saint

I burn everything you left in me Then all your cries are ecstasy

      Одри резко распахивает глаза. Грудная клетка беспокойно вздымается, пока она пытается прийти в себя и выровнять дыхание. Ночные кошмары, кажется, стали второй реальностью. Все тот же сон, который снился много раз до этого. Ее детство, ее мать и темнота. И голос до того хриплый и пугающий, что заставляет в ужасе распахивать глаза, покрываясь мерзкими мурашками от ужаса.       Ложиться вздремнуть днем было явно плохой идеей.       Одри тянется к телефону, зевая, смотрит в экран. Всего три часа дня, лучше бы она занялась чем-то полезным, вместо того, чтобы валяться здесь. Лучше от этого никому не становится, и ей-то уж точно.       Микаэль настоятельно рекомендовал ей заняться чем-то отвлеченным и не совать свой нос в дела агентства хотя бы сейчас. Само собой, он не был так груб, Одри додумала это сама, потому что иначе объяснить эту неумелую заботу после возвращения из Сайлентгроу у нее просто не получалось. Если бы он правда настолько волновался, то не стал бы запирать в четырех стенах без дела. Злиться на Микаэля не было сил и желания, но совладать со своими чувствами совершенно не получалось.       Одри лениво сползает на пол и поправляется помявшуюся от сна рубашку. Сидеть в своей комнате она точно не собирается, а прогуляться по саду никто не запрещал. Она неуверенно косится в сторону кровати, пытаясь прогнать из головы навязчивые образы из минувшего сна, и быстро выходит за дверь.       Коридор встречает полутьмой и холодом каменных стен. Откуда-то неподалеку слышится грустная скрипка, и Одри невольно поворачивает голову в сторону звука. Спальня Рафаила располагается неподалеку, но заходить туда второй раз не было ни малейшего желания. Однако любопытство пересиливает гордость, и она медленным шагом направляется в ту сторону.       К Рафаилу тянет чем-то необъяснимым. Одри подходит и истуканом останавливается напротив нужной двери. Просто так зайти она не сможет. Будет чувствовать себя до ужаса глупо. До ужаса навязчиво. Скрипка не затихает ни на секунду, в ней слышится что-то надрывное, что-то, что пробирается под ребра и хватает сердце в стальные тиски.       Одри бездумно хватается за ручку двери, забыв на секунду про стыд, и аккуратно поворачивает ее, пытаясь как можно тише открыть дверь. Чтобы не выдать себя. Чтобы не спугнуть его. Одри сама еще не определилась.       Рафаил полностью увлеченный Одри не замечает, даже не смотрит в сторону двери, и она позволяет себе прильнуть плечом к дверному косяку, завороженно глядя на Рафаила. Есть в нем что-то мистическое, необъяснимое. Что-то, что заставляет смотреть и слушать, совершенно позабыв обо всем.       Он стоит напротив окна полубоком, полностью увлеченный игрой. Солнце контровым светом подсвечивает его темные волосы, создает ореол какой-то таинственности. Он святой совершенно точно, Одри уверена в этом. Произведение искусства, выполненное рукой мастера жившего десятки сотен лет назад и сошедшее с постамента, чтобы вдохновлять своей красотой. Таких как он Одри в своей жизни еще не встречала и не уверена, что встретит еще когда-либо.       Серые стены его комнаты веют холодом и тоской, но Рафаил, как ожившее солнце, излучает свет и тепло. И Одри не может ему сопротивляться. Она скользит взглядом по его изящным пальцам, нежно сжимающим гриф скрипки, и невольно представляет, как эти пальцы выглядели бы на ее шее.       Она резко одергивает себя. И что за мысли вообще лезут в ее голову?       Но визуальные образы совершенно не торопятся покидать ее голову. Она почти чувствует, как Рафаил медленно ведет кончиками пальцев по нежной коже. Так ярко, словно на самом деле. Одри прикрывает глаза, буквально ощущая его пальцы, смыкающиеся на ее шее. И у нее тут же перехватывает дыхание. Она шумно выдыхает, закусывая губу. Нужно быть тише, иначе он точно ее заметит. Не то чтобы она специально следила за ним украдкой, но если он заметит ее здесь в таком виде, Одри будет жутко неловко. И она не сможет смотреть ему в глаза весь следующий месяц.       Полностью погрузившись в свои мысли, Одри не сразу понимает, что Рафаил больше не играет.       — Одри, что ты здесь делаешь?       Она испуганно вскидывает голову и встречается растерянным взглядом с Рафаилом. Чувствует, как щеки покрываются румянцем, и хочет провалиться под землю. Нужно что-то ответит. Сказать хоть что-нибудь. Сбить эту удушающую неловкость, иначе она не знает, что с ней произойдет. Но в любом случае это ей не понравится.       — Я проходила мимо… — начинает она неуверенно. Смущение жжет щеки, и она опускает взгляд в пол. — Ты очень красиво играешь. Я не хотела тебе мешать.       Губы Рафаила трогает едва заметная улыбка. Он убирает скрипку в сторону и подходит ближе. Одри едва сдерживается, чтобы не дернуться, чтобы не убежать. Стойко выдерживает его взгляд, отчаянно желая спрятаться где-нибудь за стенкой.       Она не настолько стеснительная, чтобы это толкало на всякие безумства. Но неловкость отчего-то не проходит, а разрастается все сильнее. Выдерживать его взгляд становится все невыносимее. Рафаил улыбается так, словно знает, о чем она думает. Словно читает мысли.       — Я, наверное, пойду, — Одри звучит неуверенно. Ей бы молча сбежать, да не получится.       — Останься, — Рафаил хватает ее за руку, а затем быстро отпускает. Отшатывается, как от огня. — Пожалуйста.       Одри натягивает на лице убогое подобие улыбки. И остается. Хотя больше всего на свете ей хочется уйти. Проветриться и подышать. Но она не может его оставить, когда он смотрит и просит так.       Она набирается храбрости и проходит внутрь комнаты. Слышит, как за спиной закрывается дверь. По спине бегут мурашки предвкушения, но Одри не понимает почему. Почему ее тело так странно реагирует, когда она рядом с ним.       — Здесь так… — Одри задумывается, подходя к окну. — Серо.       И холодно. Но этого Одри не говорит. Солнце бьет прямо в стекло, распадаясь бликами по полу. Она подходит ближе и опирается руками о подоконник. Темы для разговоров как-то мигом исчерпали себя. И дикая неловкость все еще никуда не делась.       — Здесь серо и неуютно, но мне так больше нравится, — раздается над самым ухом и путается в волосах.       Одри не замечает, как он подходит, и вздрагивает от неожиданности. Дыхание учащается отчего-то, но Одри старается его контролировать. Со стороны она выглядит, как больная: еле стоит на ногах, опирается о подоконник и тяжело дышит. Но ей это даже на руку. Сейчас Рафаил проводит ее отдохнуть, и сердце перестанет так неистово биться в груди.       — Тебе нехорошо? — от беспокойства в его голосе становится не по себе. И у Одри не хватает духу соврать.       — Все в порядке, я просто немного устала, — она качает головой, встречаясь с Рафаилом взглядом. Он меланхоличный, слегка расслабленный. И в нем хочется утопиться.       Он протягивает руку и заправляет прядь волос ей за ухо. А Одри не понимает, как на это реагировать. Ей нравится. Определенно нравится. Но это все как-то неправильно.       Рафаил заходит ей за спину, и она чувствует, как его руки опускаются на плечи. Он едва сжимает их, точно массируя, и Одри прикрывает глаза. Ей хочется откинуться на его спину и забыться, но она уверено стоит на ногах, цепляясь за подоконник, как за последнюю ниточку, связывающую ее с реальным миром.       Одри чувствует, как его руки опускаются к ладоням и медленно ведут вверх. От предплечий к локтям и выше. Задерживаются на плечах и опускаются ниже, оглаживая ключицы. Ее сердце бьется сначала медленно, затем быстрее, набирая темп. Его горячая ладонь ложиться на шею, чуть сжимая ее пальцами. И у Одри перехватывает дыхание.       Она выпрямляется, а его хватка становится сильнее. Одри чувствует спиной его крепкую — пускай с первого взгляда и не понятно — грудь. Пытается сделать судорожный вдох, но не получается. Его прекрасные пальцы на ее шее, и она не может дышать. Он нихрена не святой, как Одри себе представляла. Но так, кажется, даже лучше.       Кислорода отчаянно не хватает. И из горла вырывается глухой хрип, и цепкая хватка тут же ослабевает. Одри разворачивается, пытаясь отдышаться.       — Я не сделал тебе больно? — Рафаил выглядит испуганно. Скользит взглядом по ее лицу, словно анализируя. Словно пытается понять, что он сделал не так. Или не сделал.       — Сделал, но не больно.       Стоп-кран срывает моментально. Одри касается пальцами его фарфоровой щеки и, не встретив сопротивления, притягивает его лицо для поцелуя. Сначала несмело касается его губ. Рафаил не медлит, отвечает на поцелуй с таким энтузиазмом, которого она от него точно не ожидала.       Одри смелет, обвивает руками его шею. Берет инициативу на себя, приходясь губами по подбородку. Оставляет красные следы от помады, но так ей даже больше нравится. Пальцами тянется к пуговицам на блузке, расстегивает парочку. Пытается унять дрожь в коленках, но не получается. Она первая это начала. И отступать уже поздно.       Рафаил не спрашивает, сажает ее на подоконник, позволяя любоваться собой со стороны. Одри смотрит и не верит тому, что он сейчас весь такой распаленный тяжело дышит и смотрит на нее потемневшим от желания взглядом. Рафаил целует ее в губы, нависая сверху, едва не прижимая к оконному стеклу.       Воздух в комнате словно тяжелеет на глазах. Вязкий и липкий, застревает в горле, не доходя до легких. Или Одри так только кажется, пока Рафаил сжимает ее бедра и целует в шею, спускаясь ниже. Путается пальцами в пуговицах рубашки, нетерпеливо расстегивая одну за одной.       Это похоже на сон, но Одри гонит эти мысли прочь, подставляясь под поцелуи. Чувствует его губы, спускающиеся от шеи к груди и запрокидывает голову. Сердце колотится в груди, грозясь сломать парочку ребер. Рафаил стягивает хлопковую ткань с ее плеч, пуская электрический ток по позвоночнику. Руки тут же покрываются мурашками, но не от холода.       — Раф… — Одри судорожно выдыхает в его губы и вздрагивает.       Он может делать с ней, что захочет, как захочет. Одри, похотливая и податливая, готова раствориться в его руках. Она подается вперед и обнимает его за плечи. Грудью чувствует приятный холод шелка. Рафилу такой расклад не нравится. Он толкает ее назад — легонько, чтобы не поранилась — и опускается перед ней на колени.       Одри смотрит на него сверху вниз и кусает губы. Сердце делает кульбит и падает куда-то вниз, когда она чувствует его губы на своей коже. Юбка бесстыдно задирается уже выше некуда, но не то, чтобы Одри это интересует. Сейчас для нее важно только одно: Рафаил и его горячее дыхание, опаляющее внутреннюю поверхность бедра.       У Рафаила горят глаза, но Одри не в состоянии смотреть. Она запрокидывает голову, чувствуя, как остатки здравого смысла покидают ее вслед за ее трусами. Одри до боли цепляется за подоконник, пока его пальцы уверенно двигаются в нужно темпе. Из груди вырывается рваный полувздох-полустон, и Одри спеши закрыть рот рукой. Шумоизоляция здесь ужасная.       Рафаил мокро кусает ее за бедро, и к пальцам присоединяется язык. Она готова умолять его никогда не останавливаться, но ее хватает только на невнятные стоны. Рафаил мажет губами по клитору, пока его пальцы быстро движутся внутри нее, едва не доводя до помутнения рассудка.       Так хорошо, как с ним Одри не было никогда. Она захлёбывается воздухом и тихо скулит его имя. Пытается сдерживаться изо всех сил и у нее едва это получается. Хочется просить его, умолять, лишь бы он никогда не останавливался.       Одри не выдерживает, толкает его в плечо, заставляя остановиться. Он смотрит недоуменно, пока Одри спрыгивает с подоконника. Ей этого мало. Ничтожно мало. Она кивает на кровать, и Рафаил послушно садится. Одри не сдерживается, смазано целует его в губы, удобно устраиваясь на его коленях.       Руки машинально тянутся к ширинке брюк, нервно расстегивают ремень и собачку, нетерпеливо дергая вниз. Одри чувствует его возбуждение через плотную ткань и снова целует его, сипло стонет в поцелуй, освобождая его от штанов.       Рафаил обнимает ее за спину, прижимая к себе, откидывается на кровать и переворачивается, оказываясь сверху. Одри готова до невозможности нервно кусает губы и тонет в его темных глазах. Губы Рафаила трогает едва заметная улыбка, и он входит в нее, не раздумывая. Он двигается быстро и уверенно, и явно не собирается останавливаться.       Дикое возбуждение искрит даже на кончиках пальцев. Каждое прикосновение ощущается разрядом тока по коже, и она судорожно вдыхает накалившийся густой воздух, который застревает где-то в горле.       Его рука легким движением ложится на ее шею и давит, лишая кислорода. Одри закрывает глаза, полностью растворяясь в ощущениях. Дышать становится нечем, но от этого только лучше. Эйфория пьянит, растекаясь по телу. Одри хочется кричать, но из горла вырывается только глухой хрип. Рафаил отпускает ее шею, продолжая выбивать из нее рваные стоны, и впивается в губы. Скользит по подбородку и опускается ниже к груди.       Одри сжимает его крепкие плечи, скрытые под тканью рубашки, которую он не удосужился снять. Она вытягивается, как струна, когда Рафаил замедляет движение, почти выходя, а затем резко набирает темп.       И Одри сдается, капитулирует. Проигрывает битву, о которой знает только она. Уже ничего не изменишь. Все, она здесь, в его комнате. В его кровати. Судорожно стонет от его прикосновений, позволяет делать с собой все, что захочется. То быстро, то медленно.       Одри хватает еще на несколько секунд. Она кончает с протяжным стоном, который Рафаил заглушает поцелуем. Она жмурится, отдается накрывшему с головой удовольствию. Рафаил делает еще пару беспорядочных толчков и ложится рядом. Слепо нащупывает ее руку и подносит к губам, запечатлевая невесомы поцелуй на пальцах.       Одри тяжело дышит, пытаясь привести дыхание в норму. В кончиках пальцев все еще покалывает удовольствие, и она прикрывает глаза, утыкаясь Рафаилу в грудь. Он прекрасен, словно ангел, и с ним спокойно и хорошо. Одри позволяет себя обнять, чувствуя тепло его тела. Ей хочется раствориться в моменте, лишь бы это никогда не заканчивалось.       — Раф, — тихо зовет она.       Он не отзывается, хотя лежит рядом. Только сильнее сжимает ее в объятиях и прогоняя, возникшую из неоткуда тревогу. И это все до дрожи в коленях похоже на сон. Хороший, прекрасный, но все же сон. Смутное ощущение беспокойства селится в груди. Она же не спит? Правда?