча прищуривается, ступая ближе и нависая над полулежащим Казухой, который убирает телефон на тумбочку и вскидывает голову вверх, с вызовом смотря на возлюбленного. – Ты вроде не приказывал мне ещё что-то делать, – с лисьей ухмылкой отвечает Казуха и укладывает ладонь на чуть влажную щеку, которую нежно поглаживает большим пальцем, утопая в горящих аметистовых радужках. – Но я не разрешал тебе одеваться, – замечает Скарамучча, небрежно скидывая тёплую ладонь со своей щеки. Он медленно переводит взгляд на домашнюю оверсайз футболку, в которой сидит Казуха, и хмурится. Скар хочет снять её как можно скорее. Прикосновений, мимолётно оставленных на персиковой коже в душе, совсем не хватает. Скарамучче хочется ещё. Ещё больше прикосновений, ещё больше поцелуев, ещё больше Казухи и его мягкого голоса, наполненного удовольствием. – Да? – Казуха удивляется, подыгрывая, и даже ладонь к раскрытым и блестящим губам прикладывает. – Прости, хорошие мальчики должны слушаться своего… Казухе не дают договорить. Скарамучча стягивает с несопротивляющегося парня футболку намного быстрее, чем он успевает закончить провокационную фразу. И не совсем понятно, хорошо это или плохо, но глаза загораются при виде довольной улыбки на лице Каэдэхары. – Так-то лучше, – облизывается Скар и льнёт к губам Казухи. Чувствует их мягкость и то, как у него крышу сносит от ощущения его тела прямо под своими пальцами. Хочется облапать всего Казуху. Дотронуться до каждого сантиметра его кожи сначала подушечками пальцев, а после – губами. Хочется оставить как можно больше ярких меток, особенно – на тех местах, что не прикроешь одеждой. Да, Казухе это не понравится. Определённо и точно. Но в свою защиту Скарамучча скажет, что ему тоже не нравится. Не нравится, когда кто-то не обращает внимание на то, что Казуха принадлежит ему и только ему. Никто, кроме него не может оставлять на нём свой запах. Казуха всецело и полностью принадлежит Скарамучче, а Скарамучча – Казухе. И непонятно кто кого перегонит в чувстве собственничества, просто кое-кто может держать себя в руках намного лучше. Казуха более ничего не говорит. Да он и не то, чтобы может это делать: Скар практически не даёт им отдышаться между поцелуями, прижимаясь к губам снова и снова. Это возбуждает. Чертовски сильно возбуждает, потому что Казуха даже не может припомнить, когда в последний раз Скарамучча был настолько ненасытным. На мгновение даже начинает казаться, будто у того началась течка, но Каэдэхара знает его цикл наизусть и ближайший «отпуск» ожидает их только через месяц. А потому он прикрывает от удовольствия глаза, растворяясь в ощущениях и наслаждаясь моментом. Желание прикоснуться к каждому участку обнажённого тела не покидает Скарамуччу, а лишь многократно возрастает. Настолько, что простых прикосновений кончиками пальцев становится слишком мало. Теперь он выцеловывает нежную кожу, ведёт цепочку аккуратных поцелуев от самой ладони до плеча, которое кусает, вслушиваясь в тихое шипение, а после зализывает, чмокая. И такой расклад дел нравится Скару намного больше: он всецело может ощущать своим телом и губами разгорячённую кожу, а ещё оставлять такие необходимые в данный момент метки. Скарамучча старается не переборщить. Цель у этих засосов у укусов, конечно, благая и сам процесс ему бесконечно нравится, но о комфорте Казухи всё же не стоит забывать. Ну, только если чуть-чуть. Только всего лишь на один засос на шее, прямиком рядом со сладко пахнущей меткой, когда-то поставленной именно Скарамуччей. – Ска-ар… – стонет Казуха от щекотных поцелуев на чувствительной коже шеи. Скарамучча ухмыляется, полностью уверенный в том, что возлюбленный считает его реакцию. Так и происходит. – Только… аккуратнее, – как бы между делом замечает он. Сначала Скар хочет зарычать, ведь он уже настроился на то, что на шее Казухи просто обязан остаться яркий засос, способный вогнать в краску не только альфу, но и остальных. Но потом… Потом он повторяет мысленно интонацию, с которой было сказано это предупреждение и всё в его голове складвается в цельный пазл. Ох уж этот… Казуха. Стоило раньше догадаться, что этот наглец притворяется и играется с ним, не желая уступать Скарамучче. – И не подумаю, – всё же рычит он, в следующее же мгновение прикусывая тонкую кожу. Казуха шипит, но не говорит ничего против, наоборот вплетая ладони в не до конца высохшие волосы и массируя кожу. Когда Скар принимается ласково вылизывать оставленную метку, он слышит тихое хихиканье сверху. Сначала ему думается, что тому щекотно, но эта мысль довольно вытесняется более правдоподобной – Казухе нравится. – Мне придётся воспользоваться твоей тоналкой утром, – как бы невзначай говорит он, когда Скарамучча поднимается на уровень алых глаз. – Только попробуй, – отрезает он, тыча в покрасневшую щёку. В ответ Казуха смеется. – Но тогда все будут смотреть на меня, – дрожащими пальцами он неловко поправляет мешающуюся блондинистую чёлку. Скар внимательно следит за этим действием, после переводя взгляд прямиком в глаза. – Пусть смотрят, – с серьёзным, чуть ли не каменным лицом отвечает он. Когда Казуха заливается искренним и мягким смехом, Скарамучча краснеет. Но совсем немножко. Так, чтобы никто не смог заметить. Кроме Казухи, конечно же. – Я серьёзно, – вновь пытается грозно прозвучать Скар. – Тронешь мою тоналку – руки переломаю, – и прячется в изгибе шеи раньше, чем успевает заметить реакцию на лице возлюбленного. Ему неловко, но он на сто процентов уверен, что Казуха доволен. Доволен ровно также, как и Скарамучча. Просто не хочет признавать этого так просто. Но Скар то всё знает. Выцеловывать тело Казухи хочется ещё примерно весь вечер, а то и всю жизнь напролёт, но Скарамучча решает смиловаться над ним. Так сказать, «ладно, так уж и быть, я позволю тебе сегодня кончить». Но не так просто, конечно же. Кроме желания показать всем, что Казуха принадлежит только ему, Скарамучча припас ещё одно. Каэдэхара давно, как бы, опять-таки, невзначай сказал о том, что он не против экспериментов в постели. Скар понимает, что возлюбленный, скорее всего, имел в виду, но всё равно решает, что тот будет не против. В конце концов, он всегда может попросить Скарамуччу остановиться. – Я хочу кое-что попробовать, – резко отстранившись, говорит Скар, слезая с Казухи, чтобы найти в коробке под кроватью всё необходимое для задуманного. Алые глазки ни на секунду не перестают следить за тёмно-синей макушкой, и их обладатель нетерпеливо кусает свои губы. Внутри Казухи разгорается жгучий интерес, подпитываемый десятками хаотичных мыслей, роящихся в голове. Он даже не знает, на какую из них стоит сделать ставку, ведь возбуждает каждая из них невероятно сильно. Возбуждает сам Скарамучча своей напористостью и жадностью, окончательно ставя крест на благоразумии Казухи в момент, когда возвращается на кровать и усаживается между его разведённых ног. Казуха удивлён. Удивлён и смущён настолько, что хочется изо всех сил спрятаться от изучающего и хищного аметистового взгляда. Казуха никогда не думал о том, чтобы… поменяться ролями. – Я могу?.. – оставляя нежный поцелуй на согнутой коленке, спрашивает Скарамучча, внимательно следя за эмоциями на лице возлюбленного. Казуха поджимает губы, уводя взгляд в сторону. Его всего потряхивает от возбуждения, и он медлит только потому, что ему чертовски неловко. Скарамучча испытывает тоже самое каждый раз или уже успел привыкнуть? Выглядит ли сам Казуха со стороны точно также… будоражаще и сексуально? Приняв решение, Казуха смущённо прикрывает рукой покрасневшие щёки, а второй переплетает ладони со Скарамуччей, кивая. Скар растягивает его медленно: то ли хочет сделать всё максимально безболезненно и аккуратно, то ли отомстить таким образом за все предыдущие разы. В любом из случаев Скарамучча испытывает наслаждение – за мечущимся по постели Казухой наблюдать слишком приятно – перемешанное с волнением: одно дело, когда растягивают тебя или ты себя сам, а совсем другое, когда ты. Скар сходит с ума от каждого сладкого стона, который вырывается из губ Казухи. Его стоны – самая настоящая мелодия для Скарамуччи, а потому он специально меняет угол или частоту своих движений, внимательно, не сводя взгляда, наблюдая за возлюбленным. Хочет понять, как ему приятнее больше всего; какой темп ему нравится – медленный и глубокий, схожий с тем, как он обычно мучает Скара, или, наоборот, более быстрый. Такой, чтобы от громкого хлюпанья смазки хотелось провалиться сквозь землю. Когда Скарамучча добавляет третий палец, чуть ускоряя свои движения, Казуха весь трясётся, хватаясь ладонями за простыню. В этот момент Скаре становится жаль своего возлюбленного. Потому что не смотря на то, как сильно он хочет позволить кончить Казухе лишь от пальцев, ему приходится остановиться. К сожалению, они всё ещё играют по правилам Скарамуччи, который изводится от нетерпения, раскатывая презерватив по своему члену. Он так долго ждал этого момента, что теперь и его начинает потряхивать, но уже от волнения, а не возбуждения. Скарамучча боится причинить боль Казухе. Испытывал ли он такое же волнение в их первый раз? Наверняка да. Невозможно не волноваться, когда партнёр доверяет тебе настолько, что показывает свою уязвимую сторону. И Скар не может не ценить то, как Казуха расплывается в его умелых – интересно, благодаря кому – руках. – Ты готов? – наклонившись к покрасневшему личику, тихо спрашивает Скарамучча, оставляя россыпь поцелуев на веснушчатых щеках. Казуха улыбается, смотрит на него чуть туманными, но жуть довольными глазами и кивает. Сил и желания говорить совсем нет, а потому, стоит только почувствовать, как Скар входит в него, Казуха сразу же утягивает его в поцелуй. Всё то время, что его растягивали, Казуха думал лишь о том, как же сильно теперь он хочет поцеловать Скарамуччу. Даже не из желания заглушить свои стоны – хотя оно, конечно же, присутствует, – а потому, что Скара хочется ощущать всем телом. Прижиматься к нему так близко, что между ними и миллиметра не остается; целовать так, чтобы делить одно дыхание на двоих вместе с тихими, мешающимися в слюне стонами; слегка царапать спину Скарамуччи ногтями, когда его член входит до самого основания, потому что стенки приятно распирает. Медленный, мучающих их обоих темп постепенно ускоряется, и вот уже Казуха прижимает Скара к своей груди, выстанывая его имя. Мысли спутались ещё в самом начале, разгорячённое тело чувствительно как оголённый провод и отзывается на каждое ритмичное движение, желая ещё-ещё-ещё. Скарамучча с каждым толчком всё больше входит во вкус и более умело меняет угол проникновения, сразу же слыша, что Казуха вскрикивает, особенно сильно царапая его по спине. Неудивительно, что их обоих хватает совсем ненадолго: вслед за Казухой кончает и Скар, падая на него сверху и пытаясь отдышаться. Когда мысли в голове перестают путаться, он вдруг осознаёт, что ему жуть как неловко поднять свою голову и посмотреть на возлюбленного. А что он скажет? Вдруг ему не понравилось? Эти мысли начинают сжирать Скарамуччу и он неосознанно прижимается к Казухе ещё ближе, обнимая. – Спасибо, – через некоторое время подает голос Казуха, целуя тёмную макушку. У Скара от нежнейшей искренности, с которой была сказана эта благодарность, бегут по спине мурашки. Он жмурится и тычется носом в шею Казухи, аккуратно выцеловывая её. Сегодня он не сможет не то, что подать голос, даже посмотреть на Каэдэхару. Слишком неловко, слишком хорошо. Навязчивое желание сделать Казуху полностью своим наконец отступило, и Скарамучча облегчённо выдыхает, почти что засыпая на теле возлюбленного. Но Казуха не даёт ему этого сделать. Он аккуратно берёт на руки Скарамуччу, стараясь не смотреть на его чуть розоватое личико слишком долго – знает, как ему сейчас неловко – и несёт в ванную. Чуть позже также учтиво сидит позади него и намыливает тело: максимально аккуратно и нежно, через раз оставляя мимолётные поцелуи. Скар дрожит в его руках, сидя с опущенной вниз головой, и рдеет. Такой ласковый и довольный Казуха разительно отличается от того, как он стонал под ним некоторое время назад, и это вызывает мурашки по телу. Судя по реакции возлюбленного, ему определённо и точно понравился этот эксперимент, так что… Так что в следующий раз Скарамучча может придумать что-то более вычурное и мучительное для них обоих. Такое, чтобы отыграться за их последнюю проведённую вместе течку, когда Скар хотел провалиться сквозь землю от своего неконтролируемого желания. Следующим утром на смену удовлетворённой улыбке на лице Казухи приходит слегка неловкая. Пока он довольно быстрым шагом направляется к себе в кабинет, у него складывается ощущение, что на него смотрит каждый из присутствующих работников офиса. Даже сквозь стены. А всё из-за запаха Скарамуччи, которым он пропах от и до – родной терпкий эвкалипт. Он ничуть не жалеет о прошедшей ночи и тому, что его котёнок оставил ему настолько заметную метку, но как можно скорее желает оказаться за спасительными дверьми, выделенного ему помещения. Оказавшись внутри, Казуха облегчённо выдыхает и осматривается. Дополнительный стол в углу кабинета, обычно служивший для всякого рода бумаг, а после для другого работника, временно делящего с ним кабинет из-за ремонта в его собственном, оказывается пустым. На нём лежит лишь небольшой листочек с посланием, оставленным чуть корявым почерком. «Вот и всё, Каэдэхара. Я наконец отчаливаю в свою обитель. Надеюсь, твоя омежка не извелась за то время, что мы делили твой кабинет. Передай ему от меня привет~». Казуха смотрит на записку несколько минут, перечитывая из раза в раз. Стоп. Скарамучча всё это время его ревновал?