***
Ненависть и кровь смешались в воздухе, окутывавшем красные пески, которым не было ни конца, ни края. И посреди алой лихорадки, в которой в неистовом бое смешались две противоборствующие армии… два предводителя, два Полубога стояли друг напротив друга, зная, что из их схватки лишь один уйдет победителем. Но они оба сильно ошибались… Звон их мечей эхом отдавался на зеленых полях Замогилья, в высоких кронах вековых деревьев Лейнделла и даже в снежных тундрах Вершин Великанов. Маления, Клинок Микеллы, Алая Валькирия, Сильнейшая Полубогиня, Увечная, Непобежденная или как ее еще называли вполшепота, боясь быть услышанными – Богиня Гнили, сошлась в смертельном бою с не менее грозным и титулованным Полубогом – Генералом Раданом, Покорителем Звезд, Рыжегривым Львом, гордо прозванным в народе – Бич Звезд. Оба отпрыски Великого Героя, Короля Консорта Марики Вечной – Божественного Чемпиона Радагона. Сильнейшие Полубоги в жажде власти и силы, в поисках могущества Кольца Элдена погрузили Звездные Пустоши в первобытный Хаос, неся за собой лишь кровь, злобу и… смерть. Маления своим мастерством владения мечом заставляла сами непреклонные ветра нести ее песнь клинка, что порождал одним дуновением смерть тысяч и тысяч, и Генерал Радан, что своей магией, управлявшей гравитацией, взывал к ярости Звезд, разверзая небо десятками и сотнями комет, что поджигали атмосферу и со всей злобой тиранили красные пески. Их схватка продолжалась дни и ночи, до того момента пока Непобежденная не воззвала к проклятой силе, что таилась в ней и не погубила Звездные Пустоши… Предав и расставшись со своей гордостью, она прокляла Радана на вечные муки, но вместе с этим и сама заплатила крайне высокую цену… Валькирия погубила всех воинов, что встали под ее знамена, всех рыцарей Гнили, у которых не могло быть иного исхода, кроме как сгореть в пламени проклятия Гнили, своего самого верного рыцаря и по совместительству добрую подругу Финли, которая перед лицом смерти решила для себя, за что и за кого она сражается. Верная рыцарша взвалив на себя ослабевшее тело Полубогини, прорываясь сквозь толпы обезумевших от Гнили воинов, противясь боли от проклятия, сражаясь с самой смертью, пронесла свою госпожу сквозь все Междуземье, прямиком к корням Святого Древа. Однако, за спасение Малении она заплатила своей жизнью, Гниль, пустив корни в само ее существо, подарила Финли самую ужасную смерть из всех возможных. Но как будто Госпоже Судьбе было мало забрать у Непобежденной гордость, войско, подругу, ноги и руку, она забрала у Малении самое дорогое что у нее было – ее драгоценного брата-близнеца Микеллу. И вот оставив позади сотни лет тщетных поисков, отправив тысячи отрядов во внешний мир, ни одна вылазка не увенчалась успехом. Полубог словно провалился сквозь землю, оставив после себя лишь погибающее Святое Древо, что с каждым годом увядало, как и надежда Малении вновь воссоединиться со своим братом. Сотни лет ее посещали страшные мысли, что она будет делать, если Микелла не вернется… Сотни лет она терзала себя за то, что оставила брата без своего присмотра, без защиты, за то, что ради жалкой гордости бросила вызов Радану, пока у входа в грот к корням Древа, где она ожидала Микеллу, не показался воин, в чьих глазах пылал огонь жгучей горечи и отравляющей сознание ненависти.***
С полным безразличием она взглянула сквозь насыпь Гнили на рыцаря в потрепанных доспехах. Это был, пожалуй, ее первый посетитель за многие и многие столетия боли и ненависти к себе. Валькирия начала медленно вставать, подбирая рукой золотой протез и со скрипучей, колющей болью вставляя его в правое плечо. Слегка наклонившись, она подняла золотой шлем, украшенный крыльями по бокам. — Я так долго спала. Моя плоть пожелтела, подобно потускневшему золоту… а кровь испортилась. — Говорила она скорее самой себе, нежели незваному гостю — Я оставила после себя гору трупов… В ожидании… его возвращения. Внемли моим словам. Я Маления. Клинок Микеллы — отсоединив золотую катану от протеза, она широко взмахнула им — И я прежде не знала поражений. — Ты ответишь… за ее смерть — с безмерной горечью в голосе произнес мужчина, сжимая свой палаш, на котором было не сосчитать зазубрины и трещинки. Валькирия пропустила речи рыцаря мимо ушей. Для нее он был просто бельмом на глазу, от которого нужно было избавиться, не более. Рыцарь, не теряя времени, рванул на встречу Малении, замахиваясь своим мечом. Ненависть застила ему глаза, отравила его разум и разбила сердце на маленькие кусочки. Валькирия же, опустив церемонии, прыгнула прямо на вторженца и, с легкостью парируя его атаку, с такой же легкостью пронзила его грудь. Казалось бы, битва окончена, однако, рыцарь, харкая темной кровью, стальной хваткой схватил протез руки Малении, и вновь замахнулся палашом, целясь в ее шею. Валькирия исполнила пируэт и разрубила тело рыцаря на двое, провожая своим мечом его торс, падающий на холодную землю. — Еще не!.. конец! Собирав последние силы, он карабкался по земле, таща за собой тяжелый палаш. Ненависть в его глазах лишь сильнее разгоралась, отсрочивая его неизбежную смерть. Валькирия же с недоумением глядела на обезумевшего рыцаря, который даже потеряв ноги и разбросав свои внутренности, продолжал бороться… продолжал ненавидеть. — Нет — прозвучал холодный, но не лишенный нотки жалости голос. Малении правда было жаль этого рыцаря. Она не знала, что с ним случилось, что она ему сделала и как сильно отравила его жизнь, но смотря на то, как отчаянно он борется с самой смертью, как противясь боли и агонии, он продолжал бороться, не могла не восхититься его боевым духом и стальной волей. Однако Валькирии было противно смотреть как он страдает, как гнев и ненависть пожирают его изнутри, извращают его существо, и смотря на его глаза сквозь пелену Гнили, она видела в них отражение самой себя, видела ту самую Малению, что отринула гордость на полях Каэлида. И легким движением катаны отсекла ему голову, прекратив его мучения и безуспешные потуги. — Для тебя это конец. Покойся… с миром. — произнесла она голосом наполненным болью, горечью и воспоминаниями. Его тело начало рассыпаться серым песком и, поддаваясь волнам ветра, растворилось в воздухе. Маления испытывала противоречивые чувства. С одной стороны, ей было противно, что грязный воин посмел осквернить корни Святого Древа своим присутствием!.. с другой, она чувствовала успокоение. Она как никто другой знала, что лучше умереть, чем нести в себе горючие ненависть и сожаления, что будут пожирать тебя до конца времен. Ведь именно этого Валькирия и желала: прекратить свои страдания, свою боль и агонию, покончить с невыносимыми тоской и одиночеством, съедающими ее каждый день. Она развернулась и направи… — Нет… — прозвучал болезненный голос, наполненный горечью и сожалениями — Не конец. Валькирия резко развернулась на скрипучий, низкий голос и, не веря глазам и слуху, наивно полагая, что Гниль обманывает ее, увидела перед собой того же самого рыцаря, что секунды назад умер у нее на глазах и растворился в серой дымке. — Как… Рыцарь тяжело дышал, сжимая в руке крохотную эмблему, больше похожую на заколку, исполненную в форме гниющего крылатого меча. — Ты — произносил он дрожащими губами — бросила ее… забыла… когда она не забывала о тебе ни на миг. Рыцарь сжал палаш, который готов был расколоться пополам от бесчисленного количества трещин. И оставляя слабость и боль, не перестававшие его терзать, позади, он рванулся на Валькирию. Маления, в миг отбросив удивление и замешательство, выставила перед собой катану, блокируя удар, в который рыцарь вложил всю свою ненависть. Маления шагнула в сторону, перенаправляя весь рыцаря в землю, и, сверкнув своим клинком, резанула ему спину. Воин, шатнувшись, быстро сгруппировался и отпрыгнул, растягивая дистанцию. — Я виновна в тысячах смертей, — спокойно говорила Валькирия, медленно сокращая расстояние — но еще ни один воин не возвращался после своей смерти. Кто ты? — Блад, сын Бладлайна, сына Ориджина. Погасший, пришедший из-за моря тумана. И ты… обязательно вспомнишь в чем виновна… Рыцарь снял шлем, бросив его на холодную землю. Валькирия не могла разглядеть ни черт лица, ни цвета волос, лишь след от Гнили в виде миниатюрной ладони, поразивший его левую часть лица. Он вскинул палаш на плечо и рванулся на Валькирию, собираясь закончить бой одним ударом. Но его встретило лишь идеальное парирование, которое раскололо меч погасшего, и бесстрастный выпад, поразивший его сердце. Густая кровь потекла по золотому клинку, и кровавый кашель не заставил себя ждать. — Я… вернусь — выдавил он из себя, жадно хватая глотки воздуха. — И ты вновь об этом пожалеешь — ледяным голосом произнесла Маления, выдергивая клинок из его груди. Блад рухнул на колени, из последних сил держась за рану в груди. Перед его глазами всплыл образ красноволосой девушки, отчаянно старающейся исполнить свое предназначение, не смотря на увечья, на страдания и боль, ее сдержанная, но не лишенная шарма улыбка, твердая решимость в глазах и обжигающее касание, которое рыцарь никогда не забудет. Он опустил веки, зная, что уже не сможет поднять их, и прислушался к кристальной тишине, которая как мирный прибой морской волны омывал его мысли. — Ничего не вижу… — в его мыслях всплыла девушка, чьи алые волосы он не один раз ощущал на своих руках — ничего не слышу… — спокойный голос навечно отпечатавшийся в его сознании — ни в чём не сомневаюсь… — и ее последние слова, что тяжким грузом легли на его плечи — ибо мой путь… Его голова медленно опускалась, а слабеющие руки давали плачущему сердцу свободу. Перед его глазами всплыл образ миниатюрных золотых пальцев, которые он с такой заботой сжимал в своей ладони. — …высечен в золоте. Маления с болью в сердце смотрела на угасающего рыцаря, и видела в его фигуре свою верную и храбрую подругу Финли. Такую же увядающую и умирающую, такую же… одинокую. Валькирия опустилась на одно колено и, движимая тяжелыми эмоциями и воспоминаниями, дрожащей рукой коснулась плеча Блада. — Покойся… с миром. Храбрая душа — с горечью в голосе произнесла она, провожая рукой его рассыпающееся тело. Не прошло и пары мгновений, как Валькирия услышала чавкание стальных сапог позади себя. Собрав и спрятав свои чувства глубоко в сердце, она взмахнула золотым клинком, в очередной раз встречая рыцаря.***
Несколько месяцев спустя
Пещера у корней Святого Древа была орошена реками крови, сотнями и тысячами осколками самых разных оружий, и неизменной фигурой рыцаря, пронзенного золотым клинком. — Достаточно! Прекрати возвращаться — кричала от злости Валькирия, полностью заляпанная темной кровью — Хватит этих бессмысленных смертей. Сотни, тысячи раз она наблюдала его тяжелейшие страдания, его агонию и боль, его битву и борьбу… его одинокую смерть. И каждый его последний миг тяжелым грузом отдавался в сердце Малении, у которой с каждой его гибелью просыпались давно забытые воспоминания о ее близких, которых она не видела сотни лет, о товарищах, погибших в Каэлиде, сотни лиц без имен всплывали в ее голове и тут же угасали, словно морская волна приносила их с собой и тут же уносила на дно океана. — Нет… — тихо проговорил он — пока я не исполню ее последнюю волю… Валькирия схватила его за плечи, желая выбить из него причину его появлений, причину его обжигающей ненависти и фанатичной настойчивости. Из последних сил он толкнул ее рукой и рухнул на кровавую землю, делая свои последние глотки воздуха и протягивая руку к ее ногам. — Ты еще не готова, Маления… еще не вспомнила… Впервые он произнес ее имя без ненависти, без ядовитой желчи в голосе, но вместо этого в нем слышалась безмерная горечь, сожаления и… воспоминания. Маления посмотрела под ноги и увидела крохотную заколку, исполненную в виде гниющего крылатого меча. Она была ей знакома, но Валькирия не могла вспомнить, где она ее видела и почему с ней рассталась, но догадывалась, что заколка принадлежала кому-то дорогому сердцу рыцаря. — Это мое — послышался тяжелый, низкий голос позади нее. Обернувшись, Валькирия вновь встретилась с рыцарем, стоящим у входа в пещеру. — Не готова к чему? — она прицепила заколку к алому, как кровь, плащу, и опустила клинок. — К моей помощи. Он выставил новый меч перед собой, готовясь к бою. — Помощь? — со злостью спросила Валькирия — Твоя? Кем ты себя возомнил, чтобы я нуждалась в твоей помощи? — в ее голове всплыл образ Микеллы, проклятие Гнили, отрубленные конечности и смерть Финли — Ты никогда не сможешь понять меня, не сможешь помочь мне… — стиснув зубы, прошипела она — Я Маления! Непобежденная! Прокричала из глубин души Валькирия и прыгнула вперед, намереваясь закончить битву одним единственным выпадом. И когда клинок должен был прорваться сквозь листы стали и пронзить сердце воина… Бронзовая вспышка сверкнула в отражении ее шлема, а во все стороны полетели искры. Впервые за сотни смертей Блад парировал ее удар, а не попытался увернуться, и, пнув ногой, заставил ошарашенную Воительницу потерять равновесие. — Непобежденная? — впервые рыцарь смотрел сверху вниз на Полубогиню, упавшую наземь — Нет. Ты уже проиграла в тот самый миг, когда отказалась от своей гордости… В тот миг, когда предала саму себя. — он вонзил меч в землю перед Валькирией — Взгляни на себя! Ты потеряла все, чем дорожила! Всех, кого любила!.. Всех, кто любил тебя. Ты отвернулась от них всех. Маления смотрела на свое отражение на лезвии клинка и… хотела лишь отвести взгляд от той женщины в отражении, какой она себя видела. Увечная… проклятая… отрубленная… Все это правда. Она видела лишь Полубогиню, от которой остался только призрак былого величия. Призрак былых эпох и подвигов. Но пусть так… Пока есть хоть крохотная надежда, что Микелла жив, что он вернется, Маления будет ждать, будет сражаться, будет… страдать. Даже если весь мир станет ее врагом. — Да кто ты такой, чтобы судить меня? — Валькирия оперлась на клинок, выпрямляясь во весь свой рост — Кто дал тебя право меня обвинять? Не успел рыцарь ответить, как клинок Малении уже торчал из его спины, прошивая насквозь сердце и легкое. Его лицо обдул прохладный ветерок, поспевший за Валькирией и поднявший в воздух сотни лепестков, заляпанных его кровью. Потянувшись к ее плечу, он сорвал заколку. — Это… мое. — Он посмотрел сквозь щели ее шлема, встречаясь с серыми глазами, спрятанными под наростом Гнили — Я… — Знаю. И я буду ждать тебя. На лице Малении всплыла короткая, мимолетная улыбка. Несмотря на слова рыцаря, на все его обвинения и постоянные возвращения, она была ему благодарна, ведь он напомнил ей, ради чего Валькирия столько лет противилась Гнили. И лицо рыцаря, увидев, как краешки ее губ слегка поднялись, застыло в ностальгической улыбке.***
Звон мечей проглотил тишину в пещере, песнь клинков лилась, как вода в горном ручье, не собираясь останавливаться, унося с собой одиночество, которое они делили на двоих. Валькирия не раз отмечала про себя, как сильно вырос Блад. Каждая его смерть, каждое его поражение от ее рук забирали с собой лишние и ненужные движения, оттачивая его мастерство и технику. С каждым его появлением, Малении было все труднее одержать над ним верх. Хотя разница в их мастерстве и силе была неимоверно велика, каждый раз он вновь и вновь удивлял ее своими волей и упорством, не дававшими ему сдаться. И не успела Валькирия опомниться, как начала замечать, что стала искренне радоваться, как каждой победой над ним, так и каждому его появлению, которое заставляло ее, хоть и на миг, но забыть об одиночестве. Но вместе с тем, начала чувствовать, словно потеряла что-то важное, все отчетливее чувствовала, как в ее сердце зияет пустота, словно она обронила его кусочек. А перед глазами все чаще всплывал образ девушек, таких похожих на Малению. Кто они? Почему так похожи на Валькирию? И почему она не помнит их имена и лица? В очередной раз, грудь рыцаря пронзила холодная сталь, а лицо обдул потеплевший ветерок. — Наконец, ты начала вспоминать… Валькирия протезом подхватила обмякшее тело рыцаря, начавшее рассыпаться на глазах. — Что? Что я вспомнила? — Вопрошала Полубогиня, впервые услышав, что-то новое из его уст. — Что ты забыла… кого-то важного. В ее глазах мелькнул золотой блеск, и боль распространилась от груди по всему телу. Маления, все еще держа Вандерласта, рухнула наземь, корчась от боли. — Пришло время вспомнить, Маления… и заплатить за воспоминания, которые ты выбросила…***
Годом ранее
Холодная ночь опустилась на Вершины Великанов, неся за собой ледяную бурю, укрывавшую тропы и лунный свет, погружая снежную тундру в непроглядный мрак. Однако, среди полнейшей темноты, в ее мгле вспыхнул крохотный огонек, готовый в любую секунду утонуть в океане снега. — Если я правильно понял, мы на верном пути. Дрожащими от холода руками Блад держал потрепанную карту, пальцем ведя по белому ландшафту. Напротив него сидела девушка, поправляющая букет алых волос протезом золотой руки. На ее щеке был рубцовый белый шрам, доказательство ее болезни и ужасного недуга – Алой Гнили. — Ты вспомнила что-нибудь еще, Миллисент? Рыцарь придвинулся к костру, убрав карту в набедренную сумку. — Лишь… отдельные крупицы… — потерянно произнесла она, вглядываясь в пляшущие лепестки огня — Однако, теперь я еще более уверенна, что во мне течет одна с Маленией кровь. Блад не торопил девушку, внимательно слушая ее. — Я не знаю, кем именно ей прихожусь, дочерью, сестрой или дальней родственницей… Но я знаю, что найду ответы на все мои вопросы, когда увижусь с ней. Рыцарь нежно обнял ее золотую ладонь, сплетая ее пальцы со своими. — Мы обязательно найдем эту пропавшую женщину. Я обещаю. И когда все закончиться, мы наконец будем свободны. На лице девушки всплыла слабая улыбка, в которой смешались счастье и трагедия. — Блад, я… — Замолчала она на полу слове, не решаясь произнести горькую истину, которая разобьет его сердце, вывернет душу на изнанку. Как она хотела сказать ему правду, и как сильно боялась его потерять — Останешься ли ты со мной до самого конца? — Навсегда, Миллисент.***
Эльфаэль, Опора Святого Древа
Прямо под крепостью, у корней Древа, обвивших ее, алое, как кровь, озеро отравляло великую постройку своим существованием. И на маленьком бережке возле красного водоема они прощались в последний раз. — Миллисент! Прозвенел горестный, плачущий голос рыцаря из глубин его души. — Держись! Прошу, не покидай меня… Рядом с ним лежала девушка, чью титаническую волю испытывала боль, сравнимая с пронзанием тысячи иголок. — Спасибо… тебе за помощь, Блад. — тело Миллисент постепенно поглощала Алая Гниль. Каждый ее вздох поджигал легкие, каждое произнесенное слово, словно забирало частичку ее жизни — Если бы не ты, я бы не справилась со своими сестрами. — Ничего, ничего — он дрожащими руками искал золотую иглу, полагая, что та выпала из ее тела в пылу схватки — Боже!.. Потерпи, милая, потерпи… Все будет хорошо… Посмотри на меня. — Благодаря тебе… я смогла хотя бы какое-то время пожить своей жизнью. С человеком, которому было не все равно… — Все будет хорошо, все будет хорошо — успокаивал он больше себя, нежели ее — Где же эта игла! — Блад… — рыцарь посмотрел на нее зареванными глазами — Мне не хочется говорить тебе об этом, но… Я вытащила иглу. Губы рыцаря задрожали с новой силой, а слова застряли в горле. — Я не хочу превратиться в… монстра. — По ее щекам побежали красные ручейки слез — Не хочу, чтобы ты видел меня… такой. — Что ты такое говоришь, Миллисент? — Он дрожащей рукой вытер слезу с ее щеки — Мы справимся с этим… Вместе… — Нет… не в этот раз… — она раскрыла ладонь, показывая иглу — Прошу… верни моей матери волю, с которой она рассталась… Гордость, от которой она отвернулась… Ради меня. Исполни предназначение, которое я… уже не смогу. — Я… я не могу… без тебя. — Красная гниль терзает меня сильнее, чем прежде, даже игла не спасла бы меня… Очень скоро я превращусь в груду плоти. Не вынесшая бремени проклятья… Неприкасаемая… Блад с бесконечной нежностью подхватил ее гниющую ладонь и медленно, аккуратно поднес ее к своей щеке, обжигая ту яростью проклятия. — Какая… теплая… — наполненным счастьем голосом произнесла Миллисент — Как бы я хотела остаться с тобой… Прожить всю свою жизнь бок о бок… только с тобой. — Так и будет. Просто… немного поспи. А когда проснешься… — он из последних сил выдавил из себя улыбку, сдерживая слезы — Мы обязательно будем вместе. Миллисент едва угадывала его черты лица под насыпью гнили на ее глазах, но отчетливо видела его улыбку. Добрую и заботливую. Ту самую, которую он показывал только ей и никому больше. — Я люблю тебя, Блад.***
Не прошло и минуты, как рыцарь вонзил золотую иглу в грудь Валькирии и умер. И вот он вновь вступал в пещеру у корней Древа и перед его глазами предстала лишь больная, корчащаяся от агонии женщина. Блад не мог смотреть на нее без жалости, без укола воспоминаний, эхом расползающимися по его голове. Он неспеша зашагал к ней, по пути сбрасывая клинок и шлем. И присев рядом, аккуратно, с самой настоящей нежностью взял ее ладонь своей. — Я здесь. И я никуда не уйду. Валькирия из последних сил сжала его ладонь, и почувствовала, как на сердце ей стало легче. Как туман в голове, навязанный Гнилью, начал развеиваться, как боль начала отступать, и лишь в сердце все еще горел неистовый пожар сожалений. — Мои… — по ее щекам потекли горючие слезы — дочери…Много часов спустя
Боль от перестройки тела давно прошла. Каждая частичка Гнили внутри Валькирии была насильно притянута к золотой игле. Маления продолжала лежать на цветах, крепко сжимая руку погасшего, которую ни разу не отпустила, чувствуя в его тепле спасение. Как только ее тело приняло золотую иглу, на Малению обрушились сотни воспоминаний, тысячи несказанных слов и бесконечные прощания, которые Гниль, словно массивная дамба, сдерживала, держала за огромной стеной. Но как только эта дамба рухнула, Валькирия смогла вспомнить лица, которые так часто всплывали в ее голове в последние недели. — Ты пришел… — тихо говорила Валькирия — из-за них? Из-за моих девочек? — Только из-за одной из них. Миллисент. Маления с трудом поднялась и села подле погасшего, сняв шлем. Хоть ее глаза все еще были серее самого густого тумана, но больше не было огромных наростов Гнили, укрывавших ее взор, а единственная настоящая конечность, избавившись от темных рубцов, слегка порозовела, доказывая, что игла исправно справлялась со своей работой. — Она… Они… — дрожащими губами пыталась Валькирия выдавить из себя слова, застрявшие в горле, уже зная печальную правду. — Мертвы. Маления закрыла глаза, из которых побежали обжигающие слезы, поджала дрожащие губы и подняла голову вверх, не желая показывать рыцарю свое жалкое лицо. Но Блад не отпускал ее руку. Он даже представлять не хотел, насколько это больно: обрести детей и тут же их потерять. И все, что ему оставалось, это крепко держать ее за ладонь. — Я пришел не из-за мести, Маления. — Тогда зачем ты здесь? — Шмыгая носом, выдавила она из себя. — Такова была воля твоей дочери, Миллисент. Вернуть тебе то, что ты обронила на полях Каэлида. Волю, что когда-то тебе принадлежала. Достоинство и гордость, позволявшие тебе противиться зову Алой Гнили. Гордость, которую ты отринула, чтобы угодить Радану. — Он пальцем коснулся места, где покоилась золотая игла — Она хотела спасти тебя. Хотела… увидеть свою маму. Выслушав рыцаря, Валькирия закрыла лицо рукой, позволяя себе выплакать всю боль и горечь, что в ней скопились. И спустя мгновения она прижалась к Бладу, заключая его в самые крепкие объятия. От удивления, рыцарь не знал куда деть руки, какие слова поддержки сказать, как утешить эту разбитую женщину… И просто обнял ее, позволяя и себе дать волю чувствам.