И это хуже всего

— Ты никогда не пробовал просто… Андерс приоткрыл глаза и повернул голову. Хоук лежала на боку, подперев голову рукой, и смотрела на него из темноты. Камин прогорел и больше не давал никакого света. Но глаза были привыкшие, и он видел ее лицо и обнаженную фигуру. — … не быть магом. Андерс приподнял брови. — Ну, знаешь, не колдовать, — продолжала Хоук. — Они ненавидят нас не за то, что мы делаем, — сказал он медленно. Ему не хотелось на нее злиться. — А за то, кем мы являемся. — Ну… наверное, — ответила она с сомнением, которое глубоко его задело. — Но ты же понимаешь, что это можно прятать. То, кем ты являешься. Необязательно показывать всем, что ты маг. Ты же неплохо это контролируешь. Он вгляделся в ее лицо, пытаясь убедить себя, что это она говорит не со зла. Не со зла, не со зла, но от этого искреннего ее непонимания того, как ужасно это звучит, ему сделалось еще хуже, еще обиднее. Что такого в том, чтобы прятаться? Что такого в том, чтобы ненавидеть себя за то, кем ты родился? Что такого, что такого? Можно же просто спрятать эту часть себя, забить ее так глубоко внутрь, как это только возможно, сделать вид, что ее нет. И как только никто из магов не додумался до такого? Как же было бы проще им всем жить. Почему никто из них не догадался просто выбрать притворяться кем-то еще? Почему никто из них просто не догадался избегать ненависти, ограничений и лишения права считаться человеком таким способом? — Я… горжусь быть тем, кем являюсь, — сказал Андерс медленно, вслушиваясь в собственные слова, пытаясь впитать их и поверить. — Я… не хочу этого прятать. — Это я понимаю, — согласилась Хоук. — Но ты же сам понимаешь, что так было бы… безопаснее. Безопаснее было бы не рождаться с магическим проклятьем в венах. — Даже если я буду притворяться, — сказал Андерс, — это ничего не изменит. Я не смогу перестать быть магом. Он не сможет перестать быть магом, тысячелетняя история не перестанет давить на него, дихотомия маги-люди не исчезнет из его поля зрения. То, что он пережил, как его воспитали, что он впитал в себя, какие страхи, какие модели поведения навсегда с ним, — ничего это не исчезнет, даже если он попытается изо всех сил. Если посмотрит на себя в зеркало и скажет «я не могу колдовать, у меня нет ничего общего с теми, кто заперт в Кругах», это ничего не исправит. — Я не прошу тебя переставать им быть, — сказала Хоук и поерзала. Лежать в одной позе, опираясь на локоть, ей становилось сложно, должно быть, он затекал. И она села, повернувшись к нему лицом, скрестив ноги. — Но разве не будет проще хотя бы попытаться вести себя так, будто ты им не являешься? — Разве можешь ты заставить свое тело не кровить? Теперь нахмурилась Хоук. Он знал, что задел ее, и что все это очень сложно. — Разве можешь ты притвориться, что этого не происходит? Хоук вдруг фыркнула и развеселилась. — Я делаю это всю свою жизнь, — сказала она. — Все женщины делают это всю свою жизнь. — И что, от этого притворства она останавливается? Веселье стерло с ее лица, она скривила губы. — Мы не можем перестать быть тем, кем являемся, — сказал Андерс тихо. — Сколько ни притворяйся. И это хуже всего.