Tangerine, Tangerine.
Living reflection from a dream.
I was her love and she was my queen.
And now a thousand years between.
Его не стало. Она пряталась в Лотлориэне, пряталась от него. Ее роль в Войне Последнего Союза заключалась в том, чтобы сохранить эльфийское кольцо Нэнья в безопасности. Ибо она была их единственной надеждой, если армии людей и эльфов потерпели бы неудачу. В тот момент, когда Исильдур срубил Единое кольцо с огромной бронированной руки, отделив дух Саурона от физической оболочки, Галадриэль поняла что худшее не случится. Воздух покинул ее легкие, и она осела на землю, как будто она тоже была повержена. Тяжесть его растущего зла, которая когда-то давила на ее душу, исчезла. Они были связаны веками кровопролития и разрушений, и он вложил в эту связь всего себя. Свет и тьма. Без этого он был всего лишь высохшей оболочкой безумия и разложения. Призрак, запертый в невидимом мире. Она должна была почувствовать облегчение, невесомость от его отсутствия. Вместо этого было только опустошение. Как будто половина нее погибла вместе с ним. Они выиграли войну. Праведники одержали верх, и правление Темного лорда Саурона закончилось. И в течение следующих ста лет Галадриэль, последняя из Золотого дома Финарфина, бывшая Командующая Северными армиями павшего короля Гил-Галада, не могла обрести покой.***
– Зло не дремлет, Келеборн. – Галадриэль расхаживала по залу совета, заламывая руки и сетуя на отсутствие лидерских качеств и дальновидности у нынешнего короля Амрота. Лотлориен грозил стать оплотом мира и силы в борьбе с растущей тенью на востоке, но, как и многие до него, последний синдаринский король считал эту угрозу пустой. Или существующей только в ее голове. Никто не знал тьму так, как она. Когда Исильдур не смог уничтожить кольцо, оно уничтожило его в ответ. Пока оно существует, Саурон вернется за ним. Это был только вопрос времени. – И, похоже, мне тоже не следует этого делать. – Келеборн драматично закатил свои холодные серые глаза, обрамленные пушистыми белыми ресницами, не выражая ни согласия, ни несогласия со своей волевой женой. – Не надо меня опекать. – Галадриэль вспыхнула океанской синевой во время бури, вызванной веками пренебрежения со стороны власть имущих. Разве земля и море не были усеяны костями людей и эльфов, тех, кто не внял ее предостережению? Воспоминания о тех, кого она потеряла, тяжелым грузом давили на ее мысли. И снова она была единственной, кто выжил, когда погибли те, кого она любила. Она была в долгу перед ними, и никогда больше не собиралась недооценивать своего врага. – Тогда я желаю тебе спокойной ночи, жена. Это было долгое путешествие, и я очень устал. – Он удалялся в свои отдельные покои. Или, возможно, в объятия своей возлюбленной. Галадриэль знала, что у него есть кто-то еще, но предпочитала не знать, кто именно. Они были женаты только на словах. В глазах других эльдар они были партнерами, но друг для друга они были… Галадриэль даже не знала, кем они были теперь. Прошло так много времени с тех пор, как она испытывала к нему что-либо, кроме безразличной нежности. Ей казалось, что и он также не чувствовал особой привязанности. Годы войны, разлуки и раздоров не пошли на пользу нежным узам, которые они когда-то разделяли. Некогда обнадеживающий союз на благо их семей стал унылым, расцвеченным только радостями совместного воспитания дочери. – И Галадриэль, я очень надеюсь, что ты найдешь себе хобби или что-то еще, что будет тебя занимать теперь, когда Келебриан устроила свою собственную жизнь. Я боюсь за твое благополучие, если ты слишком долго будешь оставаться без дела. Они только что вернулись со свадьбы Келебриан и Элронда, одного из старейших и самых дорогих друзей Галадриэль. Они сочетались браком по любви, и видеть, как они произносят свои клятвы на глазах у Валар, было радостью с примесью горечи. Не благодарность за их удачу вызвала мерцающие, жгучие слезы, угрожавшие суровой маске, которую Галадриэль нацепила на себя, когда ее муж уходил с жалостливым взглядом. И это была не зависть. Их подобная ангелам дочь заслуживала всяческого счастья, как и Элронд. Галадриэль наблюдала, как он вырос из потерянного и одинокого полуэльфа в храброго и непреклонного лидера, который повидал все ужасы этого мира и доблестно выстоял. Непоколебимый в своей доброте. Она пожелала им долгих мирных лет в Ривенделле. Она ощутила печаль, потому что, как бы Галадриэль ни старалась, ей никогда не суждено было познать такую любовь. Ее судьбой было лишь мимолетное прикосновение к ней, словно проблеск рассвета сквозь надвигающуюся бурю. Дыхание весны, пробивающееся сквозь пелену бесконечной зимы. Сквозь туман времени и предательства, она едва могла вспомнить об этом. Но разве это не лучшее, на что может надеяться мать? Лучшая жизнь для своих детей. Жизнь, не отягощенная горем и душевной болью. Однако Келеборн был прав. Безделье не было выходом. Их дочь отправилась в новую жизнь, а ее муж отвлекся на внимание другой женщины. Галадриэль была свободна, чтобы исследовать себя и достичь своей главной цели. Выследить своего врага.***
Город Карас Галадон, который Келеборн выбрал своим домом, располагался на золотой поляне к западу от Андуина. Это было решено его родственниками-синдарами в Эпоху Древ, еще до того, как Галадриэль прибыла в Средиземье. Во время войны он служил убежищем для очень многих. Рай, не тронутый злобой Темного лорда. И все же она могла думать о нем только как о позолоченной клетке. Она нашла то, что искала: место и искусных эльфов, усердно работавших внутри. Звон молотов по стали и земляной запах обугленного дерева были такими знакомыми, независимо от того, сколько лет прошло с тех пор, как она была в кузнице в последний раз. – Могу я занять твою лавку на остаток дня, Дарон? – Миледи, если у вас есть что-то на примете, позвольте мне сделать это для вас. – Эльфийский кузнец вытер тыльной стороной руки в перчатке пот со лба, выпрямляясь в присутствии своей принцессы. Он посмотрел на матерчатую сумку, висевшую у нее на плече, такой длины, что она почти волочилась по земле. – Когда-то, в юности, я была весьма искусна. Если у меня возникнут какие-нибудь вопросы, я их задам. – Она уронила сумку на пол с тяжелым звоном металла о металл. – Будьте как дома. – Я щедро вознагражу тебя за потраченное время и благоразумие. Когда кузница опустела и она осталась одна, Галадриэль высыпала содержимое сумки на стол. Полный комплект доспехов. Сверкающий серебром с золотыми вставками, все еще не потускневший после столетий забвения. Когда-то она знала его как Халбранда, и он сделал это для нее в Нуменоре, в ночь перед их отплытием в Средиземье. Когда-то она еще думала о нем как о друге. Она надевала их на поле битвы, когда они бок о бок сражались против общего врага. Так они дали клятву друг другу перед Валар. «Если бы я мог удержать это чувство, навеки в моей душе…» «Я тоже это чувствую». Так они связали себя вместе в вечности. В то время она еще не знала, что Саурон сделал эти доспехи для своей королевы. Творя без злобы или жестокости, он выковал их, используя ту малую силу, которой обладал его человеческий облик, с единственной целью. Защитить ее. Может, она и отказалась от его кольца, но приняла доспехи. И в них была сила, превосходящая все, что он когда-либо ковал, до или после. Его любовь. И она собиралась уничтожить их. Для нее они больше не имели смысла, поскольку в мирное время леди не нужны доспехи. Ей нужно было увидеть его, дотянуться до него. Давным-давно Ауле научил ее работать в кузнице. А Мелиан показала ей магию Майар. Теперь она полагалась на них обоих. Были ли они с ней, взирая сверху вниз на судьбу Арды? Все вокруг нее думали, что беды закончились. Битва была выиграна. Но Моргот все еще шевелился. А вместе с ним и Саурон, пока они оставались связанными вместе и на этой земле. Пока кольцо существовало. Нет, ей больше не нужны были доспехи. Ей нужно было окно. Портал. Зеркало.***
Когда она закончила, ее руки болели от придания металлу формы, а платье было измазано сажей и потом. Чаша была далека от совершенства, но гладкая и отполированная до блеска. Кувшин в тон был простым и без украшений. Придет ли он в ужас от того, что она сделала с его творением? Она знала, что играет в опасную игру, но твердо стояла на своем. Здесь, в Лотлориэне, она была как слепая. Возможно, он был заперт один в темноте, но она была сокрыта непроницаемой завесой света, не в силах разглядеть что-либо за пределами этого защищенного царства. Она поставила серебряную чашу на камень, который выбрала у реки, чтобы он лучше отражал свет звезд Эарендиля. Взяв кувшин, она налила в него прохладной чистой воды, пока он не наполнился до краев. У пруда, спокойного, как стекло, она произнесла слова, которым давным-давно научила ее Мелиан. Вспоминая своего наставницу, свою подругу, она задавалась вопросом, была бы ее судьба такой же. Если ей суждено было посвятить себя безопасности избранного ею народа, то только для того, чтобы случилась трагедия и все оказалось разрушено. Каким может быть конец вечной жизни? Какова была ее цель? Искоренить зло на этой земле? Когда-то она так думала, но это была глупая затея. Не Моргот и не Саурон разграбили Дориат, убили Тингола и послали Мелиан возвращается в Бессмертные земли в печали. Это были простые смертные, их жадность и жажда власти свирепствовали в отсутствие богов или магии. Мелкие склоки из-за богатства, гордыни и мести. Точно так же, как месть впервые привела ее на этот путь к своему врагу. К другой половине своей души. Пока она размышляла о своем прошлом и будущем, вода начала бурлить. Видение промелькнуло в глубине, поднимаясь на поверхность. – Отведи меня к нему. Мне нужно его увидеть, – приказала она зеркалу, как будто у нее была какая-то власть. Как будто за любую власть не нужно платить. Как будто она не ловила своего хозяина на уловки, с помощью которых им можно было овладеть и использовать для целей, отличных от его собственных. Но зеркало потемнело, стало бездонно черным, прежде чем на глубине нескольких саженей вспыхнула искра огня. Она осветила водоворот скелетообразных духов с ввалившимися глазами, скованных, словно невидимыми оковами. Беззвучно кричащих от боли. Она гадала, который из этих неотличимых друг от друга, замученных призраков был им. – Посмотри, куда завела тебя твоя гордыня, – прошептала она в глубину. Скорбь и сожаление сквозили в ее словах, когда две одинокие слезинки скатились по ее щекам. Насколько по-другому все могло бы сложиться? Для Средиземья. Для них. Словно под влиянием ее мыслей, видение расплылось. Ужасы в темноте и пламя сменились голубым небом и зеленой травой. Скалистый берег, где океан встречается с далекой землей. Дети бегают по пляжу, сражаются деревянными мечами и бросают камешки в воду. Темноволосый мужчина и белокурая женщина держатся за маленькие ручки и качают на руках малыша. Они были слишком далеко, и Галадриэль не могла разглядеть лица в зеркале. Нагнувшись ниже, отчаявшись рассмотреть их более отчетливо, она коснулась рукой края чаши. Прохладная вода брызнула ей на ладони. Такое маленькое движение вызвало сначала едва заметную рябь в отражении. Но рябь превратилась в волны. Разбивающиеся волны, которые настигли ее и сбили с ног. Галадриэль, больше не стоящая на твердой земле, брыкалась и барахталась, погружаясь все глубже и глубже. Соленая вода заливала ей нос и легкие, а толстые рубашки и королевские драгоценности тянули ее вниз. Она тонула. Ощущение было таким ярким и реальным, что ее тело с трудом дышало, в то время как разум знал, что это конец. Свет над ней и темнота внизу. Борющяяся за жизнь. Затухающая.***
Веки Галадриэль затрепетали и открылись, словно набитые песком. При первом же вдохе ее легкие запротестовали, и она отклонилась в сторону, кашляя, несмотря на жгучее ощущение в горле. – Мамочка! Моргая, она изо всех сил пыталась сфокусировать взгляд на том, что ее окружало. Она лежала в кровати, простой, но удобной. Достаточно большой, чтобы вместить четверых. На ней было мягкое шерстяное одеяло. Меховая подушка. Деревянный потолок. Топот ног стал ближе, когда двое маленьких детей забрались на кровать. За ними последовал скулеж... собаки. – Мама проснулась! Она вздрогнула, когда они накрыли ее тело, а пес лизнул ее в лицо. – Простите, но это какая-то ошибка. Я не ваша мама. – О, я обожаю эту игру! Ты рыбка? – Любопытный голос мальчика. Копна рыжих волос и море веснушек. Его голубые глаза впились в нее, когда он сжал ее щеки, прежде чем она успела вытащить руки из-под одеяла, чтобы защититься. – Она что, лягушка? Рыбка, рыбка! – Самая маленькая из них, похоже, девочка, прыгала на кровати. Галадриэль могла только повернуться и уткнуться лицом в подушку, чтобы не быть пораженной молотящими конечностями и брызжущими слюнями. – Хватит, вы двое! Выходите! Дайте вашей матери немного прийти в себя, – мужской возглас с другого конца комнаты, смягченный весельем. – Но, папа, мы же играем в игру! – запротестовала девочка, когда тень невероятной высоты и ширины подняла ее в воздух. – Она проснулась! – Галадриэль почувствовала, как тяжесть на ее груди исчезла, когда оставшийся мальчик соскочил с неё и бросился в объятия темной фигуры, находящейся прямо за пределами ее поля зрения. – Конечно, Каллон. Я же говорил тебе, что нужно нечто большее, чем просто немного воды, чтобы взять верх над твоей мамой. Сходи за Сэмом. Попроси его принести что-нибудь поесть. И захвати с собой дворняжку. От нее воняет. Галадриэль оторвала взгляд от подушки и села, чтобы осторожно поприветствовать своего спасителя, или похитителя, который сидел на краю кровати. Его вес подтолкнул ее к нему, и она вздрогнула, когда он поднял руку, чтобы погладить ее по щеке. Когда ее глаза встретились с его, она потеряла самообладание, голова закружилась, и темнота угрожала снова завладеть ею. – Этого не может быть. – Ты нас здорово напугала, любовь моя, – карие глаза Халбранда улыбнулись ей, и морщинки в уголках его лица разгладились от облегчения. Невозможно. – Что это за трюк? – слова застряли в сухости ее губ. Его прикосновение к ее щеке было теплым, но шероховатым. Его пальцы были перепачканы сосновой смолой, и от них исходил сладкий древесный запах. Когда она положила свою руку на его плечо, оно оказалось твердым. Если он снова вторгся в ее сознание, его сила возросла. Волшебство, пришедшее из невидимого мира, и с такой поразительной реалистичностью. – Я думал, что потерял тебя, – его голос был хриплым, срывающимся от тех же эмоций, что светились в его глазах. Она на мгновение перенеслась в другое время и в другое место. Сотни, а может, и тысячи лет назад. Когда вы жили вечно, само время было чем-то вроде иллюзии? «Если бы я только мог удержать это чувство... сохранить его со мной навсегда...» Она крепко зажмурилась от воспоминаний, от жара его взгляда, устремленного на нее. Это было слишком. Слишком реально. Это не могло быть реальностью. – Просто сон, – только и смогла прошептать она, когда темнота снова поглотила ее.***
Когда снова забрезжил свет и она проснулась во второй раз, она была одна, если не считать облезлого зверя, лежащего рядом с ней. На этот раз Галадриэль было легче сосредоточиться, и она увидела пару проникновенных янтарно-карих собачьих глаз, обрамленных седой шерстью, которые выжидающе смотрели на нее. Холодный мокрый нос прижался к ее щеке. Вздрогнув, она слишком резко села, и острая боль пронзила ее голову. – Полегче, мам. Все в порядке. – Со стула в углу поднялась новая фигура. Еще один ребенок? У этого, постарше остальных, были каштановые волосы и фигура на грани зрелости. – Хочешь воды? Я приготовил тебе немного супа. Беспокойство на лице мальчика казалось неподдельным, но Обманщик мог принимать самые разные формы, даже если урчание в пустом животе и вялость пересохшего языка говорили против осторожности. Она взяла воду и сделала большой глоток, смывая остатки соли, надеясь, что если Саурон собирается отравить ее, то он не станет делать это во сне. Казалось излишне жестоким делать это от руки юноши, который так сильно походил на... – Как тебя зовут? – Меня?... Сэм. – Он говорил медленно, с ужасом, как будто сбывались его худшие опасения. – И ты думаешь, что я твоя мать? – Галадриэль отхлебнула из миски с супом. Прозрачный бульон был ароматным и теплым, успокаивая ее пересохшее горло и ноющий живот. – Мы ловили рыбу, и твоя нога запуталась в леске сети. Отец бросился спасать тебя, но ты слишком долго была под водой. Это все моя вина. Мальчик был явно потрясен случившимся, но она не стала тратить много времени на беспокойство. Даже несмотря на то, что в его мягких, цвета мха, глазах светилось сожаление, а ее сердце сжималось от желания притянуть его к себе и ободряюще обнять. Конечно, он не был настоящим, а если и был, то его настоящая мать была где-то рядом и вернется, как только Галадриэль поймет, что происходит. – Все это звучит очень болезненно, но самое главное – это вернуть меня обратно. – Она отставила пустую миску в сторону и посмотрела на свои руки. Нэнья все исправит. Вот только Нэньи не было у нее на пальце. На ней вообще не было драгоценностей, если не считать простого золотого кольца на безымянном пальце. В груди поселилась боль, паника. Страх. Она не могла его потерять. Оно было единым целым с ней, источником всей ее магии. Ее силы. – Где оно? – Она встала, отбросив одеяло и спустив ноги на пол. – Все в порядке, мам. – Мальчик подхватил ее как раз в тот момент, когда она споткнулась, ее ноги еще никогда не были такими нетвердыми. – Я не твоя мать! – Она взяла его за руки, желая, чтобы он выслушал ее. – Нэнья пропала. Ты не найдешь ее, пока они тебе не позволят. – Его голос стал спокойным и ясным, серьезным не по годам, когда он услышал ее испуганный тон. Он мгновенно превратился из ранимого мальчика в непоколебимую силу, как и подобает старшему. На мгновение она вспомнила своего брата. Как он мог в одну минуту быть ребенком, одним из них, а в следующую – уже взрослым. – Как? Кто? – Она заставила себя дышать, каким-то образом поверив в то, что он хотел сказать. Он казался таким уверенным, со своими каштановыми кудрями и нескладными, слишком длинными руками и ногами. Таким странным и в то же время таким знакомым. – Ты найдешь ее, когда тебе будет суждено. – Откуда ты это знаешь? – Даже Саурон не знал, что у нее было эльфийское кольцо, и не знал, как оно называется. Чья это была магия? – Ты сказала мне. Когда я был маленьким, ты сказала мне, что однажды ты проснешься не такой, как обычно. Что ты не вспомнишь меня. И что ты попросишь кольцо. – Где я? – Это наш дом. Мы здесь живем. Ты, папа, я – я Сэм. Еще близнецы Нарон и Руинан. А еще маленький Каллон и малышка Лири. – Пятеро. Пятеро детей? – Она медленно переваривала новость. Маленькие дети, которые прыгали перед ней как в тумане, должно быть, были Каллон и Лири. Оставались только близнецы, которых она не видела. Иметь больше двоих детей было редкостью для эльфов. Ее семья была одной из немногих, кого она знала. Это считалось снисходительным и почти непристойным. Два - это идеальный вариант. Самый практичный и скромный размер для семьи. Три - это немного экстравагантно, но часто свидетельствует о крепком браке. Четыре - это безрассудство, но пять? Она была с Келеборном всего один раз. Он вернулся из плена таким разбитым и настаивал на ребенке, чтобы восстановить связь между ними, что она выполнила свой долг. Она подарила ему девочку, названную в его честь, несмотря на то, что была в разгаре война. Вопреки ее собственным надеждам и мечтам... Не было абсолютно никакой возможности, чтобы она могла родить пятерых детей... Скрипучая дубовая дверь открылась еще раз, и на этот раз она удержалась на ногах. Она не хотела снова оказаться в невыгодном положении. – Ты хорошо выспалась, мам? – Один из детей, которых она еще не видела, один из близнецов, появился, неся на спине самую маленькую из них, Лири. Возможно, она была без сознания неопределенное количество часов... дней?...но ей нужно было возвращаться. Не терять самообладания. Кто это был – Нарон или Руинан? – Она только что поела, Руинан. И чувствует себя намного лучше. – Старший, Сэм, улыбнулся своему брату, избавив ее от необходимости угадывать неправильно. Скорее всего, он хотел избавить другого ребенка от страданий, связанных с тем, что его мать не знает его имени. Были ли они частью иллюзии или были такими же жертвами, как и она? Все остальные имена были эльфийскими. Но она не могла объяснить Сэма. Было ли это человеческое имя по происхождению? Странное и слишком простое для ребенка такого благородного происхождения, как у нее. Еще одно доказательство того, что это было делом рук чего-то зловещего. Но чего? И почему все эти маленькие грязные хулиганы смотрели на нее с одинаковым ожидающим выражением на лицах? Девочка спрыгнула со спины брата на пол и размашисто перебросила свои нечесаные косы карамельного цвета через плечо. – Пойдем, приведем тебя в порядок, мамочка. Ты выглядишь пугающе. – Она царственно шмыгнула носом, словно доказывая, что Галадриэль ошибалась в своих выводах. Ее крошечный носик был высоко поднят, когда она выводила ее за руку. Ей не терпелось покинуть пределы этой комнаты, какой бы уютной она ни была, и сориентироваться, и она последовала за ней. Не потому, что девочка так сильно напомнила ей ее дочь в этом возрасте, и не потому, что ее маленькая ручка была такой мягкой в ее руке. – Она ожила. – Этот дьявольский голос, звучащий для нее как голос человека, воскресшего из мертвых. Грубый простонародный язык низшего человека, который он использовал, чтобы скрыть свою истинную сущность. – Саурон, что ты наделал? – Ты не называла меня так уже много лет. Во всяком случае, за пределами спальни. – У него хватило наглости подмигнуть, когда на нее нахлынули воспоминания об их днях в Нуменоре. Даже одетый в крестьянские лохмотья, он держался как король. – Она не помнит нас, папа, – тихо сказал ему Сэм, как будто она не могла их слышать. На лице Халбранда появилось понимание. – Ты держишь меня здесь против моей воли, а я не хочу оставаться пленницей. Отправь меня обратно. – Сжав кулаки от бессилия, она подавила желание топнуть ногой. – Я бы хотел, любимая, – нежно, словно с глубоким сожалением. – Я бы хотел рассказать тебе все. – Он встал со своего места у камина, где вместе с другим близнецом подбрасывал дрова, и заправил прядь волос ей за ухо с фамильярностью, от которой у нее по спине пробежали мурашки. – Ну так расскажи. Он кивнул, убирая руку с ее лица. – Мальчики, выведите Лири на улицу покормить цыплят, хорошо? Мы выйдем через минуту. – К их чести, дети не стали спорить. Словно маленькие солдатики, выполняющие приказ, они взялись за руки и гуськом вышли за дверь. Пятеро детей. Она потерла голову, внезапно почувствовав сильную усталость и пожелав поскорее оказаться в своей большой, покрытой пухом постели. Когда они ушли, мужчина, назвавшийся Халбрандом, сел за длинный резной деревянный стол и жестом пригласил ее присоединиться к нему. Главная комната хижины была большой, но уютной. Большой камин обеспечивал тепло и свет, а на полу были расстелены меховые коврики. Со стропил свисали яркие срезанные полевые цветы в глиняных горшках и сушеные травы. Если это был всего лишь сон, то он был создан специально для нее. Словно вырванный из ее самых сокровенных фантазий. Вдали от холодного каменного дворца, который она оставила позади. Если это был злой умысел, разве все не должно было выглядеть более зловещим и ощущаться более отвратительным? – Ты прикоснулась к воде, не так ли? Это последнее, что ты помнишь? – его длинные ноги вытянулись под столом, а спина напряглась от ожидания ответа. – Откуда ты знаешь? – Ты разговаривала со мной через зеркало. Ты увидела видение, прикоснулась к нему, и оно привело тебя сюда, – он потянулся к ее руке, словно пытаясь успокоить испуганную лошадь, но она быстро отдернула ее. – Как мне вернуться? – она опустилась в кресло, наслаждаясь запахами хижины, которые успокаивали ее нервы. На столе стояла кастрюля с супом, в камине еще не остыла зола. – Прошло много времени с тех пор, как я в последний раз видел тебя такой. – В его глазах появилось беспокойство, и он отвел взгляд. – Какой? – Все, что у нее было – это вопросы, в то время как она была единственной, у кого всегда были ответы. Ужасающее чувство для такой старой и мудрой женщины, как она. – Бегущей. Всегда к чему-то или от чего-то. Прости меня, Галадриэль. За все это. То, как он посмотрел на нее, заставило ее почти поверить ему. Но она хорошо знала Обманщика, и он говорил ей то же самое раньше, только чтобы обмануть ее доверие. И все же, все же, он никогда не лгал. Где-то в его словах была доля правды. Затем он встал, прервав этот момент, словно желая избежать ее пристального взгляда. – В спальне есть сундук с твоей одеждой, а за сараем - конюшня. До города целый день езды, но, пожалуйста, позаботься о том, чтобы лошадь вернулась. Они для нас как семья. – Куда ты идешь? – Эта ферма не работает сама по себе. Знаешь, грешникам нет покоя. – Проходя мимо, он поцеловал ее в макушку. Позже она списала все на шок от ситуации, но впервые за столетия ей не хотелось ударить его ножом.***
Снаружи хижину с трех сторон окружало море. С одной лес переходил в горы. Она заходила так далеко, как только могла, во всех направлениях, а пес следовал за ней по пятам, не выпуская ее из виду. Земля была красивой, но незнакомой. Солнце на небе светило странно, и без звезд она не могла определить, в какой части Средиземья находится. С наступлением темноты она вернулась в хижину, отказавшись от своих планов побега. Дети уже спали в мансарде, а кровать звала ее. События дня сильно давили ей на голову. Входя в спальню, она задавалась вопросом куда ушел Халбранд. А потом она увидела, что он стоит спиной к ней в свете свечи и стягивает через голову рубашку. Его брюки низко сидели на бедрах. Он был более мускулистым, чем она помнила, линии и выступы мышц на его спине перекатывались, когда он двигался. – Что ты делаешь? – У нее пересохло во рту, и слова прозвучали почти как писк. Было ошибкой привлекать его внимание, потому что он повернулся к ней, обнажив широкую грудь и дерзко ухмыляясь, развязывал ремень на брюках. – Готовлюсь ко сну. – Брюки падают на пол, не оставляя ничего, кроме тонкого белого полотна, чтобы прикрыться. Она могла видеть тень темных волос там, где он выпирал из-под ткани. – Ты же не планируешь спать здесь, со мной, не так ли? – Она перевела взгляд на его лицо, проследив за дорожкой волос на его животе. – Это наша комната. Мы спим здесь. Вместе. – Его улыбка доказывала, что он поймал ее взгляд. – Ты думаешь, я доверюсь тебе, пока ты будешь так близко ко мне? Пока я сплю. – При этой мысли у нее в животе все затрепетало. При мысли о нем, теплом и твердом, прижимающемся к ее спине, о завитках на его груди, мягко касающихся ее кожи. – Я ведь еще не убил тебя, не так ли? – Ты ненормальный, если думаешь, что я буду делить с тобой постель. – Но она так устала, что, если бы он начал протестовать, она, вероятно, сдалась бы. – Мне уже дважды приходилось ухаживать за тобой, почему ты думаешь, что я не смогу сделать это снова? – Он поднял с пола свою разбросанную одежду и неторопливо подошел к ней. – Дважды? – Она удивленно моргнула. – Ну, конечно, был первый раз, когда ты почти приняла мое предложение. И второй раз, когда ты, наконец, согласилась. Возможно, между ними было еще несколько других. – Ты очень уверен в себе. – Я знаю, что у тебя на уме, Эльф. Всегда знал, хочешь ты этого или нет. – Я не твоя жена. – Она цеплялась за эту мысль с тех пор, как очнулась в этом странном месте. Так почему же ей было так грустно произносить его вслух? Разве это не то, о чем она мечтала, на что втайне надеялась, пока веками сидела в одиночестве? В то время как эльфийские гувернантки ухаживали за ее дочерью, а ее муж искал утешения в объятиях неизвестных людей. Герой для всех, кроме собственной жены. Он был неверен на деле, но она была неверна в своем сердце. Она никогда не переставала любить мужчину, стоявшего перед ней. И каким-то образом он оказался здесь. И она была здесь. – Тогда спокойной ночи, любовь моя, – он был таким же упрямым и невозмутимым, каким она его помнила. – Если тебе станет одиноко, я буду в кузнице. Там далеко не так удобно, но тебе там будет так же тепло. Он предоставил ей пространство, в котором она нуждалась. Огромная кровать была в ее распоряжении.***
Последующие недели показались ей бесконечными. Если дети не смотрели на нее выжидающе, они дрались друг с другом или опрокидывали что-нибудь и устраивали беспорядок. Грязные ноги и мокрые носы, у всех до единого. У нее был целый список дел по дому, и она почти не видела Халбранда из-за отсутствия слуг или гувернанток. Она и не подозревала, насколько привыкла к роскоши дворцовой жизни. Прошло много времени с тех пор, как она была генералом, жила на земле и сама стирала белье. Время отхода ко сну наступало быстро, и малыши звали ее на мансарду, чтобы обнять и поцеловать на ночь. Они были такими терпеливыми и быстро покорили ее своими умоляющими глазами и липкими пальчиками. – У тебя такие же волосы, как у моего брата. И его улыбка, – она накрутила локон на палец, пока Каллон возился с кожаным ремешком на ее поясе. – Я знаю, мамочка. Ты все время мне рассказываешь. Какой он был храбрый и хороший. И все его любили, – зевок, означающий то ли его сонливость, то ли скуку. – Что еще я тебе говорила? – Любопытно, насколько глубоко была соткана эта иллюзия. Она искала свободную ниточку, за которую можно было бы потянуть, чтобы все это распутать. И одновременно боялась того, что могло бы случиться, если бы она это сделала. – Что монстры убили его, – его голос звучал мягко, как будто он читал священную молитву. На его озорном лице появилось одухотворенное выражение. – И тебе было очень грустно долгое, долгое время. Пока ты не подумала, что это конец. – И что случилось потом? – она затаила дыхание. – Ты убила их всех. – Невозможно. Не бывает земли без монстров. – Она знала это лучше, чем кто-либо другой. – Это твоя история. Твоя и папы. – Он просто вспоминал то, что ему говорили. Значит, еще один тупик. Чтобы это было правдой, кольцо должно быть уничтожено, а вместе с ним и он сам. Ее давняя цель, и ее самый большой страх. Если Саурон падет раз и навсегда, останется Моргот. Его невозможно уничтожить, только сдержать. Это был вопрос времени, когда он найдет выход из Пустоты. Это было предсказано с незапамятных времен. Это то, о чем он так давно предупреждал ее. Тень будет распространяться и сгущаться, чтобы покрыть весь мир. Я нужен тебе. Будущее без зла означало бы перекраивание мира. Ни у нее, ни у него не было такой силы. Больше нет. – Тогда давай уложим тебя в постель. Больше никаких разговоров о монстрах. Выглянув из окна во двор, она увидела, что Халбранд усердно работает в последних лучах заходящего солнца. С приближением лета ночи становились все короче, но он никогда не останавливался, пока не заканчивал всю работу. Пока все не приводилось в порядок. Она нашла его в кузнице, после того как дети, наконец, попросили последнюю чашку воды и уснули. Огонь пылал вовсю, пока он придавал железу изгиб. – Ты все еще этим занимаешься? Подчиняешь все своей воле, – она не знала, что привело ее сюда посреди ночи, после того как она несколько часов пролежала без сна, уставившись в потолок. Возможно, любопытство. Или чувство вины за то, что прогнала его из его же кровати. Он снял перчатки и запустил пальцы в волосы, убирая влажные локоны с лица. – Некоторые вещи никогда не меняются. – Он прислонился к столу, скрестив руки на груди, и пробежался взглядом по ее ночной рубашке. Она выпрямилась, заметив голод на его лице. Намек на тьму притянул ее ближе к нему, словно магнитом. – Я… я пришла узнать, не нужно ли тебе чего-нибудь. Прежде чем я лягу спать. – Уже поздно, Галадриэль. – Я знаю. – Как она могла сказать ему, что не хочет оставаться одна? Что она скучала по нему и устала притворяться, что не жаждет его прикосновений. Где-то, в какой-то другой реальности, он был чудовищем. Но сейчас, рядом с ней, он был кем-то другим. – Каллон сказал мне, что я убила тебя. Это правда? Он только пожал плечами – ни к чему не обязывающий жест, который вызвал у нее раздражение. – Я устала от твоих игр. – О, Эльф. Я тебе еще не надоел. – Он оттолкнулся от стола, возвышаясь над ней во весь свой рост. – Я не знаю, что и думать. – Впервые в своей жизни она почувствовала себя парализованной неуверенностью. Тысячи лет она была беспомощна перед силами, которые были ей неподвластны. – Тогда убей меня, если это то, чего ты хочешь. Или трахни меня. Либо одно, либо другое. – Последние слова он прошептал ей на ухо так близко, что по телу разлилось тепло. Ей следовало бы убить его. Может быть, это освободило бы ее. – Ты бы просто снова вернулся. – Ее глаза закрылись, когда она прижалась к нему, касаясь лбом его груди. – Ты так уверена, не так ли? Готова поставить на кон свою жизнь? – Он обнял ее, прижался губами к ее макушке, поглаживая спину сильными пальцами. Сколько времени прошло с тех пор, как она в последний раз чувствовала прикосновение рук к своей коже? Горячие, мужские руки, которые могли успокоить так же легко, как и ранить. Которые могли согнуть ее и разорвать на части от ее собственного желания. Того самого желания, которое она чувствовала, скапливалось в ее сердце, как расплавленная руда. – Я чувствовала себя одинокой всю свою жизнь, за исключением тех случаев, когда я была с тобой. Я сделала это зеркало, чтобы видеть тебя. Даже произойди с тобой самое худшее, я не смогла бы отпустить тебя. – Она жаждала впитать его всеми своими чувствами, как будто могла поглотить его целиком. Связать себя с телом, как они были связаны душами. – Тсс, я знаю. Ты так долго была такой храброй. А теперь отдохни. Позволь мне позаботиться о тебе. Позволь мне любить тебя так, как мне было предначертано. – Он приподнял ее подбородок, чтобы она посмотрела на него, встретившись с ней взглядом, и прижался губами к ее губам. Сначала нежно, легким, как перышко, прикосновением, он просунул руку ей под ягодицы и приподнял навстречу себе. – Ты хотела этого, не так ли? Думала обо мне. Мечтала о том, как я буду прикасаться к тебе. Обо всех местах, где я могу поцеловать тебя. – Он прикусил ее шею, и его язык приятно прошелся по ее чувствительной коже, покрытой мурашками. - Я, ммммм. – У нее больше не было вопросов, как и ответов. Она отбросила все мысли и просто позволила себе чувствовать его. Прикосновение его бороды к ее плечу, его хватка на ее заднице, мягкая ткань ее платья, когда ее груди напряглись под ней. – Вот и ты. Отпусти себя. Освободись от этого. Позволь мне забрать все. Отдайся мне. – Тихо пробормотал он, заставив ее обвить ноги вокруг себя и прижимая к своей твердой эрекции через штаны. Она вскрикнула от удовольствия, нежность между ее ног запульсировала в болезненном ритме, возбуждение пронзило ее насквозь, когда она выгнула бедра ему навстречу. – Жаждущая малышка, почему ты так долго? – Он снова завладел ее губами, на этот раз с настойчивостью мужчины, уставшего от ожидания. – Я мог бы трахнуть тебя с самого начала. Упрямый Эльф. Зарывшись пальцами в его волосы, она была бессильна сделать что-либо, кроме как углубить поцелуй, поглотить его, и простонать в знак согласия с его языком. Свирепость ее желания удивила ее, но он ответил ей тем же, словно желая вырвать его у нее. Он опустил ее на пол. Она воспротивилась разрыву контакта, пока он не потянул за подол ее платья, стягивая его через голову. Ошеломленная поцелуем, она даже не осознавала, что обнажена, пока его глаза не вспыхнули озорством. – Ты прекрасна, когда злишься, но сейчас ты еще опаснее. Великая Галадриэль из племени Нолдор, раздетая догола и опьяненная вкусом губ Саурона. – В его насмешках не было злобы, как будто он знал, какой эффект произведут на нее его едкие слова. – Дай мне увидеть тебя. Как ты видишь меня. – Я в твоем распоряжении. – Сначала он снял тунику, а затем и нижнюю рубашку. Затем последовали кожаные бриджи и льняные штаны, которые он сбросил на пол одним движением, перешагнув через них и снова подойдя к ней. – Прошел ли я проверку у леди? Она взглянула на него, вытянувшегося и напряженного для нее, думая о своей решимости довести дело до конца. – Я никогда не думал, что ты так немногословна, любовь моя. Значит, я приму твое молчание за одобрение? Она закрыла глаза, чувствуя головокружение от того, как быстро бежит по венам кровь. Она словно чувствовала, как каждая клеточка ее тела оживает, переполненная возможностями. Ее кожа покрылась зудом, губы задрожали, дыхание стало прерывистым, а он еще даже не прикоснулся к ней. – Открой глаза, Галадриэль. Я хочу, чтобы ты была со мной, видела, как я беру тебя. Я хочу, чтобы воспоминание об этом осталось с тобой навсегда. Я хочу чтобы в твоей постели во дворце, далеко отсюда, сжимая в руках простыни, ты видела во сне меня. В самый тяжелый для тебя час я хочу, чтобы ты помнила, как сильно я могу любить тебя. Его рука скользнула ей за шею, притягивая ее к себе, в то время как другая его рука скользнула к ее гладкой промежности. Словно инстинктивно, она открылась для него, впустила его, когда он провел подушечками пальцев по ее складочкам. – Следи за тем, как мои пальцы ласкают и дразнят тебя, пока ты не начнешь брыкаться и кричать, от пожара внутри тебя. – Его голос превратился в хриплый шепот ей на ухо. – Приятно ли это, когда тебя ублажают, как королеву? У нее вырвался сдавленный стон, когда она вцепилась руками в его плечи, боясь потерять сознание от охватившего ее ощущения. – Умница, но что, если я скажу тебе, что это еще не все? Что я мог бы возвысить тебя, любить еще сильнее. Ты этого хочешь? – Ммммм, – теперь она просто издавала звуки, не обращая внимания ни на что, кроме его прикосновений, когда его пальцы скользили по ее входу, проникая внутрь и извлекая ее влагу. Он играл с ней, как с музыкальным инструментом, заставляя ее сжиматься и извиваться под его твердой рукой, а затем отстранился, чтобы смазать ею свой член. – Я вижу, ты в восторге от этого, не так ли? – Он всегда разговаривал с ней так, как никто другой не осмеливался. Вызывал у нее чувства и эмоции, которыми она ни с кем не делилась. – Я знаю, как сильно ты любишь ездить верхом. Оседлай меня, Галадриэль. Он опустил ее на пол кузницы, лег на спину и расположил ее над собой. Его член во всю длину покоился между ее мокрых бедер. – Я сделаю так, чтобы все было хорошо, обещаю. – Ее глаза встретились с его глазами сквозь пелену тумана, и, кивнув, она поднялась на колени и опустилась вдоль ствола. Вводя его в себя в своем собственном темпе. Чувствуя, как ее тело восхитительно растягивается, принимая его. Как только она насела на него по самую рукоятку, он обхватил ее бедра широкими ладонями и начал свой собственный изнуряющий ритм. Она отклонилась назад, уперлась руками в его колени, снова и снова получая импульс в самый центр своего наслаждения. Умело двигая бедрами, он как будто точно знал, где его найти. - Я же говорил тебе. Я говорил тебе. – Это хорошо. Это так хорошо. – Она с трудом выговаривала слова, и у нее перехватило дыхание, когда напряжение, наконец, прорвалось внутри нее. Волна за волной ее захлестывали чувства, сводя ее с ума и наполняя потусторонней силой. Его собственное освобождение последовало сразу за этим, когда он крепко прижал ее к себе, в последний раз проникая до боли глубоко. Рыча проклятия, и одновременно благословения, он излил свое горячее семя в неё. – Это всегда так? – Она прильнула к нему, уткнувшись подбородком в местечко у него под ключицей, переводя дыхание и приходя в себя. – Каждый раз, когда мы вместе, как в первый раз. – Пот блестит на его лбу в свете жаровни, довольная улыбка расплывается по его лицу. Он отнес ее, безвольную и обессиленную, в их постель, и они продолжали изучать друг друга до самого утра. Она не отнимала от него своих рук, боясь, что он исчезнет, если она его отпустит. – Это действительно ты? – Она пристально посмотрела на него, ища ответы на его лице, и провела пальцами по кудряшкам у него на груди. Сравнивая его с человеком, которого, как ей казалось, она знала много лет назад. Они так безвозвратно изменили друг друга, но она и представить себе не могла, что это произойдет. – Ты все еще не помнишь? – Он криво улыбнулся ей, закинув руку за голову и приподнимаясь на подушке. – Я надеялся немного освежить твою память. Нам просто нужно продолжать пытаться. Он притянул ее к себе, и она заметила, как что-то блеснуло у него на подбородке. В его бороде виднелся седой волосок. – Ты стареешь? – Охваченная внезапной паникой, она вздрогнула, несмотря на тепло его тела, и коснулась его пальцами. Нет. Нет. Нет. – Как это возможно? Если бы это было задуманное им заклинание, Великий Обманщик никогда бы не позволил себе такой слабости. Его глаза на мгновение затуманились, смягчаясь при воспоминании. – Ты спасла меня, Галадриэль. Мы победили. Ее сердце бешено колотилось в груди. Он был бессмертен. Бесконечен. Вечен. Его судьбой, если он падет, будет суд Валар. Вечность в Пустоте. Не здесь. – Это было твоим наказанием? Неужели оно должно было стать и моим тоже? – В конце концов, она была здесь, с ним, в этом диком месте, с его дикими детьми. – Неужели все так плохо? Эта жизнь, которую мы создали? – Твое единственное желание – править. Ты сказал, что сделаешь меня своей королевой. – Он был там, в ее мыслях, и манил ее к себе на протяжении тысячелетий. – Ты моя королева. А это наш замок. У нас есть наша земля, наша маленькая армия и наши страшные звери. Она посмотрела на пса, который склонил голову набок и заскулил, требуя, чтобы его пустили на кровать. – Ладно, забирайся. Она похлопала по одеялу, и он, раздраженно фыркнув, вскочил и лег рядом с ней, как бы говоря: «Я думал, ты никогда не попросишь». – Он потерян без тебя, ты же знаешь. Как и все мы. Она вспомнила последнее, что сказал ей Келеборн. «И Галадриэль, я очень надеюсь, что ты найдешь себе хобби или что-то еще, что будет тебя занимать теперь, когда Келебриан устроила свою собственную жизнь. Я боюсь за твое благополучие, если ты слишком долго будешь оставаться без дела». Келеборн никогда в ней не нуждался, и Келебриан теперь была сама по себе. Будут ли они скучать по ней, если она останется здесь? Узнают ли они вообще, что она ушла? Стук в дверь отвлек ее от размышлений – Мам! Пап! Вы здесь?! – Каллон говорил так, словно его рот был прижат к дверной щели. Стук превратился в громыхание, и она представила, как крошечные кулачки колотят по дереву. – Почему дверь заперта? – Звенящий от негодования голос маленькой Лири стал резким. – Убирайтесь прочь, дьяволы! Оставьте нас в покое! – Халбранд с ворчанием откинул одеяло и с притворным раздражением соскочил с кровати. Его широкая улыбка выдавала малейший намек на раздражение, когда он бросил ей на кровать сброшенную рубашку. – Я знал, что ты там, папа! Впусти нас! Он направился к двери, на ходу натягивая брюки. Он подождал, пока она закончит приводить себя в порядок, прежде чем открыть дверь и впустить хаос внутрь. – Что вы делали? Мы услышали какой-то шум. – Каллон запрыгнул в постель рядом с ней и укрылся одеялом, Лири прижалась к нему. – Играли с собакой. – Она солгала, искоса улыбнувшись своему... мужу, в то время как дети старались примоститься между ними. У них были острые локти и холодные ступни. Голова Лири склонилась к ее подбородку, и она услышала сладкий аромат девочки со следующим вдохом. Ее тело отреагировало так, как не реагировало уже так давно, что она почти забыла. Грудь налилась тяжестью, а глаза наполнились слезами тоски. Ее ребенок. Это человеческое дитя, эта одичалая, принадлежала ей. – Ты моя. Ты действительно моя, – пробормотала она, уткнувшись в головку девочки, целуя ее и крепко прижимая к себе. – Я тоже, мамочка! – Каллон придвинулся ближе, чтобы не остаться в стороне. – Конечно, любовь моя. Ты тоже. – Он свернулся калачиком у нее на груди, прижимаясь к ней, его собственный запах окутывал ее и приносил ошеломляющее чувство покоя. Взгляд Халбранда встретился с ее взглядом поверх голов детей. Такой теплый и полный удивления, когда он взял ее за руку, приподнял и провел тыльной стороной пальцев по своим губам. Может быть, это сон. Может быть, она никогда не проснется. Что бы ни происходило, какое бы волшебство ни творилось, в этот момент она была дома.***
Она часто думала о Келебриан, вспоминая свои первые дни материнства, когда успокаивала ее капризы и перевязывала царапины. В глубине души она верила, что увидит ее снова. Когда это произойдет, зависело от воли Валар. До тех пор она представляла ее в безопасности и довольной своей новой жизнью. По причинам, о которых она, возможно, никогда не узнает, путь Галадриэль привел ее сюда, к семье, которая нуждалась в ней. Первые несколько недель она провела как новобранец, впервые оказавшийся на передовой. Бегая в панике, не зная, какой пожар тушить в первую очередь. Но со временем она привыкла к рутине. Домашние дела, работа на ферме, еда, объятия и поцелуи. Ночи, проведенные в объятиях мужчины, которого она любила. И у нее было время поразмыслить об этих людях, которые жили так скромно и в то же время так полно. Что однажды они умрут, как и все смертные. Как они храбро сражались перед лицом неизбежного поражения. Каждый день начинался заново, и они знали, что с каждым заходом солнца становятся все ближе к своему концу. Была развязана целая война, чтобы не дать эльфам исчезнуть. Чтобы отразить то же бедствие, которое постигло этих драгоценных людей с момента их сотворения. Возможно, такова была судьба всего Средиземья. Конец магии, конец всему, что длилось вечно. От этого каждое объятие становилось слаще, каждый смех – заслуженным и искренним. Это заставляло ее стремиться к тому, чтобы каждый день у детей был лучшим. Чтобы они чувствовали себя важными и ценными. – О чем ты задумалась, мам? Ты что-то притихла. – Однажды рано утром Сэм вопросительно посмотрел на нее поверх тюка сена, который он распределял между лошадьми. – Близнецы есть друг у друга. У малышей есть ты. Кто есть у тебя, Сэм? – У меня есть ты. И папа. Тогда она задумалась, как он выглядел в детстве. До появления близнецов он был единственным ребенком в семье, ходил повсюду с каштановыми кудряшками и большими зелеными глазами, которые, казалось, видели все, всю их любовь и внимание к себе. Ей хотелось бы быть там и наблюдать, как он впервые познает мир. – Какое твое любимое блюдо? – Почему ты спрашиваешь? – Как будто ее вопрос был последним, чего он ожидал. – Потому что сегодня твой день рождения, конечно. – Ей пришлось добавить, когда его глаза расширились от надежды: – Твой отец сказал мне. Но мы все равно собираемся отпраздновать. Скажи мне, что я обычно делаю для тебя. – Ты печешь медовые лепешки с желудевой мукой и тушеной олениной. Без лука, потому что знаешь, что я не люблю лук. Она не знала, как готовить медовые лепешки или тушеную оленину, с луком или без него. – Что-нибудь еще? – Ты заставляешь папу играть песни на лютне. И мы все танцуем и поем. Ты заставляешь меня кое-что записать на листке пергамента и бросить его в огонь. Что-то, что я не хотел бы носить с собой в следующем году. – Какая прекрасная традиция, Сэм. От чего ты хочешь освободиться? – Это секрет. Только между мной и огнем. – Откуда взялось имя Сэм? – Ей было интересно, но она так и не спросила. – Великий герой. Когда-нибудь ты с ним встретишься. Еще одна загадка. Как она могла назвать мальчика, стоящего перед ней, в честь человека, которого она еще не встречала?***
Празднуя день рождения Сэма, они провели весь день на пляже. У костра, пламя которого поднималось к жаркому летнему солнцу, они пировали, пока не наелись досыта, и танцевали, пока не стало трудно дышать. Как и было обещано, Халбранд заиграл на лютне, закончив мелодией, которую, как показалось Галадриэль, она слышала раньше, но не могла вспомнить, где именно. Самая красивая песня, которую она когда-либо слышала. Она нашла его, когда гуляла по берегу, пока дети играли в волнах. Камень блеснул среди скал и засверкал, как маяк, зовущий ее. Нэнья. Она надела его на палец и почувствовала, как сила разливается по ее телу, словно давно потерянный друг. Вместе с этим ее охватил внезапный страх. Если магия вернулась к ней, значит ли это, что это конец? Словно вызванный ее мыслями, перед ней возник Ульмо. Фигура в волнах, которую она чувствовала всю свою жизнь, но никогда не видела. Еще нет. Пожалуйста. Ещё нет – Я обязана возвращаться? – взмолилась Галадриэль. Несомненно, у Валар была сила даровать ей эту малость. Разве она недостаточно страдала? – Ты не должна была оставаться здесь так долго. – Это был просто сон? Уловка, задуманная, чтобы подразнить меня или завладеть моим сердцем? Это совсем не ощущалось как иллюзия. То, как она позволила Саурону разделить с ней ее мечты. Такие яркие, телесные ощущения. Радость и любовь, которые она испытывала в последние... месяцы? Сколько времени прошло на самом деле? Минуты? Годы? Или как то ужасное горе, которое она испытала тогда, потеряв его. – Это было на самом деле, насколько это вообще возможно. – Она проклинала Валар и их причуды. Потому что, возможно, это и было на самом деле, но это было очень жестоко. – Как мне жить дальше? – Она упала на колени, готовая умолять так, как никогда и ни о чем прежде не умоляла. – Утешься, прекрасная дочь. Надежда еще не потеряна. – Но что будет с ним? Что будет с детьми? – Это зависит от тебя. В своем беспомощном отчаянии Галадриэль боролась с богохульным желанием вызвать штормовой ветер, который мог бы сравниться со всем, что только мог вообразить морской бог. – Ты смыл с лица земли целые королевства, потопил в море тысячи людей, эльфов и гномов, исказил основы этой земли до неузнаваемости во имя избавления от деяний одного из своих соплеменников. Ты мог бы остановить Мелькора давным-давно. Ты мог бы спасти Майрона. Ты мог бы спасти нас всех. Но расплачиваться всегда приходится нам. Саурон, в свои худшие времена, обрек на смерть не так много невинных, как милосердный бог перед ней. Когда-то она слепо верила в него и в таких, как он. Но теперь Ульмо стоял между ней и ее семьей, и она не собиралась даровать ему милость. Он только смотрел на нее с грустью, на которую, по ее мнению, не были способны существа, обладающие высшей космической силой. Она всегда любила его больше других. С детства она чувствовала себя в безопасности и доверяла воде, позволяя ей мягко направлять ее. – Я сожалею... – Валар не знают значения этого слова! Ибо ты существуешь, в то время как остальные из нас томятся по твоей прихоти. Склонив голову, она подумала, не зашла ли она слишком далеко. Он мог бы навсегда отправить ее в глубины океана за ее дерзость. В тот момент, столкнувшись с перспективой жизни без мужа и их детей, возвращения в одиночестве в свою золотую клетку, она обрадовалась этому. – Твое заколдованное зеркало показывает, что было и что есть, не так ли? Прошлое и настоящее. – Его голос был резким, но твердым. – Да, именно этому плетению научила меня Мелиан. – Разве она не сказала тебе, какова цена такого знания? Что магические дары всегда сложнее, чем кажутся. – Продолжай. – Если предоставить воде действовать по ее собственному усмотрению, она также покажет, что еще может быть. – Будущее? – Возможное будущее. – Так вот что это такое? Как? – Мы никогда не можем знать, какой путь приведет нас сюда. Какой выбор нам придется сделать, чтобы эта версия стала реальностью. Путь, который вернул бы его к ней? После всего, через что они прошли. После всего, что они сделали. «Ты спасла меня. Мы победили». Халбранд пытался сказать ей об этом, не так ли? – Почему оно показало мне это? Почему ты позволил мне остаться? – Чтобы придать тебе сил в достижении твоей цели. Чтобы ты знала что поставлено на карту. Что ты потеряешь, если потерпишь неудачу. Галадриэль повернулась к своей семье, когда они плескались в прозрачных голубых волнах. Великий Темный лорд Саурон, ее король, высоко держал на плечах извивающуюся малышку, а она яростно сражалась маленькими ручками с объединенными силами своих братьев. Милый Каллон сидел на плечах у верного Сэма, хихикая так громко, что тот едва мог дышать. Близнецы, как всегда, были умны, действовали единым фронтом, координируя свои лучшие атаки. Действительно, это была маленькая армия. Их грозный зверь лаял на чаек на пляже. Что с ними станет? – Я хочу попрощаться. – Для них ты не уйдешь. Ты как будто вернешься, вспомнив все. Туман рассеется в твоем сознании. Они не потеряют ее. Это она теряла их. Слабое утешение, но оно было единственным, которое она могла получить. Какое будущее могло бы их воссоединить? – Что Сэм сжег в огне? С чем хочет попрощаться? – Твоя борьба и твои страхи. – Ульмо протянул ей руку. – Это очень по-человечески, не так ли? Им есть чего бояться, и все же они упорствуют. Он был таким хорошим и добрым. Сильным. Ее семья была построена на лучшем в них обоих. В ней и ее Халбранде. Какой бы силой она не обладала, та выходила за пределы ее кольца, была глубокой и древней, как сама Арда. И благодаря ей она знала, что с ними все будет в порядке. Возможно, за какое-то время магия и исчезла из этой страны, но пока в ней жили добрые люди, зло не одерживало верх. – С днем рождения, Сэм, – прошептала она волнам, доверяя богам. Отдала им свою веру, хотя раньше они только и делали, что подводили ее.***
Галадриэль очнулась через момент после своего ухода, стоя над своей чашей. Вглядываясь в ее зеркальные глубины. Но сцена изменилась, счастливая семья, игравшая на берегу, исчезла. На их месте бушевала буря из дыма и пепла. Он тоже был там. – Мы все еще связаны, не так ли? Я верю, что ты можешь видеть меня в этом зеркале так же, как я вижу тебя. Ты тоже можешь это видеть? Ты тоскуешь по ним так же, как и я? – Ее слезы снова упали на поверхность, смешиваясь со спокойной водой, она знала, что он не может ответить. Она чувствовала, как он давит на ее разум, но не с жаром и настойчивостью, а с нежной мелодией. Шепот прошлого и будущего. Это была песня, которую Халбранд играл на лютне, и она напевала ее вместе с ним. Но теперь дверь должна оставаться закрытой, потому что, пока жив Саурон, она не может впустить тьму. По крайней мере, пока существует Единое кольцо. По крайней мере, пока зло еще бродит по этой земле. – Я не знаю, какой путь приведет нас туда, но я клянусь, что не потеряю надежду. Ведь наша жизнь так длинна, и я не верю, что это конец. В течение следующих полутора тысяч лет Галадриэль, Владычица Света, была полна решимости обрести покой.***
В тот момент, когда Фродо и Сэм преуспели в своем деле, бросив кольцо в огонь, который его породил, Саурон исчез навсегда. По решению Валар он был приговорен к той же участи, что и Моргот. Его бессмертный дух был брошен в бесконечную ночь. Пустота. После долгих лет, проведенных в кольце, он, наконец, был свободен. И ее план мог бы воплотиться в жизнь. На корабле, который она видела в зеркале, корабле, который плыл к Серым Гаваням, чтобы отвезти ее в Валинор, где она проживет остаток вечности в мире и свете, Галадриэль подготовила своего друга Элронда, как могла. Прощание, которое она мысленно отрабатывала веками, наконец-то свершилось. – Передай Келебриан, что я очень сильно люблю ее. И что она поддерживала меня в течение тех долгих лет, когда я была потеряна. В идеальном мире я была бы с ней в Валиноре до конца дней, но сердце ее матери хранит много тайн. Мое будущее связано не с Западом. И никогда не было. Элронд достаточно хорошо знал свою старую подругу, чтобы знать: Галадриэль не была предназначена для жизни обычных эльфов. Она пошла своим путем. Это огорчило его. Это огорчит Келебриан. Но он поможет своей жене понять. – А если ты разгневаешь Валар? Отвергнув их планы относительно тебя? – Кто мы такие, чтобы предугадывать планы Валар. Кроме того, я уже делала это раньше. – И это никогда хорошо не заканчивалось. – На этот раз я рассчитываю на это. И Галадриэль прыгнула, не в первый раз, но, с надеждой, что в последний. Только теперь она не пыталась выплыть на поверхность, а вместо этого позволила глубине унести ее. Вниз, в темноту. Она последовала за звуками их песни в Пустоту, чтобы присоединиться к нему. Той самой песни, которую он играл на пляже. Которую она заставляла его играть на дни рождения всех детей. Чтобы, когда она посмотрит в свое зеркало, она услышала ее. И запомнила. Майрон восхитительный, Майя из кузниц Ауле, великий волшебник-кузнец. И Артанис, несокрушимая и неподкупная дочь Ульмо, прекраснейшая из всех эльфов. Вместе они спели древнюю песнь созидания, забытую даже самими Валар, которая должна была навсегда запечатать Бездну. Сильнее, чем прежде. Моргот никогда не освободится. И в награду за их беды, Валар даровали им свободу. От магии и силы, от того, что приносило им только боль. От их прошлого, ради их будущего. Вынырнув из глубин, возродившись из безбрежного небытия, она схватила его за руку в темноте. И он крепко держал ее, пока их не прибило к далекому, но знакомому берегу. Место, где единственным волшебством было то, что они создали сами. Халбранд подкатился к ней, тяжело дыша. Улыбка была такой яркой, какой она никогда не видела. – Судьба течет своим чередом, Эльф. Ты сделала это. Она рухнула на него сверху, ее губы нашли его губы, когда он снова откинулся на песок. Океан отступил вокруг них, словно освобождая пространство. Монстры убили ее брата. В своей злобе они чуть не разрушили мир. И вместе они сразили их всех.