Тайна и не только... История одного преступления

            Осеннее солнце пронизывало лучами комнаты особняка, пробиваясь сквозь витражи готических окон. Графиня Воронцова в элегантном платье глубокого красного цвета растерянно смотрела на мужа и нервно теребила в руках свой кружевной платок. Светлые волосы её сиятельства отливали золотом в солнечных лучах. – Жан, ну чего ты копаешься? Надо же что-то делать! Vite! – воскликнула Ольга Анваровна, глядя на горничную в строгом тёмном платье и белоснежном фартуке, лежавшую у её ног.       Доктор Дешам ещё раз положил пальцы на шею несчастной девушки, пытаясь уловить биение пульса. – Уже поздно. Ничего не поможет. Она мертва.       Жан-Клод мрачно посмотрел на лужу крови на полу. Теперь всегда в его кошмарах эта несчастная девочка будет стоять в одном ряду с обескровленными мертвецами в французских мундирах. Чем же они с Ольгой так прогневили Небеса? – Скажи, что случилось?!       Ольга сделала несколько шагов назад, чтобы не запачкать свои туфельки в растекающемся темном пятне. – А что ты хочешь услышать? Я вонзила в неё клыки, потом снова и снова, и кровь потекла такой сильной струёй, что я поперхнулась и выпустила девчонку из рук. -- Да, на теле остались рваные раны. Несколько слишком глубоких укусов, – констатировал Дешам, разглядывая шею горничной. – Зачем прикладывать такую силу?! Твои клыки и без того достаточно остры!       Лицо Ольги разрумянилось после трапезы. А губы, обагренные кровью, придавали облику инфернальный вид.       Жан перевёл взгляд с оживлённой и пышущей здоровьем Ольги на её бледную, словно мел, жертву и на лице его застыла скорбь. – Не знаю, что на меня нашло, Жан, – попыталась робко оправдаться Ольга.       Графине было страшно встретиться взглядом с мужем и поэтому она уставилась на свои руки. Изящные длинные пальцы были украшены массивными перстнями, на шее её сиятельства чернела бархотка, выгодно оттеняя белизну её кожи. Совершенство фигуры Ольги Анваровны подчёркивало платье. – Я не удержалась. Почуяла, как течёт кровь по её венам, и обезумела. Я хотела покончить с этим быстрее, только и всего.       Жану стало не по себе от цветущего вида Ольги и её надменной усмешки. Неужели ей совсем не жаль несчастную жертву?! Нет, этого просто не может быть. Дешам помнил, как оплакивал всех, кто погиб по его вине. В самых жутких кошмарах француз всегда видел свои первые дни после обращения. Мертвецы обступали его со всех сторон, и Жан просыпался в холодном поту. А теперь сколько бессонных ночей предстоит провести его несчастной жене, погубившей свою душу, – не по его ли вине? – последовавшей в ад вслед за ним, разделившей его злую долю...       Дешам обнял Ольгу и принялся её успокаивать. – Оля, Оля... Мы обречены... Я же говорил, надо постоянно бороться с собой! Иначе... – Я не хотела никого убивать. Это отвратительно, – брезгливо поморщилась её сиятельство, – У тебя всё получается так легко и изящно. Почему я так не могу?       Жан задумался, подбирая слова. Нельзя позволять себе думать о людях только как об источнике пищи. Иначе превратишься в омерзительную нечисть. Утолить голод сполна, выпить до дна, без остатка, забирая с кровью и жизнь - что может быть слаще для упыря! - но нельзя поддаваться этой страшной, мучительной, властной тяге, иначе.. Иначе превратишься в нечто, не имеющее право на существование. Есть не для наслаждения, а чтобы утолить муки голода, не позволяя им подчинить себя. Стараться приносить благо. Только так.       Жан определял по крови болезни, но Ольге досталось умение иного рода. Она подчиняла волю, проникала в сознание, могла отнимать воспоминания и заставлять видеть то, чего не было. Опасная, злая способность, которую тоже еще следовало научиться держать под контролем. – Не давай своим животным инстинктам взять верх, помни о том, что ты человек. И твои жертвы – живые люди. Не тебе отнимать их жизнь, – строго произнёс Жан.       Ольга окончательно разорвала свой платок и бросила остатки на пол. – Я больше не человек.       И в голосе и в глазах графини было неподдельное отчаяние. Самое ужасное заключалось в том, что исправить ничего было нельзя. Оба вампира слишком хорошо это знали. – Да, мы с тобой упыри, живые мертвецы, – печально согласился Жан. – Но когда-то и мы были людьми. Сколько бы времени не прошло, надо пытаться сохранять в себе остатки человеческого. Иначе... зачем такое существование?..       Ольга не выдержала и расплакалась. – Что же теперь делать, Жан? Что же делать?! – бесконечно повторяла графиня сквозь слезы.       Жан смотрел на рыдающую жену, и со всей отчетливостью понимал, что Кривич с радостью и удовольствием воспользуется нарушением своих установлений, чтобы расправиться с Ольгой руками Бредихиных. Наверняка с особой жестокостью. Нет! Этого он не вынесет. Просто не вынесет. А то сам старый упырь не оставил после себя полей, засыпанных трупами! Тех, кого он просто не считал за своих... Жан снова вспомнил череду мертвецов во французских мундирах. Лукавый старик...       Жан-Клод вышел в комнату и, задумчиво посмотрев по сторонам, остановил свой взгляд на ковре с длинным ворсом. – Я спрячу тело, а ты помоги мне убрать кровь с пола, – распорядился маркиз Дешам.       Ольга перестала плакать, взяла в комнате для прислуги фартук и, повязав его на платье, стала мыть полы. Жан против воли на секунду залюбовался на свою Оленьку, глядя как она, наклонясь вниз, с идеально прямыми ногами и прямой спиной наводит порядок. Сердце заныло. Жан вспомнил злосчастную ночь, когда он не нашёл сил расстаться с Ольгой навсегда. Тряпка, слабак... Не смог отпустить ее, и обрёк на вот это?! Даже потеряв прелесть жизни, графиня оставалась единственной любовью в жизни Дешама.       Разве имеет он какое-то право винить Ольгу, если сам поступил с ней столь жестоко? Графиня могла беззаботно жить, ничего не подозревая о вампирах и бессмертии. "Всё бы тебе, Жанчик, баб портить," – любил глумливо повторять древний вампир Кривич, прекрасно изучивший оставшегося навеки в Смоленске француза. – Давай уволим всю прислугу. Я не хочу, чтобы это повторилось, – попросила мужа Ольга Анваровна.       Кровь сводила Ольгу с ума. После обращения в вампиры силы переполняли графиню Воронцову. Слишком много запахов вокруг, слишком мало преград для удовлетворения своего желания. А голод стал похож на лютого волка, терзающего её без всякой пощады.       Ольга понимала, что пока она не научится контролировать свою потребность в еде, ей надо держаться от людей подальше. – Да, так будет лучше, – согласился Дешам. – Лишние свидетели нам точно не нужны. Если кто-то заметит твои м-м... странности, то визита хранителей не избежать. А это всегда бывает очень неприятно. А уже если и дед что-нибудь узнает... Лучше не испытывать судьбу и пока вести уединенный образ жизни.       Ольга молчала, крепко вцепившись в ладонь мужа. Жан успокаивающе погладил графиню по спине. – Ну, тише-тише. Вас ведь никто не видел? В доме, кроме горничной, никого не было?.. – В доме да, но во дворе? – нервно перебила мужа Ольга, – Садовник, я не знаю... Дворник.       Ольга размылась тенью и бросилась к распахнутому настежь окну в зеленой гостиной. Комната ещё была залита ярким светом, но солнце стремительно спускалось за горизонт. Вокруг графского дома не было ни души. Только ветер шевелил верхушки сосен. Листья на деревьях в саду начинали желтеть и постепенно устилать землю своим разноцветным ковром. Как же хорош был этот осенний вечер! – Я никого сегодня не приглашал. Надо будет самому спилить засохшую ветку на яблоне, – произнёс Жан, вглядываясь вместе с Ольгой в окрестности особняка. – Жан, что теперь со мной будет? Меня тоже, как эту засохшую ветку?..       Ольга подавила рвущиеся рыдания. – Что ты, что ты? Даже не смей такое говорить.       Жан обнял Ольгу, прижал её к груди, баюкая, как ребёнка. – Я виноват не меньше тебя. Но вместе мы справимся. Ты научишься понимать, когда следует остановиться. Я тебе помогу.       Ольга всхлипнула совсем уже жалобно, будто и впрямь была девочкой, а не взрослой замужней женщиной. – Жан, ты поедешь к ним один? Или мне непременно надо объяснить всё хранителям лично? – с гордо поднятой головой спросила Ольга Анваровна.       Жан вздрогнул. Каждый раз, когда возникали хранители, его жизни грозила опасность. А теперь и Ольга попала под их власть. Безраздельную, ничем и никем не ограниченную, беспредельную власть. Власть над душой и телом, рабство куда более страшное, чем крепостное, чем рабство черных негров на плантациях... Власть одного лукавого старика и одного алчного семейства. Увы, Договор, заключённый Кривичем с Бредихиными, был недвусмысленно нарушен и никакие слова и свидетельства уже не могли этого изменить. Горе побежденным. И это я обрек Ольгу на такую участь.       Потому что не смог ее отпустить! Не смог найти в себе сил пережить разлуку. Вечную разлуку... – Пожалуйста, Жан, не смотри на меня так. Я клянусь тебе, что у меня и в мыслях не было её убивать. И что же теперь, из-за какой-то горничной, вчерашней крепостной, меня казнят?       Жан моргнул. Было страшно слышать это от Ольги. Казалось, что это не его нежный ангел, а Бредихин, – самый ужасный, первый хранитель, встреченный Жаном, – смотрит на него ледяным взглядом и говорит, что вампир не имеет никаких прав и стоит ниже любого смерда. А за спиной мучителя, считающего себя полноправным господином, стоит палач с каленым железом в руках. И каждое жестокое слово подкрепляется болью.             Судорога исказила лицо Жана. – Оля, имей совесть! Это прежде всего человек! – возмутился француз. – Ну уж и человек... Мужик был бы покрепче и не отдал бы Богу душу. А это просто девушка.       Комок подступил к горлу Дешама. – Ольга, она пришла в наш дом, чтобы служить тебе. Да что у тебя в голове происходит?! Все люди равны перед Богом! Кто был крепостным, а кто дворянином, когда Адам пахал, а Ева пряла?! Пойми, мы во власти Кривича. А он не делает различий между тобой и прислугой. Для него мы все одно, мотыльки-однодневки. И его наказания... суровы. – Меня сожгут заживо, как ведьму? – Только если найдут обескровленный труп.       Жан помолчал, принимая какое-то решение, а потом отрывисто произнес: – Одевайся. Мы едем кататься на лодке.       Октябрь заканчивался и неумолимо приближался ноябрь, самый нелюбимый месяц маркиза Дешама. Вечером было довольно прохладно, поэтому Ольга надела чёрную накидку с капюшоном. Жан-Клод в крылатке без рукавов поверх костюма-тройки вышел во двор с ковром в руках. Вампиры договорились передвигаться так быстро, как только могли. Никакие лошади не могли конкурировать в скорости с вампирами. Ветер яростно взвыл, когда Жан и Ольга пронеслись по дороге в сторону озера. Сумерки уже спускались на землю, и редкие путешественники могли различить лишь тёмные тени. Лошади храпели, чуя приближение живых мертвецов, а их всадники тревожно оглядывались, думая, что вокруг рыщут волки.       Жан был задумчив, и взгляды, которые он бросал на Ольгу, не предвещали ничего хорошего. Графиня, напротив, совершенно успокоилась, стоило трупу горничной упасть на дно озера. Ее сиятельство недвусмысленно улыбнулась своему супругу. – Ты самый лучший и смелый мужчина из всех, что я встречала.       Жан устало потер лоб рукой, но заставил себя ободряюще улыбнуться Ольге. – Я избавил тебя от больших неприятностей. Но еще рано праздновать. Хранители наверняка установили за нами слежку.       Ольга Анваровна беспечно пожала плечами и ласково провела пальцами по щеке супруга, намекая на продолжение. Но, вопреки ожиданиям Ольги, Жан смотрел куда-то вдаль с траурным выражением лица.       Лодка причалила к берегу, и Жан подал руку графине. Ольга хотела выйти на причал своей неторопливой, полной достоинства поступью, но Дешам подхватил ее на руки и вскоре ветер засвистел в ушах графини.       Жан нёс Ольгу, как волк ягнёнка. Он хотел обладать ей, хоть на миг почувствовать себя живым и свободным. Бесконечно прекрасная в своей непостижимой прелести графиня Воронцова была и его неизбывной болью, и сбывшейся грезой о счастье.       Остановился Жан на пороге особняка, и без промедления уложил ее сиятельство на мягкий диван в гостиной. – Никому тебя не отдам. Слышишь? Ни смерти, ни хранителям, никому... - жарко, сбивчиво шептал он. – Дурачок. Какой же ты у меня дурачок, Жан...       Ольга еще что-то говорила, по привычке перейдя на французский язык, а потом могла только сладко стонать. Губы маркиза ласкали ее, не пропуская ни одного уголка её тела. Ольга смеялась, когда усы Жана щекотали молочно-белую кожу. Парижский говор француза рокотал, будто волны прибоя. – Старый развратник, – залилась краской графиня, когда маркиз Дешам снова довел ее до вершины наслаждения. – И я тоже тебя люблю, – благодарно улыбнулся Жан.       А потом посмотрел на графиню с жалостью, как на тяжелобольного человека. – Бедная моя. Я не хотел, чтобы до этого дошло. Но теперь ничего не исправить. Мне нужны твои драгоценности.       Ольга пожала плечами. – Мог и не спрашивать. Все мои деньги и твои тоже.       Жан накинул свой шёлковый турецкий халат и повязал пояс. Ольга поправила своё платье и стала доставать шпильки из растрепавшейся причёски. – Горничную начнут искать. Бредихина следует умилостивить, показать ему свою ценность. Конечно, он получает бесконечные приношения от Кривича, но этим тварям всегда мало. Он будет не в силах отказаться от прибавки. А если тебя убьют, маленькие подарки прекратятся, и, вуаля, Бредихин уже кровно заинтересован в том, чтобы замять дело... Лучше всего будет сказать, что горничная уехала в Москву, к тетке, – с присущей ему рассудительностью изложил свой план Жан. – Дед людей бережёт, а вот Хранитель не станет поднимать шум из-за прислуги. Хотя всё это мерзко. – Можно прикусить Хранителя, – разошлась Ольга, радуясь, что им удалось так легко избавиться от тела, – Или я могу его загипнотизировать. – Нельзя, – резко произнёс Жан, – Ты еще слишком неопытна. Воздействие должно быть очень тонким, чтобы не догадался Кривич... Олечка, милая, я запрещаю тебе. Если, конечно, ты не хочешь ещё больших проблем.       Графиня капризно дёрнула плечом, но Жан был неумолим. – Поверь, хранители не лучший способ покончить с этой жизнью. Хотя я понимаю. Я и сам много раз думал об этом.       Ольга в ужасе посмотрела на мужа. – О чем ты думал? Как хранители снесут топором твою голову? Но зачем тебе это? – Чтобы избавиться от страданий. Мы не сможем притворяться, что ничего не было. Сознание своего преступления это тяжкий груз. И его не сбросишь в озеро. Скорее, он унесёт нас за собой на самое дно.       Графиня тонко улыбнулась. Когда-то Жан-Клод привлёк её внимание своей байронической грустью. Но теперь, когда все невзгоды остались в прошлом, и пара бессмертных вампиров обрела своё счастье, к чему такое уныние? Никакая досадная случайность не сможет нам помешать. – Жан, ты так сильно переживаешь смерть этой несчастной. Но ведь я же не нарочно...       Жан приложил палец к губам Ольги, запрещая ей продолжать. – Я чудовищно виноват перед тобой. Это я вовлек тебя в смертельный грех, в преступление... Но мы искупим эту вину. Я построю в деревне амбулаторию. Буду лечить крестьян совершенно бесплатно. А ты начнёшь читать, я составлю для тебя лучшую библиотеку. Теперь у тебя будет много свободного времени. Ты всё поймёшь. Наш способ существования, то, что мы пьем кровь, лишаем людей жизни, можно загладить, оправдать, лишь принося большую пользу... – О чем ты говоришь? Что ещё я должна понять? – Вы запоздали с отменой рабства своих крестьян. Но теперь всё пойдёт своим чередом. Люди равны перед Богом. И мы с тобой увидим другой мир, – Жан взял Ольгу за руки и смотрел на неё так, словно она была ребёнком, – Мы будем жить ещё очень-очень долго. И сделаем много хорошего. Это изменит нас. Изменит мир. Поэтому так важно сохранить в себе человечность...       Графиня терпеливо выслушала сбивчивый нравоучительный монолог мужа, а потом заботливо расправила воротник халата Жана, оставшись совершенно не впечатленной. Бедный французский идеалист. Какая польза? Просто есть хищники, и есть жертвы, высшие и низшие, так было всегда и так будет всегда. – Ничего не изменилось и не изменится. Десять лет уже прошло, как император освободил крестьян. О чем ты говоришь? Я могу обещать только одно. Мы с тобой будем любить вечно. Посмотри на меня, Жан.       Дешам горько усмехнулся. – И это тоже. Твои чары на меня не действуют. Но ты права, я всё равно люблю тебя, ma chérie.       Жан отправил Ольге воздушный поцелуй, и графиня ответила ему тем же. Однако душевного тепла все равно не ощущалось. Без живых людей особняк напоминал склеп. И даже треск огня в камине и пылающие свечи не могли победить могильный холод, ползущий из всех углов. – Осень в этом году будет особенно ужасной, – сказал Жан, подбрасывая дрова в камин.       Ольга зажгла свечи и стала собирать разбросанные по полу вещи. – Жан, я могу рассчитывать на твою помощь? – Конечно, ma chérie.       Жан принялся помогать наводить порядок, задумываясь о том, что подметать двор в ближайшее время придётся тоже ему.       И это была лишь наименьшая из предстоящих им бед...