чудо для друга

На часах половина третьего. Пол в комнате Четвертой выглядит так, словно кто-то вздумал вызвать духов мертвых: повсюду разбросаны игральные карты, свечи и палочки для благовоний, какие-то вырезки из газет, кольца и прочие мелочи. Лорд и Рыжая тихо посапывают, свернувшись в один клубок. Табаки развалился "звездочкой" неподалеку от Курильщика. Черный и Горбач накрылись одеялами с головой: видимо, настолько их вымотали песни состайников под гитару, которые предшествовали всеобщему отходу ко сну. Толстый крепко сжимает в руке уголок одеяла, а другой – держит во рту. Раздается тихое шуршание. – Слепой? Ты спишь? Кто-то нерешительно отодвигает самодельную шторку, которой вожак предпочитает отгораживаться ото всех на ночь. Неловкие движения, дрожащие руки и точно такой же голос — это Македонский. – Я спал. Ровно до этого момента. — Слепой говорит шепотом, дабы их разговор не стал поводом для пробуждения стаи и продолжения песнопений. — Что стряслось? Приснился кошмар? — он слишком хорошо знает каждого, с кем живет. На то он и вожак. – К тебе можно? — Македонский спрашивает так, словно он требует золотых гор или еще чего-то неосуществимого, абсолютно невозможного. Весь трясущийся от холода, стоящий босыми ногами на полу в одной длиннющей красной рубашке. Слепой ничего не отвечает. Он протягивает парнишке руку, затаскивая его на кровать, которая и без того довольно тесная. Скромный рыжеволосый мальчик мгновенно исчезает под одеялом, показывая наружу лишь один нос. Его колотит так, словно у него лихорадка. – Расскажешь? — пытается пойти на контакт Слепой. Порой ему трудно даются самые обыкновенные разговоры о простых вещах. Состайники считают это скорее его особенностью, чем его недостатком. – Не-а… Глупости все это, эти кошмары. — отнекивается Македонский. Вместо этого он фокусирует взгляд на синяках вожака, оставшихся на его лице после драки с Черным. — А знаешь, что не глупости? – Мм?.. — Слепому ужасно хочется спать, но Македонскому он готов подарить все время во вселенной. До того он прекрасен и очарователен, этот чуткий и внимательный альтруист. – Мои чудеса — не глупости. Хочешь, покажу? — с каждым словом Македонский говорит все тише и тише. Скорее всего, боится, что их услышат. Была бы его воля, он бы дарил каждому состайнику по миллиону чудес в день, но у него хватает сил лишь на ограниченное количество — только когда очень-очень нужно. Слепой кивает, болезненно жмурясь, когда Македонский касается кончиком пальца одного из самых больших синяков. – Нет, так не пойдет, ты дергаешься! – Конечно, мне же больно… — шипит Слепой. — Держи меня, раз мне нельзя ёрзать. — решительным движением обеих рук вожак сгребает краснеющего Македонского в охапку и придвигает поближе к себе. – Держи, держи… Да тебя попробуй удержи! — поняв, что он в безопасности, рыжеволосый жутчайше краснеет, но обнимает Слепого одной рукой, чтобы хоть немного зафиксировать его в определенной позиции. Македонскому всегда неловко прикасаться к состайникам: он привык быть тем, кто прячет ладони в рукавах свитера, не поднимает глаз, молча выполняет поручения. Моет полы по средам и пятницам, каждый день делает кофе и чай, помогает найти вещи в горах хлама, протирает подоконники и зеркала, не дает никому понять «Я здесь, заметьте меня!». Он не получает благодарности в словесной форме, но искренне верит в то, что его любят и ценят. Потому что он любит и ценит каждого в ответ. Македонский осторожно касается синяка двумя пальцами. Слепой болезненно шипит. – Ай… Ты чего так резко?.. — участок поврежденной кожи становится заметно меньше и перестает быть таким синюшным. Слепой жмурится от неприятных ощущений, но старается не ерзать слишком сильно. Македонский ловит себя на мысли о том, что никогда раньше не обнимал его. Не обнимал никого из стаи. Пусть даже в таких обстоятельствах, для него это нечто особенное. Он слышит, как бьется сердце Слепого. Чувствует тепло его тела и медленно наблюдает за тем, как следом за синяком постепенно исчезают небольшие царапины. Македонский уже собирается спрятать ладонь обратно в рукав, но Слепой берет его руку и засовывает себе под футболку. Рыжеволосый непроизвольно издает звук, похожий на тихий писк. – У меня там после наших с Крысой развлечений все изодрано… Ну, если ты понял. — Македонский тихо кивает и продолжает процесс исцеления, чувствуя, насколько Слепой горячий и… Мягкий? Да, кажется, это подходящее слово. Для него в эти моменты он не строгий вожак, а ласковый и пушистый комок, нуждающийся в помощи. Непривычно. Приятно ли? Македонский пока не решил. Он подумает об этом завтра, а пока насладится теплом и ролью целителя. – Я почти закончил. Слепой выдыхает с облегчением, когда Македонский завершает со своими чудесами. Рыжеволосый парнишка одергивает руку так, словно до этого вытворял ей нечто непоправимое и снова прячет ее в рукаве рубашки. – Ты как? – Отлично! Эй, ты чего? — Слепой берет Македонского за запястье и возвращает его руку обратно, но на этот раз просто кладет ее себе на талию. — Сладких снов без кошмаров, пока рядом страшный и мощный незрячий вожак? — отшучивается он. — Македонского колотит и бросает в жар. Неужели Слепой хочет, чтобы они переночевали вместе? Чтобы ему не снились кошмары? Чтобы ему не пришлось в кромешной темноте ползти обратно на свою койку? Нет-нет, он этого просто не заслужил. – Эй, нет, я пойду… – Отставить глупости. — Слепой устраивается поудобнее и практически подминает Македонского под себя. Ему неожиданно тепло и уютно. Спорить с вожаком — гиблое дело, поэтому ему остается лишь закрыть глаза и молча радоваться тому, что никто не может увидеть, насколько горит и краснеет его лицо. Слепой спит с ним в одной постели по собственному желанию. Македонскому ночью не снится ни одного кошмара. Пару раз он просыпается из-за того, что Слепой обнимает его слишком крепко, но это сущие мелочи.

***

– А потом он говорит «О, да, Македонский, я тебя люблю! Ты свет очей моих! Оставайся спать со мной на веки вечные!!!» — Македонский открывает глаза в районе полудня, проспав завтрак. Его будят визги Табаки. Не требуется много времени и сил для того, чтобы понять, что Шакал слышал их со Слепым ночью и уже сложил об этом пару историй и песен, изрядно все на свете приукрасив. – А потом, а потом… — задыхается Шакал, — а потом он говорит, — детка, спи со мной хоть целую вечность! Ты моя мечта, ты моя любовь! Македонский, наконец, решается высунуть нос из-за ширмы, отделяющей кровать Слепого от комнаты, хоть и прекрасно знает, какая реакция последует. Состайники ревут, смеются и улюлюкают, увидев его. – Детка, исцели все мои шрамы! — воет Табаки, протягивая Македонскому руку, на которой красуется парочка невесть откуда взявшихся синяков. Слепой, сидящий поодаль ото всех, бьет себя по лбу ладонью. Вот так и твори чудеса для друзей.